Взаимоотношения в условиях новых геополитических вызовов 5 страница

Главную проблему философ усматривал в том, чтобы от войны как "естественного", то есть характерного для животного мира, стихийного состояния перейти к сознательному конструированию основанных на мире человеческих взаимоотношений. Кант еще не мог знать, что его персонажи - "люди, живущие по соседству", в современном глобальном пространстве окажутся в буквальном соседстве. Сегодня все народы без исключения - соседи в едином и неделимом мире, и отныне наша крепость - это не только мой, но и наш, общечеловеческий, глобальный Дом.

Уже интуитивно понятно, что архитектоника этого Дома-Ковчега должна во многом принципиально отличаться от тех ненадежных конструкций, в которых одна часть человечества еще проходит реабилитацию после очередного военного лихолетья, а другая - уже озабочена интенсивными приготовлениями к новой бойне. Новому Ковчегу прежде всего необходим такой способ сосуществования и интеграции его обитателей, который исключал бы мутацию всей конструкции в "плавучую крепость", и ему нужна лоция, которая позволит избежать роковой встречи глобального "Титаника" с термоядерным (любым иным "сверхоружным") айсбергом. Размышления над такой перспективой нередко приводят к заключению, что, поскольку "мир основан на взаимном страхе, возможности катастрофы, потеряло всякий смысл использование силы как последнего средства политики (Клаузевиц)... Вооружение производится не для победы в войне, а как орудие устрашения с целью отказа от применения силы"²⁵.

В таких на первый взгляд рациональных рассуждениях недооценивается известный парадокс "неразумности Разума". По словам адмирала С. О. Макарова, "каждая новая война ведется не по правилам, а по исключениям войны предыдущей". Хиросима предыдущей войны была тотально устрашающим исключением из "правил войны", но оно не

²⁵ Дюрасел Ж. -Б. Европа с 1815 года до наших дней. Политическая жизнь и международные отношения. Минск, 1996. С. 204 - 205.

стр. 189

избавило мир от качественных сдвигов и неклассических форм подготовки и ведения войн нашего времени, а по некоторым оценкам - их многообразных проявлений как необъявленной и "ползучей" Третьей мировой войны. Эти фундаментальные сдвиги прослеживаются по трем взаимосвязанным направлениям.

Во-первых, это сочетание традиционных технологий "грязной" войны с новейшими вооружениями последних поколений. Эксперты отмечают, что важнейшим для политиков и военных остается вопрос: возрастает ли в связи с фундаментальными переменами в мире вероятность войны, и если это так, какой характер она будет иметь? Однозначного ответа нет ввиду борьбы двух противоположных тенденций.

Первая стимулирует применение вооруженных сил, прежде всего блока НАТО, поскольку, как полагают его стратеги, резко сократился риск адекватного ответа на такой шаг со стороны противостоящих военно-политических сил. Велик неоимперский синдром разрубания гордиева узла - соблазн за несколько недель или месяцев военным путем решить проблему, которая в мирных условиях будет законсервирована на десятилетия. В этом смысле происходит возвращение к традиционной сущности войн. В истории человечества война в абсолютном большинстве случаев была в конечном счете экономическим мероприятием в пределах рациональной логики, и только ядерное противостояние придало ей известную степень запредельной иррациональности.

Вторая тенденция связана с ростом взаимозависимости мира и интеграцией абсолютного большинства стран в единую систему экономических отношений. Злонамеренно поставленная пляска мировых цен на углеводороды при малейшем обострении ситуаций (даже еще не войны, а ее угрозы) - это индикатор высокой чувствительности экономик индустриальных стран и наднациональных корпораций к этим сигналам, и они стремятся сохранить пусть неустойчивый, но относительно мирный статус-кво.

Налицо парадокс: применять силу стремятся там, где под угрозой интересы (недаром гуманитарными проблемами Центральной Африки никто по большому счету не интересуется, даже когда там гибнут сотни тысяч мирных жителей), однако вмешиваться надо так, чтобы от этих интересов после войны осталось что-то существенное. Этот парадокс Запад и прежде всего США пытаются разрешить несколькими способами: ведется поиск нетрадиционных форм применения военной силы (например, "миротворческие" операции); разрабатывается теория и практика ограниченной войны, в которой поражается лишь то, что самому Западу без надобности; ударными темпами создаются высокоточные средства поражения; ведутся исследования в области "чистого" оружия, не разрушающего материальные объекты.

