Если будет достаточное количество желающих (не менее 10 человек), возможен трансфер от Москвы прямо до центра китайской культуры и обратно. 49 страница

О послереволюционном общественном безвременье говорится в статье Хашдеу «Бояре перед лицом народа». Мысль о непримиримой вражде между народом и боярством, «между угнетенными и угнетателями», как прямо говорит Хашдеу, проходит через все его творчество. Но, всячески проклиная боярство, а следовательно, и феодализм, Хашдеу видит возможность демократизации общественного строя во всеобщем избирательном праве и наделении крестьян землей. Эти два требования неразрывно связаны между собой, ибо безземельный крестьянин не может быть полноправным гражданином, не может стать выборщиком. Кто же может реализовать эти требования? «Кто? Наш ответ не может быть двусмысленным, — пишет Хашдеу. — Не бояре! Они не желают этого, они не могут этого желать, следовательно, никак не могут и сделать. Это может сделать только исполнительная власть, избранная народом». Роковой круг замыкается: бесправный народ может получить всеобщее избирательное право только от исполнительной власти, избранной тем же бесправным народом.

Подтверждение величия народа писатели ищут теперь не в общественном движении, а в истории цивилизации. Романтическая идея творчества, которая в предреволюционный период была в сознании писателей неразрывно связана с социальными преобразованиями, теперь сосредоточивается на искусстве как форме общественного бытия.

Весьма знаменательно, что именно в это время проявляется чрезвычайное внимание к фольклору, этнографии, археологии. Александри издает поэтический фольклор, Петре Испиреску собирает и публикует сказки, поговорки и загадки, Хашдеу принимается за составление и публикацию толкового словаря, Одобеску занимается этнографией и археологией.

Но румынская литература, родившаяся как выражение народных надежд, продолжает и в этот период оставаться той же высокой трибуной, с которой утверждаются народные чаяния. Литература по-прежнему понимается как сила, способная преобразовать общество если не в социально-политическом, то, по крайней мере, в моральном плане. Эта новая тема звучит в стихах Одобеску, Александри, Арическу.

Александру Одобеску (1834—1895), сын генерала, попавший в годы учения в Париже в круги румынской революционной эмиграции, воспринявший от нее идеалы 1848 г. и потому считавший себя «пашоптистом» («сорокавосьмидесятником»), впоследствии знаменитый археолог, автор стихов, исторических новелл и статей по вопросам истории и искусства, выступил в 1851 г. с программным докладом «Будущее искусств в Румынии». Автор отводит искусствам особую роль в общественной жизни: они должны помочь достигнуть духовного единства, моральной общности, вновь воссоздать то, что распалось в связи с поражением революции. «Искусства суть выражение чувств всего народа», — подчеркивает Одобеску.

Коль скоро, по мнению писателей, искусство начинает играть в общественной жизни особую роль, то изменяются отношения между поэтом и родиной. Поэт уже не преклоняется перед родиной, не служит ей совершенно слепо, он страдает за нее, потому что самозабвенно ее любит. Новая позиция поэта находит свое отражение в стихах Александри («Песни и поцелуй»), А. Сихляну («Что же слаще всего на свете?»), Б. П. Хашдеу («Истинный поэт»). В поэзии на смену герою-гражданину, служителю общественным идеалам, приходит лирический герой, мучающийся и размышляющий, верящий и снедаемый сомнениями. Его обуревают вечные проблемы: жизнь, смерть, бессмертие, история человечества и то место, которое занимает в ней ничтожное «я». Круг размышлений предреволюционной поэзии был почти целиком ограничен родиной, ее прошлым, настоящим и будущим, она вся замыкалась в кругу национальных проблем. Теперь ощущается явное желание сопоставить историю и современную жизнь в родной стране с положением в прошлом и настоящем других народов. Эту линию «медитативной», философской поэзии открывает стихотворение «Размышление» (1850) Арическу. Сын сердара (боярина средней руки), Константин Арическу (1823—1886) принимает участие в революции 1848 г., а в 70-е годы становится одним из первых историков революционного движения в Дунайских княжествах, собирая и издавая документы и материалы этого периода. В 50-е годы в своих стихах он впервые философски ставит вопрос о смысле жизни. Перед мысленным взором поэта развертывается история человечества, следуют одно за другим названия государств, имена великих людей. Поэт устраивает этот «смотр», чтобы сделать вывод: «Все увядает, исчезает, люди и народы». Но есть что-то такое, что выше закона природы. И Арическу противопоставляет смерти, естественному закону бытия силу человеческого духа. Эти проблемы будут решать и Болинтиняну и Эминеску, т. е. все романтики послереволюционного периода, решать, с тем чтобы найти оправдание смысла жизни.

