Под стенами града

В 1235 г. на курултае в столице Монгольской империи Каракоруме приняли решение о новом, грандиозном по размаху, походе на Волжскую Булгарию и Русь. Во главе армий, которая насчитывала в своих рядах около 70 тыс. конных воинов, стал внук Чингисхана Бату (по-русски — Батый), энергичный и честолюбивый полководец. Его правой рукой был Субэдэй-бахадур, один из самых одаренных и опытных военачальников Чингисхана, победитель в битве на Калке. Вместе с принцами крови — членами правящего дома в поход на Русь отправились и старшие сыновья всех монголов, включая владельцев уделов и ханских зятьев.

В конце 1236 г. мощная военная сила через прикаспийские степи вторглась в Булгарию и подвергла ее страшному разгрому. Агрессоры подступили к Булгару. «От множества войск земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные»,— писал Джувейни. С горестью повествовал и русский летописец о гибели «славного Великого города Болгарского», чему предшествовало некое «знамение в солнци». «Безбожнии татари» сожгли его, избив жителей «от старца и до унаго и до сущаго младенца» и захватив «товара множество». Пройдя мордовские земли, захватчики оказались на пороге Рязанской земли.

Летописные известия и археологические открытия в Старой Рязани позволяют воссоздать дальнейшие события. Особенно важен цикл рязанских повестей о татаро-монгольском нашествии, слагавшийся в течение почти двух столетий. Среди них на первом месте — «Повесть о разорении Рязани Батыем», одно из самых ярких произведении древнерусской литературы. Первоначальная редакция этой воинской повести с ее задушевным лиризмом и идеализа-{238}цией рыцарских подвигов князей и дружины, вероятно, принадлежала перу живого свидетеля трагической гибели города. Глубокая скорбь очевидца, еще не смягченная временем, чувство неотвратимости бедствий пронизывают повествование. Многие детали разыгравшейся драмы могли быть памятны только ему, запечатлены по свежим следам событий: еще не забылись ужасы татарского погрома, не зарубцевались душевные раны.

...1237 год. «Окаянные татарове» под Черным лесом в пойме реки Воронежа или в междуречье Воронежа и Дона, более чем в 200 км от столицы, собирали силы перед вторжением, ожидая, когда замерзнут реки и болота. По пути, прикрытому лесами от рязанских сторожевых постов, войско Батыя могло «безвестно» подойти к рекам Лесной Воронеж и Польный Воронеж, откуда из широкого прохода в массиве лесов монгольская конница вырвалась на просторы Рязанского княжества. Началу воины предшествовала глубокая стратегическая разведка для получения детальной информации о противнике. Функции лазутчиков-соглядатаев выполняли и послы: Батый направил в Рязань женщину-чародейку и двух татар, требуя у рязанских князей десятины во всем: «каждого десятого из князей, десятого из людей и коней: десятого из белых коней, десятого из вороных, десятого из бурых, десятого из пегих, и десятой части от всего». Последовал гордый ответ Юрия Ингваревича — старшего рязанского князя, умного, мужественного, уважаемого младшими родичами: «Когда нас всех не будет в живых, то все это ваше будет». Недальновидный владимирский князь Юрий Всеволодович отказал рязанцам в помощи, надеясь разбить врага собственными силами. В гневном тоне библейских пророчеств летописец осудил этот шаг: «Так и у нас господь отнял сначала силы, а за наши грехи послал на нас грозу, и страх, и трепет, и недомыслие». Не прислали полки и черниговские князья, ссылаясь на то, что рязанцы не приняли участия в битве на Калке. В поле навстречу Батыю к южным пределам рязанским вышло не общерусское войско, а отчаянные дружины местных князей.