Последняя Балканская война продемонстрировала, что США далеко продвинулись по пути к войнам будущего, - но не настолько, чтобы говорить о наступлении новой эры в военном деле. "Союзническая сила"

стр. 190

задумывалась как бескровная операция по выведению из строя системы управления страной и армией. Предполагалось, что демонстрация возможностей западного оружия сломит желание народа и режима сопротивляться. И первый месяц она действительно была таковой. Высокоточное оружие (ВТО) составляло 95 процентов от примененных средств поражения. Никогда раньше в истории человечества такие масштабы ущерба не сопровождались, говоря далеким от гуманизма военным языком, столь "малыми жертвами".

Тенденция последних лет - неуклонное увеличение роли ВТО (высокоточного оружия): 2 процента во Вьетнаме, 8 процентов в войне с Ираком, 35 процентов в Югославии. Второе поколение ВТО, оказавшееся намного эффективнее первого, применяется в любых погодных условиях и не требует входа в зоны ПВО. Это означает, что по мере достижения успехов в "гуманизации" оружия вероятность войн, в которых "победитель получает все", будет возрастать, и произойдет коренное кардинальное изменение характера боевых действий.

С другой стороны, воздержание от применения ядерного оружия и одновременно искушение добиться "нулевой суммы" - поражения живой силы противника и одновременно сохранения материальных ценностей - провоцируют к реанимации и умножению другого известного монстра - биологического оружия. Япония частично использовала его во Второй мировой войне, США прибегли к этому оружию в войнах во Вьетнаме и Корее. Существующие конвенциальные режимы нераспространения бактериологического оружия, подчеркивает ведущий российский эксперт по вооружениям А. Кокошин, далеко не адекватны масштабам угрозы, но угроза безопасности, инициируемая биологическим оружием, должна рассматриваться столь же серьезно, как и угроза ядерной войны.

Далеко не академический характер таких оценок и предупреждений подтвердила атака мафиозно-террористической организация "Аум-Сенрике" в японском метро. Потенциально такого рода акции указывают на реальность угрозы тотальной войны. Не случайно Дж. Буш, выступая по следам трагедии 11 сентября 2001 года, заявил, что это событие возвестило о начале "новой войны". То, что произошло в этот день, не подвело окончательную черту под ядерной эпохой, но открыло новые, "асимметричные" возможности "силы слабых". Это еще не было сравнимо с возможностями биооружия, но эффект приближался к ситуации, которую в сценариях ядерного конфликта называют "потенциалом первого удара". Акцию совершила небольшая группа террористов без применения межконтинентальных баллистических ракет и усилий по преодолению противоракетной обороны. И то и другое оказалось не только не задействованным, но и просто бесполезным.

В связи с этим американская трагедия дает основание для выводов. Чем выше уровень информационно-технологического развития общества, тем уязвимее оно с точки зрения последствий неклассической войны. Не исключено, что терроризм и диверсии могут стать новым видом оружия, особенно для бедных стран - и не только для них. "Все

стр. 191

это заставляет ставить вопрос о серьезном переосмыслении параметров и критериев понятия силы в современной системе международных отношений"²⁶.

Во-вторых, современные войны, особенно две мировых, "грубо, зримо" обнаружили стирание граней между военными и невоенными средствами борьбы. Речь идет не только о все более значительных, вопреки многочисленным международным конвенциям о "правилах войны", жертвах среди мирного населения и разрушении его материальной и культурной среды, а о новом качестве войны как продолжения политики государств, где, с одной стороны, социальное, в том числе и революционное, перенапряжение искушает к разрешению конфликтов за счет милитаристской практики вовне, а с другой - такая практика приводит к совершенно иной политике внутри воюющей страны, вплоть до насильственного изменения типа и политического режима.

