Материальная культура 1 страница. Как и у других народов Сибири, у кетов существовали два вида лыж — зимние (асьлен), для ходьбы по рыхлому снегу

СРЕДСТВА ТРАНСПОРТА

Как и у других народов Сибири, у кетов существовали два вида лыж — зимние (асьле н), для ходьбы по рыхлому снегу, оклеенные снаружи камусом оленя или сохатого, и весенние — лоќтаќ, «голицы». В современных условиях последние практически вышли из употребления из-за отсутствия весеннего охотничьего промысла (Алексеенко, 1961. С. 83–85). Лыжи кетов относятся к группе скользящих лыж выгнутого типа, характерных для тунгусо-маньчжурских народов, в первую очередь эвенков (Антропова, 1953). Полевые материалы 1950–1970-х годов свидетельствуют о единообразии видов лыж и не позволяют выделить у левобережных групп особого варианта западносибирских выгнутых лыж (Там же. С. 31, 32).

Мерой длины лыжи является рост человека, ширина средней части — два расстояния между вытянутыми большим и указательными пальцами руки — энтаран’. Равномерность толщины лыжи определяется на ощупь (4–5 мм). Грузовая площадка, где ставится нога, имеет большую толщину. Мера ее толщины — ыт’, лыжа должна выдерживать вес человека. Определяют ее длиной ногтя мизинца.

Готовую заготовку зимних лыж смазывают отваром из рыбьей желчи — ќэл’, разведенным в горячей воде, ставят в специальную раму для прогибания, нагревая над костром, затем оставляют на некоторое время. Изогнутую лыжу оклеивают с помощью рыбьего жира — хит — с наружной стороны камусом — сясь — ворсом назад. Оклеенные камусом лыжи и подволоки зажимают специальными зажимами и подвешивают на деревья для просушки. В готовой лыже просверливают отверстия для креплений, а на грузовую площадку, где ставят ногу, приклеивают плотную бересту, вырезанную по форме ступни. Крепления из тонких ровдужных ремешков состоят из трех пар завязок — одна из них закрепляется на носке, другая на подъеме, третья перекидывается через пятку. Чтобы снег не намерзал на лыжи, их обмазывают сохатиным жиром.

Лыжи-голицы использовались весной для хождения по твердому насту, образующемуся при подтаивании верхнего слоя снега. На голицах не скользили, а ступали. Помимо своего основного назначения на промысле, эти лыжи использовались и для других целей — например, охотники, застигнутые ночью в тайге, вырывали лыжей яму для ночевки.

При ходьбе на лыжах правой рукой опираются на посох из березового дерева — таукс’. Длина посоха 1,6–1,7 м; на верхнем конце его обычно имеется железный или роговой наконечник в виде крюка — коксл’. Крюком стучат о ствол дерева, выгоняя белку из гнезда, очищают с обуви и лыж налипший снег, цепляются за кусты, чтобы задержать бег. Чтобы посох не проваливался глубоко в снег, на нижнем конце его прикреплено ремешками тальниковое кольцо. К кольцу иногда привязывали амулет — тоненький ровдужный ремешок, «чтобы охотник не заблудился». В прошлом были разные по величине кольца на посохе: по отпечаткам на снегу узнавали, кто прошел. Отпечаток кольца являлся своеобразной метой при охоте на разграниченных родовых угодьях (Алексеенко, 1961. С. 85).

Груз перевозили на ручной нарте, тащить которую человеку часто помогала собака. Легкие, подвижные, с передней дугой-«бараном», защищающим от повреждения кустарником, ручные нарты — сюль (с’ул’) — имелись в каждой семье (Алексеенко, 1961. С. 65–68). Особенностью конструкции этих нарт является наличие в прошлом только привязанного соединения частей, использование естественных суков в качестве копыльев и вязок (ответвления каждой пары копыльев соединяли концами и связывали корневищем, образуя вязку).

