Александр Асмолов 19 страница

Bruner J.S. Personality dynamic and the process of perceiving // Perception: An approach to personality. R,R. Blake and G,V.Ramsay

(Eds.). NX, 1951.

Bruner J.S. On perceptual readiness// Psychol. Rev. 1957. 64.

Bruner J.S,f Goodman CC. Value and needs as organizing factors in perceptions //Abnorm, Soc. Psychol 1947. 42,

Bruner J.S., Goodnow JJ., Austin ОЛ A study of thinking. NX,

1956,. Bruner JS., Minium AM Cognitive hypothesis and perceptual

closure // Amer, Psychol. 1951. 6.

Bruner J.S,, Postman L An approach to social perception. Pit-

tsburg, 1948,

Bruner J.S., Postman L. On the perception of incongruity // I of

Personality. 1949. Vol. 13.

Brunswik E. Probability as a determiner of rat behavior // J. Exp.

PsychoL 1939.25.

Brunswik E. Organismic achievement and environmental probability //PsychoL Rev. 1943,50.

Cowper JX, Stewin L. An examination of illusion phenomenon in Soviet set theory: An experimental critique // The Alberta J. of Educational Research. 1974. Vol. 20.

DashiellJ.F. Fundamentals of objective psychology. N.Y., 1928.

Dashiell J.E A neglected fourth dimension in psychological research//PsychoL Rev. 1940, 47,

Deese / Some problems of theory of vigilance // PsychoL Rev, 1955, 62.

Fergus R.K Perception. NX, 1966.

Fraisse i\ Le role des attitudes dans la perception // Les Attitudes. Paris, 1961.

Freeman G.L The problem of set // Amer, J. Psychol». 1939. 52,

Gibson JJ. A critical review of the concept of set in contemporary experimental psychology // PsychoL Bull. 1941. 38.

Haber ЯК The nature of the effect of set on perception //PsychoL Rev, 196173,

Hebb & 0. The organization of behavior. N.Y., 1949.

Herzog R.L, Unruh W.R. Toward a unification of the Uznadze theory of set and Western theories of human functioning // Psychological investigations. A.S.Prangichvili (Ed.). Tbilisi, 1973.

Проблемы установки в необихевиоризме... ___________ 223

Hritzuk I, Janzen H. A comparison of ustanovka and Einstellung: Uznadze and Luchins // Psychological investigations, A,S,Prangichvili (Ed.). Tbilisi, 1973.

Ittelson WM. The constancies of perceptual theory // PsychoL Rev. 195 L 58.

Jarvik M.E, Probability learning and negative recency effect in the serial anticipation of alternative symbols // J. Exp, Psychol. 1951.41,

Kilpatrick R P. Motivation, perception and action. Washington, 1953,

Luchins A>S, Mechanization in problem solving // Fsychol, Monogr. 1942. Vol. 54.

Marks R. W. The effect of probability, desirability and «privilege» on the stated expectations of children // J, Personal. 1951, 19.

Messick S.J., Soiley CM. Probability learning in children: Some exploratory studies//J. Genet. Psychol. 1957. 90.

Oldfield R. C, Zangwill O.L. Bartlett's theory of memory // Brit J, PsychoL 1942. 32. ■

Park С The Soviet theory of set — an evaluation. A thesis, Univ. of Alberta, Alberta, 1974.

Paschal F. The trend in theories of attention // Psychol. Rev, 1941.48.

Postman L.j Crutchfleld R.S. The interaction of need, set and stimulus structure in a cognitive task// Amer J. PsychoL 1952. 65.

SherifMA. A study of some social factors in perception //Arch. Psychol.1935. Vol Л 87.

Siipola EM. A group study of some effects of preparatory set // PsychoL Monogr, 1935, Vol. 46.

Soiley СЖ, Haigh G. A note to Santa Claus. TPR. The Menninger Foundation, 1957, VoL 18.

Soiley С. М., Murphy G. Development of the perceptual world, N.Y., I960.

:., Solomon R.Lt Howls D. Word frequency, personal values and visual duration thresholds // PsychoL Rev, 195L 58,

Stephens JM. The perception of small differences as affected by self-interest // Amer, J. Psychol. 1936. 58.

Vernon M.D. The functions of schemata in perceiving // PsychoL Rev. 1955.62.

