Эпос народов Восточной Сибири

Лютня

Энтузиасты Дома пионеров небольшой железнодорожной станции Княж-Погост решили совершить поход по родному краю. Сколько было горячих споров, давалось советов и принималось решений, — рассказывать не стоит: многие бы­вали в подобной обстановке.

В конце концов всё было утрясено. Не оказалось на месте только нашего руководителя, учителя ботаники и зоологии Иго­ря Александровича — он внезапно заболел. Без руководителя нас, учеников пятых-шестых классов, понятно, не отпускали. Что было делать? Нам снились каждую ночь непролазные дебри, ла­зоревые горы, таинственные реки. И вот из-за какого-то пустя­ка, болезни руководителя, который как раз должен был стеснять наши вольности в походе, все мечты рушились. Наши старшие Участники решили добиться нового руководителя. Но мужчину-Учителя найти не так-то просто.

И вдруг кого-то осенила блестящая мысль: «Ребята, а если Петра Демьяновича?»

Кто-то в ответ засмеялся. Да и было с чего расхохотаться. Пётр Демьянович Семечко, преподаватель пения, был одинокий чудак, над которым подшучивали не только ученики, но и учителя школы. Наш Семечко руководил малочисленным струнным кружком и его можно было видеть с двумя-тремя энтузиастами струнной музыки. Его далеко замечали по лохматым седовато-чёрным волосам, добрым глазам и мятому пиджачку. Он вечно переписывал ноты на цифровые обозначения, чтобы привить новичкам какие-нибудь навыки игры на домрах, балалайках, мандолинах,

Впрочем, на домрах приходилось играть самому Петру Демьяновичу: капризные ученики требовали более романтические музыкальные инструменты — мандолину и гитару.

Идея позвать бессемейного Петра Демьяновича, которому летом нечего было делать, оказалась самой реальной. И мы всей гурьбой пошли в его струнный закуток, откуда доносился печальный звон опробываемой струны. Услышав нашу просьбу, он закрутил лохматой головой: годы не те, и специальность не позволяет, и нот сколько надо порасписывать к новому учебно­му году. В ответ на это мы не поскупились на лесть:

— Да у вас, Пётр Демьяныч, вид — как у Прежевальского!

— Вы ещё совсем молодой, Пётр Демьяныч!

— В музыке нет стариков!..

Мы галдели, что под его чутким руководством собьёмся в кружок, который с осени целиком станет струнным. Наконец кто-то предложил взять с собой инструмент, ведь в походе без музыки скукота. Кто-то из младших заикнулся, что медведи лю­бят музыку и могут прийти послушать её, но остряка оттеснили старшие.

— Что с вами делать, мои золотые разбойники! — вздохнул наш струнщик.— Только не Прежевальский, а Пржевальский.

На следующий день все были в сборе, при рюкзаках. Пётр Демьянович пришёл с лютней в руках. Мы так и прыснули, когда увидели его с этим редким инструментом, в старом демисезон­ном пальто и большой железнодорожной фуражке с поломан­ным козырьком.

— Ну, пошагали, орлята! — скомандовал наш командир.

И мы торжественно пошли через посёлок, под горн и ба­рабанный бой. Босоногие мальчишки бежали вслед за нами и дразнились:

— Команда «Гоп», скажите «Стоп»!

— Лучше пятками назад!

— Пока не поздно — марш домой!

— А в балалайке картошку будете варить?

Мы понимали, что ребята просто завидуют нам, и не отвеча­ли на выкрики. А скоро Княж-Погост остался позади. Перед нами закружилась заманчивая жёлтая лесная дорога, похрустываю-щая галькой. Мы вздохнули с облегчением, выйдя в безлюдье: всё-таки наш руководитель выглядел нелепо со своей любимой лютней в руках. «Она ещё сослужит нам службу, — говорил Пётр Демьянович, как бы понимая наши броские взгляды.— Лютенка — это человек!»

Но обойти населённые пункты нам было никак нельзя — посёлки Севера связаны общей дорогой. Да ещё надо было проплыть по Вычегде на пароходе... Здесь-то, на дебаркадере, и случилась история, после которой мы открыли заново нашего Петра Демьяновича Семечко.

В походе порой надо было помогать нашему главному понес­ти лютню. Но охотников на это не находилось. Постепенно мы сами стали подшучивать над инструментом.

В лютне предлагали таскать воду для варева. Кого-то осени­ло использовать инструмент в качестве сухого материала для разведения костра, когда нас под Серёгино до нитки промочил дождь. Наконец наш острослов Борька Бабич предложил ввиду полной нелепости «бандуры» трахнуть её об пень — и крышка. А Пётр Демьянович молчал, только мудрые глаза его источали укор: «Эх, мелюзга верхушечная!»

