Черный пепел пустыни 2 страница

—Какие времена? Кто выдумал это слово—тот гениальнейший обманщик всех времен. Какие времена? Я живу. Я не слышу хода времени. Где оно это время? Где та спираль, на которую хитро накручивают дураков? Мы стареем—это да. Но это от нервов. Время стоит. Материя медленно переваливает в своей массе с бока на бок. Какое движение во вселенной? Это людишки переламывают землю. Отбирают друг у друга территории, замки. Ищут место на голове другого, куда можно посильнее засадить дубинкой. Вот и вся последовательность времени человеческого. Ученые пудрят мозги, а простолюдины, раскрыв рты до ушей, скопом летят в прорубь застывшей вечности. Вот ваше время. Считаете дни. Записываете. Летопись ведете. Идиоты. Что вы иронизируете, полковник?

Динстон совсем Нейтрально пожал плечами, хлебнул виски, занялся сигаретой.

—А-а,— злорадно прогнусавил Скорцени,—молчите.

—А что говорить, Отто. Вас интересует пунктирная линия времени, меня нет. Я ведь пришел к вам не за этим.

Скорцени тяжело вздохнул, выпрямился, переспросил:

—А почему пунктирная?

—Наверное потому, что не каждый отрезок времени человек ощущает своим нутром.

—О, это что-то новое. Надо будет поразмыслить. Дай, я запишу себе для памяти.

Ослабевшие пальцы эксдиверсанта старательно выводили буквы. Его губы удовлетворенно что-то нашептывали себе.

—Так, господин Динстон, я запамятовал, чего это вы смалите мои хорошие сигареты и щедро смакуете мой прекрасный шнапс?

—Отто, я лично для вас пришлю ящик шнапса и ящик сигарет.

— Буду откровенно благодарен. Борман собрался
очень долго жить и очень экономит на старых товарищах по партии.

—Отто, я заплатил за проведенную операцию.

— Заплатили, полковник. Но заплатили Борману. А тот складывает их, как ростовщик проценты. Я этих долларов не вижу.

Динстон охотно полез в карман пиджака, вынул пачку дензнаков. Аккуратно положил перед Скорцени.

-Примите, Отто. Я вас очень уважаю и поэтому, думаю, что эта сумма вас положительно взбодрит.

—Несомненно, полковник. —Скорцени облизнул губы и подержав пачку на весу, быстро сунул ее в ящик малого стола, на котором находились и шнапс, и бекон.— Нас, старых преданных вояк, всегда обходят те, кто ближе к деньгам. Одни делают дело, другие делают деньги на тех, кто рискует. И совсем стараются не платить за кровь, за жизнь. Учтите полковник на будущее. Чтобы с вами подобное не проделали ваши начальники.

—Отто, Америка уважает своих граждан и не скупится оплачивать проделанные услуги.

—Ой не каждому. Ой не каждому, уважаемый сэр Динстон. И у вас при вашем богатстве не для каждого чековая книжка.

—Для тех, кто служит свободной Америке.

—И все равно не каждому, дорогой полковник. И у вас имеется множество неприятных коллизий на сей счет.

—Ну, предателям никто никогда не платит. Так на чем мы остановимся, уважаемый Отто?

Полковник выжидающе уставился на диверсанта.

—А чего нам останавливаться. Звоните, приезжайте. Мы всегда к вашим услугам.

— Прекрасно. Наверное, где-то на днях мы уточняем
местонахождение монахов. Все наши агенты подняты и,
думаю, недолго китайцам быть инкогнито. Дадим им бой.

—С большой охотой, полковник. Вовремя только звоните. Мы теперь тщательно будем готовиться. И подробности нам все передавайте.

Динстон встал.

—Не буду вас больше задерживать, Отто. Меня ждут. Откланиваюсь вам. Всего хорошего.

—И вам удачи, полковник. Вы для меня самый приятный гость. Буду ожидать вашего звонка.