Vernon M.D. Cognitive inference in perceptual activity // Brit J. PsychoL 1957,48,

Woodworth R.S. Dynamic psychology. N.Y,, 1918,

Wbodworth R.S. Reenforcement of perception //Amer, J, PsychoL 1947,60.

Раздел III. Деятельность —

ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫЙ ПРИНЦИП В

психологии

Принципы психологического анализа в теории деятельности*

Общепсихологическая теория деятельности, созданная Л.СВыготским, АЛ-Леонтьевым, А-Р.Лурией и их после­дователями на пороге XXI века вступила в критическую фазу своего развития. Внешним симптомом наступления этой фазы являются участившиеся дискуссии о роли категории дея­тельности в построении концептуального аппарата психологической науки, В целом ряде выступлений все на­стойчивее звучит мысль, что категории деятельности грозит превращение в некое чудовище, готовое поглотить все дру­гие психологические понятия. Внутренним симптомом воз­никновения критической фазы развития теории деятельности является разрыв между большим фактическим материалом, полученным в различных специальных областях психологии, разработка которых ведется на основе теории деятельности, и исходными принципами этой теории, сформулирован­ными еще в период ее становления. В результате возникает парадокс: теория, рожденная запросами практики, начина­ет восприниматься как теория вне практики. Критическая фаза в развитии той или иной теории, как и кризис в раз­витии жизни ребенка, означает начало нового этапа в ее судьбе. Для того чтобы он наступил, на наш взгляд, необхо­димо предпринять по меньшей мере три следующих шага. Первый шаг должен бьпъ нацелен на вычленение исходных

Впервые опубликована в журнале «Вопросы психологии»*

1982, № 2.

Принципы психологического анализа в теории деятельности 225

принципов теории деятельности. Второй шаг заключается в анализе сквозь призму этих исходных принципов фактичес­кого материала, накопленного в специальных отраслях пси­хологии и в общей психологии. Итогом этого анализа будет преодоление разрыва между ключевыми принципами тео рии деятельности и фактическим материалом, а также уточ­нение и изменение самих этих принципов. И наконец, третий шаг — разработка перспектив фундаментальных и приклад­ных исследований, т.е. определение зоны ближайшего разви­тия психологии, строящейся на основе общепсихологической теории деятельности.

Задача нашей статьи вычленить исходные принципы общепсихологической теории деятельности (т.е. попытка осуществить этот первый шаг). Принципы, о которых пой­дет речь, выкристаллизовались в борьбе с различными направлениями зарубежной психологии. Поэтому мы счи­таем целесообразным раскрыть их, противопоставив прин­ципам и постулатам других психологических теорий, причем не отбрасывая положений всех этих концепций, а «снимая» их в процессе сопоставительного анализа.

В качестве основных принципов теории деятельности могут быть выделены принципы предметности, активнос­ти, неадаптивной природы человеческой деятельности, анализа деятельности «по единицам», интериоризации и экстериоризации, опосредствования, а также принципы зависимости психического отражения от места отражае­мого объекта в структуре деятельности и историзма.

1. Принцип предметности как оппозиция принципу сгимульности

Принцип предметности составляет, по точному выра­жению В.ВДавыдова {Давыдов, 1979), ядро теории дея­тельности. Именно этот принцип и тесно связанный с ним феномен предметности позволяет провести четкую разде­ляющую линию между деятельностным подходом и различ­ными натуралистическими поведенческими концепциями, основывающимися на схемах «стимул—реакция», «орга­низм—среда» и их многочисленных модификациях в

S А. Асмолов

226 Ращен ЛЕ Деятельность — объяснительный принцип.»

необихевиоризме (Выготский > Лурия, 1930), Поскольку без детального освещения принципа предметности нельзя понять смысл теории деятельности, необходимо очертить его содержание.

