Брет Истон Эллис американский психопат 15 страница

ДЕТЕКТИВ

Май перетекает в июнь, перетекающий в июль, подкрадывающийся к августу. Из-за жары последние четыре ночи подряд меня преследовали сны о вивисекции, а сейчас я ничем не занят, прозябаю у себя в кабинете с тошнотворной головной болью, слушаю плейер с приятным диском Кенни Джи, но комнату заливает яркий полуденный свет, он пронизывает мой череп, заставляя похмелье пульсировать в голове - и поэтому сегодня утром тренировки не было. Слушая музыку, я замечаю, что мигает вторая лампочка на телефоне, а это означает, что ко мне рвется Джин.
Вздохнув, я осторожно снимаю наушники.
- В чем дело? - монотонно спрашиваю я.
- М-м-м, Патрик? - начинает она.
- Да-а-а, Джи-ин? - снисходительно тяну я.
- Патрик, мистер Дональд Кимбел хочет встретиться с тобой, - нервно произносит она.
- Кто такой? - рассеянно огрызаюсь я.
Она издает тихий беспокойный вздох и понижает голос:
- Детектив Дональд Кимбел.
Я медлю, глядя в окно на небо, потом на свой монитор, на безголовую девушку, которую я рисовал на обложке свежего номера Sports Illustrated, раз-другой провожу рукой по глянцевой поверхности, потом отрываю обложку и комкаю ее. Наконец я заговариваю:
- Скажи ему...
Потом, обдумав свои свои возможности, замолкаю и начинаю снова:
- Скажи ему, что я обедаю.
Джин молчит, потом шепчет:
- Патрик... я думаю, он знает, что ты здесь.
Я долго молчу, тогда она добавляет, по-прежнему приглушенно:
- Сейчас только полодиннадцатого.
Я вздыхаю, опять молчу, потом, сдерживая панику, говорю:
- Ну впусти его.
Я встаю, подхожу к зеркалу Jodi, висящему рядом с картиной Джорджа Стаббса, и проверяю прическу, приглаживаю волосы роговым гребешком, потом хладнокровно беру телефонную трубку и, готовя себя к трудной сцене, притворяюсь, что говорю с Джоном Акерсом. Четко говорить в телефон я начинаю до того, как детектив входит в мой кабинет.
- Итак, Джон...
Я откашливаюсь.
- Тебе следует носить одежду, соответствующую твоему телосложению, - говорю я в пустоту. - Что касается рубашек в широкую полоску, дружище, то тут есть определенные можно и нельзя. Рубашка в широкую полоску требует, чтобы костюм и галстук были либо однотонными, либо с очень сдержанным узором...
Дверь в кабинет открывается, и я жестом приглашаю войти детектива. Он на удивление молод, может, даже моего возраста. На нем льняной костюм от Armani, похожий на мой, хотя он выглядит немного небрежно, и это круто, так что это беспокоит меня. Я обнадеживающе улыбаюсь ему.
- А рубашка с более высоким номером ткани означает, что она более ноская, чем... Да, я знаю... Но чтобы определить это, тебе нужно внимательно изучить материал...
Я указываю на хромированное кресло из тикового дерева от Mark Schrager, стоящее по другую сторону от моего стола, приглашая его сесть.
-...прочные ткани создаются не только при помощи повышенного количества пряжи, но и при помощи пряжи из высококачественных, длинных и тонких волокон... да... которые... создают ровное плетение, в противоположность коротким и ворсистым волокнам, вроде тех, что используются в твиде. Ткань же свободного плетения, например, трикотажная, - чрезвычайно деликатная и требует заботливого обращения...
Из-за того, что пришел детектив, вряд ли день будет удачным. Я осторожно наблюдаю за тем, как он садится и закидывает ногу на ногу. Его поведение наполняет меня несказанным ужасом. Когда он оборачивается, чтобы посмотреть, не закончил ли я разговор, я понимаю, что молчал слишком долго.
- Да, именно, Джон... так. И... всегда давай стилисту пятнадцать процентов... - Я делаю паузу. - Нет, владельцу салона не давай...
Беспомощно я пожимаю плечами, закатывая глаза. Детектив кивает, понимающе улыбается и меняет ноги. Красивые носки. О господи.
- Девушке, которая моет волосы? Это зависит... Доллар или два...
Я смеюсь.
- Это зависит от того, как она выглядит...
Смеюсь сильнее.
- Да, и что моет, кроме волос...
Вновь замолкаю, потом говорю:
- Слушай, Джон. Мне надо идти. Пришел Бун Пикинс...
Медлю, улыбаясь, как идиот, потом смеюсь.
- Шучу...
Еще одна пауза.
- Нет, владельцу салона не давай.
Смеюсь еще раз, и наконец:
- Ладно, Джон... хорошо, понял.
