Второе бессмертие Сен ю

Сен Ю скучающе сидел на скамеечке и мирно подремывал с длинной метлой в руках, не забывая, иногда для приличия клюнуть носом. Его слух, как слух лесного зверя, был насторожен и настроен очень чутко. Все, проходившие мимо, бюрократично и канцелярно определялись: кто обыватель, кто праздношатающийся, а кто просто хулиганствующий повеса. Тогда Сен вроде бы как позевывал, потягивался, в упор оценивая проходящих юнцов; и, если не закрадывались какие сомнения, тихо, совсем как скучающий пенсионер, продолжал мирно и расслабленно кемарить.

Скоро, очень строго настроенная компания подозрительно медленно двигающаяся по улице в направлении к приюту, вовремя взбодрила дремлющую мысль Сен Ю. И когда внушительная ватага очень деловых парней достигла ног монаха, он небрежно на ломаном испанском прошипел: «Не сори сопляк. Убирать заставлю».

Ближайший клиент для назидательности замахнулся ногой на Сен Ю. Такое сознательно неуважительное отношение к собственной персоне оказалось совсем не по душе скромному служителю культа. Он счел нужным подставить под удар свою метлу, которая почему-то имела железное древко. От резкой пронзительной боли тот разматерился на всю округу. Старший подскочил к орущему, трахнул его по затылку. Подбежал к скамейке: посмотрел на сонную рожу китайца и тоже для острастки двинул ногой в сидящего. Это было уже слишком. И удар, как и следовало ожидать, пришелся по очень не к месту подставленной метле. Такой же злобный мат затрещал в атмосфере улицы. Главарь выхватил у компаньона железную трубу и замахнулся ею для удара. Но коварная спящая метла молниеносно скользнула вдоль земли. Железная твердь древка сшибающе больно впилась в щиколотку атакующего. Тот тяжело упал, вслух по сапожному матерясь и кривясь от боли и злости. Показал остальным недвусмысленный жест, чтобы все набросились на китайца. Несколько человек одновременно подскочили к монаху, но были опрокинуты той же метлой, которая опасной гадюкой крутилась под воздействием ног сидящего.

Сен Ю вскочил: посмотрел кругом. Нападавших было более двадцати человек. Подкинув метлу ногой схватил ее, как для упражнения с шестом. Сомнения исчезли: группа направлялась к приюту с конкретными намерениями. В руках каждого атакующего появились трубы, пруты, цепи. Не исключено, что у шайки имелось и огнестрельное оружие...

...Рус сидел в дальней комнате приюта, чистил короткий автомат, скрупулезно рассуждая о событиях последних дней. Если до демонстрации он имел неопределенные планы на будущее, то сейчас вообще не мог придумать, что предпринимать. Ожидать, пока братья передадут нужные известия или самостоятельно прорываться из города и перебираться в Китай. Огромный Паулу давал ничтожные шансы для быстрого нахождения друг друга. Тем более, что и полиция, карабинеры приведены в боевую готовность. Секретная агентура оперативно известит власти, если монахов кто-нибудь обнаружит.

Из соседней большой комнаты аппетитно доносился запах каши, обильно приправленной острыми пряностями. Рус с семейным успокоением наблюдал, как малыши трогательно тянутся к женщинам, подтягивают стулья, и с нетерпением скребут ложками по тарелкам. Монах собрал автомат, заполнил четыре обоймы патронами, проверил пистолеты. В уме стал подсчитывать оставшиеся при нем доллары. В дверях появилась Дина. Ее женственный силуэт также настраивал Руса на лирический лад. Он знал, что она всегда приходит, когда детям раздавали ужин. Но сейчас девушка была чем-то возбуждена и внутренне расстроена. Но ее опередили Хосе с Хуаном. Они вихрем внеслись в комнату, разгоряченные, с блестящими глазами.

— Дядя Рус! Там у магазина в скверике кто-то дерется. Похож на китайца.

До этого сонно-спокойные глаза монаха, зажглись охотничьим блеском. Продолжая сидеть и быстро прикидывая в уме: кто бы это мог быть, показал ребятам чтобы не кричали. Спросил: «Чем и как дерется китаец?»

Так он спросил, чтобы по ответу можно было с достаточной долей уверенности определить, кто мог быть там, в сквере. Интуиция подсказывала, что это мог быть только кто-то из братьев-монахов.

— Метлой длинной махает. Дядьки от нее падают, как пьяные.

