Роль предпринимателя. Предприниматель единоличный и товарищеские организации 2 страница

Этой программе деятельности вполне соответствовала домашняя обстановка Аттика, вся пропитанная тем духом меркантилизма, который составлял отличительную черту римской жизни *(21). Дом Аттика был вместе с тем и его деловое помещение, центр его деловой жизни. Неудивительно поэтому, что, решив переехать в Грецию, он вынужден был ликвидировать свои дела в Италии, должен был перенести свою деловую контору, сосредоточие своих предприятий в место своего нового жительства. В такой мере предприятие в эту эпоху носило личный характер, было самым тесным образом связано с личностью предпринимателя *(22).

Можно, таким образом, утверждать, что тип предпринимателя, сосредоточивавшего в своих руках все элементы предприятия, весь капитал и всю полноту власти по управлению делом, был создан в Риме с таким совершенством, которому может позавидовать самый развитый капиталистический строй.

Но, конечно, и в Риме хозяйства не могли сохранить в неприкосновенности все определенные черты единоличного предприятия, хотя там и была обстановка более благоприятная, нежели где-либо: сосредоточие в немногих руках громадных богатств и большой служебный персонал, прикрепленный правовой зависимостью от предпринимателя. Несмотря на это, предпринимательский элемент и в Риме потерпел дальнейшие модификации, как с точки зрения личной, так и капиталистической: и в этом лучшее доказательство, насколько подобные изменения являются неизбежными при всякой обстановке капиталистического хозяйства.

Наиболее простое осложнение личного элемента - это соединение нескольких лиц для ведения за общий счет и общими усилиями одного предприятия. Таким и была Римская Societas - прообраз нашего полного товарищества. Товарищество отразило в себе все черты предпринимательского строя, проникнутого началами резко-личного характера. И это с обычной для римской юриспруденции выпуклостью выражено в словах Юлиана: nemo sccietatem ccnrtrahendo rei suae dominus essedesinit *(23). Таким началом была проникнута вся римская конструкция товарищества как строго личного единения, где каждый может в равной мере проявить свое влияние на дело и в равной мере воспрепятствовать другому это влияние проявлять, поскольку он с ним не солидарен *(24).

Могли ли, однако, такого рода личные товарищества служить основой для широкого развития предпринимательского строя? Ведь эти организации настолько были проникнуты антисоциальными моментами, что основным принципом их существования принималось начало melior est conditio prohibentis. Поэтому не должна ли история предпринимательского строя идти мимо этих организаций? Мы уже видели, что единоличный предпринимательский строй Рима выработал те технические приемы крупнокапиталистического строя, которые легли в основу его дальнейшего развития. Но в иных условиях средневековой жизни единоличные предприятия стали уже невозможными. В руках отдельных лиц уже не сосредоточивались столь значительные богатства. С другой стороны, семья была организована на иных началах, нежели в Риме, поэтому и семейная организация не могла служить основой для единоличного предприятия. Сын был участником в общем семейном имуществе, его отношения к отцу носили правовой характер. Тем же характером еще определеннее отличались отношения между братьями, вообще близкими родственниками после смерти главы семьи. Между тем, условия городской жизни в средние века вынуждали семью продолжать общее хозяйство и после смерти отца. Это, главным образом, вызывалось стремлением концентрировать в одних руках значительные капиталы, что, в свою очередь, вызывалось отчасти ростом капиталистического строя, обнаружившимся в средние века, отчасти трудностью расселяться. Средневековый город, был обнесен укреплениями, за пределами которых селиться было опасно, а между тем жить не в своем доме считалось неприличным для горожанина. Приходилось вести общее хозяйство для того, чтобы жить в доме, составлявшем общую собственность *(25). Совершенно очевидно, что такие хозяйства не могли быть основаны ни на началах единоличного управления одного хозяина, ни на началах полноты власти всех участников, не умеряемой организованной волей коллектива. Надо было согласовать волю участников, которые вместе с тем не в полной мере поглощались союзной организацией. Члены семьи, помимо общего семейного имущества, часто имели и свое личное имущество, в особенности недвижимости, к которой всегда испытывало известную слабость купечество *(26). Эти товарищества, концентрировавшие в своем распоряжении средства всех участников, получили широкое распространение в средние века. Фамилии Фуггеров, Вельзоров и др. перешли в историю. Но, очевидно, управление не могло покоиться на старых принципах совместного ведения дела всеми полноправными участниками. Дело было слишком сложное, чтобы каждый участник мог по своему усмотрению вмешиваться в его управление. И действительно, вся власть в этих более обширных товарищеских организациях сосредоточивается в руках одного или нескольких участников. Родственный элемент играет при этом известную роль, старший имеет преимущественное право на то, чтобы быть поставленным во главе управления, а так как этот старший имеет известные права на подчинение ему, именно как старшему в роде, то тем самым значительно облегчается переход к товарищеской организации, в которой власть по управлению сосредоточена в немногих руках. Но весьма серьезным моментом при выборе лица, которому предоставляется управление, становится не старшинство, а качества лица. Слишком значительные интересы всей семьи были связаны с выбором подходящего лица, чтобы можно было предоставить выбор слепому случаю рождения *(27). Но фактический переход власти в чьи-либо руки отнюдь не лишал остальных членов семьи положения товарищей, участников в предприятии, предпринимателей. Это совершенно ясно из того, что более крупные торговые дома, кроме участников, имели еще и многочисленных вкладчиков, получавших определенный процент на свои вклады, часто вносимые на несколько лет *(28). Вкладчики всегда противопоставлялись участникам, хотя бы и эти последние фактически активного участия в управлении не принимали.