Выключаю телефон, задвигаю антенну и, тщетно подчеркивая свое спокойствие, произношу:
- Прошу прощения.
- Нет, это я прошу прощения, - говорит он, искренне извиняясь. - Я должен был договориться о времени.
Жестом указывая на телефон, который я поставил заряжаться, он спрашивает:
- Что-нибудь... м-м-м... важное?
- А, это? - переспрашиваю я, подходя к столу, опускаясь в свое кресло. - Просто болтаем о делах. Исследуем возможности... Обмениваемся сплетнями... Распространяем слухи.
Мы оба смеемся. Лед тронулся.
- Привет, - говорит он, протягивая руку. - Меня зовут Дональд Кимбел.
- Привет, Пат Бэйтмен, - я крепко пожимаю его руку. - Рад познакомиться.
- Извините, - говорит он, - что я вот так нагрянул, но я должен был поговорить с Луисом Керрутерсом, а его не оказалось... ну, а вы здесь, поэтому...
Он улыбается, пожимает плечами.
- Я знаю, что вы, парни, все в делах.
Он отводит взгляд от трех раскрытых номеров Sports Illustrated, которые валяются на столе рядом с плейером. Я тоже замечаю их, закрываю и засовываю в верхний ящик стола вместе с все еще работающим плейером.
- Итак, - начинаю я, пытаясь казаться максимально дружелюбным и разговорчивым. - О чем хотите поговорить?
- Ну, - начинает он. - Я нанят Мередит Пауэл для расследования исчезновения Пола Оуэна.
Перед тем как задать вопрос, я задумчиво киваю.
- Вы не из ФБР или что-нибудь в этом роде?
- Нет, нет, - отвечает он. - Ничего такого. Я всего лишь частный сыщик.
- А, понятно... Да, - я вновь киваю, все еще не успокоенный. - Исчезновение Пола... да.
- Так что пока ничего официального, - сообщает он. - У меня просто несколько общих вопросов. О Поле Оуэне. О вас...
- Кофе? - неожиданно спрашиваю я.
Неуверенно он отвечает:
- Нет, спасибо.
- Может, воды? Perrier? San Pellegrino? - предлагаю я.
- Да не надо, спасибо, - снова говорит он, открывая маленькую черную записную книжечку, которую он вынул из кармана с золотой ручкой Cross. Я звоню Джин.
- Да, Патрик?
- Джин, не могла бы ты принести мистеру... - я останавливаюсь, поднимаю глаза.
Он тоже поднимает глаза:
- Кимбелу.
-... мистеру Кимбелу бутылку San Pelle...
- Да нет, не надо, - сопротивляется он.
- Это не проблема, - говорю я ему.
У меня возникает чувство, что он старается не смотреть на меня странно. Он снова что-то записывает в записную книжку, потом вычеркивает.
Почти мгновенно входит Джин и ставит на стол перед Кимбелом бутылку San Pellegrino и гравированный высокий стакан Steuben. Она награждает меня озабоченным, испуганным взглядом, в ответ я хмурюсь. Кимбел поднимает глаза, улыбается и кивает Джин, которая, как я замечаю, сегодня без лифчика. Простодушно я наблюдаю за ее уходом, потом возвращаюсь взглядом к Кимбелу, хлопаю в ладоши, выпрямляюсь в кресле.
- Итак, о чем мы говорим?
- Об исчезновении Пола Оуэна, - напоминает он мне.
- Ах да, точно. Ну, я ничего не слышал об исчезновении Пола Оуэна или о чем-то таком... - я замолкаю, потом пытаюсь рассмеяться. - По крайней мере в Page Six не писали.
Кимбел вежливо улыбается.
- Я думаю, его семья хочет обойтись без шума.
- Это понятно, - киваю я на нетронутые стакан и бутылку, потом поднимаю глаза на него.
- Хотите лайм?
- Не нужно, правда, - говорит он. - Все нормально.
- Уверены? - спрашиваю я. - Для вас мы всегда достанем лайм.
Он делает короткую паузу, потом произносит:
- Хочу задать несколько предварительных вопросов, которые мне нужны для этого дела. Можно?
- Валяйте, - говорю я.
- Сколько вам лет?
- Двадцать семь, - отвечаю я. - В октябре будет двадцать восемь.
- Где вы учились? - он черкает что-то в книжечке.
- В Гарварде, - говорю я ему. - Потом в Гарвардской бизнес-школе.
- Ваш адрес? - глядя только в книжечку.
- Вест Сайд, Восемьдесяат первая улица, пятьдесят пять, - говорю я. - Дом "Американские Сады".
- Хорошее место, - на него это произвело впечатление, и он поднимает на меня глаза. - Очень хорошее.
- Благодарю, - улыбаюсь я, польщенный.
- Это не там живет Том Круз? - спрашивает он.