Сделать это, однако, далеко не просто, так как с пер-вых же шагов нас подстерегают те «милые» препятствия, как называет такого рода препятствия Ф.Энгельс, кото­рые расставляет на нашем пути цепкое метафизическое мышление. Первое из этих препятствий заключается в том, что «предмет» берется в своем обыденном понимании как «вещь», т.е. вне зависимости от деятельности* Такого рода понимание является благодатной почвой для разного рода вульгаризмов вроде высказывания о том, что предметная деятельность — это не что иное, как манипулирование с предметами, и только. При этом окружающая нас дейст­вительность сразу же, как это и проделывают бихевиори-сты, благополучно рассекается на мир стимулов («вещей»), воздействующих на субъекта, и мир реакций. Между тем, как специально подчеркивал А,НЛеонтьев, он понимает предмет не как «вещь»* сам по себе существующий объект природы, а как «„, то, на что направлен акт <м>, тх. как нечто, к чему относится живое существо, как предмет его деятельности — безразлично, деятельности внешней или внутренней» (Леонтьев A. ff., I977, с,39), И далее, в более поздней работе продолжает: «... предмет деятельности вы­ступает двояко: первично — в своем независимом суще­ствовании, как подчиняющий себе и преобразующий деятельность субъекта, вторично — как образ предмета, как продукт психического отражения его свойств, кото­рое осуществляется в результате деятельности субъекта и иначе осуществиться не может» (Леонтьев АЖ, 1977, с.84), В свою очередь, регулируемая образом деятельность субъек­та опредмечивается в своем продукте. Опредмечиваясь в продукте, она превращается в идеальную сверхчувственную сторону производимых ею вещей, их особое системное качество (Давыдов, 1979).

Все высказанные выше теоретические положения яв­ляются основой понимания принципа предметности в тео­рии деятельности. Однако за ними нелегко просматривается

Принципы психологического анализа в теории деятельности 227

психологическая реальность, и порой создается впечат­ление, что эти положения остаются на уровне высоких абстракций. Поэтому-то мы считаем необходимым прямо указать на различные феномены предметности, которые проявляются в познавательной и мотивационно-потреб-ностной сферах деятельности личности,

В экспериментальной психологии существует немало фактов, на материале которых можно отчетливо высве­тить самые различные аспекты феномена предметности. Прежде всего к числу этих фактов относятся обнаружен­ные гештальтпсихологами КЛевиным и КДункером фе­номены «характера требования» и «функциональной фиксированное™» объектов, «Характер требования» и «функциональная фиксированность» и относятся к тако­го рода свойствам объекта, которыми объект наделяется, только попадая в целостную систему, в то или иное фе­номенальное поле (Дункер, 1966; Lewin> 1926),

Сущность феномена и принципа предметности особен­но ярко проступает в тех фактах, в которых проявляется расхождение и даже конфликт между естественной логикой движения, определяемой чисто физическими свойствами объекта как «вещи», и логикой действия с «предметом», за которым в процессе общественного труда фиксирован вполне определенный набор операций. Такого рода конф­ликт и выступил в качестве прообраза методического прин­ципа экспериментальных исследований практического интеллекта ребенка, которые проводились А, НЛеонтье­вым и его сотрудниками: Л.И.Божович, ИЯ,Гальпери­ным, А,В.Запорожцем и другими в 1930 годы. Приведем в качестве примера исследование Л.И-Божович. Она проси­ла детей 3—5 лет достать картинку, которая прикреплена к рычагу на столе. Хитрость заключалась в том, что для того, чтобы дотянуться до картинки, ребенок должен был оттолкнуть доступный ему конец рычага от себя. Ребенок же вначале пытается дотянуться до него рукой, затем тя­нет ручку рычага к себе, и все время терпит неудачи, так как логика непосредственного восприятия ситуации вступает в конфликт с логикой «орудия», которая, ис­пользуя термин К, Л евина, «требует», чтобы ребенок от-

228 Раздел Ж Деятельность — объяснительный принцип...

толкнул ручку от себя (см. Запорожец, Элъконин^ 1964), лишь тогда картинка приблизится к нему. На том же прин­ципе построены эксперименты П.ЯХальперина, в кото­рых был пойман момент перехода от естественной логики движения руки с орудием как природной вещью к логи­ке, задаваемой опредмеченной в орудии операцией (Галь-перин, 1980). Впоследствии специфические особенности «предметных» действий очень ясно и полно были опи­саны Н А.Бернштейном. «Дело в том, что движения в пред­метном уровне ведет не пространственный, а смысловой образ и двигательные компоненты цепей уровня действий диктуются и подбираются по смысловой сущности предме­та и того, что должно быть проделано с ним. Поскольку же эта смысловая сущность далеко не всегда совпадает с геометрической формой, с пространственно-кинематичес­кими свойствами предмета, постольку среди движений — звеньев предметных действий вычленяется довольно высо­кий процент движений, ведущих не туда, куда непосред­ственно зовет пространственное восприятие..^ (Бернштейн, 1947,1966). Процедуры открывания крышки шкатулки пу­тем прижатия ее книзу, поворота лодки против часовой стрелки путем поворота руля по часовой стрелке — все это примеры движений «не тудаз>, в которых вещь фигу­рирует в первую очередь не как «материальная точка в пространстве», не как стимул, вызывающий реакции, а как предмет — носитель общественно-исторического опы­та, определяющий специфику предметного действия.

