Основные этапы этнической истории

В целом, как и для других народов, происхождение кетов представляется сложным процессом взаимодействия различных по языку и культуре народов и групп, происходившим на разных территориях в течение очень длительного периода вплоть до знакомства с ними европейцев в начале XVII в. (Алексеенко, 1980а. С. 118–140; Николаев, 1985. С. 10–33). Кеты — часть енисейской общности, включавшей кроме них родственных по языку аринов, пумпоколов, коттов, ассанов и др. Отдельные немногочисленные группы этих енисейцев жили на Среднем Енисее — от р. Чулыма, Верхней Кети на западе, до Кана и Бирюсы на востоке. К началу XVII в. большинство их находилось в долголетней политической и экономической зависимости от тюрко- и монголоязычного окружения. С енисейской общностью связаны самые ранние этапы истории кетов. Но прошлое этой общности таит много загадок. Какой была культура древних енисейцев и где они жили в период формирования своего единства на уровне языковой семьи? Какова была их судьба до расселения в Сибири и с какими археологическими культурами уже на этой территории их следует связывать? Археологи предполагают, что енисейцы могли принадлежать к древним носителям культур бронзового века хакасско-минусинского региона (С.И.Вайнштейн, Р.В.Николаев, Н.Я.Членова). Более уверенно время южносибирского обитания предков кетов и других енисейцев можно доводить до гуннской эпохи (последние века до н.э. — начало н.э.), хотя пока нет возможности представить их конкретную историю на этом этапе (Дульзон, 1968а; Вернер, 1969. С. 127; Алексеенко, 1973. С. 8–11). Еще не воссоздана история отдельных енисейскоязычных народов и групп до их полного растворения в иноязычной среде (Дульзон, 1961а; Потапов, 1957; Долгих, 1960б). В настоящее время изучается их соотношение между собой: известные нам под различными названиями енисейцы могли быть частями когда-то единого этноса. Еще предстоит решить вопрос, были ли в числе документально известных енисейцев прямые предки кетов.

Наиболее близкие к нам этапы исторической судьбы енисейцев отмечены дроблением на мелкие группы, переселениями, слиянием некоторых из них с иноязычным окружением — тюркским (енисейцы приняли участие в формировании отдельных групп хакасов, тувинцев, шорцев, северных алтайцев), русским, селькупским, эвенкийским, миграциями. Конечным результатом таких переселений явилось, в частности, оседание уже на Енисейском Севере немногочисленных собственно кетоязычных групп, составивших ядро, из которого в процессе дальнейшего этнического развития формировался народ — кеты. Енисейцы перестали существовать как самостоятельные этносы к середине XIX в., исчезли и их языки. Память о них сохранили географические названия (топонимика) на местах их прежнего жительства (А.П.Дульзон, A.M.Малолетко), а также наименования прежних енисейских родов или иных образований (этнонимы в составе тюркоязычных народов Южной Сибири — хакасов, северных алтайцев, шорцев, тувинцев). Некоторые из них находят преемственность в родовых названиях кетов (Алексеенко, 1980а. С. 122–123).

Языковые данные (топонимические, этнонимические) пока являются главными в поиске среди упомянутых енисейцев наиболее реальных предков кетов. Согласно им, можно предполагать, что на рубеже нашей эры кетоязычные группы жили далеко от мест своего нынешнего расселения: в горно-таежных районах, где берут свое начало р. Иртыш, Томь, Абакан и Енисей. Они оставили здесь много своих названий рек, озер и другие топонимы (А.П.Дульзон). В первой половине I тыс. часть их спустилась вниз по Иртышу и перешла по его притокам на приток Оби — Васюган. Эта территория известна как место жительства отдельных групп хантов и селькупов, но их географическим названиям предшествует плотный слой кетских топонимов, что свидетельствует о более раннем проживании здесь кетоязычного населения. К этому времени и этой территории, видимо, относятся корни культурной и антропологической близости кетов и отдельных групп хантов и селькупов, закрепленные дальнейшими их межнациональными связями и жизнью в сходных экологических условиях. Внешнее сходство их культур и могло явиться причиной того, что первые русские поименовали три разноязычных народа общим названием «остяки».