- Угу, - я сжимаю горбинку на своем носу. Неожиданно я вынужден крепко зажмурить глаза.
До меня доносится его голос:
- Прошу прощения, с вами все в порядке?
Открыв глаза, в которых стоят слезы, я говорю:
- А почему вы спрашиваете?
- Вы, кажется... нервничаете.
Я лезу в ящик стола и вынимаю оттуда бутылочку аспирина.
- Нуприн? - предлагаю я.
Кимбел странно смотрит на бутылочку, потом вновь на меня, качает головой:
- Нет, м-м-м... спасибо.
Он вытаскивает пачку Marlboro и с отсутствующим видом кладет ее рядом с бутылкой San Pellegrino, попутно изучая что-то в книжечке.
- Дурная привычка, - замечаю я.
Он поднимает глаза, замечает мое неодобрение, застенчиво улыбается.
- Я знаю. Виноват.
Я смотрю на пачку.
- Вы не... или мне лучше не курить? - испытующе спрашивает он.
Я продолжаю смотреть на пачку сигарет, размышляя.
- Да нет... я думаю, нормально.
- Вы уверены? - спрашивает он.
- Нет проблем, - я звоню Джин.
- Да, Патрик?
- Принеси, пожалуйста, пепельницу для мистера Кимбела, - говорю я.
Через несколько секунд она приносит пепельницу.
- Что вы можете рассказать мне о Поле Оуэне? - спрашивает Кимбел после того, как Джин поставила хрустальную пепельницу Fortunoff на стол рядом с нетронутой бутылкой воды и ушла.
- Ну, - кашляю я, глотая два нуприна и не запивая их. - Я его не очень хорошо знал.
- А насколько хорошо вы его знали? - спрашивает он.
- М-м-м... я в растерянности, - говорю я весьма искренне. - Он был частью всей... Йельской истории, понимаете...
- Йельской истории?.. - сконфужено переспрашивает он.
Я медлю, не имея ни малейшего представления, о чем я, собственно, говорю.
- Да... Йельская история...
- А что вы имеете в виду... под Йельской историей? - Теперь он заинтригован.Я снова медлю. Действительно, что я имею в виду?
- Ну, начнем с того, что, он, видимо, был тайным гомосексуалистом. - Честно говоря, об этом я не имею ни малейшего представления, но вообще-то очень сомнительно, учитывая, как он велся на девок. -...И постоянно нюхал кокаин...
Я замолкаю, потом, немного неуверенно, добавляю:
- Я эту Йельскую историю имею в виду.
Я понимаю, что изъясняюсь путано, но по-другому не могу это выразить. Теперь в офисе очень тихо. Внезапно кажется, что комната сжалась и поплыла, и хотя кондиционер включен на полную, воздух, похоже, начал сворачиваться.
- Итак... - Кимбел беспомощно смотрит в свою книжечку. - О Поле Оуэне вы рассказать ничего не можете?
- Ну, - вздыхаю я. - По-моему, он вел упорядоченную жизнь. Мне так кажется. - И вдруг ни с того, ни с сего заявляю:
- Он сбалансированно питался.
Я чувствую, что Кимбел разочарован, он спрашивает:
- Но какой он был человек? Кроме того... - он запинается, пытается улыбнуться, - что вы сейчас рассказали.
Что я могу сказать про Оуэна этому парню? Кичливый, надменный, жизнерадостный хуесос, который вечно пытался не заплатить по счету в "Nell's"? Что у его пениса было имя и звали его Микаэль? Нет. Спокойнее, Бэйтмен. Кажется, я улыбаюсь.
- Надеюсь, вы меня не допрашиваете? - удается мне выдавить.
- Вам так кажется? - спрашивает он. Вопрос звучит зловеще, но это не так.
- Да нет, - осторожно говорю я. - Нет, вообще-то.
Доводя меня до сумасшествия, он записывает еще что-то, потом, не поднимая глаз, покусывает кончик ручки и спрашивает:
- А где Пол бывал?
- Бывал? - переспрашиваю я.
- Да, - говорит он. - Где он бывал?
- Дайте подумать, - отвечаю я, постукивая пальцами по столу. -
"Новый порт", "Harry's", "Флейты", "Индокитай", "Nell's", "Корнел Клаб". Нью-йоркский яхт-клуб. Вот там обычно он и бывал.
У Кимбела озадаченный вид.
- У него была яхта?
Я запутался, и небрежно роняю:
- Нет. Он просто там бывал.
- Где он учился? - спрашивает он.
Я медлю:
- А вы разве не знаете?
- Я просто хотел узнать, знаете ли вы, - произносит он, не поднимая - глаз.
- М-м-м, в Йеле, - медленно отвечаю я. - Правильно?
- Да.
- А потом в бизнес-школе в Колумбии, - добавляю я. - Кажется.
- А перед этим? - спрашивает он.
