Концепция параллелизма

ЭВОЛЮЦИЯ СУБЪЕКТА И ЭВОЛЮЦИЯ ИСТОРИИ

Три типа субъекта в культуре (индивид, паллиат и личность) соз­дают соответственно три типа цивилизаций в истории.

3.1. Первая — цивилизация индивида. Здесь в дуальных отно­шениях доминирует принцип, условно говоря, объектно-объект­ных связей, поскольку рефлексия и автономная субъективность ещё очень слабы. В этом типе цивилизации господствует синкрезис. Оппо­зиционные членения локальны и “горизонтальны”. Для их упо­рядочения и космизации цивилизационного пространства достаточно вполне локальной родовой структуры семантико-аксиологических отношений. Род — доминирующая космизующая структура цивилизации индивидов. Генетически восходя к архаической племен­ной организации, родовые отношения являются последней нераз­ложимой формой цивилизационной и прежде всего социальной организации. Все последующие струк­турные наслоения носят вторичный, необязательный, а главное, обра­тимый характер. Цивилизация индивида не означает, разумеется, что общество состоит из одних лишь индивидов, а формы социокультурной организации исчерпываются родом. Индивид является доминирующим культурным субъектом. Его ценностные ориентации задают базовые мотивационные поля в культуре. А род выступает базовым субстратом космической организации и, соответственно, средоточием партисипационных интенций. Исторически цивилизация индивида берёт начало с нео­литической революции (до этого времени бытие человека вообще некорректно определять как цивилизацию). Этот тип цивилиза­ции, проходя период имманентного становления в эпоху энеолита и ран­ней государственности, принципиально завершает формирование своего системного качества во II тыс. до Р. X. Исторически рассматриваемый момент связан с падением государств “бронзового века” под натиском кочевых племён (народов моря).

3.2. Следующий исторический этап связан с началом становления качественно иного типа цивилизации — манихейской. Здесь рас­пад синкрезиса достиг той качественной стадии, когда безмерно размно­жившиеся семантические формы дуальных оппозиций уже не могли быть интегрированы в рамках родовой партисипации и присущего ей космизующего инструмента — архаического магического ритуала. Куль­турный космос заполнился слишком большим количеством отпадаю­щих сущностей и смыслов. Оппозиции стали глобализоваться и стяги­ваться к полюсам. Становящаяся человеческая субъективность, связанная с ростом ценностной и, соответственно, этической рефлексии, маркировала эти глобальные полюса как оппо­зицию добра и зла. Впрочем, настоящие номинации были офор­млены в собственном виде лишь в зороастрийском Иране. Манихейская цивилизация — это цивилизация паллиата.

Паллиат рождается, когда в ментальности субъекта родовой прин­цип если не умирает, то глубоко сублимируется. Это означает, что, отчуждаясь от рода, человек не теряет окончательно родовых форм партисипации. Они лишь сублимируются, вытесняясь более глобальным и широким уровнем партисипации — партисипации к государ­ственной иерархии. Оформляется принцип государ­ственности как единственная и безальтернативная сомасштабная глобальности общекультурных оппозиций форма космизации бытия. Род как бы ассимилируется государственной иерархией. А образ власти и властная вертикаль служат универсальным медиатором становящихся метаоппозиций. Здесь доминируют субъектно-объектные отношения. На микроуровне единичный субъект уже достаточно осоз­нал свою субъектность, чтобы рассматривать всякий внешний феномен как изначально отчуждённый объект (хотя синкретические связи сда­вались крайне медленно). С другой стороны, на макроуровне социокультурных отношений единичный субъект являлся отчуждённо-безличным объектом для сакрального метасубъекта, в качестве которого выступал социальный абсолют, семантизованный изофункциональными образами главного бога, царя, государства.

Мир родового человека (индивида) стал пассивным залогом исто­рии, витальным фоном и материалом разворачивания структур циви­лизации паллиата, исторически первым примером которой (разумеет­ся, весьма компромиссным и переходным) является ассирийская империя. Синкретический локалистский мир индивидов теперь стал меняться и трансформироваться под действием взаимоотношений с пер­манентным давлением социального структурирования манихейского государства. Период от конца II тыс. до Р. X. до конца осевого времени, а в широком смысле до ислама, можно назвать великой манихейской революцией. Мани лишь доктринально оформил то, что уже дошло до конца своего развития (так обычно и бывает).