«Сен Ю,—без сомнений определил Рус, —Сен лучший мастер по владению боевым шестом среди монахов».

Он вскочил, показал ребятам, чтобы наполняли оставшиеся обоймы. Сам тенью скользнул во двор в указанном направлении.

...Метла Сен Ю действительно, как косой стелила группу прыгающих и матерящихся парней, с такой прытью дворника, что они разлетались словно^ осенние листья на холодном ветру. Конечно, это была не метла. Дерево такой мощности движения не дало бы. Сен Ю упражнялся длинным металлическим прутом с привязанной к нему метлой. Но скоро связанные прутья жестких веток разлетелись в стороны, вызывая очередное удивление противников. Вместо законно ожидаемой пустоты на конце прута оказался ровный саблевидный наконечник в виде вытянутого полумесяца. Монах стоял в низкой стойке и, сделав резкий шаг к ближайшему противнику, маховым круговым движением по ногам сбивал его с ног, и, пока тот еще оглушенный валился на землю, сверху опускалась вторая часть прута. Но, если раньше это была метла, теперь воздух жестоко рассекало безжалостное лезвие белого металла. От второго рубящего удара уже никто не поднимался. Топорный мах огромной силы оставлял глубокие рубленые раны и жуткая картина резаного тела вызывала цепенеющий страх у противников. Боевики отскочили в стороны и замерли в ожидании.

Рус сразу понял, что эта серьезно настроенная компания по его душу. Но и Сен оказался здесь далеко не случайно. Бандиты видно еще не стреляли только потому, что не желали лишнего шума. Странный, нелепо оказавшийся на пути монах крепко помешал. Видя несколько разрубленных тел приятелей, боевики опасались нападать снова. Им стало ясно, что в уличной методе навала они не осилят одинокого безмозглого китайца. Около дюжины человек были покалечены молниеносными точными ударами дворовой «метлы».

Рус медленно двигался вдоль стены, стараясь оставаться незамеченным для группы нападавших. У бедра придерживал автомат, корпусом прикрывая его от взгляда со стороны. Было ясно, что просто потасовкой эта бойня не закончится. Но врагов было еще много и Рус глазами прощупывал каждого, у кого наверняка может оказаться пистолет. Вдруг Сен сделал два резких коротких движения к ближайшему боевику и, выбив у него трубу, вторым сабельным концом вонзил в грудь. Старший, на мгновение оказавшись за поверженным, придерживая его, чтобы тот не упал, выхватил пистолет и из-под руки погибшего произвел выстрелы в китайца. Рус не позволил ему расстрелять всю обойму. Его бесшумная, но долгая и яростная очередь буквально разорвала грудь уже умершему от прута боевику: тот рухнул на землю. Молниеносные пули тут же разорвали тело и главаря группы. Немец, немного подергавшись, стараясь устоять, замертво упал на землю. Патроны в магазине кончились. Рус быстро сменил обойму и следующая очередь пошла по ошарашенным боевикам, которые дружно бросились вдоль улицы. Но пули споро догоняли убегавших. Скоро никого из убегавших не осталось в живых.

Сен Ю продолжал стоять в низкой стойке с широко расставленными ногами, опираясь на свой боевой шест.

Рус подскочил к Сен Ю. Первое, что он определил это то, что три пули врага все же вонзились в тело брата ниже грудной клетки, и что при быстрой врачебной помощи монах будет жить.

Сен тоже увидел Руса. Его узкие отстраненные глаза потеплели. Он начал медленно опускаться вдоль своей алебарды. Рус подхватил брата, аккуратно опустил на землю. Подбежала Дина с мальчишками. Рус показал им оставаться. Сам через секунду остановил машину, сунул пачку долларов водителю и еще через несколько мгновений вез раненого в больницу. Дина с малышами тоже поехала следом.

Когда монах заплатил доктору за операцию вперед, никаких технических осложнений дальше не было.

Малышей расставил присматривать за внутренним двором поликлиники. Дину отправил в приют взять деньги, заказать три каюты на ближайший пароход до Кейптауна. Сам устроился в коридоре. Час времени он имел. Полиция не скоро разберется без свидетелей в происшедшем, чтобы направить своих сотрудников проверять все лечебные учреждения города. Сен Ю теперь следовало срочно переправить в Тибет. Только там монахи могли полноценно вернуть брата к жизни. Если до этого Рус еще тянул время, размышлял, как ему исчезнуть незаметно из города, то сейчас у него не оставалось иных планов. Он знал, что и как будет делать.