Мужские и женские нарты различались. Охотник, отправлявшийся на один-три дня в тайгу, загружал свою трехкопыльную нарту необходимым ему на это время охотничьим снаряжением, берестяной тиской, продуктами, посудой. С легкой нартой мужчины прокладывали дорогу в снегу при переходе с одной стоянки на другую. На долю женщин при этих перекочевках приходилось транспортировать все необходимое семье имущество, продукты. Они же перевозили детей, больных и очень старых людей. Поэтому женская ручная нарта была массивнее и на четырех копыльях. У нарты имелась спинка, возле которой усаживали малолетних или помещали колыбель с ребенком. Нарту хозяйки семьи (ее называли «четырехножная, чум кормящая нарта») отличала резьба с наружной стороны спинки-задника с традиционным изображением вселенной. Орнаментированные спинки когда-то были знаком высокого социального (семейного) положения владелицы нарт. Постарев и став неспособной тащить свою нарту, она передавала спинку невестке, занявшей ее место хозяйки семьи.

При кратковременных переходах пользовались также своеобразной волокушей из шкуры лося. Груз заворачивали в нее и стягивали ремнями. Человек тащил нарту или волокушу с помощью лямки (дапта) из вываренной и простеганной в несколько слоев бересты, медвежьей или оленьей шкуры или прочной кожи налима. Такие же лямки использовались и при транспортировке лодок вверх по течению. Подобные кетским архаичные нарты были распространены у селькупов, манси, хантов (Чернецов, 1937г. С. 351, 355). Они типичны для культур пеших рыболовов и охотников тайги.

Кеты, имевшие оленей на зимнем промысле, перемещались со стойбища на стойбище на оленьих упряжках (Алексеенко, 1961. С. 77–82). Аргиш такой семьи обычно составляли упряжки из трех-пяти санок. Оленный транспорт кеты заимствовали у своих самодийскоязычных северных соседей; конструкция санок и упряжь у них были такими же, как у ненцев, энцев, селькупов (Козьмин, 2003). Этот тип нартенного транспорта в литературе именуется «самодийским» (Хомич, 1966. С. 91–95). Ныне все большее число сторонников получает мнение об общем направлении продвижения нартенного оленеводства самодийского типа с северо-запада на юго-восток, из тундры в район лесотундры (Федорова, 2000г. С. 106–128).

Имеющиеся этнографические факты отражают поздние этапы распространения нартенного транспорта в лесотундровых районах Енисейского левобережья — XVII–XVIII вв. Местами оно продолжалось и позже — в XIX в. Для кетов и селькупов возможны и прямые контакты с самодийцами (предками ненцев и энцев) при расселении в пределах Енисейского левобережья.

У кетов традиция оленьего транспорта, похоже, складывалась на основе практики пользования ручной нартой и волокушей. Об этом свидетельствует терминология и некоторые общие технологические приемы их изготовления (Алексеенко, 1961. С. 80). К тому же ручной нартой и волокушей продолжали пользоваться и в семьях, обзаводившихся оленьим транспортом, а часть кетов (подкаменнотунгусская группа целиком) всегда оставалась безоленной.

Видимо, в целом не следует исключать какие-то промежуточные варианты, предшествующие нивелирующей волне самодийского типа нартенного оленеводства. Но в любом случае его утверждение не было механическим присоединением чужого опыта. Это был творческий процесс, в котором реализовывался адаптивный потенциал воспринимаемой культуры. Сопоставление нарт, распространенных в тундре и на ее периферии, делает сказанное особенно заметным. Эталоном самодийского типа принято считать собственно тундровый вариант. Высокие и широкие эти нарты из достаточно толстых брусков соответствовали требованиям быстрой езды (при подгоне оленей, окарауливании стада) по открытому, утрамбованному ветрами снежному пространству и летнему передвижению по болотистой тундре. В условиях лесотундры (у кетов, северных селькупов, западных эвенков и северных групп обских угров) исходный тип косокопыльных нарт отмечен некоторыми дополнениями и изменениями. Появилась новая деталь — горизонтальная дуга на передке, назначение которой подгибать при езде кустарник, предохранить нарту от ударов о валежник и растущие деревья (Ермолова, 1995. С. 181). Дуга могла отсутствовать в управляемой человеком ездовой упряжке, но всегда имелась на грузовых нартах, которые шли в аргише без ездока. Расположенные по всей длине полоза копылья кетской нарты обеспечивали равномерное давление на снеговой покров, в лесотундре и тайге всегда значительно более глубокий, чем в тундре. Сбалансированность с природными условиями сказалась и на общем внешнем виде нарты. В целом она была ниже, менее широкой и не такой массивной, как тундровая.

