Указатель имён 2 страница

На севере видны и Овен и Телец,

Рак, Близнецы и Лев, над Девою венец.

Существование «Дев» было уже давно констатировано «хорошей прессой»; «Лев» был тот же самый херуск Герман, который, вскоре после того как раскрылась вестфальская туманность, покинул своих милых друзей и отныне в качестве народного трибуна[156]потрясает из Америки своей белокурой гривой. Вскоре после этого за ним «из‑за злосчастных превратностей судьбы» последовал Рак, благодаря чему вестфальский социализм хотя и овдовел, но всё же продолжал свою деятельность. Из Близнецов один также отправился в Америку, чтобы основать там колонию; пока он там пропадал, другой изобрёл «народное хозяйство в его грядущей форме» (ср. Люнинг, «Dies Buch gehцrt dem Volke», второй год издания)[157]. Но все эти различные фигуры относительно незначительны. Средоточием всей группы являются Овен и Телец, эти истинно вестфальские светила, под охраной которых «Westphalisches Dampfboot» уверенно рассекает волны[158].

«Westphalisches Dampfboot» долгое время придерживался mode simple^{398} «истинного социализма». «Часа не проходило в течение ночи», когда бы он не проливал горьких слез по поводу бедствий страждущего человечества. Он проповедовал евангелие человека, истинного человека, истинного, настоящего человека, истинного, настоящего, живого человека, – он проповедовал изо всех сил, но силы‑то у него были не очень велики. У него было мягкое сердце, и рисовую кашу с молоком он любил больше, чем испанский перец. Поэтому его критика носила очень добродушный характер, и он охотно присоединился к таким же, как и он, милосердным, любвеобильным рецензентам, а не к недавно вошедшей в употребление бессердечной, холодной резкости суждений. У него было покладистое и не очень‑то отважное сердце и потому даже бесчувственное «Святое семейство» было пощажено им. С величайшей добросовестностью сообщал он о различных фазах деятельности билефельдских, мюнстерских и других местных союзов, пекущихся о возвышении трудящихся классов. Величайшее внимание было уделено важным событиям в билефельдском музее. А для того, чтобы вестфальский бюргер и поселянин знали, что делается на свете, для этого в конце каждого номера, в ежемесячном обзоре «мировых происшествий», восхвалялись те же либералы, которые подвергались нападкам в остальных статьях того же номера. Заодно вестфальскому бюргеру и поселянину сообщалось также, что разрешилась от бремени королева Виктория, что в Египте свирепствует чума и что русские проиграли сражение на Кавказе.

Ясно, что «Westphalisches Dampfboot» был журналом, который вполне мог рассчитывать на благодарность всех благомыслящих людей и на безмерную похвалу господина Фр. Шнаке в «Gesellschaftsspiegel»[159]. Телец, самодовольно улыбаясь, редактировал на болотистом пастбище «истинного социализма». Хотя цензор и урезывал его подчас, всё же ему никогда не приходилось вздыхать: «это было лучшее место»; вестфальский телец был упряжным животным, а не племенным. Даже «Der Rheinische Beobachter» никогда не посмел упрекнуть в покушении на нравственность ни «Westphalisches Dampfboot» вообще, ни д‑ра Отто Люнинга в частности. Словом, можно было полагать, что «Dampfboot», который, с тех пор, как ему был закрыт Везер, плавает лишь по мифической, перенесённой в мир звёзд, реке Эридан[160](ибо близ Билефельда нет других рек), что этот «Dampfboot» достиг высшей меры человеческого совершенства.

Но, несмотря на все свои усилия, «Dampfboot» развил доныне лишь простейшую фазу «истинного социализма». К лету 1846 г. он вышел из‑под знака Тельца и приблизился к знаку Овна или, скорее, – говоря с большей исторической точностью, – Овен приблизился к нему. Овен был человеком много путешествовавшим и в полном смысле слова был на высоте своего века. Он объяснил Тельцу, как, собственно, обстоят теперь дела на свете, что «действительные отношения» теперь самое главное и что потому необходимо сделать новый поворот. Телец вполне с ним согласился, и с этой минуты «Westphalisches Dampfboot» представляет собой ещё более возвышающее зрелище: он являет собою mode compose^{399} «истинного социализма».