Дмитрие Болинтиняну (1819 или 1825—1872) — сын арендатора, ставшего землевладельцем. Активный деятель революции 1848 г., он и после ее поражения остается борцом за провозглашенные ею общественные идеалы, но уже в качестве чиновника и даже министра культов и народного образования. В 1867 г. он публикует поэму «Конрад». Ход размышлений лирического героя такой же, как и у Арическу, только Болинтиняну дополняет его размышлениями о родине, о современности. Он первым из румынских писателей заглядывает в реальный буржуазный мир (его герой посещает Лондон) и непредвзято оценивает все, что этот город «дал» простому человеку: буржуазная цивилизация не положила конец людским страданиям, не вселила в человека возвышенной веры, не дала ему уверенности в будущем, не обеспечила даже хлебом насущным. Древнее зло, изменив только форму, остается таким же злом. Но Болинтиняну, как и Арическу, не покоряется безоговорочно закону всего сущего — смерти. Бессмертие Болинтиняну видит в поэзии.

Сложное мироощущение послереволюционного периода, весь комплекс проблем, поднимаемых поэтами 50—60-х годов, концентрируется в творчестве Эминеску, крупнейшего румынского поэта XIX в.

Сын мелкого помещика, выбившегося из арендаторов, Михаил Эминеску (1850—1889) по настоянию отца учится в университетах Вены и Берлина. Занятия философией, интерес к широкому кругу общественных и гуманитарных наук вместе с глубоким знанием реальной жизни трудовых низов наложили отпечаток на его поэтическое мышление.

70—80-е годы, на которые падает творчество Эминеску, характеризуются тем, что в самой Румынии уже достаточно четко вырисовываются особенности развития этой страны, когда буржуазные отношения тесно переплетаются с феодальными, когда развитие капитализма подчиняется в значительной степени аграрно-торговым, а не промышленным интересам. Эминеску был также свидетелем растущего социал-демократического движения и первой в мире пролетарской революции — Парижской коммуны. Все это заставило его попытаться осмыслить и исторический ход развития человечества вообще, и национальную историю в частности, выработать собственный философско-поэтический взгляд на мир, оценить румынское общество с точки зрения «единственного позитивного класса», как поэт называл крестьянство. Не законченная и не опубликованная при жизни Эминеску поэма «Memento mori» следует той линии размышлений о тщете всего земного, которую начал Арическу и продолжил Болинтиняну в поэме «Конрад». Нарисовав последовательную картину падения великих империй и государств, Эминеску хотел довести эту линию до современности, создав реквием по затопленной в крови Парижской коммуне, о чем свидетельствует оставшийся в черновике фрагмент поэмы, носящий название «Тени на полотне времени». Однако поэта не удовлетворяла такая пессимистическая концепция, доказательством чему служит поэма «Ангел и демон» (1873), в которой он оправдывает и возвышает социальное возмущение. Именно Парижская коммуна, несмотря на ее поражение, заставила поэта отвергнуть концепцию тщетности всех усилий изменить существующий порядок и подвигла создать поэму «Император и пролетарий» (1874), проникнутую историческим оптимизмом. Пользуясь излюбленным поэтическим приемом антитезы, Эминеску столкнул две исторические силы, наиболее характерные для конца буржуазного XIX в. Взяв за основу конкретную историческую ситуацию — Парижскую коммуну, поэт облек эти силы в форму романтических символов и, показав неизбежность гибели автократии, самодержавия, оправдал социальное возмущение пролетариата.