Скорцени тоже постарался встать, провести Динстона до выхода. Но, видно переоценил свои силы. Голова уже была с избытком перегружена мыслями и шнапсом. Ему не удалось подняться с глубокого кресла и он остался расслабленно сидеть и тихо посапывать перед камином.

Глава восьмая

Отдаленная глухая фазенда в предместье Рио. —Хан Хуа мы сможем найти в ближайшее время?

— Сам отыщется. Через три-четыре дня все здесь соберутся.

Коу Кусин долго смотрел за морской горизонт. Быстро опускался вечер и вместе с темнотой также темнело его лицо. Он прошелся вдоль небольшой террасы, отвесно нависшей над прибрежной полосой песка. Волны монотонно накатывались на берег, издавая шуршащий звук; отчего на душе становилось спокойнее и безмятежнее. Но мысли, как и волны, продолжали свою непрестанную работу.

— Ван, и все же мне думается, что ты рановато расслабился.

Старый воин сидел в плетеном кресле и так же вдумчиво созерцал закат, темнеющую природу. Он хорошо слышал слова «Хун Гуна», но мысль, настойчиво державшая его в напряжении, в той же степени не давала покоя и Карающему Глазу.

—Здесь вся страна расслаблена. Все только и делают что играют, поют, напиваются. Мы со своими постными харями не вписываемся в здешний колорит. А это Рио— он создан на радость бездельникам. Нам нет смысла кидаться в разные стороны. Наши связники через цепь агентов передадут Хану, что мы здесь, и через неделю он сам объявится. А вот следы Руса пока еще никому не известны. Неужели все так серьезно, что он своих связников не успел предупредить.

—Возможно, он сейчас всех одинаково опасается.

—Да, скорее всего так. И, если это все так, то дальнейшее произойдет очень похоже на одиссею трехлетней давности. Мы будем идти по следу со своими противниками, и, как они, предугадывать очередные шаги нашего брата. С той лишь разницей, что тогда мы были дома. А здесь? Полиция незамедлительно сядет нам на хвосты.

—Может мы здесь и не найдем Руса. Но по следам его преследователей сможем двигаться за нашим братом. А как твои предположения насчет Сан-Паулу.

—Это просто мои предположения. Других пока не имею. Сердце наставляет.

Коу согласно кивнул. В руках он покручивал шестнадцатикилограммовую алебарду с кривым саблевидным наконечником. Изредка она резко застывала в его жилистых руках и он, уставившись в темную даль, что-то напряженно выискивал в складках своей памяти. Продолжая сомневаться в выдвинутых решениях все же дополнил беседу очередной новостью.

—Странно. Наши агенты, вернее...—монах снова надолго замолчал. Медленно пройдя несколько шагов, быстро покрутил вокруг запястья боевую алебарду. Воткнул ее в пол, снова заговорил.—Даже не знаю конкретно от кого. Но пока это выглядит так: руководство профсоюзов и бедняцкие комитеты просят китайскую диаспору в Сан-Паулу помочь во время демонстрации. Они хотят прорваться сквозь полицейские заграждения к зданию мэрии, вручить свои петиции и прочие требования. Ван поднялся, подошел к краю террасы. Внизу двигались темные фигурки монахов: они одновременно несли охранные функции и тренировались с саблями, шестами, цепями.

—Я тоже слышал об этом. Оппозиция в городе серьезно готовится к профсоюзной акции. Очень большое количество безработных, нищих, бездомных. Дети бегают по улицам, собирают милостыню, копаются в отбросах, воруют. Полицейские их просто стреляют. Вот и все решение социальной проблемы.

Коу выдернул алебарду из досок пола и с силой метнул ее в большущее дерево, одиноко стоящее в стороне от террасы.

