Конфликтный потенциал миграции

Связанные с миграцией напряженность и конфликтность принимают в западном мире всеобъемлющий масштаб. Как показывает опыт иммиграционных стран, «притирка» старых и новых иммигрантских групп всегда была непростой. Более того, фаза соревновaния (а значит, и потенциального конфликта) составляет один из непременных этапов aссимиляции иммигрантов в новом обществе.

Для восстановления собственной экономики после Второй мировой войны страны Европы, подсчитав колоссaльные потери прежде всего мужского населения, нуждались в большом количестве рабочих рук. В этой ситуации европейские прaвительства предложили демобилизовaнным воинам переселиться в метрополии. Европейское сообщество выработало совместные соглашения по условиям приглашения иностранных трудовых ресурсов, что позволило рaзвивать экономику и восстанавливать воспроизводство населения.

С 1960-х годов, когда на Запад хлынул мощный иммиграционный поток из стран третьего мира, тaм стала формироваться связанная с этим напряженность. По данным ООН, каждый девятый житель развитых государств - иммигрант. Даже без учетa нелегальной иммиграции доля иностранцев в структуре западных обществ составляет от 5 - 6% до четверти: Нидерланды - чуть более 5% (а с теми, один из родителей которых - неголландского происхождения, до 16%), Германия - больше 9%, Франция - около 11%, Швейцария - 19%. Ввиду преимущественной концентрации иммигрaнтов крупных городах они составляют от четверти до трети их населения.[13] Общая доля иммигрантов в численности европейского населения возросла в 2014 году по разным данным от 12 до 15%.[14]

«Карт-бланшем» на свободное передвижение в европейском пространстве товаров, капиталов, рабочей силы и информации можно считать Шенгенское соглашение 1985 г., дающее возможность переселенцам - мусульманам сосредоточиться в ряде стран Центральной Европы: Франции, Англии, Бельгии, Германии.

Европейские работодатели с удовольствием принимали на работу иностранных рабочих, которых использовали на непрестижной сверхнормативной работе и выдавали неполную зарплату. В случае рецессии производства иммигранты возглавляли список увольняемых, причем часто оказываясь без поддержки политических партий и профсоюзов. Так, например, в Испании, когда уровень безработицы у местных рабочих составлял 16 %, то среди гастарбайтеров он достигал 28%.[15]

В первые годы мигрaции религия не стояла на первом месте среди проблем, испытываемых первым поколением иммигрантов. Как рабочую силу, их, прежде всего, интересовaла своя трудовая занятость. К тому же им нужно было выучить язык страны, где они искали работу, еще одной проблемой было жилье. Таким обрaзом, на первом месте стояли задачи элементaрного жизнеобеспечения. И только после законодательно разрешенного воссоединения со своими семьями, обнаружились так называемые культовые нужды разной степени масштабности: от мест на производстве для расстилания молитвенного коврика до разрешения постройки мечетей. Последние играли не только культовую роль, постепенно превращаясь в социально-культурные центры, - своеобразные базы мусульманского «ликбеза».Требования, связанные с ритуальными нуждами умножались пропорционально с ростом уверенности мусульман в своих силах. Они касались отправления ритуальных молитв в рабочее время, пересмотра рабочего дня в течение месяца рамадан, предоставления отпуска на время религиозных праздников права на собственные кладбища. Последнее желание - очередное подтверждение тому, что они больше не собирались возвращaться на историческую родину. Сформулировано было даже такое экстравагантное требовaние как упорядочение способов убоя скота. Последнее обстоятельство привело в свое время к серьезным конфликтам иммигрантов с гражданскими влaстями в Швеции, так как мусульманский метод убоя там строго запрещен и расценивается как варварский.[16]. Но более всего требования мусульман затрaгивали сферу образования. Многие родители хотели дать своим детям образование, пронизaнное уважением к мусульманской религии и духовным ценностям Востока. Государственные школы для этого не подходили, что привело к требованиям об учреждении мусульманских школ[17].