От этого взгляда даже Борька смирялся и, сгибаясь под тя­жестью своего рюкзака, продолжал бесконечный счёт шагов до очередного километрового столба.

Но вот мы вышли к широкому ветристому простору Вычег­ды.

— Ура! Ушли от комаров!

Оставалось сесть на пароход и доплыть до посёлка Айкино от которого до нашего Княж-Погоста можно добраться по­ездом.

В маленькой баржонке под громкой вывеской «Речной вок­зал села Усть-Вымь» мы расположились в ожидании парохода.

Дебаркадер был наполнен праздным шумком, как поло­жено вокзалу. От нечего делать люди тянулись друг к другу и нашего Петра Демьяновича сразу же заприметила пожилая женщина, как оказалось, колхозница, со скуластым добрым лицом. «В Котлас еду, к дочке», — ударяя на «е», стала она рас­сказывать Петру Демьяновичу, который охотно завёл с ней и её соседом, квёлым стариком, престранный разговор о точности пароходного расписания на Вычегде. К ним тут же присоеди­нился бравый парень-круглячок в брезентовом плаще и с поле­вой сумкой через плечо. Как после выяснилось, это был геолог, добиравшийся с отчётом в Москву. Женя Петров и Борька Ба­бич, которые всю дорогу искали минералы, втайне надеясь на­брести на золотишко, быстро завязали знакомство с геологом. Постепенно к нам подтянулась артель молчаливых, кряжистых сплавщиков.

Лишь в отдаленье продолжал задумчиво отсиживаться на чемодане солдат, видно, приезжал в отпуск, а вот теперь про­стился опять с домом, родными местами, подругой. Но тут и сол­дата привлёк к себе появившийся откуда-то развесёлый парень с гармошкой в руках. Безмятежно лыбясь, гармонист затянул, зафальшивил вальс «Амурские волны».

Бежит голубая волна,

Поёт золотая струна...

Когда гармошка врала особенно сильно, взвизгивая или за­хлёбываясь, Пётр Демьянович морщился, как от зелёной клюк­вы.

Наконец учитель не выдержал:

— Эй, гражданин хороший, зачем искажаешь музыку! Не умеешь, так не стоит терзать инструмент.

Парень, всегда встречавший, как видно, восторг у слушате­лей, на минуту бессмысленно уставился на дерзкого критика, потом оскалил зубы с проблесками металла.

— Ишь ты, маэстро нашёлся!

— Маэстро не маэстро, а си-бемоль от бегемота отличить су­мею, — сдержанно возразил наш командир.

— Может, на гармошке сумеешь, — повёл гармонист вибри­рующим голосом.— Сыграй, уважь народ.

— На гармошке не обучен, — сознался Пётр Демьянович.

— А на чём же умеешь, маэстро? — настаивал гармонист. — На рукаве или на радиве, а может, на нервах только?

По дебаркадеру прошелестел разноголосый смешок. Пётр Демьянович с тоской поглядел куда-то вслед речному текучему плёсу, обнял за плечи патлатую Людку Солнечную и прижал её к себе, словно давал знать, что дальше намерен заниматься толь­ко своей ребятней.

— Да вы сыграйте на лютне, Пётр Демьяныч! — нашёлся я, полез через рюкзаки и извлёк инструмент из укромного угла.

Задев за топорище, лютня издала мелодичный звон, будто обрадовалась, что наконец-то её поднимают для дела. Инстру­мент быстро передали по цепочке нашему руководителю. Пётр Демьянович застенчиво ссутулился над своим любимым дети­щем, задумчиво перебрал струны и крутнул головой.

— Вроде как-то не к месту...

Под сводами дебаркадера смешались протестующие голоса.

— Очень даже к месту, маэстер!

— В самом деле, Демьяныч, побалуй нас.

— Не требуй нашим братом, товарищ учитель.

— Скрась нам минуту-другую, дядя.

— Просим!..

Пётр Демьянович растроганно закивал, прислушался к шлеп­кам волн о днище баржи и будто настроился на шорох воды. Правая рука его затанцевала над струнами то в стремительном темпе мотылька, то в медленном парении чайки. Пальцы левой руки сильно, властно и нежно перехватывали лады, так что дека издавала щемящий звук скольжения. Музыка лилась раздумчиво-печальная, мягкая и какая-то звёздная. Мы слушали её, ра­зинув рты, не отрывая глаз от нашего преобразившегося Петра Демьяновича.

А он закончил долгим пронзительным аккордом, обвёл всех лучистым взглядом и произнёс:

- Это старинная лютневая музыка. Сам восстановил по крохам, литературным отрывкам и разным мелодиям. Хорошая музыка переживает века, передаётся из поколения поколению хотя и сильно искажается разными исполнителями.