— Мы проанализировали события последнего года, пришли к выводу, что многие выступления городской бедноты были довольно грамотно организованы и проведены. Поступали со стороны неоприходованные деньги. Митинги и демонстрации почти всегда заканчивались жестокими побоищами между полицией и демонстрантами. Сами пролетарии и бездомная беднота не имеют организаторов такого масштаба, да и просто финансовых возможностей. Нужны листовки, плакаты, нужно организовать все буквально в течение нескольких дней. Разрешение властей наконец. Это под силу политическим силам, но никак не стихийной эгоистичной по своей природе массе народа.

— Эти сомнения и мне не дают покоя. Наши резиденты тоже высказали подобные опасения. Но они объясняли подобные эпизоды больше с политической стороны, нежели с провокационной. Местные финансовые воротилы, сельская олигархия делают все для раскола рабочего движения. Однозначно никто не имеет подробных сведений. Но меня более тревожит, что наш старый знакомый господин Динстон очень часто посещает эти края. Для него тоже нет особых проблем организовать различные сходки и провокации в любой стране Латины. Здешние чиновники от мелкого клерка до президента в рот смотрят американцам, лишь бы угодить их требованиям. Так что, следуя известным последним событиям в лагере, очень возможно, что янки нащупали нашего брата и выслеживают его. Полковник нас пере играл. Не смогли мы полностью замаскировать Руса от глаз американской агентуры. Вот вам пример, когда недостаток интеллекта восполняется раздражительной настойчивостью. Недооценили мы его злопамятности.

Коу Кусин уже почти сливался с темнотой. Он застыл, как сухое дерево, и только голос его продолжал жить напряженной жизнью.

—Так на чем нам следует остановиться?

—Надо, по возможности, помочь людям.

—Но ты же сам согласен с тем, что это провокация. Они уже не были видны. Густая темень окутала все

окрестности и только высокие звезды ярко светили в близком космосе.

—Провокация. Но кто, если не мы. Да и, наверное, это единственная возможность обнаружить Руса.

Коу с сомнением смотрел в предполагаемую сторону нахождения Вана.

—Чего не мог ожидать от тебя, так только этого.

—И я не ожидал,—негромко засмеялся из кромешной темноты Ван. — Но... Мы две недели в Латине. Я присмотрелся к местным обычаям. Спровоцировать бедноту на крайние выступления не составляет труда. Впрочем, как и у нас в Китае. Сердце не камень. Вы видели детей? Ощущаете тяжелое давление на совесть? Мы не имеем право отказать. Вернее: отказать мы можем, но помочь должны.

—Ван, ты начал часто иносказательно высказываться.

—Да, Коу, мирская жизнь учит иносказательности. Иначе в этом мире трудно сохранить себя. Борьба между словами, мыслями, делами. Вот сверхжесткий треугольник взаимоотношений людей, который не каждый в состоянии соблюдать. Тех, кто не может лавировать, называют недотепами, недоумками. Проститутки ценятся, а добродетельная женщина это проста дура, которая не умеет правильно жить. Мир кривых зеркал. Нам приходится принимать эти правила. По всем имеющимся на сегодняшний вечер сведениям Динстон и его компания не извещены, что наши группы здесь. Хан Хуа засветился в Парагвае. Он правильно поступил. Думаю, его тоже активно ищут. Но он опытный волк. На нем янки много зубов обломают. Хан Хуа не церемонится. Это жесткий кремень с холодным огнем. Думаю, что к моменту демонстрации мы будем многое, если не все, знать.

—Но полицейские наверняка получат приказ открыть по демонстрантам огонь.

— Наверное, все гораздо серьезнее. Те же полицейские будут ширмой для иных сил. Власть на себя такую юридическую ответственность не возьмет. Динстон, очень возможно, готовит германских наци, отряды боевиков плантаторов. Он уверен, что Рус появится в рядах демонстрантов.

—Крайнее предположение. Но зачем ему это?