Открытой воды люди с нетерпением дожидались на стойбищах, располагавшихся на берегу притоков Енисея, куда они выходили с охотничьих угодий. Весеннее стойбище кетов всегда можно было отличить по находящимся поблизости большим лодкам-илимкам (асел’) с крытой берестяной каютой и мачтой, заканчивающейся флюгером. В них спускались по притокам на Енисей. В пути и при ночевках в каюте размещалась вся семья. Благодаря ежегодным путешествиям фарватер людям был хорошо знаком, мелей по высокой весенней воде не опасались, поэтому лодки сплавлялись по течению, а при попутном ветре шли под парусом из холста. Останавливались в трудных местах — у водоворотов, порогов, и с берега проводили лодку бечевой. На илимках же поднимались в конце лета на места осенних стойбищ, откуда начинались охотничьи дороги. Этот путь был трудным: за лето реки пересыхали, образовывались большие отмели, выступали камни. Против течения илимку с грузом тащили бечевой идущие по берегу изъеденные мошкой люди. Им в помощь впрягались собаки. На зиму илимки вытаскивали на катках на берег.

На мелководных притоках во время охоты на водоплавающую дичь на рыболовном промысле широко использовались и сохраняют ныне свое значение выдолбленные из осины ветки — лодки-однодеревки — дыльти (дыл’ти / дыл’тий). Их отличали легкость, быстроходность, способность проходить в самых трудных — мелководных, порожистых, с лесными завалами — местах. Их легко было перенести или протащить волоком через перевал. Именно так люди с берега переносили ее до таежных озер для рыбной ловли и охоты на линяющую водоплавающую дичь. На Туруханском Севере долбленки стали межнациональным достоянием, но еще во второй половине XX в. русские старожилы предпочитали искать мастеров из коренных северян. Ветка может рассматриваться как своего рода материальный символ речной культуры. Сам технологический процесс изготовления долбленки у всех туруханских народов был одинаков (Кривошапкин, 1965. С. 129; Шатилов, 1931. С. 74; Алексеенко, 1961. С. 87–88).

Для кетов известны два названия добленки: ти и дыл’ти / дыл’тий («маленькая лодка», букв.: «ребенок-лодка»). Первое название относится к вышедшим из употребления большим (согласно устной традиции, до 10–12 м и более длиной) однодеревкам, сходным с обскими, угорскими и селькупскими обласами. Кеты отдавали предпочтение осине, считая, что ее древесина устойчива к влаге. «Правильная», не нарушающая основы дерева выборка материала при вытесывании, а также равномерная толщина бортов считались необходимым условием устойчивости и управляемости лодки. Еще одно требование — чтобы толщина ствола выбранной осины и длина полученного из него бревна-заготовки соответствовали условиям эксплуатации. Измерительным эталоном при изготовлении лодки был сам человек — его рост, расстояние на вытянутые руки («мах»), расстояние от грудной кости до конца пальцев вытянутой руки («полумах»), расстояние на вытянутые пальцы, ширина пальца в суставе и т.д. Так, для ветки на двух взрослых в лесу надо было выбрать осину, при обхвате которой по окружности сходились бы концы пальцев, т.е. в «мах». Длина бревна для такой лодки должна быть в три «маха». Для ветки на одного требовалась толщина дерева, обхватив которое, правой рукой можно было взяться за запястье левой. Необходимая длина бревна в этом случае «три маха без локтевой части». Шириной указательного пальца на втором суставе определяли толщину бортов с помощью деревянных колышков-гвоздей которые забивали в углубления, просверленные в лодке поперечными рядами. Древесину лодки выбирали теслом до тех пор, пока не показывались головки колышков. Те были из лиственницы, кедра и выделялись розовым оттенком древесины; при использовании колышков из березы один конец их чернили углем (Алексеенко, 1961. С. 87–88).