Эти крупные торговые дома на семейной основе с значительным количеством полноправных участников, с большими капиталами, как своими, так и ссуженными, с разветвлениями по всей Европе сыграли, конечно, громадную роль в развитии капиталистического строя, форм капиталистических организаций *(29). В этих торговых предприятиях вырабатывалась техника коллективного ведения крупных дел, здесь накапливались громадные состояния, которые были условием дальнейшего роста промышленности. Но не в усовершенствованиях форм совместной деятельности таился источник блестящего развития тех более сложных образцов разнообразного сочетания труда и капитала, которые были условием дальнейшего, более мощного расцвета капиталистического строя. И это совершенно естественно. Как бы обширна ни была деятельность промышленного, а тем более, торгового предприятия, как бы многочисленен ни был персонал, трудами коего оно держится, интенсивная работа предприятия возможна только при том условии, что во главе стоит, если не одно лицо, то, во всяком случае, небольшое количество хорошо спевшихся между собой лиц. Критика возможна при предварительном обсуждении плана совместной деятельности, но в процессе исполнения нужна единая воля, пусть даже воля не одного, а многих лиц, но тесно объединенных, так чтобы было возможно говорить о воле коллектива. При таких условиях значительное расширение элемента полноправных товарищей, пользовавшихся всеми прерогативами распорядителей, своим хозяйским глазом следящих за всем, что делается в предприятии, было очевидно невозможно. Число лиц, которые могли быть привлечены на такое амплуа без опасности нанести ему личным вмешательством вред, было по необходимости ограниченно. С другой стороны, и желающих идти на эти роли тоже не могло быть чрезмерно много, так как ответственность, связанная с позицией предпринимателя, т. е. ответственность всем своим состоянием должна была служить предостерегающим моментом для каждого, кто не очень близко знаком, не уверен в честности, опытности и искусстве ведущего общее дело *(30).

Таким образом, дальнейшее развитие предпринимательских организаций зависело от успешного разрешения задачи привлечения к предприятию многочисленных участников, которые не мешали бы планомерному ведению дела, сосредоточению власти в руках одного лица или сплоченной коллегии. И притом участники не должны были быть кредиторами предприятия, эта последняя задача уже была разрешена, как мы только что видели, и средневековыми торговыми домами *(31).