«Овен и Телец» считали, что наилучший способ осуществить этот грациозный поворот – напечатать нашу критику нью‑йоркского «Volks‑Tribun»[161], посланную нами этой газете в рукописи и принятую ею. «Dampfboot», который теперь не постеснялся напасть на своего собственного Льва, находящегося далеко в Америке (mode compose «истинного социализма» проявляет гораздо больше смелости, чем его mode simple), впрочем, был настолько хитёр, что присоединил к вышеупомянутой критике следующее человеколюбивое замечание: «Если кто‑нибудь увидит в данном произведении самокритику» (?!) «Dampfboot», то мы ничего не будем иметь против этого.

Таким образом, mode compose «истинного социализма» достаточно подготовлен, и теперь он во весь опор, галопом мчится вперёд по новому пути. Овен, от природы воинственное существо, не может успокоиться на существовавшей до сих пор добродушной критике; нового барана‑вожака вестфальского овечьего стада охватывает воинственный пыл, и прежде чем его робкие товарищи успевают его удержать, он, наклонив рога, бросается на д‑ра Георга Ширгеса в Гамбурге. Раньше д‑р Ширгесне был на таком плохом счету у кормчих «Dampfboot», но теперь положение изменилось. Бедный д‑р Ширгес представляет mode sim‑plicissimus^{400} «истинного социализма», и mode compose, хотя сам ещё совсем недавно был весьма простодушен, не может этого ему простить. Поэтому в сентябрьском номере «Dampfboot» от 1846 г. на стр. 409–414 Овен беспощадно пробивает бреши в стенах его «Werkstatt»[162]. Насладимся на мгновение этим зрелищем.

Несколько «истинных социалистов» и soi disant^{401} коммунистов, кое‑как познакомившись с блестящими сатирами Фурье на буржуазные условия жизни, перевели их на язык немецкой бюргерской морали. При этом они открыли известную уже просветителям и баснописцам прошлого столетия теорию о несчастье богатых, что и дало им материал для неисчерпаемых нравоучительных тирад. Д‑р Георг Ширгес, ещё недостаточно посвящённый в таинства истинной доктрины, отнюдь не придерживается того мнения, что «богатые так же несчастны, как и бедные». Вестфальский баран‑вожак за это сердито бьёт его рогом, как этого и заслуживает человек, которого «выигрыш в лотерее… мог бы сделать самым счастливым и довольным в мире человеком».

Да, восклицает наш стоический Овен, «вопреки г‑ну Ширгесу, всё же верно, что обладания имуществом ещё недостаточно, чтобы сделать людей счастливыми, что наши богачи в весьма большой своей части… отнюдь не считают себя счастливыми». (Ты прав, честный Овен, здоровье – благо, которое нельзя сравнить ни с каким количеством золота.) «Если богач и не страдает от голода и холода, то ведь есть ещё и другие беды» (например, венерические болезни, длительная дождливая погода, а в Германии, между прочим, и угрызения совести), «давления которых он не может избежать». (Действительно, от смерти не спасёт никакое зелье.) «Если заглянуть во внутреннюю жизнь большинства семейств… то всё в них– сплошная гниль… Муж целиком погружён в биржевые и торговые дела» (beatus ille qui procul negotiis[163]– удивительно, как у бедняги еще остаётся время для того, чтобы произвести на свет несколько детей)… «унижен до положения раба денег» (бедняга!), «жена воспитана для роли бессодержательной» (за исключением того времени, когда она беременна), «пустой салонной дамы или хорошей хозяйки, которая интересуется только стряпнёй, стиркой и уходом за детьми» (говорит ли Овен всё ещё о «богатых»?) «и в лучшем случае интересуется только сплетнями» (ясно, что мы всё ещё находимся исключительно на немецкой почве, где «хорошая хозяйка» имеет прекрасную возможность посвятить себя тому, чем «она интересуется», – достаточное основание, чтобы быть крайне «несчастной»), «при этом оба нередко находятся в состоянии непрерывной войны друг с другом… даже связь между родителями и детьми часто разрывается благодаря социальным отношениям» и т. д. и т. д.