Народная техника обеспечивала высокие функциональные возможности лодки-долбленки и удивительную слитность с ней человека. Дети с 5–6 лет самостоятельно управлялись с верткой долбленкой, а мужчины и женщины пользуются ею даже в глубокой старости. Человеку со стороны кажется парадоксальным, как не умеющие плавать люди (среди взрослых кетов таких еще недавно было абсолютное большинство) чувствуют себя комфортно в речной стихии, пребывая в чуткой к любому движению ветки, борта которой могут выступать над водой всего на ширину ладони.

Работа по дереву была мужским занятием (Алексеенко, 1967. С. 112–121). Простейшие предметы из дерева юноша начинал мастерить в 14–15 лет, а к 17–18 годам, то есть ко времени вступления в брак и выделения собственного хозяйства, он уже умел изготовить необходимые предметы домашнего обихода (посуду, колыбель), помогал более опытным членам семьи делать нарты, лодки-долбленки, знал особенности качества и технических возможностей древесины, корней и веток различных видов деревьев и кустарников, способы их специальной обработки: нагревание над огнем, смазывание смягчающими растворами, вымачивание, распаривание, а также сочетание разных пород (например, при изготовлении лука). Искусно использовались природные формы. Например, вогнутая часть наклонно растущего дерева («крень») шла на изготовление полозьев нарт, лука и других предметов с изогнутой поверхностью; овальной формы березовые наплывы служили своеобразной естественной заготовкой для посуды и других предметов с углублениями и т.п.

Из березы делали требующие наибольшей прочности части оленьих санок, хореи, лыжные посохи, наружную часть сложных луков, топорища и др. Из кедра, в котором ценилась легкость и эластичность древесины, прочность и гибкость его корня (как связочного материала), были все основные части ручных нарт (полозья, копылья, вязки), колыбели, лодки-дощанки и части крытых лодок-илимок. Кеты придавали кедру особое сакральное значение. С этим у них связаны обычаи ставить молодое кедровое деревце с передней (противоположной входу) стороны чума, хоронить младенцев в выдолбленной части пня срубленного кедра, использовать несбитые кедровые доски в качестве гроба и др. Преимущество ели перед другими породами видели в легкой расщепляемости древесины, а также в особой ее водоустойчивости (из-за смолы). Из ели делали лыжи, полозья оленьих санок, весла, древки стрел и долбленые колчаны, загородки рыбной ловушки — котца, шесты остова чума, каркас землянок. Осина, древесина которой не портилась от воды, шла на изготовление долбленых лодок-однодеревок.

Легко гнущиеся ветки черемухи, тальника, рябины, ольхи шли на всевозможные обручи (для скрепления остова чума, чувала в землянке, на берестяных коробках), дуги («баран» у нарт и дуга для полога в колыбелях), кольца (на лыжных палках и грузилах и т.д.), настил и борта ручных нарт, рыболовные ловушки-морды и др. Из черемухового лыка скручивали веревки. Кетам было известно красящее и дубильное свойство ольховой и лиственничной коры.

Клей из плавательных пузырей осетровых рыб (их собирали и сушили; при употреблении их размачивали в горячей воде) широко использовался для скрепления деревянных частей и деталей.