—Демон он. И какой-то очень темный представитель \спецслужб. Когда всю жизнь что-то не получается, приходится готовиться серьезнее, привлекать самые различные силы. Вспомните наши горы. На что голова полковник Чан и тот привлекал многочисленные банды. Это дома. А здесь? Динстону только вынимай доллары. Под эти темные знамена соберутся все, кого семья не держит.

—Может образоваться очень большая давка, а с ней и западня.

—Оно все так и будет.—Очень спокойно, даже сонно тянул Ван.— Динстон многому у нас научился. Мы с тобой не можем оставаться здесь, пересидеть в этом прекрасном содомном городе. Но, Динстон примитивен; повторяется. Сколько он уже организовал этих демонстраций. Думаю, Хан Хуа тоже в Сан-Паулу, в противном случае мы бы знали, где он находится. Хуа не хуже Динстона чувствует след.

—Сильно. Против такой уверенной интуиции трудно что-либо противопоставить. Только время сможет или подтвердить или опровергнуть твои мысли. Но наших сил на эту демонстрацию не хватит.

—Почему? Никто не знает, что наши группы здесь: даже полковник. Весь вопрос в отвлечении наблюдателей американца. Если мы сможем это сделать, то снова Динстон останется с грязным носом. От нас только один Мин держит связь с местной оппозицией. Трое наших ребят пусть страхуют и охраняют его.

—Все же, имеем ли мы право так рисковать?

—Имеем. Я не переступлю себя. Нельзя позволить янки заниматься беспределом.

—А Маккинрой?

—Никаких сведений на него пока нет.

— На улицах будет скопище народу. Мы растворимся
в этой массе.

—С твоей группой нас двадцать один человек. Где-то Хуа подключится: это еще пять человек. Главное отрежиссировать весь спектакль данного мероприятия. Где-то предугадать американца, упредить, изолировать от информации и возможной помощи со стороны. Если решатся стрелять, то только с крыш. Будут провоцировать. Ему надо кровь полицейских. Вот тогда может получиться большая кровь и большие жертвы. На чердаки надо организовать массу детворы с несколькими взрослыми. Понадобятся гранаты. А вот банды наймитов придется разгонять нам. Сделать это необходимо быстро: две-три минуты и исчезнуть. Наемники могут открыть стрельбу. Слезоточивый газ надо взять с собой. —А полицейские?

—Их оттеснит народ.

—Сколько дней у нас есть?

—Около двух недель. Но все уточнит Мин.

—А, если к этому времени выйдем на Руса?

—Тогда есть основания еще раз поразмыслить над иронией бытия. Но помочь людям все равно придется. Рус один был и не остался в стороне. А мы целой бригадой здесь и, как хорошо оплаченные, будем тихо отсиживаться? Хоть раз в жизни пусть увидят латинцы, что и с других континентов им могут крепко помочь.

—Рискуем людьми, Ван.

—Рискуем. Но для этого и живем. Господь потом рассудит всех нас.

Глава девятая

Третий день группа Хан Хуа скрытно маневрировала по Сан-Паулу, пытаясь обнаружить слежку за собой. До этого им тоже пришлось совершить не безопасное путешествие по экзотической Паране. Монахам судьба подкинула несколько неприятных инцидентов. И хотя обошлось без стрельбы, опасная обстановка продолжала держать группу в постоянном напряжении. Трудно было после всего этого определить: случайности были в джунглях или все же кто-то плотно шел по их следам. Может там были и настоящие пограничники.

Сейчас, находясь в более чем скромных комнатах пригородного отеля, молодые ребята поочередно посматривали в небольшую подзорную трубу, изучая окна противоположных домов. Пока все нормально. Улица тоже не вызывала беспокойства.