В манихейской цивилизации кристаллизация системного качества происходит на уровне рядополагания глобальных семантических оппо­зиций, маркированных аксиологическими константами, исторически оформившимися к христианской эпохе как добро и зло. Манихейский человек (паллиат) в отличие от индивида не раскультуривается до бо­лее архаичных форм космизации, а генеральной интенцией партисипа­ции у него выступает социальный абсолют как единственная форма медиации и снятия противоречий.

Как ни тавтологично это звучит, цивилизация паллиатов паллиа­тивна во всех отношениях. С одной стороны, она ассимилирует локальные архаические миры и загоняет индивида в государство. С другой — устанавливает взаимоотношения с цивилизационными принципами личности. Личность как исторический прецедент возникает в сере­дине I тыс. до Р. X. В христианскую эпоху принцип личности оформляет­ся как цивилизационная доктрина монизма, вступая в сложнейшие от­ношения с манихейским субстратом. А с эпохи Ренессанса и реформации в Европе (в результате синтеза христианства и античности) личностная цивилизационная парадигма вызревает в доминирующее истори­ческое качество.

Что же касается манихейской цивилизации, то она завершает свой имманентный цикл развития в Средневековье. Его пиком является пра­вославная и исламская цивилизации. Монистическая идеология здесь не должна вводить в заблуждение. Византия и, позднее, Россия — выра­жение манихейского типа цивилизации имперского типа. Паллиативность доминирует во всём. Паллиат, то есть государственный человек, — доминирующий социокультурный тип. Отсюда вытекают все частные аспекты универсума, существо которого тщательно скрыто за завесой автомодели.

3.3. Цивилизация личности — сугубо европейское явление. Доминирующий тип установления дуальных отношений — субъектно-субъектные. На протяжении веков, начиная с античности, ев­ропейская расчленяющая рефлексия последовательно объективировала все формы и феномены бытия. Европейский отчуждающий объекти­визм был направлен на снятие объективности, которое мог­ло быть достигнуто только на уровне предельной объективированности и отчуждения, включая и самого субъекта во всех его многочисленных аспек­тах, а также и сами методы и инструменты объективирования. Не случайно, что за предельным сциентистско-технологическим объективизмом XIX и XX вв. как бы неожидан­но наступила эпоха постмодернизма с её программным и тотальным субъективизмом.

В личностной культуре достигнут не декларативный, как в средневековом христианстве, а реальный монизм на основе интер­субъективности. Субъектные отношения задают форму и направ­ленность мотивационных полей, а направленность партисипационного переживания уже не носит однозначно экстравертивного характера. Партисипация осуществляется по механизму идеального полагания субъектом своего собственного образа как особой модальности самореа­лизации в культурном целом (мораль успеха). Для личности этот уро­вень выступает неразложимым. Буржуазная личность не может раскультуриться до признания отчуждения гражданских прав, собственности и свободы, т. е. тех форм культуры, которые обеспечивают упорядочение личностного космоса и партисипацию в форме диалогической интерсубъективности.

В цивилизациях, где синкрезис остался как доминирующее сис­темное качество (Дальний Восток), все последующие цивилизационные формы организации носят обратимый характер. В таких обществах по­стоянно воспроизводится более или менее устойчивый компромисс между родовыми принципами цивилизации индивидов и манихейской госу­дарственной вертикалью, поскольку имманентная глобализация оппо­зиций вследствие силы синкретических связей недостаточна, а ряд дру­гих разнообразных исторических обстоятельств требует интеграции культурного космоса в социально-государственных формах.

Эти три цивилизационных типа не выстраиваются в примитивно-поступательную цепь и, тем более, в дискретную историческую последо­вательность. В каждой цивилизации присутствуют все три слоя. Разни­ца лишь в доминанте. Отсюда бессмысленно пытаться привести вектор эволюции к общему знаменателю, беря за точку отсчёта ценностные ориентиры того или иного исторического субъекта культуры. Прогресс не в самом восхождении от индивида к личности, — прогресс в эволю­ции типа отношений между разными субъектами культуры и созданными ими типами цивилизаций. Здесь содержится ответ на воп­рос об эволюционизме и циклизме, а также прояснение по поводу того невразумительного и по сути хаотического “многоголосия культур”, о котором сегодня говорят многие, преподнося этот бессодержательный, доходящий порой до абсурда релятивизм ниспровергнутому европоцентризму.

