На улицах стольного града

Попробуем перенестись в начало XIII в. и увидеть Рязань, привольно раскинувшуюся на берегу «русской реки» Оки, глазами человека той далекой эпохи. Вот он сходит с ладьи на пристань и направляется в город через северные ворота к крепостной стене. За ними подъем и начало главной улицы-дороги, посыпанной кирпичной щебенкой и ведущей к воротам внутреннего укрепления. Некогда оно защищало со стороны «поля половецкого» древнейшую часть города. В этой старой части Рязани, заселенной ремесленным людом, застройка особенно густая. Жилые дома усадеб не стоят строго в ряд: они то отступают в глубину участка, то выходят на красную линию улицы, создавая живописные кулисы и исключая монотонность застройки.

Каменные храмы, возвышавшиеся над рядовой застройкой, воплощали величие и богатство Рязани. На первом плане княжеский Спасский собор, за ним — Борисоглебский рязанской епархии. Слева за ним южная воротная башня

От южных ворот «старого города» перед путником открывается величественная панорама. Прямо видна длинная улица к Пронским воротам, влево от нее отходит улица к Исадским. Уже за стенами Рязани они переходят в грунтовые дороги. От основных магистралей ответвляются узенькие переулки, изгибающиеся между дворами-усадьбами. Но даже главные улицы нешироки: на них с трудом {109} разъезжаются две повозки. Улицы густо запружены пешими и конными, спешащими по своим делам. Третья важная магистраль в прибрежной части города направлена к Южным воротам с двумя видимыми в перспективе высокими башнями и монументальными храмами по сторонам. По ней и решает идти странник, чтобы попасть на соборную площадь, где должен поклониться местночтимым святыням.

И сразу останавливается, изумленный: справа, перед внутренним валом, над густой и на первый взгляд хаотичной застройкой вздымается, будто устремленный в небо, собор во имя Спаса — слава и гордость рязанцев. Он прекрасно просматривается в промежутки-«прозоры» между домами и усадьбами, заметен с далеких и близких расстояний.

Вблизи берега заселенность куда гуще, чем на других участках города: сказывается великая притягательность реки — укрепления на береговых кручах менее уязвимы для врага. Но при всей уплотненности усадьбы и отдельные здания не сливаются. Разорванная, «прозрачная» застройка позволяет путешественнику просматривать город {110} насквозь, сосредоточивая внимание на самых эффектных памятниках и архитектурных узлах возле храмов, площадей («стогны града») и оборонительных сооружений у ворот. Общественные здания и боярские хоромы расположены вблизи укреплений: горизонтали деревянных стен с четким ритмом срубов-городен служат выигрышным фоном для рубленных искусными древоделами палат князя и его приближенных, с резными горницами, узорными башенками и затейливыми кровлями.

Южная часть Столичного города в первой трети XIII в. Соборная площадь с Борисоглебским и Успенским храмами, Борисоглебские и Южные ворота городской стены. Ниже — часть подола и южного предградья. Приглашенные князем градодельцы, вероятно, выходцы из Южной Руси, использовали метод предварительного проектирования, создав несколько архитектурных узлов в планировочной структуре города

Рязанские горододельцы тщательно продумывали расположение дворов, учитывали связь построек с рельефом и природным окружением, определяли направление главных улиц, расстановку высотных доминант. Интенсивная дворовая застройка была тесно связана с дорожной сетью, группируясь по сторонам проездов — улиц, переулков, тупичков. Именно по улицам проходило в первую очередь межевание участков для усадеб. В промежутках между кварталами сохранялись обширные незастроенные лакуны. Пространство площадей свободно проникало в разреженную застройку кварталов. Несмотря на отказ от строгой регулярности, отдельные усадьбы и основные архитектурные композиции города были гармонично увязаны в целостном ансамбле. Анализ градостроительных принципов древних зодчих-«здателей» — привилегия ученых нашей эпохи. Паломник к святым местам, а может быть, и купец, живший в XIII столетии, воспринимал красоту стольного града чисто интуитивно.