Хуа неподвижно сидел у стола и, глядя куда-то сквозь конструкцию арбалета, что-то настойчиво рассчитывал, прикидывал. Когда внешне ничего не вызывало беспокойство, он обращался к своему внутреннему голосу, по дискомфорту состояния определял возможность близкой угрозы. Это не было чем-то новым: подобной подсказкой седьмых чувств пользовались во все времена те, кто не считал зазорным прислушаться к голосу «внутреннего разума». Но более положительным для аскета было то, что по отношению к Русу не было пустого заряда. Значит брат где-то рядом, в городе. Сутки-двое они проведут в разъездах, изучая улицы города, после начнут прощупывать бедняцкие кварталы в поисках исчезнувшего брата.

Погиб связник в Гонконге, и этот трагический факт не давал монаху покоя. Он усиленно искал связь между гибелью, лагерем, Русом чередой происшествий с его группа в Асуньоне, на Паране. Информации вроде бы уж было немало, но логического контура сложить пока не удалось. Сейчас очень кстати была бы свежая информация со стороны. Но следовало еще продолжительное время отсиживаться на дне. К своим информаторам решил наведаться позже, прояснив ситуацию с преследователями. Может быть на некоторое время его группа и оторвалась от погони; но на сколько дней, покажет время.

И все же необходима информация со стороны. Хан Хуа вынул кодированную книжку с номерами телефонов в городе. Через десять минут он уже договорился встретиться с агентом недалеко в старом парке. Каждый из отроков знал, где ему находиться во время встречи с информатором.

Но ничего нового, нормальный с виду, парень не передал. В городе, кроме внутригородского, бытового, ничего подозрительного не происходило и не намечалось.

— Как у вас со временем?—как бы невзначай и не серьезно спросил связник.

Хуа в упор уставился на информатора.

—Странно. А почему тебя это интересует?

—Профсоюзы, оппозиция готовят внушительную демонстрацию в поддержку требований рабочих. Собирают силы. Неплохо было бы кое в чем им помочь, особенно там, где завяжется драка.

—А нам зачем драться?

— Как?—смущенно недоумевал парень. —Мне рассказывали, что вы в Китае первоклассные бойцы.

— Кто говорил?

—Все говорят.

—Откуда здешние могут знать, что мы можем там, на родине.

Не знаю. Все так рассказывают.

— Это тебе про повстанческую историю Китая рассказывали. В старые времена люди знали и умели драться,— успокоил любознательного коллегу Хан.— А мы здесь совсем с другими целями. Мы корреспонденты. Мы для своих оппозиционных газетенок стараемся.

—Так и мы для оппозиции. Надо помочь.

—Что ты заземлился на этой теме. У них своих драчунов хватает. А мы сугубо штатские люди. Бокс смотрим только по телевизору. Да и тебе какая с этого выгода?

—Наше участие в рабочем движении —серьезно, с политической интонацией пояснил агент,—позволит нам легче развивать торговые отношения в рабочих кварталах и вживляться всей китайской диаспорой в местные условия.

—Опять же странно, —задумался Хуа. —Это нужно Мао, но никак не нам. Социальная политика не входит в наши задачи. Ваше дело тихо жить, никому не мешать и меньше мозолить глаза местным властям. Вы работаете на будущее.

—Для этого нужны деньги, связи, новые места,— настойчиво, но тактично упорствовал китаец. —Почему не помочь людям.

—Мы журналисты, газетчики, дурья твоя голова. Мы социологи и психологи. Мы изучай страны Южной Америки для своих исследовательских работ. Как мы можем драться, если мы не умеем этого делать. И зачем нам это? Посмотреть, записать вашу демонстрацию м может. Но, я вижу, деньги вас портят. Для своих целей вы используете и пролетариат, и эмигрантов, и всех далеких от политики людей. Вы стали мелкие буржуа.

Возникшие новые мысли в неспокойной голове аскета, заставили его замолчать и надолго задуматься. Ему резонно пришло на ум, что так и Руса уговаривали солидарничать на благо тех, кто, имея деньги, хочет иметь их еще больше.