- Если я правильно помню, в Сен Поле... То есть...
- Спасибо, этого хватит. Вообще-то это к делу не относится, - извиняется он. - Кажется, у меня больше нет вопросов. Пока никаких зацепок.
- Знаете, я бы... - тихо, тактично начинаю я. - Я хотел бы помочь.
- Я понимаю, - говорит он.
Еще одна долгая пауза. Он что-то отмечает, но, похоже, что-то не очень важное.
- Можете еще что-нибудь рассказать мне об Оуэне? - спрашивает он робко.
Я задумываюсь, потом слабым голосом говорю:
- В шестьдесят девятом нам обоим было по семь лет.
Кимбел улыбается:
- И мне тоже.
Притворяясь, что интересуюсь делом, я спрашиваю:
- Но у вас есть свидетели или отпечатки пальцев, или... Он устало перебивает меня:
- Есть сообщение на его автоответчике, где говорится, что он уехал в Лондон.
- Ну, может, так и есть? - с надеждой спрашиваю я.
- Его подруга так не считает, - бесцветно отвечает Кимбел.
Не успев это осознать, я думаю, какой пылинкой был Пол Оуэн в общем круговороте.
- Но... - я делаю паузу, - но кто-нибудь видел его в Лондоне?
Кимбел смотрит в свою книжку, перелистывает страницы, вновь смотрит на меня:
- В общем-то да.
- М-м-м, - говорю я.
- Мне было сложно получить внятное подтверждение, - признается он. - Стефан Хьюджс видел его там в ресторане, но я проверил и оказалось, что он принял за Пола Хуберта Айнсворта, так что...
-А-а-а.
- Вы помните, где вы были в тот вечер, когда исчез Пол? - Он смотрит в книжечку. - Двадцать четвертого июня?
- Господи... ну, наверное... - я думаю. - Наверное, я относил видеокассеты. - Открыв ящик стола, я вынимаю свой ежедневник и, просмотрев декабрь, объявляю:
- Я встречался с девушкой по имени Вероника... - нагло вру я, полностью это выдумав.
- Подождите, - смутившись, глядя в книжечку, произносит он. - У меня... другая информация. Мышцы моих ног напрягаются.
- Что?
- У меня другие сведения, - говорит он.
- Ну... - говорю я, неожиданно смутившись и испугавшись. Нуприн горчит в животе, говорю я. - Я... подождите... А что у вас за информация?
- Сейчас посмотрим... - он перелистывает странички, что-то находит. - Что вы были...
- Подождите, - смеюсь я. - Я могу ошибаться...
Моя спина покрывается потом.
- Ладно... - он останавливается. - Когда вы в последний раз были с Полем Оуэном? - спрашивает он.
- Мы, - о господи, Бэйтмен, придумай что-нибудь - мы ходили на новый мюзикл, который только что поставили. Он назывался... О Африка, Смелая Африка.
Я сглатываю.
- Дико смешной... что еще. Кажется, мы ужинали в "Orso's"... нет, в "Petaluma". Нет, в "Orso's".
Я останавливаюсь.
- По... последний раз когда я физически видел его... это было у банковского автомата. Не помню, какого... где-то возле "Nell's".
- В ту ночь, когда он исчез? - спрашивает Кимбел.
- Я не уверен, - отвечаю я.
- Мне кажется, вы путаетесь в датах, - глядя в книжечку, говорит он.
- Как это? - спрашиваю я. - А где, по-вашему, был Пол в тот вечер?
- В соответствии с его ежедневником, что было подтверждено его секретарем, он ужинал с... Маркусом Холберстамом, - говорит он.
- И? - спрашиваю я.
- Я допросил его.
- Маркуса?
- Да. Он отрицает это, - говорит Кимбел. - Хотя поначалу он не был уверен.
- Значит, Маркус отрицает.
- Да.
- И у него есть алиби? - теперь я повышенно восприимчив к его ответам.
- Да.
- Есть? - спрашивают. - Вы уверены?
- Я проверил, - произносит он со странной улыбкой. - Он чист.
Пауза.
- А-а.
- Ну, а где были вы? - смеется он.
Я тоже смеюсь, хотя и не понимаю, почему.
- И где же был Маркус?
Я почти хихикаю.
Кимбел по-прежнему смотрит на меня с улыбкой.
- Он не был с Полем Оуэном, - загадочно произносит он.
- Так с кем же он был? - я все еще смеюсь, но как во сне.
Кимбел открывает свою книжечку и впервые награждает меня слегка враждебным взглядом:
- Он был в "Atlantis" с Грегом Макдермоттом, Фредериком Дибблом, Гарри Ньюменом, Джорджем Батнером и... - Кимбел замолкает, потом поднимает глаза, - и вами.