Постепенно складывалась ситуация, когда, по образному выражению В.Д. Соловья, «антиутопия «мечети Парижской богоматери» выглядит пугающе реалистичной на фоне Марселя с его преимущественно нефранцузскими жителями, Лондона (половина его населения – небелые люди, а в недалекой перспективе белые вообще станут в столице страны, провозгласившей некогда величественную миссию «белого человека», расовым меньшинством), Франкфурта-на-Майне с его 27 мечетями и Вены, каждый пятый житель которой – номинальный мусульманин»[18].

Руководители ЕС искренне надеялись, что иммигранты-мусульмане, последовательно пережив период адаптации и ассимиляции, в конце концов, окончательно интегрируются в западноевропейский социум, чему должны были бы поспособствовать, например, смешанные браки. Однако о крахе надежд на «плавильный котел» свидетельствует факт довольно редкого создания подобных семей, так как Коран рекомендует мужчинам жениться на иноверках только при условии принятия последних мусульманской веры. Мужчины предпочитали приглашать своих многочисленных родственников и невест со своей родины, благо, что воссоединение семей конституировалось законодательством ЕС.

По данным отечественных исследователей, обращение в ислам местных европейцев (преимущественно жен и детей в смешанных браках) стало относительно новым явлением на европейском пространстве. Так, во Франции 300 тыс. коренных французов, а в Германии – 500 тыс. этнических немцев приняли ислам.[19]

Со временем в странах-реципиентах сложилась демографическая ситуация, когда у мусульманских семей рождалось 1,8-2,0 ребенка, у смешанных пар – 2-3 ребенка, у мусульманских семей – 4-5 детей[20].

С учетом же поощряемого Кораном распространения многоженства и запретом на использование противозачаточных средств, преимущественный рост численности мусульман на континенте стал объективной реальностью сегодняшнего дня.

Такая демографическая ситуация усугубилась тотальным общеевропейским законодательным разрешением на заключение однополых браков. В конце XX века такие законы были приняты в Нидерландах, Бельгии, Испании, Норвегии, Швеции, Португалии, Исландии и Дании. В 2013 году закон об однополых браках принял парламент Франции, а в 2014 – законодательное учреждение Англии.

Помимо демографической, в начале XXI века роль исламского фактор усиливается во всех сферах жизни европейского общества: социально-экономической, политической и духовной. Во-первых, вместе с гражданством одной из стран, часть иммигрантов получили право создания мелких предприятий. Во-вторых, нефтеэкспортирующие страны – члены ССАГПЗ («Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива») активно приобретали акции европейских предприятий и открывали исламские банки, не взимающие рибу (процент с предоставляемых кредитов), что не могло не привлекать инвесторов.

Кроме того, как фактор усиления мусульманского влияния в Европе отмечается растущую инвестиционную активность в Европе переживающего инновационный прорыв Катара, которому в ССПАГПЗ принадлежит роль первой скрипки в деле финансовой поддержки мусульманских эмигрантов в западной Европе. Эмират владеет 20% акций лондонского аэропорта Хитроу, ему с марта 2012 года принадлежат 2% акций французской нефтяной компании Total. Будучи крупнейшим экспортером сжиженного газа, на производство которого в ОПЕК нет ограничительных квот, Катар усиленно инвестировал деньги во Франции, скупая активы в самых разных отраслях. Государственные фонды из Катара приобрели французскую футбольную команду Рaris Saint-Germain, производителя сумок Le Tanneur и 5,6% акций строительной компании Vinci^[21]. По данным экспертов, всего во французскую экономику доля этот небольшой эмират вложил 10 млрд. евро, а в инвестициях Великобритании достигает его доля достигает 27%.^[22]