A.RЛеонтьев и его сотрудники, исследующие значе­ния, фиксируемые в орудиях, НА,Бернштейн, изучав­ший характер предметных действий, имели дело с той же реальностью, что КЛевин и К.Дункер, Но в отличие от гештальтпсихологов они сумели раскрыть действитель­ное происхождение этой реальности, этих «системных качеств» объекта (Кузьмин, 1976), усмотреть за ней «осев­шую» на объектах человеческого мира деятельность (см. Асмолов, 1980),

Феномен предметности исчезает, стоит лишь изъять объект из той или иной деятельности как особой системы. Поэтому все дискуссии (см, Вилюнас, 1974) о том, выне-

Принципы психологического анализа в теории деятельности 229

сен ли у А,НЛеонтьева мотив вовне, или же он внутри субъекта, основаны на недоразумении, вытекающем ш чисто натуралистической трактовки взаимоотношений между субъектом и объектом. Еще раз подчеркнем, что ни на каком объекте, взятом самом по себе, не написано, что он является мотивом деятельности, и в то же время любой объект может превратиться в мотив (предмет потребности), приобрести такие сверхчувственные сис­темные качества как «характер требования», тогда, и толь­ко тогда, когда он попадает в определенную систему деятельности*

Наделяется этими сверхчувственными системными ка­чествами и такой вполне «телесный объект», как чело­век, вступая во все новые и новые отношения с другими людьми и становясь порой мотивом их деятельности. Па­радокс здесь заключается в том, что именно эти качества человека, а не то, что спрятано под поверхностью его кожи, составляют сущность его личности. Здравый смысл в самых разных формах упорно сопротивляется подобному «предметному» пониманию личности, выступал в обыден­ном сознании порой в виде расхожих представлений, вроде представления об идеализации, приукрашивании люби­мого человека. В действительности же любящий, включаясь в такой вид творческой деятельности, как «творчество любви», не идеализирует, а одновременно наделяет и раскрывает самое что ни на есть реальное в другом че­ловеке — лучшее в нем1.; ■

При изучении феноменов предметности встает немало вопросов, среди которых особое место занимает вопрос о генезисе предметности. В самой предварительной форме можно предположить, что предметность в своем разви­тии минует три следующих ступени: в филогенезе мир выступает для животных как биосмысловое пространство,

1 В ином аспекте ставит эту проблему С.Л.Рубинштейн. Для него за феноменом идеализации любимого человека стоит процесс более глубокого проникновения любящего в сущ­ность личности, раскрытие того, что уже есть в этом челове­ке и чего не видят другие (см, Рубинштейн, 1973, с.374]).

230 Раздея UL Деятельность — объяснительный принцип.

** т

пространство биологических смыслов; на ранних этапах развития человечества мир предстает перед человеком как пространство значений (последнее особенно рельефно видно на примере анализа первобытного сознания, где смысл и значение еще неразрывны, еще полностью со­впадают — Леонтьев ЛЖ, 1965); и наконец, следующей ступенью развития предметности является рождение лич-ностносмыслового пространства.

Итак, реальным основанием для выделения принципа предметности служит целый ряд явлений, описанных нами выше и охарактеризованных как феномены предметности. Если принцип предметности выделяется как исходный, то а) снимается присущее бихевиоризму противопостав­ление мира стимулов и мира реакций; б) субъект и объект рассматриваются как полюса одной цельной системы, системы деятельности, внутри которой они толбко и обре­тают присущие им системные качества. Анализ деятельное™ ти на полюсе субъекта вплотную подводит нас к еще одному фундаментальному принципу теории деятельнос­ти — принципу активности.