Специалисты в изготовлении лыж и долбленок были широко известны. Еще в 1950–1970-е годы в каждом поселке были признанные мастера, такие как Харламп Петрович Бальдин (Келлог), Карп Михайлович Тыганов (Суломай), Павел Иосифович Тапков (Сургутиха), Федор Агафонович Серков (Мундуйское оз.) и др. К ним шли на обучение, заказывали изделия другие местные жители. Сделанные в соответствии с индивидуальными параметрами человека лодки, лыжи, орудия труда становились своего рода продолжением его физических возможностей. Не здесь ли истоки особых качеств этих изделий, позволявших, например, говорить, что кетские лыжи «дышат»?

Камусные лыжи, долбленки, в меньшей степени ручные нарты и ныне еще пользуются спросом на местах. Знание и опыт кетов и других коренных северян стали межнациональным достоянием. Печальный парадокс состоит в том, что многое из этого фонда самими кетами утрачено. Высокая культура производства доступна ныне единицам.

ЖИЛИЩЕ

Основным жилищем у кетов был чум (ќус’), представляющий собой конический остов из шестов, покрытый берестяными тисками, и землянки (банус — букв.: «земляной чум») — углубленные в землю стационарные постройки с каркасом из бревен и земляным покрытием (Долгих, 1952 г; Вайнштейн, 1954; ИЭАС, 1961. С. 155–157; Алексеенко, 1967. С. 80–102). Во время непродолжительных стоянок летом предпочитали крытые берестой сводчатые постройки из прутьев тальника (тунус), получумы; при ночевках вдали от жилища на охоте вырывали в снегу яму и устраивали из веток и бересты заслон от ветра. Летом во время рыболовного промысла семья размещалась на ночь в крытой лодке-илимке. Первые рубленые дома появились только в конце XIX — начале XX в., прежде всего у семей, осевших в русских деревнях или вблизи их. До прихода русских использование того или иного вида жилища, видимо, обусловливалось только временем года — в теплое время жили в чуме, в холодное — в землянке. Развитие пушного промысла потребовало увеличения охотничьих маршрутов и кочевья всей семьей. В качестве жилища на промысле при недолгих стоянках стали и зимой использовать чум. По своей сути чум является переносным жилищем, но кеты перевозили с собой только покрышки. Шесты для остова в тайге можно было найти повсюду (в условиях тундры курейские кеты возили с собой их на особых грузовых санках).

Чум на новом месте полагалось поставить к полудню или хотя бы закончить к этому времени остов. Его составляли семь или девять основных еловых шестов, скрепленных привязанным изнутри обручем из тальника или черемухи. В бесснежное время года выбирали площадку поровнее и в первую очередь оборудовали главный символ и центр человеческого жилья — очаг. На месте кострища насыпали землю, смешанную с песком, огораживали это пространство поленьями (продольные поленья продолжали до самого входа, так как ими отделяли места, где жили). Устанавливали два центральных опорных шеста, соединенных концами (один, всегда правый, входил в развилку левого) так, чтобы их соединение приходилось как раз над центром кострища. Знаком обжитого жилья было и следующее за этим обязательное чаепитие (по краткости церемонии — скорее символическое). Разводили огонь и кипятили на тагане чай; поленья, как всегда, укладывали в кострище наискосок (и никогда поперек), чтобы не было вреда, как от застрявшей в горле кости, Матери-Огню (Бокам). Почтение ей оказывали и угощением: брызгали в огонь чаем, бросали хлебные крошки. После чаепития на стороне, противоположной входу, ставили передний шест, а против него, по другую сторону кострища, — два дверных. В последнюю очередь устанавливали две пары передних и задних «угловиков» — по обе стороны от каждого из двух центральных. Эти 9 шестов изнутри скрепляли обручем, остальные (от 16 и более в зависимости от нужного размера чума) только прислоняли к нему. Остов закрывали берестяными покрышками-тисками. Для изготовления покрышек нужна была береза с ровной, без сучков и затесов, поверхностью ствола, с которого можно снять пласт коры необходимой длины. Процесс обработки начинался с соскабливания ножом мягкого слоя с внутренней стороны пласта коры, и наростов мха с наружной стороны. Бересту смачивали водой и опять скоблили ножом. Очищенные туго свернутые рулоны ставили вертикально в большой медный котел, до половины заполненный водой, над костром. Между рулонами в котле прокладывали мох, чтобы вода быстро не испарялась.