...Вы видели, господа! —обиженно срывающийся голос Динстона глушил Рэя.—Ваш Маккинрой слюнтяй. Чем плохи были эти ребята? Почему они должны погибать от лиц незаконно находящихся на территории Бразилии. И от того, что какой-то высокородный интеллигент гнет свою гнилую пропаганду в защиту террористов.

—Как я понимаю,—Рэй, на удивление себе начинал говорить более указующим тоном, будто бы он уже достиг тех высот положения в своей конторе, когда можно философствовать на поле брани и чувствовать себя правым,—господин Маккинрой, здесь вообще ни при чем. Эта кучка убиенных живописна, но не убедительна и для дела не доказательна.

—Что не убедительно? Что тут не понимать? У-ух. Ну ты скривился. Это дело рук монахов. А может быть и самого негодяя русского. Он, подлец, так точно и безжалостно стреляет.

Пожалуйста, не кричи, мистер. Неудобно,—успокаивающе попросил Рэй бывшего патрона.—Вы мешаете полицейским работать. Да и зачем кричать. Трагедия свершилась. Занавес опущен. Не пускайте зря круги по воде. Подождем результатов осмотра, послушаем версии.

—Эти платные олухи только серьги с ушей могут снимать у разложившихся трупов. Думаете, они возьмут нужный след?

Динстон даже как-то неискренне посмотрел на майора. Тот также лукаво и многозначительно крутил глазами.

—А вы, что, в свидетели пойдете?

—Выдумал,—уже искренне, но задавленно промямлил полковник. — Я не знаю, чем они там занимаются, но все поголовно смотрят на дно бутылки. Их даже красивые бабы не интересуют. Деградирующее звено бразильской бюрократии. Поговорю с комиссаром: пусть у приюта выставит официальное наблюдение, а лучше пост.

—А вам ничего не говорит,—ласково, стараясь не раздражать и не ехидничать, напомнил Рэй, — что все это произошло недалеко от приюта.

—Да. Вы знаете...—Динстон замолчал будто сам взял верный след.—Что бы все это значило? Да и алебарда стальная у полицейских. Откуда она?

— Наверное, — не мог. удержаться от нагловатого поучительства майор,—что кто-то уже имел здесь длительное наружное наблюдение. И этих «кто-то» было довольно много и из очень определенных фирм.

—А свидетели? Почему их нет? Почему комиссар никого не опрашивает?

— Кого? Господин полковник. Бесправное население здешнего района еще от первых испанцев напугано беспределом всех и в особенности полицейских, беззаконием чиновников. И этот еще, устрашающий всех, одиозный «эскадрон смерти». Не говоря уже о том, что и преступников они боятся не меньше. Свидетель в этом городе исключение из правил.

—Вы государственный циник, майор. Но я наперекор вам поговорю с комиссаром.

—Как вам будет угодно, господин полковник. Но сначала ему надо заплатить.

—Заплатим.

После разрешения комиссара Боднара похоронная команда начала перетаскивать трупы в авто-морги. Он еще несколько минут ходил по месту происшествия, надеясь, что кто-то появится на опознание трупов. Но никто не являлся. Все настырнее начали наседать репортеры со своими дурацкими и провокационными вопросами.

Один из них прозвучал для комиссара совсем неожиданно и странно.

— Не считаете ли вы, сеньор комиссар, что началась война между мафиозными группировками в городе за передел сфер влияния. И что в будущем следует ожидать населению от этих кровавых разборок.

Боднар посмотрел на спрашивающего, как на человека, впервые работающего на ниве журналистики, пожал плечами, показывая, что этот вопрос несколько некорректен для населения и рановато для вынесения на общее обсуждение.

Но репортер повторил свой вопрос и добавил, что если полиция так мало знает, а тем более сторонится своей конституционной обязанности, то наступит время и полиции самой придется или работать на мафию, или объявлять ей войну, что потребует огромных дополнительных средств налогоплательщика и не совсем будет соответствовать демократии.