Пока что доминантой отношений между разными типами цивили­заций был конфликт — взаимное противостояние. Последнее есть способ манифестирования собственного цивилизационного качества как единственно возможного. (Эта же ситуация, кстати, отрабатывалась на заре истории, но в другом масштабе, когда граница “наших” и “ненаших” проходила между первобытными селениями. Когда спор о том, чей род древнее, чей бог старше и т. п., перестал быть поводом для взаимного убийства, начался диалог. Или иначе говоря, стали разви­ваться продуктивные формы медиации. (Убийство — тоже форма медиа­ции, но непродуктивная.) Сегодня принцип конфликта ещё доминирует в макрокультурном диалоге. И хотя налицо признаки сознания необ­ходимости более продуктивной медиации, не стоит обольщаться надеж­дой на то, что эпоха конфликта завершилась. В ряде ситуаций конф­ликт является единственной адекватной формой диалога. Более продуктивные формы медиации возможны при наличии не только ини­циативы, но и способности к медиации с обеих сторон.

3.4. О трёх великих революциях как макропарадигме периодиза­ции истории.

Начиная разговор о трёх стадиально последовательных типах ци­вилизаций, необходимо сделать одну важную оговорку. Когда мы гово­рим о трех типах цивилизаций, то не имеем в виду их совпадения или жесткой связки с этническими, географическими или узко историче­скими параметрами определения цивилизационных сообществ. Ци­вилизация в данном случае — это прежде все­го специфический способ жизнеустройства и система устойчивого воспроизводства экзис­тенциальных ценностей. Или, иначе говоря, особая количе­ственно-качественная структура культурного ресурса. Поэтому в рамках тех общностей, которые традиционно полагаются как самостоятельные цивилизации — античная, европейская, китайская, исламская, — в со­временную эпоху присутствуют в виде сложной амальгамы все три цивилизационные формы. Их рассмотрение служит основанием для внут­реннего дифференцирования целокупных цивилизационных общностей, традиционно маркируемых по этническому (этнорегиональному), гео­графическому, геополитическому, конфессиональному признакам.

Итак, три типа культурных субъектов, три соответствующих им типа цивилизаций определяют три основных этапа мировой истории. Каждый из этих этапов отмечен особым периодом революции, когда новое качество, пройдя имплицитную фазу, эксплицируется и уста­навливается как устойчивая и воспроизводя­щаяся доминанта в той или иной части историко-культурного пространства.

Первая революция — неолитическая. Разворачивается в полном объеме в VIII—VII тыс. до Р. X.

Неолитическая революция порождает индивида как стадиаль­но первого субъекта культуры и исторического процесса. Стоит отме­тить основные вехи этого процесса:

а) великий цивилизационный прорыв — переход от архаической первобытной культуры к государственности и утверждение письмен­ности;

б) переход от доминанты магической стратегии к собственно цивилизационной.

Вторая революция — манихейская. Начинается с периода стабилизации после падения первого поколения государств “бронзового века” в конце II тыс. до Р. X. Длится до возникновения ислама, т. е. до VII в.

Цивилизованный мир, стабилизировавшийся после нашествия ко­чевников (эта стабилизация заняла тысячелетие), стал миром паллиата. Победа паллиата как доминирующего субъекта культуры ста­ла очевидной в I тыс. до Р. X. Новые ориентиры обозначились с предельной ясностью, хотя далеко не синхронно в различных ареалах. Исходной посылкой выступала идея испорченности мира. А жизнь в нем переживалась как страдание. Путь, избавляющий от страданий, был осознан двояко. Либо через религию спасения, либо через партисипацию к социальному абсолюту в лице соответствующих социальных ин­станций, который репрезентировал Должное в его метафизическом противостоянии испорченному миру. В этом пункте трансцендирование путём религии и трансцендирование посредством социального проек­та совпадают. Именно на этой стадии истории метамиф триадического принципа модифицировался в свою более частную и конкретную фор­му — мономиф, по Кэмпбеллу: исход — инициация — возвращение. В результате доминирующее положение захватил государственный человек.

Третья революция — буржуазная. Границы ее могут быть обозначены сравнительно точно: 1500—1648 гг. Разумеется, в каких-то культурных ареалах она продолжается и по сей день и, как можно заме­тить, не всегда успешно.