Предки кетов могли быть среди тех, кто оставил в Приобье обширную археологическую культуру раннего железа, известную под общим названием кулайской. Уже давно высказано и поддерживается до сих пор мнение, что кетский компонент присутствовал в кулайском ареале наряду с угорским (хантыйским) и самодийским (селькупским) и что последний возобладал здесь не ранее начала II тыс. н.э. (М.Ф.Косарев). Такие основные черты кулайской культуры, как рыболовческо-охотничье хозяйство, традиция поселения на мысах малых таежных рек, углубленные в землю жилища (землянки) и др. равно нашли преемственность в этнографически известных культурах хантов, селькупов и кетов. Интересно добавить, что в числе культовых вещей кетов, передававшихся по наследству из поколения в поколение, встречались предметы, аналогичные находкам из широко известных кулайских кладов (Вайнштейн, 1951).

Культурное единство разноязычных жителей таежной зоны Западной Сибири было нарушено в результате разновременных волн продвижения сначала в лесостепные, а затем и в таежные районы тюркских групп (В.А.Могильников, Л.А.Чиндина, М.Ф.Косарев). Это могло быть причиной перемещения кетоязычного населения с Оби на Тым, что положило начало их дальнейшему продвижению в левобережные районы Енисея. Эти выходцы с западных территорий, достигшие Енисея, стали одной из трех немногочисленных (всего до 1500 человек) групп, о которых имеются первые исторические сведения. В ясачных списках начала XVII в. они именуются инбаками, живущими в низовьях Инбака (Имбака) и на Елогуе. В дальнейшем эти кеты и их потомки известны под своим родовым названием Кэньтан (Кэнтаан). Название Инбак, инбаки, возможно, отражает участие в формировании этой группы (или только пребывание в этих местах) переселявшихся на Север южносамодийцев, родственных современным энцам. Предполагается несколько волн перемещений последних (после IX и XIII в.), проходивших по кетско-селькупской периферии — р. Тым, Кеть, Таз, Елогуй и др. (Васильев, 1974а). О расселении предков лесных энцев в XVII в. на Енисее севернее Елогуя известно из исторических источников (Долгих, 1960б).

С тюркской экспансией могло быть связано продвижение на Север кетоязычных групп, оставивших свои топонимы в верховьях Енисея, Томи и Абакана. В начале XVII в. они были записаны в ясачных ведомостях под названием земшаков (низовья Подкаменной Тунгуски) и богденцев (устье р. Вахты). Земшаки и богденцы являлись двумя группами одного рода, потомки которого далее известны под родовым самоназванием Богдэденг. Слово «земшаки» можно считать русским соответствием кетскому сымденг (сымские люди): название свидетельствует о проживании этих кетов (или какой-то их части) на р. Сым до переселения в низовья Подкаменной Тунгуски. С богденцами связано название р. Вахты (и выросшего в ее устье одноименного станка). С таким же топонимом мы встречаемся и далеко к югу — Вахта, село выше Красноярска. Это название (как и близкие: Бокчетаев улус, Погурская волость) оставили здесь енисейцы-буктинцы — буклинцы, бохтинцы (Потапов, 1957). Есть все основания полагать, что северные богденцы были их родственниками. Но может быть о роде Богдэденг следует говорить как об общеенисейском, так как близкие названия зафиксированы у аринов и коттов (Алексеенко, 1980а. С. 123).

Освоению территории, осуществлявшемуся различными группами, и возникновению очагов этнических контактов способствовала отмеченная ландшафтная особенность — близкое друг к другу расположение верховий крупных притоков, стекающих с водоразделов в противоположные (запад-восток) стороны. Прошлое коренных жителей Обь-Енисейского междуречья и речной способ освоения ими пространства отражает топонимика. Практически весь ее объем составляют гидронимы — названия рек, озер, проток, а также перевалов и волоков, связывающих речные системы. В условиях недостаточной источниковой базы этот материал чрезвычайно важен (Дульзон, 1955; 1963 и др.).