О величайшем страдании наш автор забыл. Каждый «богатый» немецкий отец семейства мог бы ему сказать, что супружеские ссоры со временем становятся потребностью, что испорченных детей можно отослать в Батавию и забыть о них, но что вороватая и непослушная прислуга представляет собой теперь невыносимое и, при всё более распространяющейся деморализации мужчин и женщин из простого народа, почти неизбежное «зло».

Если бы господа Ротшильд, Фюльширон и Деказ в Париже, Самюэл Джонс Лойд, Беринг и лорд Вестминстер в Лондоне прочитали это описание горестей «богатых», как бы они посочувствовали доброму вестфальскому Овну!

… «Однако, обнаруживая при этом» (как это было сделано выше), «что давление наших отношений» (а именно – давление атмосферы в 15 фунтов на квадратный дюйм) «тяготеет также и на богатом, хотя и не так сильно, как на бедном, мы получили тот результат, который вообще получается из описания наших отношений и порядков: разъяснение для каждого, кто хочет с этим познакомиться». (Пожалуй, при mode compose «истинного социализма» ещё меньше «получается», чем при mode simple.) «Недовольство богатых, разумеется, не приведёт к перевороту в пользу пролетариев, для этого нужны более мощные пружины» (а именно: журналистские перья^{402}); также ничего не достигнешь и словами: «Обнимитесь, миллионы! Мир, лобзание тебе», но одинаковым образом не стоит возиться и с затыканием дыр и мелкими паллиативными средствами» (скажем, попытками примирения в вышеописанном несчастном домашнем хозяйстве) «и из‑за этого совершенно забывать крупное – настоящие реформы» (по‑видимому, речь идёт о разводе).

Сопоставление вышесказанного «разумеется» со следующим за ним «также» и «но одинаковым образом не стоит» даёт, «разумеется», прискорбный пример путаницы, которая создаётся в голове вестфальца в результате перехода от простого «истинного социализма» к сложному; наше огорчение «также» не уменьшится, когда мы прочтём на следующей странице (413), что «в политически развитых странах… существует состояние, не знающее никаких ограничений», «но одинаковым образом» это не говорит в пользу исторических знаний вестфальского социализма, когда на той же странице говорится: «эгоизм… в самый блестящий период революции, во время Конвента, нередко даже подвергался наказанию», – вероятно, палочными ударами. Тем не менее «мы не имеем никакого основания ожидать лучших результатов от дальнейшей деятельности «нашего Овна» и потому, вероятно, мы не скоро к нему вернёмся».

Посмотрим лучше, что делает Телец. Он в это время занят «мировыми событиями», ставит на стр. 421 (сентябрьский номер 1846 г.) «только такие вопросы, которые ставить необходимо», и стремглав бросается в ту политику, которой, вслед за «Charivari», г‑н Гизо дал прозвище – «большая политика». И тут прогресс очевиден по сравнению с ранним периодом простого социализма. Приведём несколько примеров.

В Вестфалию проник слух, что под давлением денежных затруднений, в которых находится прусское правительство, оно легко может быть вынуждено октроировать конституцию. Одновременно газеты сообщают о денежных затруднениях, царящих на берлинской бирже.

Наш вестфальский упряжной телец, не будучи силён в политической экономии, tout bonnement^{403} отождествляет денежные затруднения берлинского правительства с совершенно иными денежными затруднениями берлинских коммерсантов и развивает следующую глубокомысленную гипотезу:

«… может быть, ещё в этом году провинциальные сословные представительства будут соединены в общегосударственное сословное представительство. Ибо денежные затруднения всё те же, и банк, видимо, не может их устранить. И может быть даже, что начатые и запроектированные постройки железных дорог подвергнутся серьёзной опасности из‑за денежных затруднений, и в таком случае государство легко» (о, sancta simplicitas!^{404}) «могло бы взять на себя постройку отдельных линий» (чрезвычайно остроумно), «что опять‑таки было бы невозможно без, займа».

Последнее вполне правильно. В простодушной Вестфалии люди всё ещё верят, что они живут под началом патриархального правительства. По мнению даже нашего крайнего социалиста mode compose, прусское правительство так наивно, что даст конституцию только для того, чтобы при помощи внешнего займа вывести из затруднения берлинскую биржу. Счастливая слепая вера!

