III. Индивидуализм как важнейший базовый компонент американизма 4 страница

Опросы общественного мнения используются в качестве средства политической разведки. Они позволяют выявить, какого мнения избиратели придерживаются о том или ином политическом деятеле, какие конкретные проблемы их волнуют, определить действенность тех или иных внутри и внешнеполитических акций правительства и т.д. Здесь широко используются методы и технические приемы выявления спроса и эффективности рекламы в бизнесе, особенно в торговле. Вместе с тем опросы общественного мнения превратились из средства выявления настроений избирателей в инструмент придания определенной направленности как этим настроениям, так и всей избирательной кампании.

Политические консультанты и менеджеры контролируют. что говорит и делает их кандидат, куда он идет, что телекамеры у него могут выявить. Картер и его «команда» придавали важное значение созданию и «продаже» широкой публике привлекательных имиджей кандидата, а затем президента. На выборах 1976 г. восхождение в Белый дом доселе малоизвестного «арахисового фермера» многими справедливо рассматривалось как чудо «упаковывания» и манипуляции с помощью средств массовой информации. В меморандуме Г.Джордана Дж.Картеру после вступления последнего на пост президента США особо подчеркивалась мысль о том, что важно не содержание, а то, как президент воспринимается публикой. Учитывая эти рекомендации, Картер устроил целую телевизионную трансляцию своего переезда в Белый дом в полном соответствии с внедренным в общественное сознание образом «простого фермера». По телевидению передавалось как новый президент собственноручно выгружает чемоданы из самолета, а затем пешком направляется в Белый дом. Во время одного из своих первых выступлений по телевидению в качестве президента Картер появился на экранах в свитере и джинсах, что, по его представлениям, должно было приблизить его к простым американцам.

Одержимость внешними показателями и театральностью нашла наиболее законченное выражение в Р.Рейгане. Как пишет Ч.Кротеммер, Картер уступил дорогу для «слияния театра и политики — Рональду Рейгану, человеку, избранному, чтобы вести консервативное движение, не в силу выказанной им способности мыслить и руководить, а в силу способности вести себя перед камерами»³². Как утверждал один из сотрудников штата по проведению избирательной кампании Р.Рейгана 1976 г., эта кампания напоминала «голливудскую картину». Рейган проводит кампанию подобно оперной звезде в концертном турне. Он играет свою роль так долго, что это кажется ему реальным. Его выступления отличаются тщательной инсценированностью. У него всегда открытое улыбающееся лицо. Он легко парирует вопросы репортеров и корреспондентов. Одним словом, он «стопроцентный американец», открытый, простой человек, «хороший парень» ³³.

Концентрирование внимания на наиболее драматических событиях и действиях со стороны средств массовой информации ведет к значительному обеднению и упрощению действительного положения вещей в стране и мире. Ударение переносится на второстепенные вопросы и малозначащие противоречия между партиями, отдельными политическими деятелями, на хорошо известные или импозантные личности, на все то, что выглядит драматически, зрелищно, отвлекая внимание общественности от главных проблем, стоящих перед обществом. А это, в свою очередь, ведет к дальнейшему увеличению роли и влияния в избирательном процессе личностных характеристик кандидатов, расширению возможностей для манипулирования настроениями широких масс избирателей. В результате успех кандидата стал зачастую прямо пропорционален мастерству создателей имиджей и их передачи через каналы средств массовой информации.

Оппортунизм, практицизм, эмпиризм, «статистический», «количественный» склад мышления американского буржуа приводят к тому, что он, как правило, не приемлет человека с глубоким, независимым интеллектом. Боязнь необычного и нежелание ставить кого-либо выше остальных лежат в основе американской веры в «божественного» «среднего человека» — этого, по словам Д. Бурстина, продукта «американского оппортунизма». «Простой» или «средний» в некотором роде представляет собой философское кредо американца. Многие политические и государственные деятели делали и делают свою карьеру, апеллируя к «простому человеку». И любой политический деятель, игнорирующий мнение «простого человека», рискует оказаться в изоляции. Для американского буржуа зачастую образцом человека и гражданина становится не индивид с оригинальным мышлением, самостоятельностью суждений, действующий в соответствии с велениями своего разума и морального долга, часто вопреки господствующим в его окружении мнениям, предрассудкам, а посредственность стремящаяся любой ценой — даже ценой полной потери своей личности — конформироваться к мнению большинства. Это не индивидуалист в смысле оригинальности мышления и независимости волевых поступков и т.д., а конформист. При таком положении вещей общепринятое, стандартное, посредственное всемерно поощряется, а всякое оригинальное, индивидуальное вызывает подозрение и подавляется.