Вот он выходит на главную площадь, фланкированную двумя великолепными храмами. Один возведен в честь великомучеников, благоверных князей Бориса и Глеба — покровителей рязанских князей и их воинства, второй посвящен Успению Богоматери, день кончины которой отмечали 15 (28) августа. От средневековых площадей западноевропейских городов со сплошными фасадами домов по периметру рязанскую площадь отличает открытость вовне, неопределенность очертаний, хотя пульс города бьется здесь не менее интенсивно. Из церквей доносится «доброчинное» пение, тут же на паперти слепой гусляр привлекает прохожих «гудением струнным» и мирскими «словесами» о подвигах стародавних героев. В будничной сутолоке перекликаются самые разнообразные голоса. Наш странник не раз бывал здесь и многое помнит: как князья в решительные минуты обращались к подданным за поддержкой, отправляли правосудие и вершили казнь, как мирские сходы-вече со страстью решали воп-{111}росы войны и мира, утверждали денежные сборы, обсуждали новые законы, смещали неугодных администраторов и даже самих князей. Вспоминается ему и тревожный гул висящего на площади «сполошного» колокола — сигнала о приближении неприятеля, когда вооруженные горожане спешили занять места на заборолах стен. Вот и сейчас вокруг звучат крики торговцев, из церкви выходит свадебная процессия, возвещаемая громогласными криками, музыкой и смехом. Поодаль выступает труппа бродячих скоморохов под дробь барабанов, резкие звуки смычковых инструментов и свист духовых. Оглушенный этой какофонией странник минует площадь и через западный портал вступает в притвор Борисоглебского собора — «дома господня», чтобы еще раз восхититься благолепием божьего жилища, этой хоромины чудной, помолиться о спасении души под расписными сводами-«комарами», возжечь свечку перед святой иконой. Но пора возвращаться к при-{112}стани — близится назначенный час отъезда. Выйдя из собора, где со стен взирают суровые лики мучеников и чудотворцев, полюбовавшись напоследок затейливой белокаменной резьбой портала и окон, путник минует несколько боярских дворов за высокими оградами, проходит через Южные ворота и, перейдя подъемный мост через ров, спускается к Оке. Дальше путь лежит по улице подола — назад, к устью Серебрянки. Застройка, ограниченная справа кручами укрепленного города, стелется вдоль низкого берега. Усадьбы расположены вдоль дороги, идущей параллельно реке, — такую планировку впоследствии назовут «линейной». Некоторые дворы раскиданы по отдельным буграм среди вымоин и оврагов. На подоле, в низменной части Рязани, живут торговцы, рыбаки и ремесленники, для которых важен удобный доступ к воде, — гончары, кожевники. На заметных всхолмлениях надпойменных террас возвышаются рубленые церквушки с кладбищами при них.

Вот, наконец, и причал. Поднялся свежий северный ветер, и на ладье уже ставят парус, готовясь к отплытию. Впереди нашего скитальца ждут неведомые земли, но в его памяти навсегда останется славный город на Оке, привольно раскинувшийся среди лугов и полей, город-витязь, что стоит на страже рубежей Русской земли.

Нарисованная картина облика древней Рязани, полностью исчезнувшей с лица земли, — не плод беспочвенных фантазий, а результат крупномасштабных археологических работ на памятнике, фактически не занятом современной застройкой. Определены время основания города, динамика его развития, сказавшаяся в планировочной структуре. Топография Рязани свидетельствует об отсутствии резких сословных противоречий, например, между боярством и средними слоями населения. В городе не было внутренней крепости-детинца, подобного феодальному замку, резиденции князя со слугами и дружиной. В Рязани существовало несколько равноправных центров общественной жизни; храмы, дворы «боляр» и усадьбы ремесленников строили поблизости друг от друга.