— Наверное, сеньоры репортеры знают много больше, чем мы. Свидетели и потерпевшие охотнее дают показания журналистам. А нам? Вы видите. Никого нет. Мы расследуем криминальные преступления, исходя из фактов, найденных документов. Мы не имеем право ничего голословно говорить. Иначе мы не криминальная полиция, а платные репортеры для выуживания жареных фактов из ничего. Только всесильные журналисты и репортеры имеют право обобщать, нелегально собирать сведения и подавать их населению в выгодном для себя свете. Сомнительность источников, откуда черпают сведения сеньоры репортеры, не преграда для них. Самые банальные дела из-под пера хваткого журналиста приобретают вес и значимость очередной сенсации. Мы, полицейские, подчиняемся закону. Следуем им. Позволять вольности в интерпретации непроверенных, недоказанных фактов не имеем право. Иначе никакой суд не примет наши дела в производство. Вы согласны с законами конституции, сеньоры?—в упор обратился комиссар к репортерам.

— Не совсем,—ответил тот же газетчик.—:Вы чиновник, стоящий на страже законности, и должны иметь ответы на поставленные общественностью вопросы. Иметь свои версии.

—Для этого есть прокуроры. Они и нас проверят и вам подскажут, где и как лучше подавать жареное в соусе.

Рэй подождал, пока Динстон с комиссаром усядутся в полицейский лимузин. Сам же, на своем современном кабриолете, немедленно помчался к Маккинрою, который находился в посольстве и разговаривал с Вашингтоном.

Глава двенадцатая

Коу Кусин внимательно принял донесение Хан Хуа о многочисленной погоне, о том, что они приближаются к месту сосредоточения монахов со скоростью около девяносто миль в час.

Карающий Глаз встал, подал сигнал монахам. Они быстро разошлись, занимать ранее предопределенные места на возвышенности, перед которой проходила большая магистраль. Подошел Ван.

— По плану?

Коу определенно кивнул.

— Большая погоня. Надо залпом встретить, чтобы сразу отбить охоту преследовать. Устроим свалку машин на дороге и на вертолеты.

-А Сен Ю?

— Никаких известий. Немцы очень быстро обложили Хуа. Если в погоне задействовано так много машин, значит наци клюнули на нашу заготовку и значит они заранее готовились к прочим акциям уже без нашей агентурной словесности. Кто-то их еще здорово курирует. — Известно кто. Американцы сами прячут множество наци в предгорьях Кордильер. Нам надо распределить на каждую машину по три стрелка, что бы одновременно вывести транспорт с седоками. Тогда задние, не думая, мгновенно развернутся обратно. В течение минуты с ними надо покончить. Следом наверняка поспешают полицейские. Динстон всех привел в движение. —Я все думаю про Сен Ю.

—Оторвемся от погони, пошлем человека в Паулу. Найдем. Где-нибудь на явке он заляжет.

Коу аккуратно вставил обойму в винтовку. —Осталось ждать не более трех минут. Ван пошел к вертолетам.

Нетрудно было определить погоню. Машины неслись на сумасшедшей скорости, норовя на поворотах улететь в кювет. Но мчались. Корпуса вибрировали на неровностях, дрожали стеклами окон, но неслись, не сбавляя скорости. Коу распределил, кто и по какой машине стреляет. И, когда тяжелый мерседес, натужно урча раскаленным мотором, промчался мимо засады, короткие гулкие выстрелы залпом разнеслись по местности. Пять машин сразу закувыркались и на неослабевающей скорости понеслись в кювет. Задние резко затормозили, заюзили, обходя друг друга, но новые залпы буквально крошили обшивки следующих машин, добираясь быстрой неминуемой смертью до новых водителей. Еще три машины сошли с дистанции. Начали взрываться перевернутые. Задние автомобили почти на месте разворачивались и на еще большем газу уходили обратно. Но последним двум не повезло. Их продырявило столько пуль, что прямо на ходу взорвались и горящими факелами долго мчались вслед ушедшим машинам.

Монахи не стали добивать выскакивающих из подбитых и перевернутых машин. Немцы без команды полем быстро ретировались подальше от опасного места. Хан Хуа с отроками бросил машину, присоединился к основной группе. Некоторое время Мин и Хуа смотрели на горящие автомобили. Мин спросил: —Руса нет? —Нет. -Сен Ю?

—Тоже никаких известий.

По знаку старшего вся группа быстро снялась с места и легким бегом через малый перевал побежала к вертолетам.