Хан Хуа взял связника за плечо. Его мощные пальцы так сдавили тело соратника, что у того ноги ослабели от боли и тело повисло на руке. Монах пристально посмотрел в глаза парня: взгляд того не лгал. Хан отпустил его. «Вполне может быть, что и эти хитрые обмануты. Нужно проверить всю диаспору. Среди них может быть уже полно подкупленных и стремящихся к власти среди диаспоры».

Хуа остановился на мысли, что он сможет быть где-нибудь рядом во время демонстрации. Может быть там случится заметить Руса. Все может быть. Но связнику сказал:

— Вы и сами сможете справиться с полицейскими. Наше дело—исследование социальных процессов в обществе и в отдельных слоях населения. Катаклизмы и быт. Понимаешь. Мы ученые, исследователи.

Связник залебезил перед ним, быстро откланялся, ушел. Жестокая хватка Хуа лишила его всяких сомнений относительно ученых степеней приехавшего. А сам монах еще долго рассуждал над словами местного китайца, подтвердив ребятам, что очень возможно, что Рус уже в этом городе.

Син и Ши попросились пройтись по ближайшим районам.

— Не торопитесь, ребята, — остудил горячие головы молодых воинов Хуа, —что-то здесь и без нас очень интересное готовится. Встречи будут боевые. Готовьтесь к худшему и не расслабляйтесь.

Глава десятая

—Мистер Рэй, не зажимайтесь. Послужите еще немного американской нации. Никто ведь не знает, что может случиться завтра.

—Господин полковник, по контракту я уже давно служу американскому народу. Да и что может случиться завтра?

Майор с удивительной для себя легкостью просто игнорировал просьбы бывшего начальника. И после каждого очередного монолога ему становилось свободнее, будто бы он быстро скидывал неудобную обувь фирмы «Динстон энд кэмпани». Рэй уже и сигареты закуривал, не испрашивая разрешения экспатрона. И даже, но это видимо больше от оставшейся неловкости, не предлагал ему своих.

Хмурый глаз Динстона все это подмечал, но сам он ничего поделать не мог. Майор был не только ловкой канальей, но и с удивительным тактом и сарказмом отстранял полковника от всего, что касалось дел южноамериканского резидента. У бывшего уходила почва из-под ног. Уходила власть, влияние. Он уже не представлял, как сможет воздействовать и контролировать положение в регионе. Маккинрой, стерва политическая, опережал его. И куда ни кинется полковник, везде его встречали вежливо, но как отжившего. Динстон чувствовал себя сатрапом, выброшенным из собственной страны. Где он никому не был нужен и служил лишь кокетливой рекламой для более серьезных игр.

— Может случиться, майор, может. В Сан-Паулу, профорганизации готовят большое выступление, и вы увидите, без монахов дело там не обойдется. Я их уже чувствую, ощущаю как напасть демоническую. А Маккинрой —агентурная тряпка, политический слизень. Он — разведчик кабинетный, сейчас стоящий не на той тропе. Разведчик—это боец. А он? Кто он? Дипломат. Так и пусть якшается в посольствах. Оперативная работа не для него. Здесь нужно иметь жестокие нервы. Ледяную кровь. И не считаться с чужой кровью. А у него кровь голубая, затхлая. Он мирянин. А мы, разведчики, ниспосланы высшим разумом. Нам большее дано. И с нас большее спросится.

Рэй с удивлением посмотрел на Динстона, пошарил в своих карманах, вынул карты, игриво поддакнул:

—Согласен с вами, господин полковник. Я свидетель и соучастник многих ваших операций. Полностью верю в ваши слова. Но тогда в наших расчетах ходила одна фигура. Почему же вы сейчас ведете разговор во множественном числе?

— Потому что ни вы, ни Маккинрой не контролируете обстановку в регионе. Не имеете сведений, что в Асуньоне от рук монахов погибло семеро немцев.—Со злорадствующим апломбом многознающего ставил в известность младшего по званию Динстон.