Раскопки Рязани показали, что к середине XI I в. в русском обществе, преимущественно аграрном в течение столетий, произошли глубокие перемены. С этого времени прогресс на Руси определяется расцветом городской жизни. И богатство, и власть, и творения духовной культуры — все концентрируется в городах. {113}

ГЛАВА 3

"КАК МЕРА И КРАСОТА СКАЖУТ"

Архитектура — тоже летопись мира: она говорит тогда, когда уже молчат и песни, и предания, и когда уже ничто не говорит о погибшем народе.

Н. В. Гоголь

В 988 г. в Киевской Руси произошло событие, которому суждено было сыграть решающую роль в становлении государственности и культурном наследии русского народа. Владимир Святославич, великий князь киевский, сокрушив изваяния языческих богов, объявил христианство официальной государственной религией. Отныне города выступают не только как политико-административные, но и религиозные центры. Князья уже не клянутся «ружьем своим, а Перуном, богом своим, и Волосом, скотьим богом» — их место заняли новые святые. Уходят в прошлое обычаи кровной, мести и пережитки ритуальных человеческих жертвоприношений. Русь входит в европейскую семью христианских народов, укрепляются ее связи с Византией, «благоверной землей Греческой», одной из самых цивилизованных стран средневековья. По словам академика Д. С. Лихачева, «из варварской державы на краю света вдруг появилась держава с мировой культурой, мировой религией, и сразу это было ознаменовано расцветом древнерусской культуры».

Наступило время понять и оценить великие заслуги прошлого, пересмотреть наше прежнее нигилистическое отношение ко многим сторонам родной истории, в том числе к истории русской церкви, принесшей просвещение, книжную культуру, летописание, тем самым помогая нашей Родине занять достойное место во всемирном истори-{114}ческом процессе. Уже в XI в. в знаменитом «Слове о Законе и Благодати» киевский митрополит Иларион восхвалял Русскую землю, «яже ведома и слышима есть всеми четырьми конци земли». Христианство как мировоззренческое явление, сопровождаемое пышными обрядами, дало возможность русским князьям объявить свою власть священной, объединить подданных общим, единственно приемлемым вероисповеданием, поднять в их глазах собственный авторитет с помощью новых атрибутов власти и государственных церемоний. Нельзя предать забвению огромную работу русской церкви по собиранию страны в единое государство. В период раздробленности Руси и во время монгольского ига церковь выступала за объединение народа, вдохновляла его на борьбу с иноземными захватчиками, сурово осуждала братоубийственные княжеские крамолы, пыталась мирить враждебных князей и сплотить христианский мир в противовес миру языческому и мусульманскому. Бичевание междоусобиц способствовало росту популярности церкви и в княжеской среде и в простонародной: в отличие от мирской власти она провозглашала принцип «общего блага». «Одумайтесь, князья, вы, что старшей братии своей противитесь, рать воздвигаете и поганых на братью свою призываете,— пока не обличил вас бог на Страшном своем суде!.. Вы же и слова единого от брата старшего стерпеть не можете, за малую обиду вражду смертоносную воздвигаете, помощь от поганых принимаете на свою братию» («Слово о князьях», XII в.).

В средневековье научные концепции, направления философской мысли и нравственные ценности неизбежно выражались на языке христианства. По словам Энгельса, «сильная вера средневековья» «придавала, несомненно, всей этой эпохе значительную энергию», служившую источником вдохновения великих мастеров, порождая самые высокие образцы искусства, будь то готическое Западной Европы или же древнерусское. Вместе с распространением христианства на Руси создается классически ясная по стилю, тонкая по духовности и внутреннему благородству культура, до сих пор восхищающая своим совершенством. Без пристального и глубокого изучения религии понимание культурной жизни Древней Руси, ее литературы и музыки, архитектуры и живописи попросту невозможно. Любуясь шедеврами древнерусского зодчества, мозаиками, фресками и иконами, нельзя забывать, что лучшие художественные памятники XI—XIII вв. связаны с деятельностью церкви, что не противоречило их общенародному значению. В свое время они внушали благоговейную любовь или страх {115} или трепетную надежду, а чаще и то, и другое, и третье вместе.