Среди собственно кетоязычных групп, т.е. предполагаемых предков кетов, оставивших свои топонимы на территории Средней и Западной Сибири, А.П.Дульзон выделил группы носителей гидронимов сес и сис («река»). Первые некогда проживали в Саянах (горно-таежные районы Верхней Томи, Верхнего Абакана, северо-восточная часть Тувы). Носители гидронима сис также прежде были обитателями горной тайги — эти гидронимы известны в предгорьях Алтая, в верховьях Иртыша. Оставившие топонимы сес-сис, кроме того, жили компактной группой на Среднем Иртыше (междуречье Иртыша и Васюгана, охватывающее на севере верховья р. Демьянки, а на юге — бассейн Тары). Северную половину территории с кетскими гидронимами занимало «и кающее» кетоязычное население (сис) — вероятно, это были кетоязычные переселенцы, спустившиеся сюда с верховьев Иртыша, — а южную половину занимало «э кающее» (сес) население. Выходцы отсюда и составили основную часть предков современных кетов. На места своей исторической известности в пределах Енисейского Севера они перешли, судя по гидронимике, проделав путь по рекам и речным системам: с Иртыша и Васюгана, через Обь, Тым и Сым в верховья Елогуя, частично — на Енисей по Сыму. Продвигались они, видимо, небольшими группами, включавшими несколько родственных семей, от одного приречного стойбища к другому. Миграционные процессы, конечным результатом которых явилась уже документально известная этническая картина на Енисее и в Обь-Енисейском междуречье, относятся, видимо, к IX–XIII вв. Они могли быть обусловлены общей исторической ситуацией в Южной Сибири, сложившейся главным образом в результате разновременных этапов тюркской экспансии.

В носителях гидронима сес, перешедших на левобережье Енисея из юго-западных пределов, можно видеть предков остяков-инбаков XVII в. Не исключено, что какая-то группа продвинулась на север по Томи через Обь и Кеть или (что кажется менее вероятным) по самому Енисею. Ими могли быть предки остяков-боктинцев и земшаков, ставших известными в начале XVII в. в низовьях правых притоков — Вахты и Подкаменной Тунгуски (Долгих, 1982. С. 87). Выявляемая топонимическая общность (сес) нашла преемственность в едином для потомков инбаков, земшаков и боктинцев диалекте — инбатском. В целом северная граница их расселения в XVII в. не выходила за пределы Черного острова на Енисее. Переселенцы с гидронимом сис осели на притоках Енисея Сыме и Дубчесе. Влияние их языка сказалось на языке сымского населения. А.П.Дульзон пришел к выводу, что носители гидронима сис перешли на Енисей позже «э кающих». Последний этап он относит уже к концу XVI в. Именно от них русские узнали гидроним Тым (Дульзон, 1962а. С. 60, 76). Документы XVII в. выделяют среди них «дюканов» и «закаменных остяков» (Долгих, 1960б. С. 145–149). Потомки их известны как сымские кеты.

Выявление субстратных и субсубстратных форм топонимов позволяет говорить о преемственности (следовательно — взаимодействии) разноязычных этносов на одной территории. Кетоязычное население следует признать наиболее ранними, этнически определяемыми жителями бассейна Васюгана. Замена кетских топонимов селькупскими (кы — «река») и частично хантыйскими (юган — «река») отражает процесс расселения на обширной территории Приобья и к западу от Енисея селькупов (левые притоки Оби — Васюган, Парабель, Чая, Шегарка; правые притоки — Чулым, Кеть, Тым, Вах), потесненных затем на Васюгане и Вахе восточными хантами (Дульзон, 1969). В условиях общей малочисленности в результате процессов этнического взаимодействия оставшаяся на местах и на пути своего следования часть кетоязычных групп была поглощена более поздними пришельцами, а какая-то часть предков селькупов и, видимо, хантов (но в меньшей степени) стала составным компонентом территориальных общностей с преобладанием кетского языка. Сделать подобное предположение позволяют этнографические сведения (например, принесенные на Елогуй особенности обско-угорской культовой скульптуры). Кетоязычное большинство инбаков к XVII в. могло поглотить небольшое число южно-самодийского населения, родственного тем группам, которые, переселившись далее на север, стали составной частью будущих энцев (Васильев, 1974а. С. 174; 1979. С. 40–41). К их лексике, возможно, восходит гидроним Инбак (правый приток Енисея). О проживании самодийцев — предков лесных энцев — в XVII в. севернее Елогуя, т.е. по соседству с кетоязычными инбаками, известно из исторических источников (Долгих, 1960б. С. 142).