—А до этого, по достоверным сведениям из моих источников, известно, что эта шайка содействовала повстанцам в разгроме войскового подразделения под лагерем в пустыне Чако. Потери, я вам скажу, такие же большие, какие имелись в Китае.

—Я наслышан об этом несчастном случае, сэр. Но при чем здесь монахи? Конкретно никто о них не докладывал.

—Это не тот случай, майор,—голос полковника становился и капризным, и раздражающим. —Отбросьте сомнения. Партизанские отряды, боевики оппозиции не имеют такой степени обученности, опыта, такой четкой организованности, какой обладают монахи. Учтите и запомните на будущее; Вам это очень пригодится. Небольшая группа монахов участвовала в разгроме охраны лагеря, и полицейских, и войсковых подразделений, присланных в помощь. Это было зафиксировано нашими людьми. Все отели Парагвая были взяты под наблюдение. В одном из них и оказались китайцы. Парни из немецких колоний использовали возможность их уничтожить. Был один наш полицейский из «эскадрона смерти». Но... Вы догадываетесь. Тот раз был не наш день. Парни погибли бесславно. Семь человек.

—А какое отношение это имеет к мероприятию в Сан-Паулу?

— Самое прямое. Хотя еще и не знаю какое. Чует мое сердце, все демоны там соберутся.

С чего бы это?—Довольно неуважительно иронизировал резидент.—Вы, господин полковник, или мощный экстрасенс, или скрытый Люцифер. Кто вы? Как можно предугадать и предсказать монахов? Даже если и будут. Ну и что? Я не нахожу логики. Что нам с этого?

—Нам просто их надо уничтожить при первой же появившейся возможности.

—Это входит в первоочередные планы нашей внешней политики? —Рэй с видимым пренебрежением стряхивал пепел с сигареты.

—Конечно, майор. Конечно. А как еще? Неужели вы думаете, что я приезжаю сюда, в эти мерзкие болота Бразилии, для того, чтобы любоваться их гнилыми испарениями.

—Осмелюсь посоветовать,—оставался непозволительно нахальным майор, —наверное, все же приятнее любоваться испарениями.

—Вы переходите грани приличия, майор.

Динстон вытянулся, надулся, как это он делал, когда становился злым и трудно было сдерживать себя.

— Прошу прощения, господин полковник,—поправился резидент,—но вы меня так запутали, что я не
понимаю вас совершенно.

—Когда вы были моим подчиненным, вы все прекрасно схватывали на лету, с полуслова. Глаза Динстона медленно стервенели.

—Не совсем. Но тогда я выполнял ваши приказания механически, как рядовой солдат. Приказ есть приказ. Все промахи я мог списать на вас. А сейчас? Маккинрой разорвет меня на части. В Управлении потребуют отчета. Что я смогу отписать?

—Никто вас вызывать не собирается. И отчеты писать не придется. За все отвечаю я. У меня имеются еще кое-какие полномочия.

—Какие полномочия, сэр. Вы сейчас никакого отношения к Латине не имеете. На сегодня вы здесь частное лицо. Резать будут меня. Неужели вам это не понятно? Вам, полковнику, ответственному лицу. Самому исполняющему приказы свыше. Что-то я не припомню, чтобы вы ослушались когда-нибудь начальства. Какие документы обосновывают ваше пребывание здесь?

Динстон нервничал, путался, но никак не мог прошибить агрессивную пассивность майора. Он залпом выпил оставшееся виски. Стукнул стаканом об стол.

—Пару снайперов на час: хоть это сможете?

—Я в полном смятении, господин полковник,—продолжал подло ничего не понимать резидент.—Я не могу найти ответа на ваши предложения. Снайперы то зачем?