Но тонкое обоняние нашего вестфальского упряжного тельца находит своё наиболее утончённое проявление в его замечаниях» касающихся внешней политики. Несколько месяцев назад mode compose «истинного социализма» пронюхал следующие новые парижские и лондонские тайны, которые мы сообщим для увеселения читателя:

Сентябрьский номер.

«Франция. – Министерство вышло победителем из выборной кампании, как и следовало ожидать» (когда же вообще вестфалец ожидал «чего‑нибудь другого», чем то, что «следовало ожидать»?). «Пусть даже оно пустило в ход все рычаги подкупа, пусть повлияло покушение Анри… во всяком случае, старая оппозиция (Тьер, Барро) потерпела значительное поражение. Но и г‑н Гизо не сможет больше рассчитывать на такую компактную консервативную, quand meme^{405} голосующую за министерство партию, потому что и консервативная партия распалась на две части: на conservateurs bornes^{406} с органами «Debats» и «Epoque» и на conservateurs progressifs^{407}, органом которых является «Presse»». (Телец забывает только, что г‑н Гизо сам первый в своей речи к избирателям Лизье воспользовался выражением «прогрессивный консерватизм».) «Вообще» (здесь, «как и следовало ожидать», опять начинается уже отмеченная выше у Овна странная бессвязность), «абстрактно‑политические партийные вопросы, которые вертелись только вокруг того, должен ли быть министром Тьер или Гизо» (это называется в Вестфалии «абстрактно‑политическими партийными вопросами», – там всё ещё думают, что до сих пор во Франции всё «вертелось только вокруг этого»!), «несколько отодвинуты на задний план. Политикоэкономы – Бланки… – избраны в палату, и в связи с этим там, пожалуй» (для просвещения вестфальцев), «будут стоять в порядке дня и политико‑экономические вопросы» (вот каково в Вестфалии представление о «вопросах», которые там до сих пор стояли «в порядке дня»!). Стр. 426, 427.

Вопрос: Почему английская аристократия настаивает на телесных наказаниях для солдат? Ответ:

«Если будут упразднены телесные наказания, придётся установить новую систему набора солдат, а если будут лучшие солдаты, нужно будет иметь также и лучших офицеров (!!), достигших этого звания благодаря своим заслугам, а не благодаря деньгам или покровительству. Аристократия именно потому против «отмены телесных наказаний», что с этой отменой она теряет новый оплот – обеспечение своих «младших сыновей». Но средний класс шаг за шагом преследует свои преимущества и одержит и здесь победу».

(Что за небылицы! Походы англичан в Индию, Афганистан и т. д. доказывают, что им в данное время не «нужны лучшие офицеры», а английский средний класс не хочет ни лучших офицеров, ни лучших солдат, ни другой системы рекрутского набора, и его вовсе не интересует вопрос об отмене плётки. Но всё дело в том, что «Dampfboot» видит с некоторого времени в Англии только борьбу среднего класса с аристократией.) Стр. 428.

Октябрьский номер.

Франция. – «Г‑н Тьер потерял принадлежавший ему много лет орган «Constitutionnel»; газета куплена одним консервативным депутатом и теперь медленно и незаметно» (конечно, «заметно» только для mode compose «истинного социализма») «переходит в консервативный лагерь. Г‑н Тьер давно угрожал, что, если ему станет невтерпёж, он снова возьмётся за своё старое перо в «National», и он, по‑видимому, действительно купил теперь «National»».

(К сожалению, «National 1830 г.» был конституционалистским и орлеанистским, т. е. совсем другим, чем республиканский «National 1834 г.», который г‑н Тьер, «по‑видимому, действительно купил» anno^{408} 1846. Впрочем, «Dampfboot» стал жертвой безответственной, мошеннической проделки. Какой‑то бессовестный негодяй и враг благих начинаний подсунул редактору несколько номеров «Corsaire‑Satan», и вот «Dampfboot», как некий оракул, повторяет bona fide^{409} слухи, фигурирующие в этой ни в коем случае не подходящей в моральном отношении для вестфальского читателя газете. Не мог же «Dampfboot» сомневаться в том, что «Corsaire‑Satan» имел, по крайней мере, такое же нравственное достоинство и был проникнут таким же сознанием высокого призвания печати, как и он сам!)

«Перешел ли г‑н Тьер, сделав этот шаг, к республиканцам, будет видно впоследствии».