2. Принцип активности как оппозиция принципу реактивности

Представления о реактивной и пассивной природе че­ловека всегда были и остаются отличительным призна­ком различных психологических и физиологических концепций, основывающихся на идеях механистического материализма, для которого характерен взгляд на челове­ка как своего рода машину. Своеобразной иллюстрацией устойчивости этих представлений может послужить вооб-I ражаемая перекличка между философами средневековья, физиологами, работающими в рамках рефлекторного под­хода, бихевиористами и представителями когнитивной психологии, которые строят свои исследования познава­тельных процессов, исходя из «компьютерной метафоры» (Neisser, 1976). Так, Ч.Шерринггон словно перекликается с Дж.Уотсоном, говоря, что животные являются лишь ма­рионетками, которых явления внешнего мира заставляют

Принципы психологического анализа в теории деятельности 231

совершать то, что они совершают (Шерринггпон> 1969; Уот-сон> 1926), Однако Ч.Шеррингтон вслед за РДекартом предусмотрительно говорит о реактивной, пассивной при­роде только животных. Родоначальник же бихевиоризма Дж.Уотсон с присущей ему категоричностью заявляет: «... Психологически человек все еще остается комком не­проанализированной протоплазмы» (Уотсон, 1926; Андрее-еа, 1980), А Дж.Уотсону спустя полвека вторит Б.Скиннер, утверждая, что за поведение человека несет ответствен­ность не он сам, а окружающая его среда (Skinner, 1971).

Превращение человека у бихевиористов в марионетку, а в социальном бихевиоризме Скиннера — в функционера, манипулирующего посредством разных подкреплений, — вещь закономерная. Предложив для объяснения поведения лаконичную схему S—R, бихевиористы предприняли по­пытку исключить такие якобы мистические категории, как «намерение», «образу «сознание», «апперцепция», «свобо­да*, «вина* и т-п.э — словом все то, что было связано с активностью и пристрастностью субъекта (см. Асмолов, 1977).

В противовес этим принципам советские психологи, и в частности представители той школы, о которой мы говорим, с самого начала отстаивали положение о прист­растности, активности психического отражения, опосред­ствующего деятельность субъекта* С нашей точки зрения, сейчас могут быть выделены три подхода, раскрывающие разные грани принципа активности.

Первый и наиболее традиционный из них состоит в том, что исследуется зависимость познавательных процессов от различного рода ценностей, целей, установок, потребнос­тей, эмоций и прошлого опыта, которые определяют избира­тельность и направленность деятельности субъекта. «Понятие субъективности образа, — отмечает А,НЛеонтьев, — вклю­чает в себя понятие пристрастности субъекта. Психология издавна описывала и изучала зависимость восприятия, пред­ставления, мышления от того, "что человеку нужно", — от его потребностей, мотивов, установок, эмоций. Очень важ­но при этом подчеркнуть, что такая пристрастность сама объективно детерминирована к выражается не в неадекватно­сти образа (хотя и может в ней выражаться), а в том, что

232 Раздел HL Деятельность — объяснительный принцип».

она позволяет активно проникать в реальность» {Леонтьев АЯ,, 1965; Neisser, 1976; Skinner, 1971). Различная глубина вкладов субъекта в психическое отражение проявляется на разных уровнях — от избирательности восприятия, обус­ловленной предшествующим контекстом, до пристрастнос­ти отражения, обусловленной мотивами личности, т.е. до раскрытия личностных смыслов тех или иных событий. От­метим, что подобное понимание активности во многом род­нит рассматриваемую нами теорию деятельности с разными течениями у нас в стране и за рубежом. Оно может быть полностью выражено известной формулой СХ Рубинштей­на, согласно которой внешние причины действуют через внутренние условия (Рубинштейн, 1957). Второй подход к проблеме активности является антиподом различных пред-ставлений о поведении, основывающихся на принципе ре­активности. Этот подход выражается во взгляде на познавательные и вообще психические процессы как на твор­ческие, продуктивные, как на процессы порождения психи­ческого образа. Представители его (это прежде всего НА.Бернштейн (1966), ПЯ.Гальперин (1976) и АН.Леон-тьев (1965) с самого начала показывают, что в той среде, где возможно поведение как реактивное приспособление к миру, в возникновении психического отражения, собственно говоря, нет никакой необходимости, а все реагирование субъекта может быть основано на врожденных физиологиче­ских механизмах или готовых для распознавания о&ьекга шаб­лонах и эталонах.