Сейчас я думаю о том, как долго разлагался бы труп в этом кабинете. Когда я мечтаю, я обычно думаю вот о чем: поесть бы мясо на ребрышках в "Red, Hot and Blue" в Вашингтоне (округ Колумбия). Не сменить ли мне шампунь? Какое пиво на самом деле самое вкусное? Правда ли, что дизайнера Билла Робинсона переоценивают? Что происходит с IBM? Безграничная роскошь. Выражение "строить из себя крутого" - это наречие? Шаткий мир в Ассизи. Электрический свет. Совокупность роскоши. Высочайшей роскоши. Этот мерзавец носит тот же самый проклятый льняной костюм от Armani, что и я. Как легко было бы до смерти напугать этого пидораса. Кимбел абсолютно не подозревает, насколько я безучастен. В этом кабинете нет ни единого признака жизни и все же он продолжает делать пометки. К тому времени, как вы закончите читать это предложение, где-нибудь в мире взлетит или сядет пассажирский Боинг. Мне хочется пива "Пильзнер Уркел".
- Ах да, - говорю я. - Разумеется... Мы хотели, чтобы Пол Оуэн пришел. - Я киваю головой, словно вспоминая что-то, - но он сказал, что у него будут дела...
Потом, кротко:
- Наверное, я ужинал с Викторией... на следующий день.
- Послушайте, как я и говорил, меня всего лишь наняла Мередит, - вздыхает он, закрывая книжечку.
На всякий случай я спрашиваю:
- А вы знали, что Мередит Пауэл встречается с Броком Томпсоном?
Пожав плечами, он вздыхает:
- Об этом я ничего не знаю. Знаю лишь, что Пол Оуэн должен ей большую сумму денег.
- Да? - говорю я, кивая - вот как?
- Лично мне, - признается он, - кажется, что парень разыграл дурака. Свалил на время из города. Может, он и поехал в Лондон. Развеяться. Выпить. Да что угодно. Мне все равно кажется, что рано или поздно он объявится.
Я медленно киваю, надеясь, что у меня подобающий случаю озадаченный вид.
- Как вы думаете, он не занимался оккультизмом или сатанизмом? - всерьез спрашивает Кимбел.
-Что?
- Я знаю, что это дурацкий вопрос, но в прошлом месяце в Нью-Джерси - не знаю, слышали ли вы об этом - молодой биржевой брокер был арестован и обвинен в убийстве мексиканской девушки и использовании разных частей ее тела в ритуалах вуду...
- Ох! - восклицаю я.
- То есть, я хочу сказать... - он снова застенчиво улыбается. - Вы что-нибудь слышали об этом?
- Парень отказался признать себя виновным? - с трепетом спрашиваю я.
- Точно, - кивает Кимбел.
- Это было интересное дело, - удается мне вымолвить.
- Парень, хотя и говорит, что невиновен, все равно считает себя инка, птичьим богом или кем-то таким, - произносит Кимбел, черты его лица разглаживаются.
Мы оба громко смеемся.
- Нет, - наконец говорю я. - Пол был не таков. - Он сбалансированно питался, и...
-Да, я знаю, и вся эта Йельская история, - устало договаривает Кимбел.
Следует долгая пауза, на мой взгляд, самая долгая из всех.
- Вы консультировались с медиумом? - спрашиваю я.
- Нет. - Он качает головой с таким видом, словно обдумывал эту возможность. К чему?
- А в его квартире ничего не пропало? - спрашиваю я.
- В общем, нет, - отвечает он. - Отсутствуют туалетные принадлежности, костюм, несколько носильных вещей. Вот и все.
- Вы подозреваете, что дело нечисто?
- Не знаю, - говорит он. - Но, как я вам уже говорил, я не удивлюсь, если окажется, что он где-то скрывается.
- Я хотел спросить - никто не связывался с отделом по убийствам, да?
- Нет, пока нет. Как я говорил, мы не уверены, но... - с удрученным видом он замолкает. - В общем-то никто ничего не слышал.
- Но это обычное дело, не правда ли? - спрашиваю я.
- Да, просто это странно, - соглашается он, растерянно глядя в окно. - Сегодня ты на виду, ходишь на работу, живой, а потом... - Кимбел останавливается, не сумев докончить предложение.
- Ничего, - вздыхаю я, кивая.
- Люди просто... исчезают, - произносит он.
- Земля разверзается и проглатывает их, -печально говорю я, глядя на свой Rolex.
- Жутко, - потягиваясь, зевает Кимбел. - Правда, жутко.
- Зловеще, - киваю я в знак согласия.
- Все просто бессмысленно, - безнадежно вздыхает он.
Я молчу, не зная, что сказать, потом выдаю:
- Тщетность... с ней трудно смириться.
В моей голове нет никаких мыслей. В кабинете тишина. Чтобы нарушить ее, я указываю на книгу, которая лежит на столе, рядом с бутылкой San Pellegrino. " Искусство Сделки " Дональда Трампа.