Брюнер злобно плевался в окно машины, материл всех и вся. Его срывающийся голос фанатично гнал автомобили вперед, под жалящие пули монахов. Машины визжали на поворотах, кувыркались, горели ярким пламенем, взрывались праздничными петардами, испускали снопы ярко горящих искр. А он все гнал и гнал погоню навстречу гибели. Немцы целились, палили из всех стволов. Но что они могли сделать из коротких легких автоматов, пусть и несущих в минуту сотни мелких пуль, против мощных крупнокалиберных винтовок, которые, как снаряды, вгоняли тяжелые пули в мчащиеся навстречу смерти машины. Брюнер видел.' Видел, что примитивный армейский нажим в лоб, бандитская бравада не помогает. Автомобиль монахов оказался бронированным. Колеса почти до самой земли прикрыты стальными пластинами. Как только немцы приближались ближе ста метров, точность огня монахов повышалась в несколько раз, и тогда очередная машина преследования слепо летела в кювет, и там ее пассажиры находили скорый и печальный конец. Даже вертолеты: борта, н которые Брюнер так надеялся, как Гитлер на сверхоружие, не помогли. Монахи имели мощные винтовки, разрывные и бронированные пули и пользовались ими очень грамотно и умело. Некоторые попадания были такой точности, что машину на ходу разрывало от мощного взрыва бензобака. Получалось, что пуля иногда проходила весь корпус машины. Такое положение вещей и страшило и губило всю нанятую храбрость немцев.

Монахи уходили. Уходили без потерь. А Брюнер ежеминутно терял автомобиль с людьми. И как ни проклинал группенфюрер фортуну, не скрежетал до боли старческими зубами, они, нехристи и негодяи, уходили. Приходилось гнать погоню, не обращая внимания на тяжелые потери. Чутье старого вояки подсказывало, что надо прекращать, продумывать иные варианты мщения, но генеральские амбиции не позволяли отступать от намеченного.

—Стрелять всем! Стрелять из всех стволов!— продолжал кричать он по рации. И стреляли. Кто мог. Но могли только три первые машины вести огонь. Остальные были закрыты первыми и только выжидали, когда очередная сойдет с дистанции, чтобы сразу же начать свой скорый отсчет навстречу гибели. После того, как уже одиннадцать машин остались гореть где-то на обочине, и тупому стало бы ясна бесперспективность погони. Брюнер чего-то выжидал. Боялся признаться в очередном проигрыше неизвестным китайцам. Иной команды не следовало, и конвой на предельной скорости несся дальше. Брюнер искусал все губы, таращил глаза по сторонам, чтобы ухватиться хоть за какую-нибудь победную или хотя бы спасительную идею. Но все было трагично и тщетно.

Вся кавалькада мчащейся колонны быстро и красиво входила во владения гор. Скорость спала на поворотах, но все равно была предельно опасной. Шоссе живописно закружило средь холмов и отрогов горных хребтов.

И, когда... О, боже... Он услышал дружные плотные залпы, далеко разносимые эхом по окрестностям, с больной головы подумал было, что это где-то армейские силы помощи подключились. Но впереди трагично и обреченно почти одновременно несколько машин закувыркалось и загорелось. Одна ярко взорвалась. Понял. Дошло. Поверил—засада. Но чья? Раздумывать было некогда. Залпы гремели с механической точностью.

—А-а-! — истошно заорал он в рацию.—Назад!!! Все назад!!!

Его, флагманский кабриолет, умно шедший сзади первым развернулся почти на месте и сиганул со спринтерской скоростью обратно. Остальные, не хуже своего командира, виртуозно произвели такой же маневр и также дружно понеслись обратно. Со стороны казалось, будто это демонстрация ходовых качеств автомобилей разных марок.

—В Рио? В Рио! Все в Рио! —продолжал кричать он в рацию, как очумелый, глядя назад и подсчитывая перевернутые машины. Совсем немного их оставалось в его распоряжении. Кажется одиннадцать. А было тридцать одна. Негодяи.

—На раненом монахе отыграемся, ребята! Мы с него 'шкуру живьем снимем! Скотина! Что б они сдохли, как русские в сорок первом. С нами бог! Зиг хайль!!...

И много, много прочих громких и нецензурных выражений.

Глава тринадцатая

— Майор, а почему вы не оставили людей у приюта? Неужели не понятно, что и Рус, и монахи, или кто-нибудь еще обязательно посетят детскую богадельню. Сами дети наконец. Это же связующее звено. Старое правило любой слежки.