Честный херуск, это словечко «ли» ты взял не из «Corsaire»; cela sent la foret teutoburgienne d'une lieue!^{410} – Зато он, доверяя «Corsaire», отстаивающему свободу торговли, склоняется к тому, чтобы агитации за libre echange^{411} во Франции приписывать такое значение и успех, которых эта агитация вовсе не имеет.

«Наши предсказания, что все промышленные страны должны будут пойти по тому же пути и должны будут достигнуть тех же целей, что и Англия… по‑видимому, не совсем уж неправильны, так как они теперь осуществляются. И мы, «непрактичные теоретики», по‑видимому, так же хорошо знаем действительные отношения» (ура!), «как и «практичные люди», которые так гордятся своим опытом, своим знакомством с практическими условиями, и мы даже лучше «практичных людей» расцениваем эти отношения».

Несчастные тевтобургские «теоретики»! Вы даже не «знаете» «действительных отношений» «Corsaire‑Satan»! (Эти милые вещицы находятся на стр. 479.) Ноябрьский номер.

Франция. – «Напрасно учёные ломают себе голову над вопросом, откуда происходят эти так часто повторяющиеся наводнения. Прежде по приказу Академии вырубались шумящие леса на горах как причина зла, потом эти леса снова насаждались, а зло оставалось в силе» (стр. 522).

«Напрасно» стали бы «учёные ломать себе голову» над тем, что является здесь наибольшим вздором: 1) неужели вестфалец думает, что во Франции Академия может издавать приказы, в частности приказы о рубке лесов; 2) неужели он думает, что леса вырубили не ради дров и прибыли, а из‑за наводнений; 3) неужели он думает, что учёные ломают себе голову над причинами этих наводнений; 4) неужели он думает, что леса когда‑либо считались причиной наводнений, в то время как во Франции каждый ребёнок знает, что именно истребление лесов является их причиной, и 5) неужели он думает, что леса во Франции снова насаждаются, – между тем, нигде, как во Франции, так не жалуются на небрежное отношение к лесам, на всё усиливающееся истребление лесов, при котором не заботятся об их воспроизведении (ср., кроме специальных журналов, «Reforme», «National», «Democratie pacifique» и другие оппозиционные газеты за октябрь и ноябрь 1846 г.). Вестфальскому Тельцу не везёт во всех отношениях. Если он слушается «Corsaire‑Satan», – то он запутывается; если же он слушается своего собственного гения, – то он также запутывается.

«Истинный социализм» в своей второй степени совершил, как мы видели, великие подвиги на поприще высокой политики. Какая проницательность, какое глубокомыслие по сравнению с прежними отчётами о «мировых событиях»! Какое основательное знание «действительных отношений»! Но самым важным «действительным отношением» для «Dampfboot» является положение королевских прусских офицеров. Лейтенант Аннеке, который с некоторого времени не сходит со страниц немецкой периодической печати; важный спор в билефельдском музее по поводу ношения шпаги; возникающие из‑за этого судебные процессы об оскорблении чести и т. д. составляют главное содержание октябрьского и ноябрьского номеров. Мы получаем также интересные сообщения о неосуществившемся издании «Deutsche Zeitung», о погибшем в XVII столетии французском королевстве нищих, описанном Монтеем, и о других столь же «действительных» отношениях. В промежутках время от времени мелькает то тут, то там знак умножения[164], который полностью представляет ещё mode simple «истинного социализма» и с величайшим простодушием нагромождает все свои лозунги: немецкая теория и французская практика должны объединиться; коммунизм должен быть проведён в жизнь для того, чтобы мог быть проведён в жизнь гуманизм (стр. 455–458) – и т. д. Время от времени у Овна или у самого Тельца прорываются подобные отголоски прошлого, но это, однако, нисколько не нарушает божественной гармонии «действительных отношений».

Оставим теперь главную часть вестфальской армии для того, чтобы проследить за манёврами отделившегося от неё отряда, окопавшегося в благословенном Вуппертале под юбкой некоей массивной Немезиды[165]. С давних пор некий господин Фр. Шнаке в роли Персея держал перед публикой в виде щита Горгоны «Gesellschaftsspiegel» – и притом с таким успехом, что не только публика заснула над «Gesellschaftsspiegel», но и «Gesellschaftsspiegel» заснул над публикой. Но наш Персей оказался шутником. Достигнув этого завидного результата, он сообщает (последний номер, последняя страница): 1) что «Gesellschaftsspiegel» опочил, 2) что, во избежание в будущем запаздываний, лучше всего его получать по почте. Так он и скончался, исправляя свои последние опечатки.