Американец твердо верит в незыблемость и самоочевидность моральных норм Америки и требует от всех следования этим нормам. По словам консервативного историка Р.Уайби, бесконечно рассуждая об индивидуальной свободе, американцы по сути дела внесли мало оригинального в трактовку сущности индивида, хотя многое сделали для понимания таких коллективных действий и организаций, как религиозные конгрегации, корпораций и административные структуры. Однако «чувство общности, основанное на чувстве единообразия,— пишет Л. Харц,— обманчивая вещь. Внешне оно выглядит индивидуалистично», но по своей сущности «глубоко антииндивидуалистично», поскольку в его основе лежит признание «общего стандарта, и отклонение от этого стандарта вызывает... иррациональный страх. Человек, который Так же хорош, как его соседи, оказывается в трудном положении, когда он приходит в противоречие со всеми остальными»³⁴. В итоге своеобразие американского общественного сознания состоит в том, что в рамках общепринятых морально-этических норм и принципов оно допускается самую широкую свободу мнений и действий. Например, критика высокопоставленных государственных и политических деятелей, включая и президента страны, стала своеобразной американской традицией. Так, по словам историка У. Манчестера, «Эндрю Джексона изображали нарушителем супружеской верности, Линкольна — обезьяной, Гарри Трумэна — неудачным торговцем галантереей, Томас Джефферсон был "сумасшедшим Томом". Досталось даже Вашингтону. "Меня обвиняют в том, что я являюсь врагом Америки и нахожусь под влиянием иностранной державы,— писал Вашингтон «сумасшедшему Тому»,— и каждый шаг моего правительства искажается в таких преувеличенных и неприличных выражениях, которые вряд ли можно было бы употребить по отношению к Нерону, общественному банкроту или даже обыкновенному карманному вору»³⁵.

Иными словами, убежденный в превосходстве морально-этических норм и общественно-политических институтов США, американец способен терпеть плохое, недостойное поведение отдельных индивидов, в то же время предавая их анафеме, если они бросают вызов общепринятым нормам. На это обратил внимание еще де Токвиль, который, в частности, писал: «В Америке большинство ограничивает мысль грозным кругом. Внутри его пределов писатель свободен, но горе ему, если он осмелится выйти из него. Это не значит, что ему грозило сожжение; но он подвергается неприятностям разного рода и повседневному преследованию. Политическая карьера для него закрыта»³⁶. На всем протяжении XIX в. наблюдатели самых различных религиозных, философских и общественно-политических воззрений указывали на то, какое огромное, сравнимое только с религиозным фатализмом воздействие оказывало на умы американцев мнение большинства.

Проанализировав основные компоненты американского характера, один из виднейших буржуазных идеологов США начала XX в. Г. Кроули, пришел к следующему выводу: «Свобода мнений, которой мы гордимся, большей частью состояла в провозглашении приемлемых общепринятых мнений с такой вызывающей убежденностью, как будто мы провозглашаем самую дерзкую и возвеличенную ересь. Составляя такой парад единообразия интеллектуальной независимости, американец сознательно неискренен. Он готов бороться за свои убеждения, но его действительно фундаментальные убеждения ограничены рамками общепринятых мнений, стандартов и стереотипов. Его различия с остальными согражданами — это различия в отдельных интересах и деталях. Когда американец громогласно провозглашает свою веру, он во многом напоминает буйвола, который, вырвавшись из стойла, с фырканьем носится вокруг скотного двора, при этом кидаясь на всех в пределах досягаемости своих рогов. Так, приводимый в пример буйвол вполне может считать, что он предлагает миру самое лучшее проявление агрессивной индивидуальности, в то время как в действительности он ведет себя так же, как все буйволы с начала своего приручения» ³⁷.