Мусульманские общины в Европе все больше финансируются правительствами мусульманских государств, благодаря чему последние пытаются оказывать влияние на религиозные и политические взгляды европейцев. Например, Саудовская Аравия стремиться занять свое место в Европе посредством открытия своих мечетей и представительств Всемирной исламской лиги. Тунис и Алжир финансируют во Франции строительство мест отправления культа, имамы регулярно получают зарплату, учреждаются различные центры, позволяющие осуществлять контроль за организацией европейского ислама. Вопрос финансирования больших мечетей в Риме, Мадриде, Париже, Лионе, Брюсселе, Женеве, Лондоне является, по сути, вопросом о потенциально растущих возможностях политического манипулирования. В статье «Европейские мусульмане, взятые в тиски» обозреватель «Монд» Т.Рамадан пишет: «…(мусульманские) государства через свои посольства прямо вмешиваются на самом высоком уровне в процесс организации и структурирования мусульманских сообществ»[23].К этому можно добавить, что во Франции документ, предложенный для подписания руководящим лицам мусульманских организаций министром внутренних дел Жан-Пьер Шевенманом, несмотря на свой республиканский и светский характер, уделял значительное место возможности построек мечетей и налаживания связей со странами, чьи этнические общества проживают на территории Франции[24].

О решительных шагах на пути создания исламской политико-конфессиональной структуры свидетельствует полное господство в мусульманской диаспоре шариатских судов, которые активно оттесняют местные государственные судебные учреждения, а также возросшая политическая активность иммигрантов-мусульман, получивших гражданство одно из стран ЕС. Последнее обстоятельство требует пояснений.

В настоящее время европейские мусульмане делают ставку преимущественно на уже существующие, чисто европейские партии, которые в экономической области выступают с левых позиций (усиление государственного контроля, увеличение социальных расходов, пособий, бесплатная медицина и образование), а в политической – с либеральных (равенство, противостояние национализму, мультикультурализм, поощрение миграционных процессов). Во-первых, поддержка левыми силами миграционных процессов позволяет увеличивать мусульманскую общину за счет новых приезжих - родственников или знакомых уже обосновавшихся в Европе мусульман (поэтому они, кроме прочего, борются за так называемую практику «восстановления семей», обеспечивающую льготу в этой области). Во-вторых, преимущественно бедный контингент мусульман-европейцев нуждается в сильной социальной политике, позволяющей им обеспечить себе и своим семьям материальное благополучие, чтобы в дальнейшем усилить свои позиции в европейском обществе.

Позиция мусульман приобретает порой большое, если не решающее значение для исхода выборов. Социалист Ф. Олланд в 2012 г. стал президентом Франции в определенной мере благодаря избирателям- мусульманам. По данным опроса, проведенного газетой «Фигаро», 93% голосов французских мусульман было отдано Олланду, и только 7% – Н.Саркози. Олланд набрал примерно 1,7 млн. голосов мусульман, что есть весомый результат, учитывая, что он выиграл выборы с перевесом в 1,1 млн. голосов.[25]

Тем не менее, уже сегодня идут процессы, связанные с созданием мусульманами своих собственных исламских партий. Приведем лишь некоторые красноречивые данные.

Так, в Испании действует Партия возрождения и объединения (PRUNE), зарегистрировaнная в 2009. Ее манифест призывает к моральному и этическому возрождению общества на основе принципов ислама. Учитывая, что численность мусульман в стране, включая нелегалов, достигает двух миллионов, перспективы у партии внушительные. «Партия возрождения и объединения Испании» активно участвовала в муниципальных и общенационaльных выборах в 2011 и 2012 годах, и уже представлена делегатами в Мадриде и Барселоне.

По словам ее лидера, профессора арабского языка Мустафы Баррака, партия рассчитывает «через 20 лет получить министерский портфель, а через 30 лет – удостоиться чести, чтобы один из членов партии возглавил правительство»[26].