Буржуазная революция, вызвавшая к жизни цивилизацию лич­ности, началась в Европе в эпоху Ренессанса и Реформации. Лич­ность, имевшая до этого точечный и эпизодически-периферийный ста­тус, становится здесь доминирующим социокультурным типом. Тем самым механизм самоотрицания манихейской парадигмы, изначально заложенный в монотеистической доктрине, принес закономерный ре­зультат. Монотеизм, решая задачи универсальной социокультурной ме­диации между глобальными оппозициями манихейского космоса, с не­избежностью презумпировал личность в качестве пространства этой медиации. Личность, о которой идет речь, изначально была бесконечно отчуждена не только от личности в нашем понимании, но и от всякой человеческой субъектности вообще. Это была абсолютная личность, не­сущая партисипационное переживание истиноблага лишь тому, кто спо­собен был растворить в ней свою субъективность. То есть собственное личностное начало. Однако если исходно такая концепция была вполне безопасна для манихейского культурного космоса, то в дальнейшем (на протяжении первого тысячелетия) процесс подспудно диалектически перетекал. В результате чего личностное начало становится ядром религиозного сознания.

Эти имманентные диалектические процессы смены парадигмати­ческих ориентиров в культуре выступали в свою очередь планом выра­жения еще более глобальных и скрытых процессов. Можно сказать, что макроуровень самоорганизационного процесса культуры как системно­го целого представляет собой последовательную выработку форм ин­теграции перманентно распадающегося синкрезиса. В этом смысле паллиат, интегрирующий в своем глобальном дуалистическом космосе горизонтально рассыпающийся мир архаического индивида и подчиняющий его макросоциальным иерархиям, выступал агентом самооргани­зационного процесса. Макрокультурный императив придавал силы аген­там манихейской революции. И их устами воистину говорил Бог.

Естественно, что генезис личности как социокультурного субъекта внутри своего системного качества имеет определенные стадии. Им соответствуют стадии цивилизационной самоорганизации. Самое глав­ное состоит в том, что личность являет собой следующую ступень интег­рации, противостоящей процессу распада синкрезиса. Иначе говоря, бес­конечно умножающиеся оппозиции снимаются на субъектном уровне. Процесс распада синкрезиса вызывает к жизни эволюцию культурных субъектов. И каждый раз рождается форма, соответствующая уровню этого распада. То есть — определенный тип трансцендирования, тип партисипации и, соответственно, тип цивилизационной организации бытия.

Возможно, что личность, известная нам в своих исторических фор­мах, не является последним типом субъекта культуры. Во всяком случае в современной ситуации, характеризуемой специфическим несинкре­тическим состоянием, когда измельченные, атомизованные и высокова­лентные смыслы и феномены оказываются пропущены через фронт реф­лексии и организованы в новый синкрезис. Возможно, что эта ситуация потребует новых форм и способов интеграции. И, соответственно, нового исторического субъекта.

* * *

Эволюционная логика цивилизационного процесса самым непосред­ственным образом связана с механизмами партисипации и трансцен­дирования, поскольку они выступают как фундаментальные координаты мотивационных полей в культуре. Таким образом, эволюционные фази­сы, особенно на микроуровне, т. е. на уровне частных и локальных историко-культурных общностей, могут быть прослежены посредством ана­лиза типологии аксиологических доминант. Последние в свою очередь связаны не только с механизмами самоорганизации культурного целого, но и с имманентной эволюцией ее субъекта, о которой говорилось выше.

В частности, одним из важнейших факторов изменения ценност­ных доминант является постепенный дрейф мотивационной самоиден­тификации субъекта от идеи служения к идее самореали­зации. Разумеется, представления субъекта о характере своих ценностных мотивов не следует принимать за чистую монету. Человек может ду­мать, что самореализуется, а на самом деле служит, и наоборот. Уровень самореализации в собственном смысле достигнут лишь в XX веке с окончательным отпадением собственного я от всякого рода иноположенных ему априорных ценностей.

Можно сказать, что отпавший от всяких абсолютов субъект заново проходит лестницу эволюции ценностей. В основании ее лежит прин­цип биологической избыточности. Если жизнь человека не обусловлена причастностью к неким метафизическим ценностям, то вся мотивационная активность разворачивается в горизонтальной плоскости такой из­быточности. Эта сфера не имеет естественных границ и по понятию переходит в дурную бесконечность. В реальности же границы принци­па “шкурного интереса” задаются противодействием других субъектов, реализующих тот же самый принцип, статусно-институциональными ограничениями культуры и тому подобным. Проще говоря, парадигма подгребания под себя не имеет внутренних ограничений. Именно в нашу эпоху эта парадигма смогла проявиться в полной мере, ибо в отличие от эпох более ранних для соответствующего типа сознания не существует никаких иных ценностей, кроме презумпции бесконечного самоудовлетворения субъективного Я.