- Читали? - спрашиваю я Кимбела.
- Нет, - вздыхает он, потом вежливо осведомляется. - Хорошая?
- Очень хорошая, - отвечаю я, кивая.
- Послушайте, - он снова кивает. - Я отнял у вас много времени.
Он убирает в карман Marlboro.
- У меня все равно через двадцать минут обед с Клиффом Хакстейблом во "Временах года", - вру я, поднимаясь. - Мне тоже надо идти.
- "Времена года" - не далековато ли это от центра? - с озабоченным видом говорит он и тоже поднимается.
- О, нет, - мямлю я. - Здесь тоже... есть один.
- Правда? - спрашивает он. - Я не знал.
- Да, - говорю я, провожая его до двери. - Очень хороший.
- Послушайте, - произносит он, разворачиваясь лицом ко мне. - Если что-нибудь вы вспомните, любая информация...
Я поднимаю руку.
- Разумеется. Я на сто процентов на вашей стороне, - торжественно провозглашаю я.
- Прекрасно, - довольно произносит этот слабак. - Благодарю за ваше... м-м-м... время, мистер Бэйтмен.
Я провожаю его до двери, мои ноги подкашиваются, как у космонавта. Несмотря на внутреннюю пустоту, отсутствие чувств, я все же ощущаю - без самообмана - что я чего-то достиг. Потом, уже совсем расслабившись, мы несколько минут говорим о бальзамах от порезов и ожогов и о пестрых рубашках. Разговор идет на удивление неторопливо, и это успокаивает. Вообще ничего не происходит, но когда Кимбел, улыбнувшись, дает мне свою визитку и уходит, то звук закрывающейся двери кажется мне писком миллиона насекомых, шкворчением килограммов жарящегося бекона, всеобъемлющей тишиной. После того как он покидает здание (по моей просьбе Джин связывается со службой безопасности и просит их за этим проследить), я звоню человеку, рекомендованному моим адвокатом, чтобы он проверил, что мои телефоны не прослушиваются, и только после таблетки ксанакса я в состоянии встретиться со своим диетологом в дорогом престижном ресторане здоровой пищи под названием "Соевая кухня" в Трибеке. Сидя под лакированным чучелом согнутого дугой дельфина, висящим над тофу-баром, я в состоянии не поежившись обращаться к диетологу с вопросами вроде: "Ну хорошо, расскажите-ка мне все о пончиках". Через два часа, когда я уже в офисе, я узнаю, что телефоны не прослушиваются.
На этой же неделе, в пятницу вечером, я сталкиваюсь с Мередит Пауэл в "Ereze". Она пришла с Броком Томпсоном, и хотя мы говорим минут десять - в основном про то, почему никто из нас не поехал в Хэмптонс, Брок не сводит с меня глаз, а она ни разу не упоминает Пола Оуэна. Я мучительно долго ужинаю с новой знакомой Жанетт. Ресторан новый и кричащий, ужин тянется невыносимо медленно. Порции скудные. Раздражение мое растет. После этого я хочу обойтись без "М.К.", хотя Жанетт и клянчит, что хочет танцевать. Я устал и мне нужен отдых. В своей квартире я лежу в постели, слишком расстроенный, чтобы трахнуть Жанетт, поэтому она уходит, после чего я смотрю утреннее Шоу Патти Винтерс, посвященное лучшим ресторанам на Ближнем Востоке, а потом беру телефонную трубку и неохотно, с сомнениями, набираю номер Эвелин.

ЛЕТО

Большую часть лета я провожу в ступоре, сидя то в офисе, то в новых ресторанах, то в своей квартире, просматривая видеокассеты, или в такси, или в только что открывшихся ночных клубах, кинотеатрах, в своей квартире в Хеллс Китчен. Этим летом было четыре крупные авиакатастрофы, почти все они засняты на видео, - как будто события планировались, и их бесконечно показывали по телевизору. Самолеты взрывались в замедленной съемке, за ними следовали бесчисленные кадры обломков и редкие кадры обгоревшего кровавого месива, спасатели со слезами на глазах раскапывают куски человеческих тел. Я начал пользоваться мужским дезодорантом Oscar de la Renta, и от него у меня пошла легкая сыпь. Под большие фанфары был выпущен фильм о маленькой говорящей мушке, он собрал более двухсот миллионов долларов. В "Mets" дела шли хреново. В августе бродяги и бездомные как будто размножились, так что на улицах несчастные, убогие и престарелые выстраивались рядами. Я ловил себя на том, что летом за многочисленными ужинами в новых ресторанах, перед тем как пригласить многочисленных знакомых на "Отверженных", я слишком часто спрашивал, видел ли кто-нибудь по каналу НВО фильм " The Toolbox Murders "⁴⁰, и все люди за столиком в молчании смотрели на меня, а потом я вежливо покашливал и делал официанту знак принести счет, или заказывал шербет, а если это было в начале ужина, то еще одну бутылку San Pellegrino, а потом снова спрашивал знакомых: "Нет, не видели?", - и заверял их: "Очень хорошее кино". Моя платиновая карточка American Express прошла через такое количество кокаина, что саморазрушилась, переломилась пополам за одним из ужинов, когда я пригласил двух партнеров по бизнесу в "Молодой и Энергичный", - это новый ресторан Пабло Лестера, но в бумажнике из газелевой кожи хватило наличных, чтобы расплатиться. В Шоу Патти Винтерс показывали одни повторы. Жизнь превратилась в блеклую тряпку, в банальность, в мыльную оперу. Я был на грани безумия. Ночная жажда крови захватывала меня и днем и ночью, и я был вынужден покинуть город. Над маской здравомыслия нависла постоянная угроза. Для меня это был мертвый сезон. Мне нужен был отпуск. Мне надо было съездить в Хемптонс.