В этом смысле человечество, к сожалению, вернулось к временам варварства, когда завоеватели вообще не признавали границ между вооруженными врагами и мирным населением. Европейское Просвещение позволило иначе взглянуть на эту проблему, по крайней мере в Европе, - но это длилось недолго. Возврат к отказу признавать эту грань связан в первую очередь с распространением малых войн, то есть конфликтов не между государствами, а внутри них, войн "низкой интенсивности" типа партизанской борьбы, городской герильи, военно-политических переворотов и т. д. По наблюдениям немецкого ученого М. Гоха, "малая война по определению не имеет границ, все средства пускаются в ход, и с характерной для нее брутальностью, в особенности по отношению к некомбатантам, женщинам и детям, она приобретает черты, сближающие ее с феноменом тотальной войны, а именно: в качестве врага рассматривается и становится объектом боевых действий весь совокупный противник"²⁷.

Бывший начальник Генштаба вооруженных сил России генерал В. Самсонов также полагает, что наступило время "внести коррективы в классическую формулу Карла фон Клаузевица". По его определению, современная война - "это способ достижения политических целей путем разрешения противоречий между государствами (группами или коалициями государств) с применением политических, экономических, финансовых, дипломатических, информационных, технологических и других средств в сочетании с угрозой использования или прямым использованием вооруженных сил.. .Произошло стирание граней не только между военными и невоенными средствами достижения политических целей, но и между внешней и внутренней безопасностью страны" ²⁸.

²⁶ См. Рыбаков В. К вопросу о терроризме, или две стороны одной медали // Мировая экономика и международные отношения. 2002. N 3. С. 52.

²⁷ Hoch M. Krieg und Politik im 21. Jahrhundert // Bundeszentrale fur politische Bildung. 25.05.2002. - www.bpb.de/apuz/26279/krieg-und-politik-im-21-jahrhundert?p=all\

²⁸ Самсонов В. Иная трактовка понятия войны: время требует внести коррективы в классическую формулу Карла фон Клаузевица // Независимое военное обозрение. 26.12.1996.

стр. 192

В-третьих, кардинальные изменения в характере, способах и темпоральности современной войны ныне во многом кумулируются, а нередко и определяются, так называемой информационной войной. В ней остаются вполне узнаваемые традиционные черты, но вместе с тем интенсивно формируются компоненты инновационного характера.

Успевшие стать традиционными, но гораздо более востребованными, информационные черты войны - это конструирование и массовая мультипликация наглядных и убедительных "обликов", с одной стороны, мифологемы воинствующего и сакрализованного "сверхчеловека" голливудского типа - носителя высшей идеи "спасения" нации и даже мира, воителя за нее; а с другой - "образа врага", отвратительного и потому достойного только небытия untermensch. "Борющийся, - писал Ф. Ницше, - старается превратить своего противника в свою противоположность, - конечно, только мысленно. Он старается внушить себе веру в себя самого в такой мере, чтобы иметь мужество "доброго дела" (как будто он и есть доброе дело); как будто его противник борется против разума, добродетели... Не следует думать о полезных результатах победы, а всегда только о победе ради победы, как "победе Бога""²⁹.

Еще в начале Первой мировой войны германский кайзер Вильгельм II в речи, произнесенной перед немецкими солдатами, объяснил вступление Германии в войну как необходимость противостояния западной цивилизации восточному варварству и призвал: "Ведите себя как гунны!". Не случайно М. Цветаевой, которая в начале аншлюса Чехословакии увидела на пражской площади огромный портрет Гитлера, было достаточно одного слова: "Гунны!"

Нацистская (геббельсовская) пропаганда и агитация остается хрестоматийным прецедентом конструирования "образа врага". К примеру, славянство в нацистской "табели о рангах" (untermensch) было объектом отчасти геноцида, отчасти - превращения в илотов Третьего рейха; но на пути стояла другая сверхдержава - СССР, а для Запада - по сути, Россия. Грандиозная авантюра блицкрига против нее требовала как психологического самовозвышения "расы господ", так и уничижения самых многочисленных представителей славянской "расы", и Гитлер буквально гипнотизировал себя и своих "гуннов": "Русские - ниже нас... Если нанести удар, то Советский Союз лопнет как мыльный пузырь". Руководитель отдела Главного разведцентра Кинцель дал такую оценку Красной Армии: "В численном отношении мощный военный инструмент. Основной акцент падает на массу войск". Однако "качество войск в сложной боевой обстановке сомнительно". Русская "масса", по убеждению полковника, "не достигает уровня армии, оснащенной современным оружием и руководством более высокого класса"³⁰.