В поэтической эволюции Эминеску от «ложного романтизма» (определение Гюго) до романтизма, обнажающего и решающего конкретные проблемы общественного и личностного бытия, особое значение имеет стихотворение «Жизнь» (1879). Твердо став на защиту трудящегося человека, поэт окончательно обретает внутреннюю точку опоры.

Для Эминеску мир не замыкался в кругу социальных проблем. С самого начала с социальными мотивами («Ангел и демон», «Император и пролетарий») в его поэзии соседствуют и проблема бытия вообще («Memento mori»), и проблема любви («Венера и Мадонна»), волнует его вопрос и о месте творца-художника в обществе («Преемники»). Комплекс наиболее значительных проблем, занимавших Эминеску, сконцентрирован в цикле «Посланий» (1881), где он последовательно развивает ряд тем, доказывая, что подлинное мышление (наука), поэзия, любовь и красота несовместимы с буржуазным обществом. Центральной темой является враждебность буржуазного общества народу. Развивая все эти темы, Эминеску в «Посланиях» создает композиционно «гелиоцентрическую систему», в центре которой, как солнце, находится народ, от его имени поэт призывает сжечь «и тюрьму и дом безумья» буржуазного общества. Эминеску, конечно, не видел реального исторического пути разрешения социального конфликта, но поэтическая инвектива против буржуазного общества не была от этого слабее, а его пророчество о неизбежной гибели этого общественного порядка ставило его вровень с наиболее проницательными умами своего времени.

Идея несовместимости поэзии и буржуазного общества, отчуждения поэта в этом обществе уже как осмысление своей личной судьбы аллегорически воплощена в таких шедеврах, как поэма «Лучафэрул» (1883) и «Глосса» (1883). Но это было отчуждение человека, который старался защищать свой народ и говорить от его имени. Недаром Эминеску оставил всем будущим поколениям писателей завещание: «...не будем забывать, что и в наши времена существует источник вечного омоложения — народная поэзия, как наша собственная, так и окружающих нас народов».

Завершение творчества Эминеску знаменует собой и конец романтизма как направления в румынской литературе. Главенствующим направлением становится реализм.

Первым импульсом, ознаменовавшим возникновение реализма в румынской литературе, был так называемый «физиологический очерк», появившийся еще в 40-е годы XIX в. в творчестве писателей-романтиков В. Александри, А. Руссо, М. Когэлничану, К. Негруцци и других, конечно, не без влияния французской и русской литератур. Именно в этом жанре ощущала потребность

и сама румынская литература, находившаяся в то время еще в процессе становления.

С самого начала одним из главных «объектов исследования» в «физиологическом очерке» становится боярин, фигура, олицетворяющая историческую косность, в противовес которой возникает фигура крестьянина. Так в румынском «физиологическом очерке» вырисовывается социальный контраст, который лишь впоследствии осознается как конфликт, к изображению которого реалистическая литература придет только в конце XIX в. Среди персонажей «физиологического очерка» выделяется еще одна фигура — «чокой», выскочка, бывший слуга, прилагающий все усилия, чтобы втереться в боярское общество. Вот этот чокой, парвеню, выскочка и вместе с тем мироед и становится главным персонажем сначала новеллы «Злоключения одного слуги, или Слободской дворянин» (1861), а потом романа Николае Филимона «Старые и новые мироеды, или Что от кошки родится, то мышами и кормится» (1863), который по праву считается первым реалистическим романом в румынской литературе.

Николае Филимон (1819—1865), происходивший из семьи священника, оказался прочно связанным с церковными кругами, будучи то певчим, то церковным старостой, то писарем в департаменте вероисповеданий, что давало ему возможность близко наблюдать быт, нравы и социальные метаморфозы средних слоев румынского общества. Именно чокой, мироед новой формации, знаменовавший собой процесс обуржуазивания боярского класса и воплощавший в себе особенности национальной буржуазии, подвергается разоблачению в румынской литературе, как романтической («бонжуристы» в сатирических стихах Эминеску), так и реалистической (Н. Филимон, И. Л. Караджале). Чокой в румынской истории — явление социальное, порожденное переходной эпохой, когда капитализм стал теснить феодализм. Введение буржуазного типа государственного управления (конституционная монархия с парламентом, выборное городское и сельское самоуправление) породило азартную политическую игру, в которой получила возможность принимать участие всякая «мелкая сошка»: писарь, стряпчий, газетчик, учитель, стремящиеся стать примарем, городским головой, депутатом и даже министром, создало возможность делать деньги из власти, а власть приобретать всевозможными нечестными политическими махинациями.