Предшественниками селькупов в верховьях Таза были, видимо, предки энцев, продвинувшиеся к середине XVII в. на север и оставившие следы своего пребывания на кетской периферии. В своем продвижении они были более независимы от речных систем, поскольку были оленеводами и пользовались нартенным транспортом. Путь селькупов прослеживается по гидронимам — с Тыма, верховьев Ваха и отчасти с Кети на Верхний Таз. К концу XVIII в. часть их продвинулась по Тазу и вышла на р. Турухан и его притоки — Верхнюю и Нижнюю Баиху. Часть семей уже пользовалась оленным транспортом (оленеводство они, как и часть кетов, заимствовали у тех же «низовских людей» — скорее всего предков энцев).

В течение XVIII в. происходило также продвижение отдельных семей и патронимии кетов вниз по Енисею и на его северные притоки — Турухан и Курейку, где они достигли северной границы своего расселения. К концу XVIII в. здесь было смешанное кетско-селькупское население, причем на Турухане и его притоках в целом сформировалась селькупоязычная группа, известная как баишенские селькупы. Обитатели побережья Енисея, низовий Турухана и Курейки — селькупы, кеты — в XVIII в. образовали смешанную группу (курейские кеты), в которой возобладал кетский язык, и это явилось решающим условием ее дальнейшего формирования как кетской (Алексеенко, 1982а. С. 104–105).

Пролить свет на этническую историю жителей региона позволяют данные фольклора. Для устной традиции кетов характерны сюжеты, включающие образ реки-дороги. Герои совершают дальние речные переходы с целью женитьбы или в поисках рыболовных угодий. Первые, обусловленные экзогамными нормами, малочисленностью и дисперсным расселением групп известны и как этнографическая реалия для селькупов, кетов. Во втором случае иногда имеет место фольклорный стереотип, распространенный в разной этнической среде. Существенно, если он зафиксирован в реконструируемом для того или иного этноса праареале. В качестве примера можно обратиться к преданиям курейских кетов из рода Ольгыт (Серковы). Основателями считались два брата, добравшиеся до Курейки, добывая рыбу деревянной острогой. Их прозвищем было «сбежавшие от л’аnа» (л’аnа — название местности, покинутой братьями; в варианте — имя князца, от которого они сбежали). Этнонимика и топонимика, корреспондирующие с названием л’аnа, уводят далеко от Курейки и Енисея на обские протоки Васюган, Вах, Тым и речные системы, соединяющие Обский регион с Енисейским. На этой территории осуществлялись контакты кетоязычных, угорских и самодийских групп. Еще в 1960-е годы аналогичный сюжет о переселенцах, оказавшихся на новых землях в поисках удобных для добывания рыбы угодий, бытовал среди этнически смешанного (селькупы, эвенки, отдельные семьи хантов и кетов) населения верхнего Таза. Но там его связывали с предками современных селькупов Калиных, считавшихся первыми насельниками этих мест. Согласно устной традиции, предки Калиных продвинулись сюда с верховий Сыма в поисках новых рыболовных угодий. Здесь они встретили людей kалык, котлы которых были полны хорошей рыбой. Kалык владели оленями, покрышки их чумов, в отличие от берестяных селькупских, были из оленьих шкур. Утверждение предков Калиных на новой земле стало возможным в результате военной победы над народом kалык, сопровождавшейся захватом оленей, упряжи, покрышек (Алексеенко, 1978; 1986б; Николаев, 1983. С. 34).

Селькупское kалык известно как название ненцев, но можно полагать, что оно некогда распространялось и на близких им по языку и культуре энцев. Характерно, что и у кетов не было особого названия для энцев. Но среди не идентифицированных пока этнонимов есть враждебные остякам-кетам килики и обитатели Тыма ку. В последнем случае речь могла идти и о жителях р. Кети, так как Тым — кетское название этой реки. Предки курейских Серковых — это кеты-инбаки XVII в., приречные жители Елогуя и низовьев Инбака. Документально подтвержден их уход из этих мест в XVIII в. и продвижение на север вплоть до Курейки (Долгих, 1960б. С. 94).