Я предложил Эвелин поехать вместе и она уцепилась за предложение, как паук.
Дом, в котором мы остановились, на самом деле принадлежал Тиму Прайсу, почему-то у Эвелин были ключи от него, но в этом одуревшем состоянии я не стал требовать объяснений.
Дом Прайса находился в восточном Хемптонсе, у самой воды. В нем было четыре этажа и множество двухскатных крыш, все это связывала лестница из гальванизированной стали, и поначалу мне показалось, что в нем господствовали юго-западные мотивы, но это оказалось не так. Кухня в тысячу квадратных футов имела чисто минималистский дизайн; по одной стене располагалось все: две огромных плиты, массивный буфет, морозильная камера в человеческий рост, трехдверный холодильник. Стойка ручной работы из нержавеющей стали разделяла кухню на три отдельных части. В четырех из девяти ванных комнатах были картины "trompe l'oeil"⁴¹, а в пяти из них над раковинами висели античные головы баранов, вода лилась из их ртов. Все раковины, ванные и душевые были сделаны из старинного мрамора, полы - из мелкой мраморной мозаики. В основной ванной комнате в стенной альков был встроен телевизор. В каждой комнате была стереосистема. В доме имелось также двенадцать напольных ламп от Frank Lloyd Wright, четырнадцать клубных стульев от Josef Heffermann, две стены от пола до потолка были забиты видеокассетами в стеклянных шкафах, еще одна была заставлена компакт-дисками. В главном холле висела люстра от Eric Schmidt, под ней была вешалка для шляп в форме стального лося (Atomic Ironworks), сделанная неизвестным мне молодым скульптором. В комнате, расположенной рядом с кухней, стоял круглый русский обеденный стол девятнадцатого века, но стульев не было. Повсюду на стенах висели отвратительные фотографии Синди Шерман. Имелся там и спортзал. Кроме того, там было восемь гигантских шкафов-гардеробов, пять видеомагнитофонов, обеденный стол Noguci из стекла и орехового дерева, а в холле столик от Marc Shaffer и факсовый аппарат. В главной спальне, рядом со скамейкой эпохи Людовика XVI стояло фигурно выстриженное дерево. Над одним из мраморных каминов висела картина Эрика Фишля. Был там и теннисный корт. Имелись две сауны, а в домике для гостей, расположенном возле бассейна с черным дном, находилась ванна-джакузи. Кое-где стояли странные каменные колонны.Я и в самом деле старался, чтобы в те недели, когда мы были там, все получилось бы как можно лучше. Мы с Эвелин катались на велосипедах, ездили верхом и играли в теннис. Обсуждали поездку на юг Франции или в Шотландию; говорили о том, чтобы проехать по Германии и посетить малоизвестные оперные театры. Мы занимались виндсерфингом. Говорили исключительно о романтических вещах: о том, как освещается восточный Лонг Айленд, о восходе луны над холмами в лесистой части Вирджинии. Мы вместе купались в больших мраморных ваннах. Завтракали в постели, свернувшись под кашемировыми одеялами после того, как я разливал импортный кофе из кофейника Melior в чашки Hermes. Я будил ее свежими цветами. Я прятал записки в ее сумочке от Louis Vuitton перед тем, как она уезжала на еженедельный массаж лица в Манхэттен. Я купил ей маленького черного щенка чау-чау, которого она назвала Нутрасвит⁴² и кормила диетическими шоколадными трюфелями. Я читал вслух длинные отрывки из "Доктора Живаго"и "Прощай, оружие!" (мое любимое произведение Хемингуэя). В городе я брал напрокат фильмы, которых не было у Прайса, в основном комедии тридцатых годов, и мы смотрели их на одном из видеомагнитофонов. Нашим любимым фильмом стали "Римские Каникулы", мы посмотрели его дважды. Мы слушали Фрэнка Синатру (только записи пятидесятых годов) и "После полуночи" Ната Кинга Коула, это было у Тима на компакт-дисках. Я купил ей дорогое белье, которое она иногда надевала.