Исследование механики румынской «общественной жизни» вызвало бурный подъем критического реализма, вершиной которого во второй половине XIX в. предстает комедия.

Основы общественно-политической комедии закладывает Василе Александри (1818 или 1821—1890). Сын конюшего, он был послан учиться в Париж, но пристрастие к театру и поэзии определило его жизненный путь. В послереволюционный период он создает комедии, высмеивающие образ жизни и мышления мелкого боярства, заимствующего из Франции костюмы, манеры и язык, в сатирическом плане показывает демагогический либерализм («Госпожа Кирица в Яссах», 1850; «Господа Кирица в провинции», 1852; «Село Кремине, или Злые феи», 1863). Позднее он создал первые психологические драмы «Овидий» и «Источник Бландузии» (1883) и политическую комедию «Сынзяна и Пепеля» (1883), положив в ее основу народные лубочные мотивы.

Стремительный взлет комедийного искусства и вместе с ним критического реализма знаменует творчество Иона Луки Караджале (1852—1912). Сын адвоката, бывшего в молодости актером, и племянник известных актеров и драматургов Иоргу и Костаке Караджале, Ион Лука учится у своего дяди Костаке в Бухарестской консерватории на отделении декламации и мимики.

Начав с бытовой, фарсово-любовной комедии «Бурная ночь» (1879), И. Л. Караджале в 1884 г. создает свой шедевр «Потерянное письмо», комедию, в которой он вывел на сцену весь характерный типаж, участвующий в политической жизни конституционной Румынии. Осмеяв пресловутые свободные выборы, драматург показал беспринципных фанфаронов, интриганов, демагогов, в руки которых попадает власть. Отталкиваясь от драматургии В. Александри, Караджале делает шаг вперед в психологической драме «Навет» (1890), создав национально-крестьянские характеры, тем самым продолжив в литературе линию, связанную с именем Иона Крянгэ.

Ион Крянгэ (1839—1889), сын крестьянина, сначала учится в семинарии и получает сан дьякона. Желая получить диплом учителя, он с 1864 г. слушает лекции в «нормальной школе» (учебном заведении по подготовке преподавателей). Не проявляя рвения к церковной службе и поссорившись с церковными властями, он снимает с себя сан дьякона. В литературу Крянгэ входит как рассказчик. В своем творчестве — сказках, нескольких рассказах и автобиографической повести «Воспоминания детства» — он остается крестьянином по мироощущению и народным сказителем как художник. Органическая слитность повествователя и повествуемого, присущая фольклору, переносится Крянгэ в литературу. И само его творчество внутренне едино, выражает ли он свое мироощущение

в иносказательной форме (в виде сказки), повествует ли об услышанном (рассказы «Дед Ион Роатэ и объединение княжеств», 1880; «Дед Ион Роатэ и господарь Куза», 1883), вспоминает ли о своем детстве. В плане общего развития румынской литературы творчество Крянгэ находится как бы на стыке между романтизмом и реализмом и как явление могло возникнуть лишь как результат того чрезвычайного интереса, который романтизм проявлял к фольклору и крестьянству. В творчестве Крянгэ крестьянин, открытый романтиками в фольклоре, на мироощущение которого они ориентировались при оценке современной им действительности, из фигуры, просто присутствующей в литературе, становится фигурой активно действующей. В его произведениях заложен художественный импульс, дающий начало развитию крестьянской темы, которая становится главной в литературе критического реализма следующего периода.

Литература второй половины XIX в. знаменует культурный подъем и естественное стремление к единству. Если до объединения княжеств румынская культура и литература имели три сообщающихся, однако все-таки отдельных центра развития в княжествах Валахии, Молдавии, а также Трансильвании, то после объединения, в первую очередь благодаря творчеству И. Л. Караджале, М. Эминеску, И. Крянгэ, Дж. Кошбук, литература достигает национального единства.

ГРЕЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Двадцать лет спустя после победного завершения национально-освободительной революции и признания независимости (1830) Греция оставалась отсталой феодальной страной, судьбу которой по-прежнему вершили великие державы-«покровительницы» — Англия, Франция и Россия. Ряд греческих территорий, включая Эпир и Фессалию, все еще находился под властью Оттоманской империи. В самой Греции продолжалось баварское засилье; греческим престолом владел (до 1862 г.) король-баварец Оттон.

О том, сколь бедственным было внутреннее положение молодого греческого государства, красноречиво повествует роман видного юриста и государственного деятеля Павлоса Каллигаса (1814—1896) «Танос Влекас» (1855). С большой достоверностью рассказывает он о разоренной, нищей, брошенной на произвол судьбы греческой провинции, о хищениях и злоупотреблениях власть имущих, об отсутствии правосудия, государственной законности. Этот акт суровой и острой социальной критики был единственным в своем роде. В целом же всеобщее недовольство положением в стране, разочарование и даже отчаяние чаще всего побуждали греческих литераторов не к критическому анализу действительности, а к бегству в стихию индивидуалистического самосознания или — еще чаще — в безопасную сферу сюжетов из недавнего героического прошлого, в идеализированное средневековье и т. д. На этом сложном социальном и психологическом фоне продолжал развиваться гипертрофированный культ античности и древнего языка — одна из болезненных форм национального самоутверждения.

В прозе широкое распространение получил исторический роман («Господин Мореи» (1850) А. Рангависа; «Героиня греческой революции» (1852) С. Ксеноса; «Кацантонис» (1860) и «Последние дни Али-паши» (1862) К. Рамфоса). Как и рождающаяся греческая историография (в 1860—1874 гг. вышло в свет монументальное исследование Константиноса Папарригопулоса «История греческой нации от древнейших времен до наших дней»), исторические романы призваны были укрепить единство нации, попранное чувство национального достоинства.

В поэзии все еще сохраняла свои позиции романтическая афинская школа. Выступившее в 60-е годы поколение афинских романтиков — Д. Папарригопулос (1843—1877), С. Василиадис (1844—1874) — не испытывало уже тех кровных связей с интересами и задачами национальной жизни, которые вдохновляли предшествующие поколения. Их творчество исполнено трагического ощущения одиночества и душевной беззащитности, иронического, а порой и ожесточенного неприятия настоящего, которое столь далеко от идеала, что поэт испытывает искушение «разорвать бумагу и сломать перо» (Папарригопулос Д. Девятнадцатый век).

Состояние тупика, в который зашла в 60-е годы романтическая поэзия Греции, с язвительной беспощадностью передал Эммануил Роидис (1836—1904) в романе «Папесса Иоанна» (1866). Бичуя поэтическую вялость романтиков, надуманность их сюжетов, выспренность описаний, настолько «сонных», «избитых», что они «вызывают у читателя приступ морской болезни», автор провозгласил принципиально новую, по

сути своей реалистическую позицию, ориентированную на изображение правды, «обнаженной и непричесанной, такой, какой она появилась на свет».

Между тем в недрах романтизма постепенно пробиваются ростки новых тенденций. После воссоединения в 1864 г. Ионических островов с Грецией явственно намечается сближение афинской школы с ионической. Если афинская школа упорно культивировала архаичный язык — кафаревусу, то ионическая школа, продолжая традиции Д. Соломоса, сохранила верность народному языку — димотики. Именно эта традиция оказалась действенным фактором при подъеме новой волны национального возрождения 80-х годов. Проводниками влияния ионической школы в Афинах станут поэты, чье творчество заметно выходит за рамки романтической поэтики.

Романтическая сатира Андреаса Ласкаратоса (1811—1901) — непосредственный критический отклик на живую действительность Ионических островов, в первую очередь его родной Кефалонии, — значительный шаг литературы на пути к реализму. Ласкаратос считал, что преодолеть кризис можно, создавая «свидетельства сегодняшнего дня».