²⁹ Ницше Ф. Воля к власти. М., Refl-book, 1994. С. 150.

³⁰ См. Уткин А. И. Русские во Второй мировой. М., 2007.

стр. 193

Поневоле напрашивается параллель между нацистским агитпропом и методами психологической мобилизации и реабилитации американских войн в Югославии и Ираке, в которых С. Милошевич выступал "последним диктатором Европы", а Саддам Хусейн - вдохновителем и спонсором "Аль-Каиды". Предмет отдельного разговора - были ли они ангелами; но их беда не в соответствии этим оценкам, а в том, что они, в отличие от никарагуанского диктатора Сомосы, были для США не их "сукиными сынами".

Отмеченные приемы агитпропа в условиях развертывания информационной революции обретают неизвестный ранее масштаб, а главное - новое всепроникающее качество. Дж. Оруэлл определил его эвфемизмом-оборотнем: "Война - это мир, мир - это война". Шире говоря, происходит тотальная эвфемизация и цинизация языка войны. Стихийный характер процесса глобализации дает повод для навязывания миру международного "полицейского-жандарма-шерифа". Язык войны не только отделяется от ее сущности, но и подменяет ее имиджами и во многом определяет неадекватное отношение к ней. Словенский мыслитель С. Жижек писал об информационном прикрытии войны в Персидском заливе: "С одной стороны, новый образ войны как события, которое разворачивается исключительно в сфере технологий, на экранах радаров и компьютеров,...а с другой - крайняя физическая жестокость, которую было бы невыносимо видеть в средствах массовой информации... Когда Бодрийяр заявил, что войны в Заливе не было, это означало, что картину, которая отвечает ее реальному облику, запретили полностью"³¹.

В целом современная война остается реальной тенденцией на трех основных уровнях в зависимости от характера, масштаба и последствий.

На первом уровне угроза перерастания войны с применением обычных вооружений в ядерную по-прежнему сохраняется для стран, обладающих ядерным оружием или способных в короткий срок вступить в ядерный клуб. Но, вероятно, эффективность "нулевой суммы", или способность достижения целей войны только путем разгрома противоборствующей стороны и захвата ее территории, будет снижаться. Ход и исход такой войны в значительной мере определяют системы и средства, позволяющие в самом начале конфликта резко снизить потенциал государства и вооруженных сил противника, поставив его на грань неотвратимого военного поражения.

Для второго уровня, отмечает бывший зам. министра обороны РФ Н. Михайлов, характерны крупные геополитические изменения, произошедшие в мире в связи с бурным развитием ряда новейших технологий как военного, так и экономического назначения. Это обусловило радикальное переосмысление взглядов на характер возможных войн в XXI веке. Ожидаемые изменения в целом сводятся к переходу в 2010 - 2020 годах от войн разрушительного характера к войнам фун-

³¹ Жижек С. Дилемма Косово // Независимая газета-Сценарии. 14.04.1999.

стр. 194

кционалъного избирательного воздействия. Будет нарастать роль систем и средств информационного противоборства, высокоточного оружия с неядерными боеприпасами, средств нелетального поражения, а также оружия, основанного на новых физических принципах и с новыми свойствами. Комплексное применение нетрадиционных средств вооруженной борьбы создаст предпосылки к быстрому достижению решающего превосходства и завоеванию стратегической инициативы в начальный период войны путем неядерного поражения ключевых объектов государственного управления, энергетики, стратегических военных объектов с минимальным физическим воздействием на гражданское население. С этой целью развертывается радикальное реформирование вооруженных сил, военной инфраструктуры и военных секторов экономики³².

Наконец, третий уровень - это масштабы современной войны. Уже Первая и Вторая мировые войны, которые начинались с локальных конфликтов, показали, что и они, включая искусственно спровоцированные ситуации, являются лишь верхушкой айсберга непримиримых мировых противоречий. Противоречие между глобализацией в интересах мирового шерифа и противостоящим ему альтерглобализмом не гарантирует мира, потому что, говоря метафорически, "для танго нужны двое". Между тем подготовленная Комитетом начальников штабов США "Единая перспектива" свидетельствует о том, что в рамках этой программы ставится неизбывная задача воплотить в жизнь оперативно-стратегическую концепцию, по-прежнему сформулированную в хорошо узнаваемых терминах "всеохватывающего господства".