— Запугать хотя бы. Подстраховать своих. Майор, образумьтесь. Поход против коммунизма еще не закончен. И то, что Никсон в прошлом году заехал в Советы, нас, разведчиков, должно только настораживать. Не расслабляйтесь. Этот русский не просто так бродит в бедняцких кварталах. На митинги он постоянно ходит не репортером независимой прессы. Вы сами свидетель,
как он ловко организовывает сопротивление полицейским кордонам. Это подкидыш коммунизма. Рука Кремля. Самый натасканный агент Москвы. Вы молоды. Еще не осознаете, как он опасен нашей молодой демократии.

Рэй примирительно улыбнулся и перевел разговор в более вежливый тон.

— Сейчас мне становится понятнее, господин полковник. Против таких аргументов трудно что-либо возразить. Но мне нужен приказ из Лэнгли. Это крупное мероприятие. Сам я помочь навряд ли смогу. Меня вышвырнут из резиденства буквально на следующий день. А я очень дорожу своим местом.

Динстон встал, зашарил в карманах в поисках своих сигарет, медленно пошел по комнате.

Рэй отчужденно смотрел в окно и старался не слышать хриплого дыхания расстроенного полковника. Сейчас он лучше знал, что следует делать. В Маккинроя верил больше. Майор считал, что информации по всей Южной Америке к нему должно стекаться больше, чем к кому-либо. Но информированность Динстона часто приводила его к глубокому подозрению, не ведет ли простоватый полковник чью-то более большую и серьезную игру. Это заставляло относиться к бывшему начальнику с большей долей уважения и постоянно думать о том, какие силы могут стоять за спиной дешевого разведчика. Думать, что при всей своей простоте полковник связан с какими-то каналами на надправительственном уровне, которые двигают Динстоном столь активно, что тот часто появляется в таких местах, которые по роду его деятельности никак не могут к нему относиться. Рэя интересовала игра высоких уровней госдепартамента, но умом своим постичь ходы кабинетных правителей не мог. В свое время, когда Динстон вызвал майора в Лэнгли для представления и пояснения новых задач, он думал, что через этого внешне крутого полковника сможет кое в чем разобраться. Начать интеллектуальное внедрение в высшие слои руководства. Но вышло все не так. При общей поносной говорильности начальника резидент ничего понять не мог, ничего полезного предпринять для своей личной карьеры. Майор совсем запутался в понимании как задач его подразделения, так и политики, которую он должен был проводить среди дипломатов. Динстон оказался непредсказуемой и очень своенравно-спесивой фигурой. Он мог за день, за ночь до семи раз позвонить, меняя направление проводимого им мероприятия. С приходом Маккинроя все обрело спокойный, а главное, предсказуемый характер. Исчезли многие фигуры, за которыми люди Рэя должны были следить. Политическое направление было сужено, и резиденту не приходилось мотаться по пунктам сбора с несвойственными для его агентурной сети задачами. Резидент не опасался, что теперь среди ночи ему могут позвонить, требуя детали какого-либо дела, которое не поздно было сообщить и по утру. Но и при всех состоявшихся за последние дни изменениях отказывать прямо Динстону было еще не разумно. День завтрашний кроет день сегодняшний. И каждый политик и чиновник знает об этом.

— Господин полковник,—всаживая в каждое слово большой интонационный смысл, обратился Рэй к Динстону,—пожалуй вы правы. Борьба с коммунизмом еще не закончена. Стрелков я вам выделю. Но, договоримся: под вашу ответственность.

—Вот это самостоятельное решение государственного мужа, мистер Рэй.

Полковник широко заулыбался и с глубоким выдохом вытер потную испарину со лба.

—Я уже был в отчаянии. Латина должна быть нашим регионом. Здесь вредно сентиментальничать. Выдумывать иную политику на манер разных там Маккинроев.

Рэй тактично промолчал, правильно подозревая, что в Вашингтоне идет такая же острая борьба мнений и идей, как и на средних уровнях чиновничьего звена.

Дата добавления: 2015-06-04