Человек средневековья, живший в мире насилия и боязни, сам создавал для себя источники упования и помощи, когда помощи ждать было неоткуда, и источники утешения, когда неоткуда было ждать утешения. Верующего не покидала надежда на милость божью, на личное душевное спасение после кончины, когда он вкусит блаженство загробной жизни праведников в райских кущах. По мере сил поддерживали стойкость народа и древнерусские проповедники: «Избави град сей... от всякого зла, от огня и наводнения, и от внезапной смерти, и от голода, и от междоусобной войны» (Кирилл Туровский).

Христианство стало величайшим переломом в нравственном сознании восточных славян. Культивируя представление об абсолютной ценности человеческой личности, оно утверждало общий для всех этический кодекс, основанный на чувстве вины и голосе совести, провозглашало преимущество духовных ценностей над материальными. Проповедуя идеи милосердия, сострадания, терпимости, призывая творить добро и бороться с греховными искушениями («чистые сердцем бога узрят»), христианство внедряло новые гуманные начала, общечеловеческую, единую для всех мораль. Боязнь божьего суда удерживала человека средневековья от многих крайностей, иногда на самом краю пропасти.

«И НЕ ЗНАЛИ — НА НЕБЕ ИЛИ НА ЗЕМЛЕ МЫ»

Вся глубина и сила духовных и эстетических устремлений той эпохи нашла воплощение в церковном зодчестве. В каменных храмах — гордости горожан — запечатлена их любовь к родному городу, их вера и понимание прекрасного. Как «вознесение», подъем к небу, как застывшие в камне песнопения, стояли «предивные» церкви — произведения народного гения. Летописцы повествуют нам о «чудных вельми» церквах, поражавших современников «величеством и высотою, и светлостию, и звоностью, и пространством». Летописи подчеркивают «высокое стояние», «величество» храмов, созвучное красоте природы. Они вознеслись на крутых берегах и холмах, видны со всех концов города и далеко за его пределами. {116}

Собор — как бы средоточие города, символ суверенитета городской общины. Разрушить его в междоусобной войне — означало лишить врага божьего покровительства. Где святыня, там и город: и киевляне готовы были умереть за свою святую Софию, новгородцы — за свою Софию, владимирцы — принять смерть за святую Богородицу. Вложить свою долю труда в богоугодное дело строительства храма почитал за честь всякий горожанин. Храм воплощал «соборность» — духовное братство, единство городского сообщества: сюда приходят все, следуя общему ритуалу. Вместе с тем это дом индивидуальной молитвы, где каждый обращался к Всевышнему с собственными просьбами, дом размышлений над собой и своим местом в мире. Каменные церкви служили одновременно библиотеками, надежными складочными местами для хранения товаров и казны.

В летописном рассказе о выборе веры мужи Владимира Святославича, вернувшись из Царьграда в «Греческой земле», где побывали на службе в Софийском соборе, поведали князю: «И ввели нас туда, где служат они богу своему, и не знали — на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом. Знаем мы только, что пребывает там бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах». Рассказ послов якобы окончательно предопределил введение христианства на Руси. В самом деле, великолепие ритуала, «лепота» внешнего и внутреннего «устроения» храма, этого «дома божьего, «глубинной книги» эпохи, украшенного «всякими красотами»: сверкающими мозаиками-«мусией», «хитростью иконной», фресковыми стенописями, пышной резьбой по камню, убранного «всякими узорочьи» — «сосудами златыми и многоценными» и дорогими тканями, — все это, вместе взятое, создавало впечатление чудом созданного «неба на земле». Церковь предстает как некая «высшая» реальность на границе мира земного и мира божественного, место встречи с высшими сверхъестественными силами. Храм становится «образом неба на земле», миниатюрным повторением вселенной.