Но стимулом их переселений было не рыболовство, а потребности пушного промысла и транспортного оленеводства, получившего распространение в это время среди левобережных групп. Охота и оленеводство и в дальнейшем определяли хозяйственно-бытовой уклад курейских кетов. Рыболовство (преимущественно озерное) сохраняло подсобное значение, но из их календаря к началу XX в. уже исчезли названия периодов пешей охоты («малая ходьба») и котцового лова. Фрагменты родового предания о л’аnа, видимо, следует связывать с событиями, предшествовавшими появлению предков Серковых на Елогуе, а не на Курейке.

Предшественниками и преобладающими по численности соседями кетов и селькупов в бассейне правобережной Курейки до конца XIX в. были эвенки, кочевавшие главным образом в правобережье этой реки, в системе «камней» и озер. От эвенков кеты заимствовали название р. Курейки и некоторых ее притоков, самого Мундуйского озера (Мундуйка де’; эвенк.: мунду, пунду — «рыбка для наживы»), а также возвышенностей («камней»). Постепенно большая часть их переселилась на Турухан, в верхнем течении которого сформировалась самая северо-западная группа эвенков (Туголуков, 1982). Еще одна группа западных эвенков, живших в непосредственном соседстве с кетско-селькупским населением, известна под названием сымских (Василевич, 1931; 1969; Долгих, 1960в. С. 206). В бассейн Дубчеса и Сыма они перешли с правобережья Енисея, с Подкаменной Тунгуски и Ангары. Переселения отдельных эвенкийских семей происходило еще в конце XVI — начале XVII в., но массовым оно стало во втором десятилетии XVIII — первой половине XIX в. (Василевич, 1931. С. 134; Долгих, 1960в. С. 206). Часть их продвинулась далеко на запад от Енисея — в Васюганье, верховья Чулыма, на Томь, другие обосновались в бассейне Дубчеса, Сыма, а также отдельными семьями расселились в верховьях Таза, Елогуя, Худосеи. В ландшафтных условиях енисейского левобережья расселения остяков (кетов, селькупов) уже в XVII в. были зафиксированы историческими источниками и картами XVIII в. особые («пешие», «лодошные») группы тунгусов. Эти названия (Василевич, 1969. С. 3–4, 6, 46) отразили подмеченные отличия образа жизни и хозяйствования этих переселенцев по сравнению с их соплеменниками — оленными таежными кочевниками. Отмеченные внешние особенности позволяют предполагать здесь уклад, близкий к укладу приречных рыболовов. Возможно, за ним стоят прежние (до переселения на левобережье Енисея) контакты, по предположению Б.О.Долгих (1960б. С. 192, 206) это могли быть контакты с енисейскоязычными коттами; не исключал этого и В.А.Туголуков (1982. С. 131). Но, может быть, названная территория енисейского лево- и правобережья была ареалом ранних взаимодействий самодийских (селькупских) и енисейскоязычных групп (кетов, коттов, пумпоколов) и тунгусов с иноязычными приречными аборигенами, к традиции которых восходят неизвестные енисейцам и тунгусам татуировка лица и жертвоприношение щенками, а также сохранившийся в самоназвании этноним юг / юх (мн. ч. югень, югунь) сымских кетов (Алексеенко, 2001. С. 113–114). Тенденции ранних этнических связей сказывались и позднее. Потомки эвенков XVII в. стали непосредственными соседями кетов и селькупов в верховьях Таза, на Сыме, Дубчесе, а также в национально-смешанных группах в бассейнах Елогуя, Сургутихи, Пакулихи, Турухана (Василевич, 1969. С. 137–138; Туголуков, 1982. С. 65, 67; Козьмин, 1981б. С. 29–32).