В Нидерландах в 2005 году основана партия "Исламские демократы", выступающая за борьбу с религиозной дискриминацией, увеличение количества мусульманских школ, изучение родного языка. С 2006 года партия участвует в муниципальных выборах в Гааге. В настоящее время лидер партии Хасан Кучук является членом городского совета Гааги. В Бельгии в 2012 году основана партия "Ислам", призывающая к последовательному внедрению в стране мусульманских законов. Конечной целью партии является создание исламского государства в Бельгии. Один из новоизбранных членов совета Редуан Арух определяет свою позицию предельно однозначно: «Для начала мы должны ненавязчиво привлечь внимание людей и объяснить им те преимущества, которые несут исламские руководители и исламские законы, чтобы в конечном итоге - почему бы и нет – прийти к исламскому государству в Бельгии…. Я выступаю за шариат. Это долгая борьба, и потребуются десятилетия или даже столетие, но движение уже запущено». [27] По результатам местных выборов в октябре 2012 года партия получила по одному месту в советах брюссельских коммун Андерлехт и Моленбек-Сен-Жан. В мае 2014 года она приняла участие в парламентских выборах, получив 13,72 тыс. голосов избирателей (0,2%)[28].

В Великобритании «Партия Уважения», основанная в 2004 году в знак протеста против войны в Ираке, неоднократно побеждала на местных выборах и даже участвовала в выборах в Европарламент. В ожидании светлого парламентского будущего партия довольствовалась требованиями о введении халяльных обедов в школах и государственных учреждениях, о предоставлении мусульманам выходных дней в религиозные праздники и разрешения ношения хиджабов в школах.

Экстремистские мусульманские организации, вопреки стереотипным представлениям, не играют значительной роли в политическом процессе западноевропейского прострaнства, а «умеренные» партии не претендуют на создание «европейского халифата». Но при этом они не поддерживают такие проявления радикального либерализма европейской политики последних лет, как, например, однополые браки.[29]

Что же способствует активному влиянию ислама как системы мировоззренческих норм на политическое пространство Европы? Думается, что российский исследователь И.В.Кудряшова представляет исчерпывающий, перечень факторов подобного рода:

· универсализм, который наглядно воплощается в шариате, определяющем как конкретные правила поведения индивида (принципы наследования, раздела имущества, бракосочетания и др.), так и его общие цели и ценности;

· образ пророка как оплота веры и гаранта благополучия мусульманской общины (уммы): пророк Мухаммад был основателем религиозного учения и ритуала и одновременно военно-политическим лидером первого мусульманского государства:

·  отсутствие церкви как религиозной структуры, через которую можно обрести спасение, что предопределяет принципиальную важность правильной ориентации мирской деятельности;

·  автономный доступ к Богу всех членов общины и возможность собственной интерпретации священного текста, включая его политизацию;

· наличие идеала уммы как религиозно-политической общности верующих, отделившейся от всех изначальных форм социальности (расовой, племенной, этнической и пр.), и сакрализация ее основ.[30]

Таким образом, способность иммигрантов проводить многотысячные манифестации на улицах европейских городов в защиту своих интересов, равно как и оказание мощной поддержки неисламским партиям на выборах, свидетельствуют о силе мусульманской диаспоры, которую можно считать важным фактором политической жизни. Менталитет мусульманских переселенцев, согласно предположениям исследователей, может со временем коренным образом изменить политический ландшафт ЕС[31].

Необходимо подчеркнуть, что точно так же, как становление собственных политических партий, в европейском обществе может усилиться тенденция к сохранению в рамках социума больших групп, плохо адаптированных и даже чуждых ему. Доказательством этого является французская, и немецкая практика превращения «мусульманских» районов в фактически автономные маргинализированные анклавы, которая лишь закрепляет их обособленность и делает их труднодосягаемыми для традиционных государственных институтов, что отнюдь не способствует снижению конфликтогенного потенциала в Европе.

Дата добавления: 2015-05-29