Поздно вечером, искупавшись голыми в океане, мы, дрожа, заходили в дом, обернувшись огромными полотенцами от Ralph Lauren, делали омлеты и лапшу с трюфелями, грибами порчини и оливковым маслом; суфле с грушами-пашот и фруктовые салаты с корицей, жарили поленту с перченым лососем, готовили яблочный и ягодный шербеты, ставили на стол маскарпоне, красную фасоль с рисом, завернутую в салат-ромен, вазочки с соусом сальса, ската, тушеного в бальзамическом уксусе, острый томатный суп, ризотто со свеклой, лаймом, спаржей и мятой; мы пили лимонад, шампанское или хорошо выдержанное Chateau Margaux. Но вскоре мы перестали вместе заниматься со штангами и плавать в бассейне, а Эвелин ела одни диетические шоколадные трюфеля, которые не ел Нутрасвит, и жаловалась на лишний вес, которого у нее не было. Иногда по ночам я бродил по пляжу, выкапывал крохотных крабов и ел песок - это случалось глубоко ночью, когда небо было таким чистым, что можно было видеть всю солнечную система, и песок, освещенный ей, казался лунным. Я даже притащил в дом с пляжа медузу и ранним утром, перед рассветом, когда Эвелин спала, приготовил ее в микроволновой печи, скормив остатки чау-чау.
Потягивая бурбон, а потом шампанское из высоких стаканов с выгравированными на них кактусами, которые Эвелин расставляла на глиняных подносах, размешивая в них малиновый сироп мешалкой в форме перца-халапеньо из папье-маше, я лежал рядом, воображая, что убиваю кого-то лыжной палкой Allsop Racer или смотрел на старинный флюгер, висящий над камином, размышляя, можно ли им проткнуть человека, или, вне зависимости от того, была ли Эвелин в комнате или нет, жаловался, что надо было заказать столик в "Dick Loudon's Stratford Inn".
Вскоре Эвелин стала говорить только о водных процедурах и о пластической хирургии, а потом наняла массажиста, жуткого гомика, который жил по соседству с известным книгоиздателем и открыто заигрывал со мной. За последнюю неделю нашего пребывания в Хемптонсе, Эвелин возвращалась в город трижды: один раз - чтобы сделать маникюр, педикюр и массаж лица, второй раз - на персональную тренировку у Стефани Херман, и в третий раз -чтобы встретиться со своим астрологом.
- Зачем лететь на вертолете? - шепотом спросил я.
- А что ты предлагаешь? - завопила она, запихивая себе в рот еще один диетический трюфель. - Может, мне "Вольво" арендовать?
Пока она отсутствовала, я блевал (ради самого процесса) в грубые терракотовые вазы, выставленные по периметру внутреннего дворика или с жутким массажистом ездил в город купить бритвенных лезвий. По ночам я ставил Эвелин на голову светильник от Jerry Kott из искусственного бетона и алюминиевой проволоки, но после гальциона она спала мертвым сном и не стряхивала его, и я смеялся, глядя, как светильник вздымается, когда она глубоко вдыхает, но вскоре это стало меня печалить, и я перестал ставить его ей на голову.
Ничто не могло смягчить меня. Вскоре все стало казаться скучным: очередной рассвет, жизни героев, влюбленности, войны, открытия, которые люди делали насчет друг друга. Единственное, что мне не наскучило, - это мысль о том, как много денег сделал Тим Прайс, и все же со временем наскучило и это. Во мне не было ясных эмоций, только алчность и, кажется, безграничное отвращение. Я обладал всеми свойствами человеческого существа - плотью, кровью, кожей, волосами, - но разрушение моей личности зашло так далеко, что способность к обычному состраданию исчезла, - я намеренно медленно уничтожил ее. Я был просто подделкой, грубой копией человеческого существа, функционировал лишь слабый кусочек моего мозга. Происходило что-то ужасное, но я не мог понять, что именно и почему происходит. Утешал меня лишь звук льда, брошенного в стакан с J&B. В конце концов, я утопил чау-чау. Эвелин по ней не скучала; она даже не заметила ее пропажи, даже когда я кинул ее в огромный морозильник, завернув ее в свитер из Bergdorf Goodman. Нам нужно было уехать из Хемптонса, потому что я начал ловить себя на том, что предрассветными часами я стоял возле нашей кровати, стиснув в кулаке нож для колки льда, и ждал, когда Эвелин откроет глаза. Однажды утром за завтраком она поддержала мое предложение и в последнее воскресенье перед Днем Труда мы вернулись на вертолете в Манхэттен.

Дата добавления: 2015-06-27