Задача выявления культурной специфики малочисленных этносов, маргиналов и периферийных групп, издавна живших в однотипных природных условиях, постоянно контактировавших и смешивавшихся, встает перед исследователями разных регионов Сибирского Севера, в том числе Обь-Енисейского. Своего рода этнографический феномен являет собой культурная близость кетов и северных селькупов — туруханских, баишенских, известных также под названием «фарковских» (Пелих, 1981. С. 42–47).

Неоднократно, начиная со времени исследований М.А.Кастрена (побывавшего и на Туруханском Севере) и по настоящее время, выявлялись и изучались кетско-селькупские лингвистические параллели. О большом культурном сходстве свидетельствует и этнографический материал. Кетов и селькупов связывает общность (и в значительной степени идентичность) их традиционного хозяйственно-культурного типа, отражающего пешую таежную рыболовческо-охотничью культуру, дуально-экзогамное устройство, близкое подобие мифологических структур. Сходство, а во многих случаях — полное тождество, обнаруживают конструктивные особенности жилища, одежды, транспортных средств; семейная обрядность и способы захоронения, шаманство и многое другое (Прокофьев, 1928. С. 66–76; Donner, 1933; Прокофьева, 1952. С. 90–104; 1956. С. 665–685; 1961б. С. 438 139; 1971. С. 343–354; Топоров, 1969в. С. 126–132; Пелих, 1972; Долгих, 1982; Лебедев, Соколова, 1982 и др.).

Постепенно накапливаются разнородные свидетельства (топонимические, археологические и антропологические) ранних (I тыс.) контактов отдельных кето- и селькупоязычных групп на территории к юго-западу от Енисея, в период продвижения их из Приобья на левобережные притоки Енисея (Алексеенко, 1980а. С. 130–132), поэтому некоторые черты в традиционной культуре потомков этого населения (промысловое таежное хозяйство и обусловленный им материальный комплекс, некоторые элементы духовной культуры) в общей форме можно связывать с данным этапом их ранней истории. Однако этих сведений недостаточно, чтобы понять, почему все же к концу XIX — началу XX в. традиционная культура туруханских (баишенских) селькупов в основных своих показателях была практически калькой кетской культуры (Алексеенко, 2001. С. 116–117).

Объяснение этнокультурной общности кетов и селькупов этого времени возможно с учетом этнического формирования отдельных групп коренного населения Долгих, 1982. С. 82–142; Лебедев, Соколова, 1982. С. 118–129), а также роли социальных факторов — экзогамии и эндогамии в механизме этих процессов. Выясняется, что большая половина их — семь патронимий из тридцати — еще во второй половине XVIII в. были кетами по происхождению. Это документально доказал Б.О.Долгих (1982. С. 122–128). При этом кетский компонент составляют исключительно родственные семьи. Они были экзогамны и в силу этого заключали браки преимущественно с селькупами, что и определило интенсивность адаптационных процессов. Окончанием последних явилось не только полное возобладание селькупского языка, — но и перемена национального самосознания — через самопричисление местных кетов к селькупской родовой группировке коссыль (Там же. С. 121–131). В результате этих процессов на Турухане, а позднее и в низовьях реки Таз появились селькупы с кетской фамилией Когоновы. Их однофамильцы-кеты и сейчас живут на Елогуе в поселке Келлог. Забыли свое кетское происхождение и фарковские селькупы Безруких — ныне они составляют большинство в этой группе. По-иному произошло этническое оформление другой смешанной кетско-селькупской группы в низовьях Турухана и Курейки. Еще в первой половине XIX в. она была преимущественно селькупоязычной (Castren, 1858. S. 260). Более малочисленное, чем в баишенской группе, кетское ядро оказалось, однако, эндогамным. Постепенно, при дальнейшем притоке сюда переселенцев-кетов, здесь возобладал кетский язык. Эта группа сформировалась как кетская. Ныне она известна как группа курейских кетов.

При однотипности хозяйственно-бытового комплекса туруханских кетов и селькупов, базовые черты которого связаны с приречным образом жизни, в их культуре отмечены локальные различия. Более всего они проявились в ландшафтных условиях приполярной лесотундры и начинающейся тундровой зоны — на Куренке (Алексеенко, 2001. С. 118–119).

Глава 3

Дата добавления: 2015-06-04