Совсем недавно и с несколько неожиданной стороны представители второго подхода получили подтверждение не только его правильности, но и своевременности (см. Neisser, 1976). Разработчики математических моделей рас­познавания образа убедились в том, что сказочная форма «пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что» имеет гораздо более глубокий смысл, чем: это может показаться с первого взгляда. Оказалось, что в реальной жизни встреча с подобными «гшохо сформулированными задачами» яв­ляется скорее правилом, чем исключением. Мы то и дело попадаем в ситуации, где буква S при случае может быть воспринята как цифра 5 или змея и т.д. Для таких ситуа-

принципы психолопюеского анализа в теории деятельности 233

ций характерны следующие черты: во-первых, они содер­жат неопределенность, и мало указаний на то, что же требуется получить; во-вторых, для их решения постоянно приходится обращаться к частным, разовым способам решения, применимым к данному конкретному случаю. Таким образом, как мы видим, представители различных вариантов теории распознавания образа к вместе с ними психологи когнитивистского направления, такие, как У.Найссер, попадают в затруднительное положение, ког­да им приходится решать вопрос, как распознаются «плохо оформленные» категории. Выход из этого положения пытаются найти на пути выделения универсальных шаб­лонов, посредством которых можно распознавать образ, подогнать стимул к готовому шаблону {Там же). Такого рода шаблоны или готовые рефлекторные механизмы по­ведения были бы наиболее экономным способом приспо­собления в стационарной, а не в изменчивой среде. Именно в стационарной среде поведение по принципу реактивно­сти обеспечило бы организму наилучшее выживание.

Но, как отмечал Н.А,БернштеЙн, развивая взгляды на моторное запоминание как активную творческую дея­тельность, что бы человек ни делал — бежал ли по неров­ному месту, боролся с другими животными, выполнял тот или иной рабочий процесс, ~ всегда и всюду он занимается преодолением сил из категории неподвластных, не­предусмотренных и не могущих быть преодоленными никаким стереотипом движения, управляемым только изнутри (Бернш-тейн, 1947), В связи с этим положением ни запоминание, ни восприятие не могут быть объяснены при помощи ассоциативных или бихевиористских концепций, рассмат­ривающих эти процессы как пассивное «огдавание» воздей­ствиям, идущим извне, и как опирающиеся на те или иные раз и навсегда приготовленные следы, шаблоны в нервной системе. Они всегда представляют собой многофазное ак­тивное строительство, т.е. не проторение или повторение движений, а их построение (Том же). Близки к представле­ниям НА.Бернштейна идеи А-НЛеонтьева и его последо­вателей о формировании образа как его порождении, двойном уподоблении — свойствам воздействующего объекта

234 Раздел HL Деятельность — объяснительный принцшт.»

и тем задачам, которые предстоит решать (см., например, Зинченко, 1971), Таким образом, этот второй подход к про­блеме активности на материале исследований восприятия и памяти убедительно доказывает ограниченность принципа реактивности как универсального принципа при объясне­нии деятельности человека.

Третий подход к проблеме активности во главу угла ста­вит идею о самодвижении деятельности, об активности субъекта как необходимом внутреннем моменте его само­развития. Поскольку этот подход к проблеме активности неотрывен от принципа неадаптивной природы человечес­кой деятельности, он будет разобран в следующем разделе.

3. Принцип неадаптивной природы предметной деятельности человека как оппозиция принципу адаптивности

Анализ принципа неадаптивности как принципа, от­ражающего специфическую характеристику человеческой деятельностиу необходимо включает в себя следующие моменты: а) критический анализ теорий эмпирической психологии, берущих за основу биологический принцип гомеостазиса для объяснения поведения человека; б) рас­крытие природы процесса преобразования потребности в ходе деятельности по формуле: «внутреннее (субъект) действует через внешнее и этим само себя изменяет» (А.Н.Леонтьев); в) выделение положения о предметном, в марксовом понимании этого слова, и бесконечном ха­рактере развития человеческих потребностей вследствие универсальной пластичности поисковой активности и постоянного воспроизводства духовных и материальных предметов культуры; г) новые попытки изучения психо­логических механизмов саморазвития деятельности. Оста­новимся коротко на каждом из них.