В злой и ужасной сече «много сильных полков батыевых пало». По образному выражению автора «Повести о разорении Рязани Батыем», «один рязанец бился с тысячей, а два — с десятью тысячами». «Удальцы и резвецы рязанские» полегли в неравном бою: «Все равно умерли и единую чашу смертную испили». Согласно Никоновской летописи, «бежаша князи во грады своя» — битва открыла {239} завоевателям путь в глубь Рязанского княжества. Поэтическая гиперболизация затрудняет воссоздание хода сражения у верховий Воронежа. Вероятно, здесь произошло то же, что позднее в битве на реке Сити, притоке Мологи, где потерпели поражение владимиро-суздальские войска. Применив обходной маневр, многочисленные, как саранча, монголы окружили княжеский стан. Построение конного монгольского войска — центр и два крыла — благоприятствовало быстрому окружению противника, не обладавшему столь совершенной конницей. Кочевники применяли и ложное бегство рассыпным строем для заманивания неприятеля. Обернувшись к увлекшимся преследователям, они смыкали фланги, и те оказывались в окружении; в этот момент и ударяли засадные полки. Сражение завязывала легкая конница. Осыпая врага издали дождем каленых стрел, раня и убивая людей и лошадей, то наступая, то притворно отступая, она расстраивала ряды противника, изматывала его, не вступая в ближний бой. «Бежит и назад поворачивается, стреляет метко, бьет и вражьих коней, и людей». Когда нападавшие обескровлены, «поворачивают назад и бьются славно, храбро, разоряют и побеждают врага» (Марко Поло).

Разгромив рязанские дружины, Батый повел войска через Половецкое поле, разрушил Пронск, южные ворота Рязанского княжества, и, опустошая все на пути, 16 декабря обложил Рязань.

В воображении встает тот отдаленный от нас веками сумрачный зимний день, когда предчувствие неотвратимой гибели охватило население обреченного города, когда нашествие несметных полчищ «сыроядцев», будто вышедших из адских бездн, восприняли как преддверие Страшного суда. Над разоренными окрестными селами, застилая небо, поднимались клубы дыма, горели постройки на Подоле у реки. На покрытом пеплом снегу, испещренном кровавыми пятнами и истоптанном тысячами копыт, застыли трупы погибших.

Ржали кони, ревели верблюды, скрипели телеги. На промерзших лугах ставили шатры, на веревках тащили осадные орудия, готовили связки хвороста для заваливания рвов и приставные лестницы для подъема на валы. Еще никогда со стен Рязани не видели такого множества чужих всадников, охваченных «великою яростию»: рязанцы не знали, что у их города сошлись войска семи ханов, потомков Чингиса. По ночам окрестности озарялись несметными ко-{240}страми. Воспоминания об ужасах татарских осад пронесли сквозь века и русские былины:

Зачем мать сыра земля не погнется?

Зачем не расступится?

А от пару было от конинова

А и месец, солнцо померкнуло,

Не видить луча света белова;

А от духу татарскова

Не можно крещеным нам живым быть.

Юрий Ингваревич с остатками войска успел затвориться в городе, под защитой его стен нашли убежище жители подола и ближайших деревень. В рязанской эпопее истинными «воителями за землю Русскую» выступили горожане и крестьяне, готовившиеся к активной обороне. Отсутствие находок мечей и шлемов — дорогого оружия профессиональных дружинников — свидетельствует о том, что главными защитниками выступили «вои» — народное ополчение. В культурном слое и возле жилищ обнаружены спекшаяся от огня кольчуга, копья и крупные рогатины, метательные дротики-сулицы, простые хозяйственные и боевые топоры, перекрестье рукояти сабли, булавы, кистени и огромное количество железных наконечников стрел, в том числе арбалетных. Это оружие было в ходу у рядового населения — «простой чади»: владение им считали неотъемлемым правом каждого свободного. Защитники города выступили не только «оружно», но и «конно». Предметы всаднического снаряжения — удила, стремена, шпоры, навершия плетей, найденные при раскопках, удостоверяют роль конников в обороне. Скорее то были простые бойцы, ибо дружина — отборное ядро княжих телохранителей — сильно поредела после сражения на Воронеже. Всегда готовые к схватке со степняками, вооруженные массы горожан и земледельцев во главе со своими военачальниками — сотниками и тысяцкими быстро мобилизовали силы для активной обороны. В ней приняло участие все боеспособное население.

Дата добавления: 2015-06-27