Но то было решение, не отвечавшее требованиям широко развитого предпринимательского строя. Необходимо было создать таких участников, которые не могли бы претендовать не только на вознаграждение, но даже и на возврат капитала в том случае, если предприятие не давало дохода. Судьба их взносов должна была быть в самой тесной связи с судьбой предприятия, и участники не могли оставаться пассивными и безмолвными свидетелями того, что делают главные руководители. Известные права должны были быть и им предоставлены. Как далеко должна была идти ответственность разного рода участников в товарищеском предприятии, и как соответственно этому должны были быть установлены пределы прав и обязанностей по управлению предприятием, все это вопросы, которые допускали различного рода решения. Но всякое решение должно было непременно идти в направлении некоторого умаления независимого положения каждого из участников товарищеской организации, так как полная независимость каждого участника есть вместе с тем и беспомощность положения всех. Поскольку каждый может все сделать и всему помешать, никто не может быть уверен в своем влиянии на дела предприятия. Надо было, следовательно, создать возможность совместного ведения дела без опасности его дезорганизации, а для этого было необходимо создать возможность такого представительства в товариществе, которое сосредоточивало бы в руках некоторых участников всю полноту власти. Этот процесс ослабления личного элемента должен был идти и в другом направлении. Надо было несколько ослабить ту опасность, которую представляла для предприятия как такового тесная связь судьбы товарищества с судьбой всех его участников: смерть хотя бы одного товарища, нежелание кого-либо продолжать общее дело (хотя бы по соображениям шантажного свойства, для того чтобы угрозой выхода выговорить в свою пользу какие-либо выгоды), все это неизбежно влекло за собой прекращение товарищества. В условиях римского хозяйственного строя, когда все сводилось к личности предпринимателя, а само предприятие не имело особого значения, в этом не было особых хозяйственных неудобств: оставшиеся товарищи могли сговориться об образовании нового товарищества, без участия вышедшего товарища, и так как все значение товарищества сводилось к значению составлявших его участников, то образование формально нового товарищества особого значения иметь не могло. Совершенно иначе складывался вопрос тогда, когда само предприятие, как таковое, стало приобретать известное экономическое значение, которое, хотя и весьма постепенно, стало признаваться и правом. Тогда преждевременное прекращение товарищества, благодаря переменам в судьбе одного из товарищей, стало явлением крайне нежелательным и притом не только с точки зрения интересов участников, но и всего хозяйства, что, впрочем, находится в тесной между собою связи. Когда предприятие как таковое приобретает известное значение, товарищи начинают дорожить именно тем, что они являются участниками такой организации, им невыгодна ее гибель, они стремятся к тому, чтобы ее сохранить, несмотря на выход из нее кого-либо из товарищей. И вместе с тем, так как эти организации приобретают хозяйственную ценность, то естественно, что и в интересах народного хозяйства сделать их до известной степени независимыми от судьбы участников в тех случаях, когда это им представляется желательным. И понятно вместе с тем, что дальнейшие более сложные формы товарищеских организаций как результат прогресса капиталистического строя, должны были идти параллельно процессу увеличения значения капитала в предприятии. Но предприятия со значительными капиталами требуют привлечения значительного количества участников. Сохранить за каждым из них позицию полноправного предпринимателя, придав товариществу форму соединения единоличных предпринимателей, представлялось явно несовместимым с основной задачей дальнейшего расширения товарищеских организаций в целях привлечения более значительных капиталов. Необходимо было пойти по другому пути, привлекать к участию в предприятии капиталистов, поставив их участие в управлении в определенные границы. Таким образом, задача историка предпринимательских форм, исследователя модификаций типа предпринимателя заключается в том, чтобы проследить разнообразные способы привлечения капиталов с предоставлением их представителям в тех или других пределах участия в управлении и в результатах управления - в прибылях или убытках.