Вываривали бересту в течение трех дней, женщины поддерживали огонь на костре, переворачивали рулоны, доливали воду. После такой выварки береста становилась мягкой, эластичной. Рулоны раскатывали, разминали руками и еще раз окончательно очищали ножом. Затем еще влажные полосы сшивали продольными краями в тиски. Сшивали бересту сухожильными нитками. Обычно покрышек было семь-восемь штук: по три ряда с каждого бока и одна-две на передней (противоположной входу) стороне чума. Краями тиски находили друг на друга. Верхнюю часть жилища со стороны входа и с противоположной стороны закрывали небольшими прямоугольными тисками. Подвешивали дверь из двух тщательно простеганных плотных слоев бересты. Наружную сторону двери часто украшали резным узором — розетки из четырех треугольников, направленных вершиной в одну точку, попарно расположенные также вершиной к одному центру, треугольники, ряды ломаных линий — кеты называли «глазами двери». Украшение считали обязательным, так как иначе дверь будет «слепая». Еще в 1950-е годы старики на Елогуе помнили о сюжетных рисунках на дверях чумов, подобных рисункам на спинках женских ручных нарт и наддверных дощечках лодок-илимок. На них обычно был центральный тамгообразный знак (наподобие верхней части шаманского посоха) и расположенные справа и слева от него фигуры различных животных, солнце и месяц. Считается, что так кеты изображали вселенную — с ее нижним и верхним мирами и деревом, соединяющим эти миры. На землю в летнем чуме стелили плотные берестяные подстилки. При недолгих стоянках их заменяли пихтовые ветки. Таганом служила палка с зарубками, воткнутая наклонно над костром (со стороны входа в чум). Но им пользовались в непогоду и когда становилось уже холодно, обычно же жизнь людей, кроме сна, проходила вне чума. Поблизости от него на песке всегда горел костер, на треножнике над ним с помощью крюка (естественно изогнутой палки) был подвешен котел.

Зимний чум несколько отличался от летнего. Его ставили всего на три-шесть дней; шесты не скрепляли обручем, не соблюдался строго и порядок в установке шестов остова. Отмерив необходимую величину, выкапывали в снегу яму до земли. Со стороны входа рыли траншею с наклонным спуском. Затем на землю плотным, ровным слоем укладывали пихтовые ветки. В середине оставляли свободное место для костра. Поставив три первых (как в летнем чуме) шеста, определенного порядка далее на соблюдали. Разводили огонь и отогревали берестяные тиски. Устройство очага в зимнем чуме также было иным. За кострищем со стороны двери ставили длинный шест, к которому привязывали перекладину, другим концом прикрепленную к переднему шесту. К ней и подвешивали на крюке котлы.

В летнем чуме к обручу были прикреплены такие же перекладины. На них обычно висела мужская одежда и обувь (подвешивать — «поднимать в воздух» женскую одежду было нельзя). За шестами в чуме размещались необходимые вещи — узелки с мелкими предметами, распяленные для просушки камусы, шкурки со лба оленя и другое. Справа и слева от входа хозяйки держали в деревянных и берестяных ящичках посуду, продукты. Там же стояли низкие столики. Далее в глубине чума по обе стороны располагались спальные места. Летом всегда, а иногда и зимой ставили пологи, служившие не только защитой от комаров, но и для отделения спальных мест. Зимой на ветки сначала стелили оленьи шкуры («постель»), а затем уже спальный мешок из оленьей шкуры («одеяло»). Огонь в очаге зимой поддерживали постоянно, но его тепла, особенно в ночное время, было недостаточно; меховые «одеяла» и подстилки спасали от холода.