Эта ситуация вырастает из тотальной отчужденности и тотального конформизма. Человек, у которого нет ничего, кроме своего маленького и жалкого я, весь мир пропускает сквозь призму этого самого я. Такое я может природнить и пропустить через себя только уровень биологиче­ской избыточности. То есть уровень наиболее имманентных ценностей, самый имманентный слой. Выход на следующую ступень связан в ши­роком смысле с идеей власти. Здесь имеет место партисипационное удовлетворение я уже на других дистанциях — власть, манипулиро­вание людьми, подчинение их своей воле и т. д., то есть достижение истиноблага посредством взятия под свой контроль социальных про­цессов (в том или ином масштабе) и качественно более широкого освое­ния социальных технологий. Наша эпоха породила предельный волюн­таризм. Никогда раньше волюнтаризм столь явно и откровенно не вырастал из человеческой субъективности. Всем известно, насколько кажущиеся всесильными властители древности были зажаты ритуально-табуативной системой. Весь прежний волюнтаризм осуществлялся либо от имени, либо по поводу, либо во имя. Эти идеологические оберт­ки, на первый взгляд совершенно недвусмысленно сорванные ницшеан­ством, не исчезли полностью и в XX веке. Они лишь истончились и превратились в маразматические декорации. СССР тратил свои доста­точно ограниченные ресурсы на вовлечение в орбиту своего политиче­ского влияния стран Африки во имя мировой революции и торжества дела мирового пролетариата (?!).

Последний рубеж ценностной вертикали связан с достижением такого уровня, когда человек становится не агентом, а субъектом куль­турной самоорганизации. Принцип самореализации содержательно сов­падает с самоорганизационным принципом культуры, что приносит субъекту переживание высших трансцендентных ценностей, вплоть до ощущения духовного бессмертия. Снимаются субъектно-объектные отношения, гений творит не от имени Бога, а вместе с ним, что бы он сам ни думал по этому поводу.

Каждая из последующих ступеней может быть полноценно прояв­лена только по достижении и снятии предыдущей. Уровень имманент­ных ценностей достигает снятия на уровне достаточности. Возможно движение в дурную бесконечность, но возможен и выход на следующий уровень. Уровень достаточности — условие выхода на следующую сту­пень. Уровень “волюнтаристический” приводит к внутреннему снятию по достижении уровня внутренней свободы. У человека пропадает стрем­ление самоутверждаться в господстве над другими. Здесь также возмо­жен путь в дурную бесконечность, но какая-то часть субъектов перехо­дит на третий уровень.

На третьем уровне самореализация достигает партисипации к ме­тафизическим ценностям и наиболее полному трансцендированию (по­скольку все имманентное снимается). Эти три уровня присутствуют в культуре постоянно, но реализуются всякий раз различным культур­ным субъектом, что порождает соответственно различающиеся культурные ситуации. Для архаика один рисунок, для манихея — другой, для буржуазного обывателя — третий.

Триумф своекорыстного личного интереса как доминирую­щая ценность в сегодняшней России указывает нам на стадиаль­ный уровень исторического субъекта. Когда отпали и облетели, как фиговые листки, несобственные, внешние, наведенные цен­ностные ориентиры, попер тупой, бесконечно жадный и ненасыт­ный зверь. Он с равной степенью отчетливости обнаружился в министре, генерале, политике, простом обывателе, наконец в мо­дельном для значительной части остального общества персона­же блатного мира. Такое, впрочем, уже случалось в мировой истории не раз и не два. Подобные ситуации вполне закономерны в переходные эпохи, когда самоорганизационные процессы, ис­черпав исторический ресурс исходного паттерна, ещё не настро­ились на новые формы партисипационного трансцендирования. Когда же это происходит, типология ценностных ориентиров вновь начинает цикл восхождения по указанным уровням, и только тогда в обществе появляются реальные, а не мнимые или по инерции декларируемые ценности, которые в сомнительном противопоставлении ценностям материальным обычно называ­ют духовными.

Нельзя не отметить и то обстоятельство, что все три указанных типа субъекта в истории культуры с соответствующими им экзистен­циальными ориентациями существуют не в герметичных кластерах, а в диффузном смешении.

Применительно к современному обществу имеет смысл говорить о разделении по:

1) доминированию одного из трех базовых типов экзистенциаль­ных ориентации и

2) степени выявленности этой доминанты.

В случае ярко выраженного доминирования можно говорить о выходе на культурно-антропологический уровень различий. В случаях менее ярко выраженного доминирования, типа экзистенциальных ори­ентации, помимо доминирующего возможна актуализация и второго, компонентного, типа. В этом случае характеристические черты не вы­ражены так ярко, но поле изменчивости шире.

глава IX

Дата добавления: 2015-05-09