Пределы участия в прибылях и управлении могут быть весьма разнообразны. Где же та грань, за пределами которой перед нами уже не предприниматель, а кредитор предприятия? Нам думается, что граница эта намечается самим определением понятия предпринимателя, которое выясняется при историческом его освещении: предприятие ведется за счет, на риск предпринимателя, и вместе с тем очевидно, что тот, за чей счет ведется предприятие, не может быть безучастным и бесправным свидетелем его судьбы. Иначе говоря, участия в предприятии в качестве товарища не имеется тогда, когда нет налицо этих двух моментов: участия в убытках и прибылях и участия в управлении. Наличность только одного из них не делает участника товарищем, не обращает его в предпринимателя, так как свидетельствует, что другой момент находится в столь зачаточном виде, что не может быть признан подлинным участием в результатах деятельности предприятия, подлинным участием в управлении. И именно потому возможность получения за предоставление предприятию капитала вознаграждения в размере, находящемся в известной зависимости от результатов деятельности предприятия, может порой затруднять ответ на вопрос, имеем ли мы дело с предпринимателем или его кредитором. Таким образом, различение, которое могло казаться столь простым, быстро осложняется, когда мы от общих рассуждений переходим к рассмотрению всего разнообразия возможных комбинаций участия в риске и трудах по ведению предприятия. С точки зрения участия в предприятии капиталом могло бы казаться, что разница между предпринимателем и кредитором так же ясна, как и проста. Один дает капитал за известное заранее определенное вознаграждение, которое должно быть обязательно уплачено, независимо от судьбы предприятия, другой вливает свой капитал в предприятие и в зависимости от его судьбы получает много или мало, а в случае большей неудачи теряет все. И это различие вытекает из существа дела, и поэтому, казалось бы, должно быть всегда налицо. Между тем жизнь создает осложнения, которые не укладываются с такой простотой в эту альтернативу. Только тогда имеется действительное участие в предприятии, действительные функции предпринимателя, когда налицо оба указанных момента предпринимательской деятельности. Бывает, однако, что необходимо предоставить представителям капитала некоторые правомочия предпринимателя, не делая их таковыми. Это наблюдается и в первоначальной стадии возникновения капиталистического строя в Риме. Речь идет о договоре морского займа. Особенность этого займа заключалась в том, что кредитор не имел безусловного права ни на проценты, ни на возвращение капитала, права его обусловливались благополучным окончанием плавания, для организации которого (приобретения корабля, покупки товаров) сделан был заем. Нечего доказывать, что эта особенность весьма существенная, так как нормальная позиция кредитора такова именно, что для него совершенно безразлична судьба предприятия, для осуществления которого деньги взяты в долг, мало того, цель займа вовсе не является составной частью сделки.

Отмеченная особенность не является случайным осложнением деловых отношений, она не имеет местного значения, это - явление, характерное для всего античного делового мира: Рим заимствовал этот институт из Греции, и он еще вырос в своем значении в течение всех средних веков *(32). Правда, историки права отмечают весьма существенные моменты различия между античной и средневековой формами этого займа, но это различение основано, по-видимому, на методологической ошибке, позволяющей сопоставлять и сравнивать сведения, почерпнутые из римских источников и относящиеся приблизительно к одному периоду развития, с более многочисленными сведениями средневековых источников, относящимися и к разным местностям и к довольно различным моментам исторического развития *(33). Если избежать этой ошибки, то обнаружится не только между морским займом и средневековым бодмерейным договором полная аналогия хозяйственной задачи, осуществляемой одними и теми же средствами, но выяснится совпадение во многих мелочах *(34), свидетельствующее о полной однородности явления. Происшедшая модификация не столько объясняется даже разницей эпохи, сколько отличием местных условий.

Оставляя в стороне различные модификации, важно отметить в морском займе, что кредитор получает вознаграждение, значительно большее, нежели обычное по договору займа, значительно большее, нежели допускалось законами о ростовщичестве, где таковые действовали *(35), не получает его лишь при известных условиях, несколько различных в разные эпохи, а в общем сводящихся к благополучному совершению либо части пути, в одном направлении, либо всего пути, т. е. и по экспорту товаров и по его импорту. Если же несчастье уничтожало само судно, или его груз, то кредитор терял право на получение не только процентов, но даже и капитала *(36).