—Извините, мистер Маккинрой, как-то под впечатлением более значимых дел не придал этому особого значения. Да и людей маловато. По многим основным позициям мы их расположили и мои агентурные ресурсы кончились. Все так стремительно, неестественно, непохоже. Особенно этот брюзжащий немец. Меня очень сильно заинтересовало, куда он поехал.

—Майор Рэй, объясняя вам задачи на первой встрече, я надеялся с вашей стороны на большее соучастие в судьбе русского монаха. Вы ведь далеко не глупый человек, умеете серьезно анализировать. Если -я каждодневно напоминаю о нем, и как вы заметили, значит я уполномоченный центром вести самостоятельно многие латинские дела, лоббирую здесь отнюдь не свои интересы. Понимаете? Вы должны это основательно, профессионально ощущать. Как нам теперь отыскать монахов? Подскажите. Ведь они дважды на одном месте очень редко появляются. А старый немец никуда от нас не денется.

—Он и не делся, сэр. Мне известны подробности их погони за монахами.

—Странно и интересно. Вы все еще верите, что это немцы сели на хвост китайцам?

—По логике предпринимаемых ими усилий, наверное, так.

—И каков результат?

— Около двадцати машин подбито и разбито. Два вертолета. А сколько людей пока не известно.

—Мне думается, дорогой Рэй, что вы все еще в плену бездарных иллюзий господина Динстона. Неужели после таких ощутительных, даже разгромных потерь можно с прежней настойчивостью утверждать, что это немцы настойчиво преследовали монахов. Такое положение больше смахивает на очень грамотное заманивание в ловушку, что по всей видимости и произошло. Ваши приятели немцы попались в дешевый капкан, как голодные шакалы.

Майор непривычно смутился. Он понял, что сэр Маккинрой знает все главные и уязвимые места не только его резидентуры, но и по Южной Америке вообще. Надежды на то, что можно тихонько играть на двух господ исчезли, «как сон, как утренний туман».

—Хорошо,—прервал потаенные мысли майора, эксперт,—сейчас надо думать, где может быть Рус с раненым монахом и куда они могут двинуться в дальнейшем.

—А, если он не ранен? —пробовал как-то весомо полемизировать Рэй.

—Разве на месте происшествия нельзя было определить, кто где лежал. Свидетели. Да и комиссар, француз, далеко не лишний для нас человек.

—Ну, этот комиссар, сам себе на уме. Хитрости и иносказания у него на всех хватит.

—А почему он не должен быть хитрым? Все мы хитрые.—Маккинроя начали раздражать примитивные суждения майора, —не делите всех, как Динстон: хитрый, тупой, наш, не наш. От вас зависит, какие люди и как с вами говорят. Вы должны создавать ситуацию на благо себя, своей работе. Относительно вашего имиджа с вами будут искренни и ваши визави. В означенном регионе вы гораздо могущественнее карманных президентов. Вас боятся, уважают. Данным положением остается только умело пользоваться. Не нужно быть сутягой, и вам откроются многие откровенности каждой мало-мальски влиятельной семьи в вашем регионе. Люди с удовольствием будут на вас работать, потому что вы американский разведчик. Второй такой страны пока в мире не имеется.

—А русские? —совсем уже обиженно и не в строчку отговаривался Рэй.

—Русский образ жизни, их имперские замашки не модны нынче. У нас свободный образ жизни, у них лагерный. Вам это не объясняли в колледже.

Офицер понятливо кивнул.

—Слушайте меня, майор, и делайте все быстро. Китаец ранен. Без лишней огласки найдите, в какой больнице или поликлинике его оперируют.

—Неужели кто-то осмелится везти его в госпиталь? Это же ставить под смертельный удар.