Поэтом, наводившим мосты между ионической и афинской школами, был также Аристотелис Валаоритис (1824—1879). Обращаясь к историческим сюжетам, к темам национально-патриотического звучания, он старался извлечь из прошлого уроки для настоящего (поэмы «Фросини», 1859; «Афанасиос Диакос», 1867; «Фотинос», 1870—1879). На поэзии Валаоритиса следующее литературное поколение училось не только народному языку и образности народной поэзии, но и умению эпически воспроизводить жизнь народа.

70-е годы чреваты для греческого общества важными экономическими и социальными сдвигами, подготавливавшими коренной поворот 80-х годов: оживляется национальная промышленность, растет удельный вес городского населения, заметно активизируется греческая буржуазия. В результате буржуазной революции 1862 г. была принята новая конституция, введен однопалатный парламент и всеобщее избирательное право. Но это не решило всех проблем общественной жизни. Многочисленные сатирические журналы, которые выходили в Афинах в 70—80-е годы, остро критиковали пороки греческого общества, ратовали за его демократическое преобразование. Поднимающаяся вторая волна национального возрождения должна была разрешить и культурные задачи полувековой давности — внедрить в литературу живой разговорный язык, освоить национальный фольклор, творчески осмыслить как отечественные традиции, так и эстетический опыт развитых европейских стран.

1880 год — год выхода в свет двух поэтических сборников: «Стихи» Н. Камбаса (1857—1932) и «Паутина» Г. Дросиниса (1859—1951) — считается годом рождения «новой афинской школы». Как потом скажет Дросинис, их стихи были «веселой песней жизни, реакцией на романтическое уныние». Обращаясь к темам повседневности, молодые поэты поднимали пока еще не слишком глубокий, но вполне реальный пласт жизненного материала. И что очень важно, эта новая для греческой поэзии авторская позиция сопровождалась ориентацией на народный язык.

Теоретический фундамент «новой афинской школы» заложила деятельность крупного филолога и этнографа Н. Политиса (1852—1921), собирателя и исследователя народного творчества. Публикации Политиса открывали молодой греческой интеллигенции истоки народного самосознания, преодолевшего многовековые испытания национальной истории. В поэтическом сборнике Костиса Паламаса (1859—1943) «Песни моей родины» (1886) наиболее развернуто и полно выражено то новое, что внесло в греческую литературу поколение 80-х годов. Эта книга как бы аккумулировала его коллективный опыт.

Составляющие сборник циклы «Песни моей родины», «Песни озера», «Песни сердца и жизни», «Военные песни» свидетельствуют о стремлении поэта объять все многообразие жизни: и интимные чувства, и повседневность, и природу, и народный быт, и национальную историю и т. д. Четыре года спустя, говоря о патриотической теме в поэзии, Паламас назовет патриотическое чувство «самым благородным»; признавая, что короткая история новогреческого государства знает немало случаев злоупотребления патриотической темой, он, однако, считал, что «тема родины является неистощимым источником вдохновения», особенно для наций в период становления.

Творческим двигателем, стержнем основополагающих замыслов Паламаса стала идея преемственности греческой истории, непрерывной линии развития народа, носителя и хранителя духовных ценностей нации. Все лучшее, что составляло культурное наследие Греции — античность и Византия, Ренессанс критской поэзии, клефтский фольклор, певцы революции 1821 г. Соломос и Кальвос, эпос Валаоритиса, — своеобразно преломилось в поэзии Паламаса. Вместе с тем и Паламас, и другие молодые греческие поэты активно ассимилировали достижения современной западноевропейской поэзии

(главным образом французского Парнаса, а затем и символизма); более всего это проявилось в версификации.