В чем же заключалась экономическая сущность этой сделки? Она делала кредитора участником в риске, связанном с предприятием, почему эта форма займа и сложилась в области морской торговли, сопряженной с наибольшими опасностями. Допускаемое здесь явное отступление от принципов договора займа, может быть рассматриваемо с двух различных точек зрения. Обычно в этом договоре усматривают древнейшую, так сказать, зачаточную форму договора страхования. И действительно, эффект договора страхования морским займом достигается, так как его результат - переложение части риска путешествия с предпринимателей, задумавших и организовавших предприятие, на других лиц. Разложение возможного убытка между возможно большим количеством лиц и составляет задачу договора страхования. Но под этим углом зрения и договор товарищества на вере и, тем более, акционерная компания или общества взаимного кредита тоже являются страховыми договорами, ибо одной из задач, ими преследуемых, является распределение убытка между возможно большим количеством лиц. Предприниматель, как мы видели, лицо, за свой счет ведущее дело. Каждое привлечение новых лиц для распределения между ними опасности, грозящей данному предприятию, преследует задачи, аналогичные задачам договора страхования. Но отсюда еще отнюдь не следует, что этот исторический процесс можно понимать в столь упрощенном виде, в каком его излагает напр. Cоsack *(37). Совершенно правильно указывает Гольдшмидт *(38), что в морском займе не было самого характерного момента страхования. Страховая премия уплачивается за перенесение на другое хозяйство, или точнее на другие хозяйства значительной части убытков вызванных известными событиями. Между тем, здесь кредитор принимал на себя всю опасность, только он и рисковал. Задача договора была в привлечении лиц, которые желали рискнуть ради того, чтобы много получить, а не в сведении риска к минимуму, что всегда преследуется договором страхования. Именно поэтому представляется возможным отнесение договора морского займа к категории договоров, носящих характер пари *(39). Страхование же имеет целью исключить элемент риска, неожиданного убытка из хозяйственного расчета за определенное вознаграждение, которым и исчерпывается неизбежный, но зато небольшой убыток данного хозяйства.

Таким образом, едва ли возможно признать договор морского займа или бодмерею договором страхования для античного мира или раннего периода средних веков. Но несомненно, что этот договор часто мог осуществлять задачи, которые в позднейшую эпоху разрешались договором страхования. Совершенно естественно, что, пока не было этого последнего договора, предприниматель, задумывавший далекое и опасное морское торговое путешествие и не желавший нести на себе риск, за отсутствием института страхования особенно охотно прибегал к договору морского займа *(40). Но отсюда еще отнюдь не вытекает, что это был по самой своей природе договор страхования.

Так как здесь третье лицо принимало участие в образовании капитала предприятия и несло в известных пределах риск, связанный с ведением дела, позиция кредитора сближалась, несомненно, с позицией участника предприятия. Но следует ли поэтому признать кредитора предпринимателем, следовательно, товарищем главных участников? Источники не дают для этого никаких оснований. Правда, кредитор нес на себе известную часть риска, связанного с возможными неудачами торгового плавания. Несение риска влекло за собой повышенное вознаграждение в случае удачи, но и размеры повышенного вознаграждения не находились в прямой зависимости от действительных результатов путешествия. Кредитор должен был получить все обусловленные договором проценты, если судно благополучно доходило до порта назначения, хотя бы в результате путешествие принесло его организаторам одни только убытки. Точно также уплата процентов могла быть обусловлена и на тот случай, если судно с деньгами достигнет порта, в котором должна произойти закупка товаров, хотя бы засим наступили несчастья, закончившие путешествие полной неудачей *(41). Правда, наиболее вероятные случаи убытков падали и на кредитора, но это еще не равносильно участию в результатах предприятия наравне с его организаторами. Поэтому, совершенно естественно, что кредиторы не имели никаких оснований претендовать на участие в управлении предприятием. Та или другая постановка дела вообще была для них безразлична, они теряли лишь при наступлении известных событий, лежащих вне управления. Незачем было поэтому допускать их и к участию в управлении в какой бы то ни было форме.

Итак, участие в образовании капитала предприятия еще не обращает такого участника в предпринимателя. Даже известное участие в риске, связанном с предприятием, тоже не обращает кредитора в предпринимателя, само по себе не дает ему прав на управление таковым. Но, несомненно, тут есть моменты, сближающие кредитора с предпринимателем, так как часть функций последнего - риск, связанный с образованием капитала предприятия, затрагивает и кредитора. В этом обстоятельстве - ключ к объяснению на первый взгляд непонятного явления, что средневековая юриспруденция сближала морской заем с договором товарищества, т. е. позицию кредитора сближала с позицией предпринимателя *(42).

Дата добавления: 2015-05-31