В 1920 г. к аналогичному выводу пришли известные в тот период литературные критики Дж. Нэтен и Г. Менкен. «То, что лежит за внешней смелостью (американца),—писали они,—это в действительности не независимый дух, а талант кричать вместе с толпой. Когда американец чрезвычайно самоуверен — это явный признак того, что он чувствует за собой толпу, слышит ее поощрительные крики и убежден в том, что его доктрина одобряется. Он вовсе не бескорыстный соучастник. Он присоединяется к чему-либо, будь то политическая партия, церковь, братская организация или же одна на идиотских организаций, которые постоянно опустошают страну, поскольку присоединение дает ему чувство безопасности, делает его частью чегото большего и более надежного, чем он сам, представляет ему шанс дать выход своим чувствам и энергии, ничем не рискуя» Об «историческом американском импульсе следовать за толпой» говорил известный американский философ Дж.Сантаяна.

Конфоризм предполагает более или менее добровольное подчинение определенным общепринятым социальный нормам, стандартам, схемам, принципам. Он льстит, подкрадывается, обманывает, угрожает. «По своей природе механизм конформистского поведения связан с эффектом группового давления на психику индивида, в том числе и через санкции отрицательного эмоционального отношения. Подобный эффект обладает достаточно большой силой воздействия, если учесть, что любой человек склонен так или иначе переживать нерасположение или отрицательное отношение к себе со стороны других людей»³⁹. В значительной мере конформизм — это путь обеспечения респектабельности тем, кто не уверен в том, что они в достаточной степени респектабельны в данной общности, принятия в которую они домогаются. «Нонконформизм других в глазах таких людей выглядит как легкомысленный вызов всему порядку вещей, частью которой» они стремятся стать... Вообще требование конформизма становится одновременно выражением неприятия и средством демонстрации своей непогрешимости» ⁴⁰.

Особенно наглядно это проявлялось в процессе «американизации» следовавших друг за другом поколений американских иммигрантов. Очутившись зачастую среди незнакомого социального окружения непривычных природных условий, иммигрант оказывался перед объектива ной необходимостью быстро адаптироваться — по крайней мере внешне — к общепринятым нормам и стандартам поведения. Уже в 1796 г. один гамбургский купец, путешествовавший по США, отмечал, что недавние иммигранты, прибывшие сюда из Европы лишь несколько лет назад, уже трансформировались в американцев. Каждая новая волна прибывающих в Америку иммигрантов, утверждал он, изо всех сил старается следовать примеру своих соотечественников, которые уже успели превратиться в американцев. Процесс «американизации» еще более ускорился в ходе дальнейшего развития капитализма и особенно в конце XIX в. — начале XX в. с резким усилением волн «новой иммиграции» из стран Южной и Восточной Европы. Сам этот процесс американизации содержал в себе значительный элемент конформизма, поскольку новоприбывшие пытались как можно быстрее адаптироваться к тамошним условиям. С этой целью они во всем подражали коренным американцам в манерах поведения, на работе, в быту, одежде и т.д.

Интересны в этой связи наблюдения натурализовавшегося американца, еврея по происхождению, А.Кэхана, изложенные в книге «Восхождение Дэвида Левински» (1917 г.). Он в частности, констатировал, что европейские иммигранты, которые прибывали в Нью-Йорк в 80х годах XIX в., чувствуя свою отчужденность от общей массы американцев, стремились как можно быстрее «американизироваться», покупая общепринятые готовые фабричные одежды, делая «американскую» стрижку и приобретая всякого рода мелкие товары, считавшиеся неизменными признаками настоящего «стопроцентного» американца. Принимая порой чисто внешние атрибуты «американизма», иммигрант стремился как можно скорее избавиться от не совсем приятного названия «иностранец» и как можно скорее завоевать право называться «американцем», поскольку от этого в основном зависело его социально экономическое и политическое самоутверждение в новой у стране.

Очевидно, что индивидуализм американского буржуа носит по своей сущности конформистский характер, что в его поведении и сознании индивидуализм и конфоризм взаимодействуют, предполагают друг друга. Именно этим объясняется, кстати, еще одна существенная черта американского характера: приверженность всему «новому», «модерновому» и в то же время консерватизм, приверженность наличному, общепринятому, склонность к экстравагантному, стремление во что бы то ни стало хоть чем-нибудь да отличаться от всех остальных, но и не отставать от других, действовать как «все остальные».

Дата добавления: 2015-06-27