Известен у кетов и так называемый теплый чум — несколько углубленная в землю постройка с коническим остовом из толстых плах, покрытых дерном и землей. Дольше этот вид жилища сохранялся у курейских кетов, но называли они его голомо, исходя из чисто внешнего его сходства с одноименным жилищем соседних с ними эвенков (ИЭАС, 1961. С. 134–185; Алексеенко, 1967. С. 100–101).

Яма землянки банус была четырехугольная, с трапециевидным углублением со стороны входа. Основу каркаса крыши составляли две пары опорных стропил, вкопанных в землю. Различия в расположении и способе соединения опорных столбов позволяют выделить несколько локальных вариантов землянок у кетов (Алексеенко, 1967. С. 91–92, 111). Со стороны входа и с противоположной стороны к стропилам прислоняли более тонкие бревна. Каркас землянки покрывали досками, дранкой. Сверху крышу засыпали землей и обкладывали дерном. Очаг (богдот) оборудовали в средней части жилища, несколько ближе к входу. Место костра отгораживали образующие прямоугольник расколотые пополам и уложенные ребром поленья. Середина была засыпана песком или землей. Котлы с пищей подвешивали над огнем с помощью крюков на перекладине, закрепленной концами в развилках двух стоек, вкопанных в землю по обе стороны очага. Очаг служил для приготовления пищи, отапливались землянки с помощью особого чувала (сонол’) из тонких реек, промазанных глиной (Кривошапкин, 1865. С. 133; Долгих, 1952г. С. 161). Конструктивно и терминологически кетский чувал близок хантыйскому, селькупскому и других сибирских народов (Долгих, 1952г. С. 165).

Жилище кеты устанавливали таким образом, чтобы сторона, противоположная входу, была направлена на восток и юго-восток. Эта сторона считалась чистой, передней (ќ отан). Особое отношение было и к покрышке (алатэй), закрывавшей верхнюю часть чума с этой стороны. В соответствии с ориентацией внутренняя площадь жилища за очагом, занимавшим центральное положение, также считалась чистой, передней. Здесь находились культовые предметы и особо ценное имущество (оружие, огнеприпасы). Здесь было место старших членов семьи и гостей старшего возраста, мальчиков-подростков, юношей и молодых мужчин. Девушки и особенно женщины не должны были обходить жилище с наружной стороны, пересекать эту часть изнутри, переступать через находящееся здесь имущество, проходить за спиной сидящих пожилых женщин и т.д. Ближняя к входу часть жилища до очага называлась задней (онтэ). Здесь размещалась мелкая домашняя утварь и посуда, здесь привязывали собак и выделяли спальное место для женщин в особые для них периоды, здесь же происходили роды. Центральная часть жилища занимала как бы нейтральное положение. По обе стороны от очага были спальные места для остальных членов семьи. На одной половине могли размещаться супруги с маленькими детьми обоего пола (однако в супружеском пологе женщине предназначалось место, ближнее к выходу), на другой — их дочери.

Землянки (на Елогуе они были последними) кеты оставили во второй половине 1950-х годов. Чум бытовал дольше в качестве временного жилья на промысле; в начале 1990-х годов В.П.Кривоногов, побывавший во всех местах расселения кетов, встретил только два чума (1998а).

Летом, в теплую погоду при кратковременных остановках в пути ставили только полог (холаќ). На рыбалке во время остановки вблизи русских поселков устраивали так называемый получум (кол’опќус’) — коническое сооружение из жердей, покрытое тисками или плотной материей, открытое с одной стороны. Зимой охотники, застигнутые ночью в тайге, вырывали яму в снегу. На более длительный срок были рассчитаны каркасные постройки из прутьев (тунус’, рус. тунгусь; инус), в них жили во время рыболовного промысла иногда в течение нескольких недель. По устройству эти постройки были полусферическими и в виде рассеченного цилиндра. Каркас временного жилища составляли хорошо гнущиеся черемуховые или тальниковые прутья, воткнутые в песок (землю) двумя рядами, связанные попарно верхушками и образующие параллельные дуги, переплетенные прутьями в виде редкой решетки. Покрытием служили тиски. Внутри стелили сено, хвойные ветки, ставили пологи. В этих жилищах только спали, костер для приготовления пищи разводили перед ним. Сходна по конструкции жилая часть крытых лодок-илимок (Алексеенко, 1961. С. 91).