Уже это внимание к «действительным отношениям» показывает, что мы и здесь имеем дело с mode compose «истинного социализма». Всё же Овен и Телец существенно отличаются от нашего Персея. Надо отдать справедливость Овну и Тельцу, что они но возможности остаются верны «действительным отношениям», т. е. отношениям Вестфалии и вообще Германии. Доказательство – приведённая выше душераздирающая сцена с Овном. Доказательство – прочувствованные описания немецкой политической жизни, которые даёт Телец и которые нам пришлось опустить. При переходе на новую точку зрения они захватили с собой из mode simple простое, неподкрашенное мещанство, немецкую действительность. Что же касается ратования за человека, за немецкую теорию и т. д., то это предоставляется всяким знакам умножения и другим второстепенным звёздам. С «Gesellschaftsspiegel» происходит как раз обратное. Здесь военачальник Персей по возможности отстраняется от мелкобуржуазной действительности, использование которой он предоставляет своей свите, а сам, следуя мифу, поднимается в эфир немецкой теории. Он тем более может проявить некоторое пренебрежение к «действительным отношениям», что стоит на гораздо более определённой точке зрения. Если непосредственно вестфальские звёзды представляют mode compose, то Персей – tout ce qu'il у a de plus compose en Allemagne^{412}. В своём отважнейшем идеологическом полёте он, однако, всегда стоит на «материальном базисе», и эта прочная подоснова придаёт ему в борьбе такую храбрость, что о ней ещё много лет будут помнить господа Гуцков, Штейнман, Опиц и другие выдающиеся личности. Но «материальный базис» нашего Персея состоит главным образом в следующем[166]:

1) «Только с упразднением материального базиса нашего общества, частной наживы, человек тоже становится другим» (номер X, стр. 53).

Если бы только mode simple, так часто высказывавший эту стародавнюю мысль, знал, что частная нажива является материальным базисом нашего общества, то он превратился бы в mode compose и под ауспициями нашего Персея вёл бы в полном благочестии и благопристойности спокойную и смиренную жизнь. Но так как он сам не имел никакого материального базиса, то с ним совершилось то, что написано у пророка Гёте:

И если зада не дано, –

На что же сядет рыцарь?[167]

Насколько «материален» этот базис, частная нажива, видно, между прочим, из следующего:

«Эгоизм, частная нажива» (которые, таким образом, тождественны; следовательно, «эгоизм» – тоже «материальный базис») «разлагает мир принципом: каждый за себя» и т. д. (стр. 53).

Стало быть, это – «материальный базис», который «разлагает» не «материальными» фактами, а идеальными «принципами». – Нищета, как известно (если это ещё неизвестно, то Персей в вышеуказанном месте сам это разъясняет), тоже является одной из сторон «нашего общества». Но, как мы узнаём, не «материальный базис, частная нажива», a, au contraire^{413}, «трансцендентность повергла человечество в нищету» (стр. 54 – все три цитаты взяты из одной и той же статьи).

Пусть же, в таком случае, «трансцендентность» поскорее освободит несчастного Персея «из нищеты, в которую» его «поверг» «материальный базис».

2) «Настоящую массу приводит в движение не идея, а «правильно понятый интерес»… В социальной революции… эгоизму консервативной партии противопоставляется более благородный эгоизм жаждущего спасения» (!!) «народа» («жаждущий спасения» народ, который делает революцию!)… «народ борется именно за свой «правильно понятый интерес» против исключительного, грубого интереса частных лиц, опираясь на нравственную силу и неутомимое рвение» (номер XII, стр. 86).

«Правильно понятый интерес» нашего «жаждущего спасения» Персея, который, без сомнения, «опирается на нравственную силу и неутомимое рвение», заключается в том, чтобы «эгоизму консервативной партии противопоставить более благородный эгоизм» молчания, потому что он «ни одной идеи не приводит в движение» без того, чтобы не компрометировать при этом mode compose «истинного социализма».