— Стало быть, я тоже из тех... исполнителей? — прорычал гармонист, оглядел свой инструмент и качнулся в сторону проё­ма с перилами.— Та что? Играло поломать?!

Парень размахнулся гармонью, и она жалобно вздохнула ба­сами и голосами.

— Стой, играло! — вскрикнул солдат, сорвался с чемодана и в два прыжка настиг гармониста. — Гармошка не виновата, друг!

— Дай я попробую!

Солдат отнял у хозяина его гармонь, возвратился на чемодан и впрягся в «тулку». Потом подмигнул нам соколиным глазом, пробежался по ладам с обеих сторон и заиграл старую песню «Далеко, далеко, где кочуют туманы...»

С другой стороны вступила наша лютня. Над речным просто­ром покатилась-поплыла звуковая река. Удивительно слажен­ным дуэтом оказались солдат и Пётр Демьянович.

О тебе, светлоокой, моей зорьке красивой, На далёкой границе вновь задумался я...

Я закрыл глаза — и мне показалось, что рядом играет целый оркестр удивительной мелодичности, выразительности и спаян­ности, а слова внутри наплывали сами собой.

И вдруг всхлип донёсся до моих ушей. Я осторожно покосил­ся в ту сторону и увидел, как женщина утирает кончиком платка глаза и покрасневший нос.

— Сына у неё год назад на границе...— виновато объяснил старичок, незряче достал кисет и стал сворачивать цигарку.— Хорошо хучь дочка ещё есть.

Его окающий говор, музыку и всхлипы женщины заглушил тягучий пароходный гудок. К дебаркадеру, дымя, подходил боль­шой серый пароход. На речном вокзале с неохотой зашевели­лись, стали надевать на себя рюкзаки и подвигаться к выходу.

— Такой концерт первый раз слышу.

— Этот «Север» когда надо — не дождёшься, а когда не надо — он тут как тут.

- На пароходе поиграют ещё.

— Уважут.

— Вперёд музыкантов!

— Маэстров вперёд, мужики!

Солдат, застенчиво улыбаясь, пошёл вперёд. А мы не давали шагнуть Петру Демьяновичу, облепив его со всех сторон.

— Пётр Демьяныч, дайте мне лютню!

— Нет, Пётр Демьяныч, мне!

— А кто первый догадался подать инструмент Петру Демьянычу?

— А кто придумал записать всех в струнный?!

— Пётр Демьяныч, меня можете сейчас записать!

— Меня тоже!

— Я третий!

Маэстро только успевал поворачиваться на наши звонкие голоса. Разбитый козырёк его кепки подбрасывало в такт взма­хам ресниц, в глазах зыбились текучие радужки, а губы вздра­гивали, как струны, только перебить нас не мог вежливый Пётр Демьянович.

— Не будем спешить в кружок, ребята, — воспользовался он паузой.— Я сам предложу поступить ко мне осенью тем, кого замечу. Присматриваюсь к вам всю дорогу — не все вы годитесь в музыканты. Из вас выйдут славные учителя, инженеры, офи­церы. Только чтоб каждый в своём деле не портил мелодию — вот вам мой совет и наказ. А сейчас — на пароход!

По сходням, брошенным на дебаркадер, уже застучали ноги в сапогах, ботинках, ботах... Но мы не бросились на абордаж, проявляя спокойствие, выдержку и самоуважение... Надо было учиться не портачить.

Как советовал Пётр Демьянович.

Как вёл он сам себя.

Вопросы и задания

1- Почему изменилось отношение ребят к лютне и учителю?

2. Что вы узнали об учителе и его музыке?

3. Как вы понимаете слово «самоуважение»?

4. Составьте рассказ о поездке с точки зрения пожилого учи­теля Петра Демьяновича.

класс

У каждого народа существуют свои представления о зарождении мира. В течение нескольких тыся­челетий он помнит своих героев, совершавших подвиги во имя добра и справедливости. В прежние времена на Руси имена Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алёши Поповича воспринимались как имена реально существовавших людей, родовитые князья вели от них родос­ловную. Например, воин Добрыня Никитич был в родстве с Вла­димиром Красное Солнышко, Тот же Добрыня Никитич сразился со Змеем Горынычем в его логове на Пучай-реке и победил его, несмотря на многие хитрости Змея. А бурятский герой Гэсэр очи­щал земли от чудовищ, победил демона севера, людоеда Лубсана. И сегодня мы любим героев национальных сказаний, гордим­ся их силой и достойной жизнью.

В хрестоматию включены отрывки из героических сказаний коренных народов Восточной Сибири, появившихся за многие тысячелетия до прихода в Сибирь русских.

Дата добавления: 2015-06-26