—Не перебивайте меня. Во-первых, все версии нужно быстро проверить. Второе: вы еще не раз увидите нелогичные ходы русского. За свою жизнь он нисколько не будет рассуждать, если его брат гибнет. Какие еще могут быть утверждения об опасности. Это не те люди. Да и заметьте для себя: скорость выполнения хирургической операции прямопропорциональна выживанию китайца. Рус не будет впустую бегать по дешевым подпольным больницам. У него есть деньги, и считать их он не будет. Третье: эта молодая девушка, которую похищали немцы, забронировала три каюты «люкс» на корабль до Кейптауна. Все это вы должны были без меня узнать и раньше меня. Ваша задача отвести ищеек Луиса от раненого монаха, обмануть их, пустить по ложному следу. Второе: найдете девушку и передадите документы на Руса и монаха, а также на несколько сопровождающих. Проследите, чтоб все было о'кей. Понятно, майор. —Более, чем понятно,— пристыЖенно ответил резидент. Он неожиданно понял, что и сэр Маккинрой, и полковник Динстон пользуются какими-то дополнительными и более сведущими агентурными связями. Гораздо более выше рангом, чем его долговременная, созданная предшественниками, разведсеть. Он даже подумал: и, наверное, это истина, что его разветвленное агентурное подразделение, всего лишь бутафория для отвлечения спецслужб латинских стран. Может его используют также, как недотепу Динстона. Обидно. После пришедшего озарения Рэй очень зауважал своего шефа. И понял окончательно, что только в связке с ним есть возможность на порядок улучшить свое реноме и свое будущее.

— Господин Маккинрой,—голосом человека, принявшего окончательное решение, заговорил резидент,— я все понял. Разрешите идти выполнять задание.

—Хорошо, майор, если вы все поняли,—эксперт по-новому посмотрел на подчиненного.—Но теперь постарайтесь сохранить монахов всеми имеющимися у вас средствами.

—Это я тоже полностью уяснил, сэр, —живо рапортовал майор.

—Ну что ж, надеюсь, что буду верить вам, майор; и что недосказанного между нами больше не будет.

—Ноу, сэр,—выкрикнул офицер и побежал.

Даже в повседневной оперативной работе Маккинрой действовал быстрее и намного эффективнее Динстона. Эксперт гораздо лучше разбирался в людях, и почти никогда не ошибался в выборе. Смелее ставил на них. Но потом и помогал им в полной мере, если они достаточно отвечали его требованиям. Динстон бросался во все возможные места, всем платил, путался, но построить стройную целевую концепцию своей деятельности не мог. Что-то получалось,—везло. Но в крупных делах, когда против него выступали сильные противники и опытом, и интеллектом: пасовал, терялся.

Сейчас, по прошествии некоторого времени, всматриваясь в комиссара Боднара при свете яркого бразильского солнца, Маккинрой был уверен, что француз переиграет ставленников Динстона, капитана Луиса и прочих. Хотя метис и имел богатый послужной список и
числился в очень удачливых офицерах. „

—Месье комиссар, меня очень интересует: ранен монах или нет. Изучение места происшествия дало пистолет, который находился в руках главаря банды. Закопченный пороховыми газами ствол, недостача в обойме трех патронов. Сблизи трудно промахнуться. Следовательно, китаец наверняка ранен. И судя по скорости, с которой его увезли с места ранения, видимо тяжело. Какая картина боя вырисовывается?— помогал эксперт французу быстрее собраться с мыслями и дать более обстоятельный ответ.

—Трое убиты тупым предметом. Пока под это действие подходит тупой конец алебарды монаха. Несколько порезанных, все данные экспертизы позволяют заключить, что той же алебардой, только саблевидным концом. Остальные от автоматных пуль, выпущенных из системы «Беретта». Из двадцати трех человек банды шестеро остались в живых. Пораженные метлой монаха, они сообразили до конца трагедии не подниматься, что сохранило им жизнь. По рассказам оставшихся в живых, китаец ранен тремя пулями в область живота. Со стороны стрелял некий молодой человек лет двадцати пяти, по внешности европеец. Он и увез китайца на мгновенно подвернувшейся машине.

—Больше никаких подробностей нет?

—Ожидаю вечернего сбора информации.

—Хорошо, месье, я дополню. Девушка их приюта, по имени Дина, заказала билеты на корабль до Кейптауна. Забронировала три каюты.

— Ну у вас информация, сеньор Маккинрой. Такой оперативности можно только поражаться. С этих донесений становится ясно, что дальнейший путь монаха лежит в Южную Африку. Не ясно только, зачем им столько билетов. И откуда у него такие деньги?

Маккинрой снисходительно улыбнулся восторженности месье.

—Деньги он сделал на кетче. И что самое таинственное, монах открыл мне новую, неизвестную доселе, страницу. В Паулу, в поединке на ринге он убил какого-то очень сильного физически и очень свирепого монголоида.

—А зачем убил?—удивляясь, переспрашивал француз.