3) «Бедность – одно из последствий собственности, которая является частной собственностью и которая по своей природе имеет исключающий характер!!» (XII, 79).

4) «Какие ассоциации здесь имеются в виду, нельзя определить; но если автор имеет в виду эгоистические ассоциации капиталистов, то, значит, он забыл о важных ассоциациях ремесленников против произвола работодателей»!! (XII, 80).

Персей счастливее. Какой вздор он хотел нагородить – «нельзя определить», но если он «имел в виду» только стилистический вздор, то он нисколько не «забыл» и не менее «важный» вздор – логический. По поводу ассоциаций мы упомянем ещё, что на стр. 84 нам даётся разъяснение относительно «ассоциаций в собственном смысле, которые поднимают сознание пролетариев и создают энергичную (!) пролетарскую (!!) совместную (!!!) оппозицию против существующих условий».

Мы уже отметили выше, говоря о господине Грюне, привычку «истинных социалистов» присваивать себе непонятные рассуждения посредством заучивания наизусть отдельных фраз и лозунгов[168]. Mode compose отличается от mode simple только большим количеством этих дошедших до него окольными путями и потому наспех проглоченных, непереваренных кусков и вызванной у него, в силу этого, отчаянной резью в желудке. Мы видели, как у вестфальца при каждом слове срываются с языка «действительные отношения», «политико‑экономические вопросы» и т. д., как бесстрашный Персей оперирует «материальным базисом», «правильно понятым интересом», «пролетарской оппозицией». Этот последний рыцарь Зеркала, кроме того, ввёл у себя в употребление «феодализм денег», который, однако, лучше было бы предоставить его автору – Фурье. Он так мало задумывается над данным термином, что в XII номере, стр. 78, утверждает, что этот феодализм «создаёт вместо феодальной аристократии только имущественную аристократию», откуда следует, 1) что «феодализм денег», т. е. «имущественная аристократия», сам, себя «создаёт» и 2) что «феодальная аристократия» не была «имущественной аристократией». Затем он утверждает на стр. 79, что «феодализм денег» (т. е. банкиров, – феодализм, вассалами которого являются мелкие капиталисты и промышленники, если продолжать пользоваться образными выражениями) и феодализм «промышленности» (вассалами которого являются пролетарии) «едино» суть.

К «материальному базису» непринуждённо присоединяется ещё следующее благочестивое пожелание рыцаря Зеркала (пожелание, которое напоминает радостную надежду вестфальца на то, что французская палата депутатов прочтёт для их, тевтобуржцев, поучения курс лекций по политической экономии):

«Но мы должны заметить, что из присланных нам номеров «Volks‑Tribun» (нью‑йоркского) мы до сих пор почти ничего не узнали… о торговле и промышленности Америки… Отсутствие поучительных сообщений о промышленных и политико‑экономических условиях Америки, из которых все же» (неужели?) «всегда исходит социальная реформа» и т. д. (X, стр. 56).

«Volks‑Tribun», газета, которая хочет непосредственно вести в Америке популярную пропаганду, осуждается, следовательно, не потому, что превратно начинает своё дело, а потому, что не снабжает «Gesellschaftsspiegel» «поучительными сообщениями» о вещах, с которыми в том виде, как это здесь требуется, он не имеет ровно ничего общего. С тех пор как Персей открыл «материальный базис», с которым он не знает что делать, оп требует от каждого разъяснений по этому поводу.

Кроме того, Персей рассказывает нам ещё, что конкуренция разоряет мелкий средний класс, что

«роскошь в одежде… сшитой из тяжёлых материй… очень обременительна» (XII, стр. 83. – Персей, вероятно, думает, что атласное платье весит столько же, сколько кольчуга) – и прочее в этом роде.

А для того, чтобы у читателя не оставалось сомнения в том, что является «материальным базисом» представлений нашего Персея, в номере X, стр. 53, говорится:

«Господину Гуцкову следовало бы сначала познакомиться с немецкой общественной наукой, и тогда его не смущали бы воспоминания о запретном французском коммунизме, Бабёфе, Кабе…», и на стр. 52:

«немецкий коммунизм хочет изобразить такое общество, в котором труд и наслаждение тождественны и уже не отделены друг от друга внешним вознаграждением».

Дата добавления: 2015-06-04