Кетское жилище, будь то землянка или чум, не вмещало всего имущества семьи, не было приспособлено для его хранения. Поэтому вещи, ненужные в данный сезон, запасы продуктов хранили на лабазах. Лабазы имели различную форму и устройство в зависимости от срока хранения вещей, сезона (Алексеенко, 1967. С. 106–109). Около чума, землянок и временного каркасного жилища ставили обычно небольшие открытые лабазы (и γ) в виде прямоугольного настила на четырех столбах. Распространены были лабазы треугольной формы. Основу их составляли две слеги, закрепленные под острым углом друг к другу на столбиках с развилками, сучках деревьев и т.д. Поперек слег клали жердочки настила.

Постоянные крупные хозяйственные постройки — лабазы в виде дощатых или срубных амбарчиков с двускатной крышей (колиj), установленные на высоком помосте. Их ставили на местах зимней охоты. В них, кроме вещей, хранили запасы муки, охотничье снаряжение. Обычно такими лабазами пользовались две-три родственные семьи. Для них выбирали сухое высокое место. Настил устанавливали на врытых в землю четырех-восьми столбах (или высоких пнях). Высота столбов достигала трех метров. Вместо лестницы использовалось бревно с зарубками или естественными сучками. Кетские колиj очень напоминают характерные угорские амбары — срубные или дощатые постройки с двускатной крышей, установленные на столбах или пнях высотой до 2 м (Соколова, 1963. С. 220–221).

У курейских и елогуйских кетов отмечены также пологие двускатные корьевые навесы на стропилах. Под навес ставили нарты, подвешивали завязанное в брезент имущество. Иногда под навесом устраивали невысокий настил из жердей, куда складывали часть вещей.

Сараи для оленей (сенус) были у кетов двух видов: каркасные с покрытием из веток хвойных деревьев (северные кеты) и срубные (Каргер, 1930).

ОДЕЖДА И ОБУВЬ

Выделкой шкур и шитьем одежды в основном у кетов занимались женщины по окончании рыболовного сезона. Во время месячных женщине запрещалось шить одежду. Если одежду шила беременная, то по изготовлении ее тщательно «очищали» дымом тлеющего клочка оленьей шкуры. Для кетов характерно рациональное и полное использование оленьей шкуры (Алексеенко, 1970б. С. 122–136). Центральную ее часть употребляли для изготовления верхней и нижней (штаны) одежды; камусы, щетки шли на обувь, рукавицы. Шкуру с головы оленя использовали для детского головного убора, детской обуви, небольших мешочков, в которых охотники хранили спички, чай и т.д. Заячьи шкурки шли на подкладку стеганой одежды, одеяла для новорожденных, когда-то употреблялись как нагрудники с открытой спереди паркой. Шкурки белки, особенно снятые с голов, изредка использовали для подкладки. Копили их годами, а сшитую из них одежду считали роскошью и тщательно хранили. Беличьи хвосты (их нанизывали на ровдужный ремешок) защищали глаза от блеска снега весной (меховые налобники). Из шкурок с лап росомахи, выдры, соболя, колонка были меховые полосы для украшения верхней одежды. Шкурки сшивали и нашивали на длинную полосу материи, этой обшивкой оторачивали края пол и подола распашной одежды. Полосы обычно пришивали к правой (наружной) полке, а к левой — лишь в нижней ее части. Снятую чулком шкуру гагары надевали поверх обычной ровдужной обуви, предохраняя ее таким образом от промокания.

Дата добавления: 2015-06-04