—Вот это и ставит передо мною новую странную загадку. Ранее я считал, что почти все таинственное, что может исходить от них, находится в моем поле зрения. Ан нет. Новый виток информации. Новые загадки, новые размышления. Месье, этот дикий монгол физически очень мощный субъект. Неясно: или он напичкан гормонами роста мышечной массы, или еще чем-то, но объем его мускулатуры никак не меньше культуристов на чемпионатах мира. А может быть и больше. Я видел труп: зрелище впечатляющее даже в неживом состоянии.

— Как же можно такого монстра убить одним ударом?
—Сам не знаю, свидетели утверждают: под сердце

так двинул молниеносно, что практически в зале никто не уловил движения.

—Смотрю я, сеньор Маккинрой, ваш парнишка предлагает много таинственного вашему неспокойному интеллекту. Когда вы меня просили подсобить, я думал, что все будет как обычно и до банальности просто.

Эксперт заломил край листа в своем блокноте.

—В свое время и я так думал. Но я еще не закончил. Секундант этого монгола выскочил с узким длинным ножом. И его монах поразил таким же молниеносным опережающим ударом, но уже в голову.

— Приходил кто-нибудь за телами?—профессионально осведомился француз.

—За телами наблюдение. Они в морге. Время покажет. Это очередная загадка, на которую тоже придется искать ответы. Отвлеклись мы немного, продолжим. Значит я вам доложил, друг, что билеты заказаны, номера кают забронированы. Как вы думаете: еще кто-нибудь из врагов монахов закажет билеты на этот корабль?

—А почему бы и нет. Следуя логике событий, должны. Но зачем монаху пять билетов? Три каюты?

—Это уже не столь важно. Главное, что мы об этом знаем.

—Корабль уходит завтра?

Да, месье. И здесь наступило время просить вас, ради чего в принципе я и зашел к вам. Вам необходимо также совершить с этими монахами круиз к берегам Черной Африки. И, по мере ваших возможностей, помочь русскому довезти товарища целым и невредимым до Кейптауна.

—А кто предполагаемый неприятель?

—Ну, вы догадываетесь, как и я: это немцы, сотрудники из отдела капитана Луиса. Думаю, с бронированием кают у них больших проблем не будет.

—А я, думаю, будет,—с сомнением, но весело ответил француз.—Они не имеют такого подавляющего влияния, каким обладаете вы. Но, если им очень нужно, на корабль они проникнут. Весь ужас в том, что я не вижу никаких путей помочь монахам. Это не просто рискованно. Не подумайте, что я о себе думаю. Мне лично сложностей не прибавится. Но вот монах: он видимо поторопился, выбрав дальнейший путь передвижения корабль.

— У него нет выхода. Раненого необходимо лечить, поддерживать его жизнеобеспечение. Здесь, в городе, в поликлинике, рано или поздно полиция доберется. А это уже конкретно гибель раненому. На корабле у Руса больше шансов побороться за жизнь брата.

—Но я, лично, на такое никогда бы не решился.

—Месье Боднар, он мыслит не нашими категориями. Гибнет товарищ. Он осуществляет самый короткий и по его меркам самый безопасный путь. Самолетом, вы думаете, безопасней? Как бы не так. Но время нас торопит. Вы знаете в лицо многих из отдела Луиса.

—Только некоторых, сэр.

—Следом мы вышлем на корабль фотографии, когда конкретно будем знать всех, кого послал капитан. Кое-что от немцев. Все данные у меня будут скоро. Билет вам заказан, виза и все прочее.

—О-о,—живо встрепенулся француз,— а монах как оформил документы?

—Я оформил. Девушка из приюта их уже получила.

—Сильно. С вами можно жить, сеньор Маккинрой. Вы идете фактически рядом с монахом, а на бело-голубой лайнер поднимайся бедняга Боднар.

—Не бедняга, сеньор, а комиссар месье Боднар, который пользуется большим авторитетом, как в городе, так и еще кое-где в значимых кругах. Ну, и как верный, и неистовый борец за мир и демократию.

—Вы меня поражаете яркими медными трубами. От таких реляций я слабею, мне хочется долго смотреться в зеркало.

Собеседники уже весело и расслабленно рассмеялись. Они прекрасно знали, что все равно их беседа иначе закончиться не могла. И только словоохотливость и любопытство француза добавляли капли настороженной романтики в это довольно опасное мероприятие.

—Мне пора,—заключил все оставшиеся хитрости в одну фразу эксперт.—Завтра в девять утра мы подобьем все окончательно.

Глава четырнадцатая

Дата добавления: 2015-06-04