Когда Римская империя уже агонизировала, к ее последнему императору обращались со словами "Ваша вечность!". Одна из особенностей имперской ментальности заключается в ее инерционности, устойчивом воспроизведении себя вне конкретно-исторического времени. Но оно необратимо - и это бесспорно и для современности. После завершения двухполярного мира США уверовали, что "то, что не позволено быку, позволено Юпитеру", и отныне и вовеки мир американоцентричен - ценой долларовой диктатуры, взлома международного права и национальных суверенитетов, "управляемого хаоса" "цветных революций" и кровавых "гуманитарных интервенций".

США пытаются извлечь материальный, стратегический и символический капитал из некритически воспринятой нами версии так называемого многополярного мира. В нем, буквально по Дж. Оруэллу "все равны, но некоторые равнее", разумея под "некоторыми" именно себя. И следует признать, что тактически это Большому брату пока удается - по крайней мере в Европе. НАТО у границ России и Беларуси и особенно кровь гражданского братоубийства, проливаемая на Украине, и "мерзость за-

³² См. Михайлов Н. Россия может сохранить статус великой державы // Независимая газета. 24.09.1998.

стр. 195

пустения" на ее востоке - это следствие их стратегии "всеобъемлющего господства".

Однако в целом буквально за полстолетие мир неузнаваемо изменился. На смену миру однополярному пришел не "многополярный", г многомерный мир, в котором многообразные культурно-цивилизационные центры заявляют о своем легитимной, с точки зрения международного права и исторической справедливости, претензии на реальную субъектность в международных отношениях, и не в последнюю очередь - праве "русского медведя" быть "хозяином своей тайги"³³ или, говоря по-белорусски, "людзыш звацца", стоять, по словам А. Лукашенко, "плечом к плечу" с российским братом и союзником, как мы стояли и выстояли перед мировым злом нацизма.

Сегодня вновь происходит коренная ревизия глобальной безопасности, и ее хрупкая архитектоника сталкивается с чреватой войной стратегией "управляемого хаоса". Угроза войны и даже война, уже развязанная в пределах "славянского треугольника", - это последний довод американского "короля". Перефразируя известное присловье, он не все видел, но ничему не научился. Именно он повинен в том, что на практике происходит ребанализация войны³⁴, и человечество фактически вовлечено в "ползучую" Третью мировую, с очевидностью замечая лишь ее "грязную" экстрему. Известный мыслитель современности У. Эко даже полагает, что война не только не противоречит эре глобализации, но предполагает ее.

Фатально ли такое обобщение? В современных условиях основные тенденции развития глобального общества равновероятны. Все зависит, выражаясь ленинским термином, от соотношения сил: "Кто - кого?" Перефразируя Л. Аннинского, бог войны Марс - существо кроваво-реальное, но вовсе не "что-то загадочно-мистическое", не "что-то фатальное, отдающее геополитикой, перед которой бессильны и географы, и политики"³⁵. Если курс мнящих себя всемогущими маньяков на "всеохватывающее господство" не удастся нейтрализовать, это будет "конец времен и исполненье дней", и "manet omnes una nox" (лат. "всех ожидает одна ночь"). Однако сегодня речь идет не о полном избавлении от зла войны, а его минимизации. В противостоянии абсолютному злу войны абсолютное добро мира должно быть (и лучше рано, чем поздно) с надежными "кулаками". "Мир, - заметил Б. Шоу, - не только лучше, но бесконечно труднее войны"³⁶. Если силы альтерглобализма переломят деформацию глобализации и придадут ей действительно человеческое, демократическое "лицо", Ковчег мира в конечном счете станет объективной реальностью.

³³ См.: Левяш И. Я. Медведь: белорусская ипостась // "Русский медведь": история, семиотика, политика /под ред. О. В. Рябова, А. де Лазари. М.: Новое литературное обозрение, 2012; а также: Europa i Miedziedz / red. A. Lazari. Centrum Polsko-Rosyjskego Dialogyi Porozumienia. Warzawa, 2013.

³⁴ См. Маяцкий М. Новая непрозрачность // Независимая газета. 24.10.2002.

³⁵ См. Литературная газета. 07 - 13.09.2005.

³⁶ Цит. по: Независимая газета. 10.11.1999.

стр. 196