«Доброчинное» хоровое пение, приобщавшее к некоему идеальному миру, как и все моменты церковного богослужения, оказывало на средневекового человека огромное эмоциональное воздействие. В росписях и «добро подписанных» иконах перед ним проходила вся священная история, которая охватывала прошлое, настоящее и будущее. Для неграмотной «простой чади» «церковь украшена» слу-{117}жила просвещавшей и поучавшей книгой, полной образов, «красоту приносящих, духовную пользу деющих и божественная нам смотрения являющих». Во фресковой живописи события и герои Писания выдвинуты на первый план как «видимые свидетели мира невидимого». Они словно оживали под мощными столпами льющегося из-под купола света — символа божественной энергии. Вот почему для человека Древней Руси красота прямо зависела от приобщенности к свету. Отсюда его любовь к драгоценным камням и металлам, блестящей утвари и золототканым одеяниям, символическим носителям сияния и света. «Мирообъемлющий храм», цельный художественный ансамбль, переводил всякого, переступавшего его порог, от созерцания зримой красоты к «мысленно прекрасному», приобщению к высшим духовным ценностям.

Я останавливаюсь на философских и эстетических особенностях уже во многом загадочного для нас древнерусского искусства, потому что без этого невозможно понять духовную жизнь и культуру наших далеких предков и не только духовенства, «ученого сословия средневековья», но и широких слоев народа. А ведь это одна из главных задач современных ученых, которые вплоть до недавнего времени односторонне, а часто и превратно истолковывали роль религии в общественной и культурной жизни Древней Руси, тем самым превращаясь в «гримеров истории».

Давно пора понять, что человек средневековья чувствовал и мыслил по-иному, чем наши современники: в храме он как бы встречал самого Христа и слушал его учеников, в таинстве причащения вкушал его «тело и кровь», лил слезы покаяния, возносил богу, искупившему людские грехи, множество молитв благодарения, радости и скорби. Именно в небесном заступничестве искали в те многотрудные времена опору и поддержку.

На Руси, в том числе и в Рязани, получили распространение так называемые крестово-купольные церкви. Своды здания располагались крестом по взаимно перпендикулярным осям. Столбы делили внутреннее пространство храма на продольные части-нефы. Средний неф завершался апсидой — алтарным выступом. Купол опирался на четыре опорных столба, от которых крестообразно отходили прямоугольные помещения. Крест, вписанный в квадрат плана, имел символическое значение. Купол символизировал небо — «престол божий», четыре столба — столпы церкви, то есть евангелистов, пространство пола — землю, а сте-{118}ны — связи небесного и земного миров. Восточная апсида означала рай, западная стена — ад. Важнейшей зоной храма, «святая святых», служил алтарь, «трон господа бога», символ царствия небесного, куда вход мирянам был запрещен. На престоле, в центре алтаря, лежало евангелие и принадлежности для принесения «бескровной жертвы» во время причащения. В средней зоне — самом храме, предназначенной для прихожан, проходило богослужение. В притворах здания располагались временно отлученные, те, кто готовился к крещению, и инаковерующие. Пространственный ритм крестово-купольного храма создавал движение вверх — к куполу, что символизировало идею «лествицы», то есть библейской лестницы, соединяющей небо и землю. Даже скромный по размерам храм заключал в себе огромный мир, указывал путь к «царству небесному».

Уподобляя строение храма мирозданию, его связывали и с образом человека как творения бога. На Руси церковный верх называли «глава», «чело», его покрытие — «шелом», барабан главы — это «шея», паруса под барабаном — «пазухи», своды перекрытия — «плечи», горизонтальные декоративные фризы на фасадах — «пояс».

Дата добавления: 2015-06-27