Принцип гомеостазиса психология унаследовала от тра­диционных биологических теорий» утверждающих, что все реакции организма как системыt пассивно приспосаблива­ющейся к воздействиям среды, призваны лишь выполнять сугубо адаптивную функцию — вернуть организм в состоя-

Принципы психологического анализа в теории деятельности 2 35

ние равновесия, В эмпирической психологии этот принцип принимал, как это было показано в исследовании В АПет-ровского, самые различные формы {Петровский ВЛ, 1975). Особенно явно он выступил в рефлексологии, в которой вся активность субъекта сводится к установлению равнове­сия со средой. Но какую бы из этих форм мы ни взяли, всех их объединяет одно, а именно выделение стремления субъек­та к некоторой конечной, заранее предустановленной цели. Под­чиненность активности какой-либо конечной, заранее установленной цели и составляет ту существенную осо­бенность, на основе которой мы оцениваем поведение как адаптивное (Там же). Наивно было бы при этом отрицать наличие у человека широкого класса поведенческих актов адаптивной природы (см, об этом Алхазишвтщ 1974), Точно так же как самолет, взлетающий в небо, как однажды метко выразился Л.М.Веккер, не противоречит и тем более не от­меняет законов земного тяготения, возникновение неадап­тивной деятельности никоим образом не является отрицанием адаптивных поведенческих реакций.

Неадаптивный характер предметной деятельности яв­ственно выступает при изучении активности человека, отвечающей формуле «внутреннее (субъект) действует че­рез внешнее и тем самым само себя изменяет». Суть этой леонтьевской формулы активности можно проиллюстриро­вать на примере развития человеческих потребностей. Вначале потребность выступает как чисто динамический силовой импульс, некоторый физиологический порыв (drive), кото­рый приводит к возникновению направленной поисковой -активности. Вследствие своей универсальной пластичности (В.В Давыдов) поисковая акггивность может подчиниться, уподобиться, принять в себя самые разные предметы окру­жающего мира (Давыдов, 1979), До того, как это «внутрен­нее» побуждение не нашло в процессе активности свой предмет, оно способно вызывать лишь «внешнее» — саму эту поисковую активность. Однако после встречи этого побуж­дения с предметом, который заранее не предустановлен* картина разительно меняется. Побуждение преобразуется* опредмечивается, и потребность начинает направлять* вести за собой деятельность. Только в этой своей направляющей

236 Раздел Ж Деятельность — овьяснитвльиый принцип.,*

функции потребность является предметом психологическо­го анализа {Леонтьев АК, 1977). Если у животных диапазон объектов, на которых может фиксироваться потребность, весьма ограничен, то у человека в силу постоянного преобра­зования им среды, производства материальных и духовных ценностей, этот диапазон не имеет границ. Преобразование по описанной выше формуле активности потребностей, пе­реход их из физиологического состояния нужды, выступа­ющей в роли предпосылки деятельности, на уровень собственно психологической регуляции деятельности, ес­тественно, лишь один из частных случаев таких трансфор­маций. Подобного рода трансформации происходят и с индивидом в целом, приводя к рождению личности, и с личностью, выступая как самодвижущая сита ее развития. Последний момент особенно выделен С Л, Рубинштейном, который писал: «Своими действиями я непрерывно взры­ваю, изменяю ситуацию, в которой я нахожусь, а вместе с тем непрерывно выхожу за пределы самого себя» (Рубинш­тейн, 1973, с,334).

Методологические представления о «самостоятельной силе реакции» (Ф.Энгельс), о самодвижении деятельности определили общую стратегию поиска конкретных психоло­гических феноменов и механизмов этого самодвижения, А.Н­.Леонтьев подчеркивал, что источники как саморазвития, так: и сохранения, устойчивости деятельности должны быть найдены в ней самой. Для ответа на вопрос, как рождается новая деятельность, была предпринята попытка эксперимен­тально исследовать возникающую по ходу движения дея­тельности избыточную активность, этот своего рода «движитель» деятельности (Петровский ВЛ, 1975). На мате­риале анализа феномена «бескорыстного риска», проявля­ющегося в ситуации опасности, было показано, что человеку присуща явно неадаптивная по своей природе тенденция действовать как бы вопреки адаптивным побуждениям над порогом внутренней и внешней ситуативной необходимос­ти, В основе феномена «бескорыстного риска», в частности, и в основе зарождения любой новой деятельности лежит порождаемый развитием самой деятельности источник — «надситуативная активность». Эти исследования резко вьщви-

Дата добавления: 2015-06-04