Заново переживаемый пафос национального возрождения наделил творчество Паламаса и всю поэзию 80-х годов сильным импульсом романтизма. Высокий уровень символической обобщенности, поистине глобальная образность, яркость субъективного, личностного начала, патетический жизнеутверждающий характер — эти черты поэтики Паламаса придают его произведениям интенсивную романтическую окраску. Однако романтизм Паламаса обладает принципиально новым историческим качеством, и это прежде всего связано с новым историческим содержанием, которым наполняется его видение идеала — свободы не только национальной и духовной, но и социальной. Устремленность в будущее сопряжена у него с осознанием необходимости социальных перемен в судьбе народа, острым реалистическим видением всего косного, консервативного, что угнетало его. Идеальное становится для Паламаса критерием оценки реального, романтически окрашенный конфликт со старым миром строится на прочной базе социальных явлений, обозначенных с реалистической точностью.

Параллельное движение происходит в этот период и в прозе, которая переходит от романтического исторического романа к бытописательной повести и рассказу (повесть Д. Викеласа «Лукис Ларас», 1879; психологические рассказы Г. Визииноса и т. д.). Предметом писательского внимания становится не разработанная до тех пор тема деревни.

Эволюция бытописательного рассказа подготавливала разрешение языкового вопроса и в прозе — в поэзии он был практически решен с первых же шагов в литературе плеяды Паламаса. Мощным катализатором этого процесса послужила книга Янниса Психариса (1854—1929) «Мое путешествие» (1889). Автор, профессор филологии в Париже, излагал в ней свои впечатления от поездки в Константинополь и в Грецию, но взрывчатая сила книги заключалась не в характере этих впечатлений, а в использовании народного языка, последовательно, с лингвистической точностью выдержанного на протяжении всего повествования. С выходом «Моего путешествия» Психарис становится лидером движения за утверждение народного языка не только в литературе, но и в сфере общественной и политической жизни.

Воссоздаваемая в бытописательной прозе картина народной жизни была преимущественно идиллической, но постепенно в недрах этой прозы намечаются реалистические тенденции. Они складываются (под влиянием западно-европейского опыта) в тесном взаимодействии с элементами натуралистической поэтики. Обостряя социальное видение действительности, писатели начинают отходить от патриархальных иллюзий. Первое развернутое изложение реалистической программы было сделано в Греции в связи с публикацией одного из самых характерных произведений французского натурализма — романа Золя «Нана». Предисловие к этому роману, написанное А. Яннопулосом, стало, по сути дела, «манифестом реализма».

Признавая ряд особенностей исторического пути Греции и специфику ее национальных задач, в частности национально-освободительных, Яннопулос вместе с тем выступал против духовной изоляции Греции. Урок, который греческая литература должна была извлечь из опыта развитых европейских литератур, заключался, по мнению Яннопулоса, в отказе от идеализации мира, в познании социальной жизни, в изображении человеческих характеров в развитии.

Программа, выдвинутая Яннопулосом, была встречена передовой творческой интеллигенцией с большим воодушевлением, однако претворение ее в жизнь началось лишь в 90-е годы, когда вторжение буржуазного уклада стало подрывать иллюзию патриархального мира. Именно тогда в греческую прозу приходит ощущение подлинной сложности социальной действительности. В этом направлении развивается художественный поиск А. Пападиамантиса (1851—1911), А. Каркавицаса (1866—1922), Г. Ксенопулоса (1867—1951).

Дебютировав в конце 70-х годов с серией исторических и приключенческих романов, А. Пападиамантис обращается затем к жанру рассказа. Зарабатывая на хлеб переводами, он держится в стороне от литературных афинских кругов и предпочитает общество бедняков, среди которых живет. В рассказах писателя оживает мир простых людей его родного острова Скиатос. Повествуя о тяжелых буднях и редких праздниках своих героев, автор стремится раскрыть и опоэтизировать их трудолюбие, бескорыстие, человечность, доброту, их стойкость перед бесконечными невзгодами. Тяжелый труд, нужда, заставляющая бедняков искать удачи на чужбине, отсталые нравы несут страдания, а порой и гибель его героям, и прежде всего самым обездоленным среди них — женщинам. Видит писатель и те разрушительные процессы, которыми сопровождалось вторжение буржуазных порядков в мир греческой провинции. Он выписывает образ ростовщика, извлекающего выгоду из беды своих односельчан. Мелкими, черствыми людьми, поглощенными лишь своими интересами и удовольствиями, представляет он чиновников — оплот нового

Дата добавления: 2015-06-25