Административных нововведений в сфере культуры России 5 страница

С областным же служителем вышла вообще беспримерная история. Когда мои родные спрашивали его о значении слов Петра, он сначала пытался уклониться от ответа. Наконец мама всё-таки вынудила его отвечать, и он сказал, что Пётр говорил не о самом Духе, а о духовном даре, который человек получает после крещения. А когда позднее мой брат спросил его о том же, он сказал, глядя в Библию: «Вот что нужно: покайтесь… (короткая пауза) для прощения грехов, и получите дар Святого Духа». Брат понял, что служитель косит под дурачка, и не стал продолжать разговор. Наверно, оно и правильно – какой смысл слушать человека, который одним людям говорит одно, а другим совершенно другое? Причины такого поведения служителя вполне понятны: мою маму он ещё мог попытаться заморочить своим толкованием, однако сам он наверняка прекрасно понимал его ошибочность, просто не мог предложить лучшего объяснения. Но моего брата ему вряд ли удалось бы провести, так что он предпочёл пропустить в исходном тексте слова о крещении. Почему бы ему не признаться честно, что он не знает, как объяснить этот стих? Скорее всего, он опасался, что подобное признание повлечёт за собой необходимость пересмотра моего дела, и это показалось ему страшнее, чем грех неправды. И от такого вот человека зависела моя судьба, а также и будущее всех присоединяющихся к церкви людей. Разве это не самое натуральное фарисейство, забравшее ключи разумения?

В целом же по братству мне доводилось выслушивать три разных толкования слов Петра. Кратко опишу их суть и ошибки:

1) Пётр говорил о духовном даре, а самого Святого Духа человек получает до крещения. Но из контекста видно, что слушатели Петра ещё не верили в Христа и не имели Духа, так что им было обещано получение не особого дарования, а именно Духа Святого, Которого только что на их глазах приняли апостолы.

2) Пётр неточно выразил свою мысль и не к месту присовокупил предписание о крещении. Получается, вдохновлённый Духом апостол просто ошибся, а Лука, писавший книгу Деяний тоже по вдохновению от Бога, не пожелал исправить его оплошность. Разумеется, это невозможно и в Библии ошибок нет.

3) Слова Петра были адресованы только иудеям, а для язычников установлен другой порядок спасения. Однако сам Пётр сказал позднее о язычниках так: «Сердцеведец Бог дал им свидетельство, даровав им Духа Святого, как и нам, и не положил никакого различия между нами и ими» (Деян.15:8-9). Поэтому никаких разных способов получения Духа для иудеев и язычников нет.

Главное же в том, что братья, предлагавшие мне свои объяснения, при этом отвергали другие истолкования, сознавая их ошибочность. То есть всё братство можно было условно разделить на три группы верующих, каждая из которых убедительно опровергала толкования двух других групп и искренне считала свои взгляды выражением точки зрения братства. Так что если бы на съезде служители решили исследовать исходный стих, то наверняка начали бы спорить между собой, как изучавшие слона слепые мудрецы. Тогда бы они убедились, что у христиан братства нет единого объяснения слов Петра, и даже более того, нет ни одного приемлемого толкования. Таким образом, верующие, будучи сами не согласны друг с другом, тем не менее дружно обвиняли меня в заблуждении и прогоняли из церкви. Как-то это нелогично, уж гнали бы тогда и друг дружку, чтобы не давать оснований для обвинения их в лицеприятии.

Непорядок наблюдался и в литературе братства, так как некоторые фразы авторов противоречили официальному учению. Например, в одной книге было написано, что возрождённая девушка ещё не стала членом Церкви Христовой и потому хотела креститься. Также один из служителей в письме к своим детям сказал, что они, заявив о желании принять крещение, впервые связали себя с Церковью Христовой. Хотя согласно учению братства человек при покаянии получает возрождение и таким образом присоединяется ко Вселенской Церкви. Однако этих авторов не обвиняли в ереси и не изымали из обращения их книги, как это было принято по отношению к книжкам, содержащим заблуждения. В братстве были весьма популярны и книги Джоша Макдауэлла, несмотря на то что в одной из них я обнаружил прямое подтверждение того, что он разделял мою точку зрения на возрождение при крещении. Но служители почему-то всё равно не назвали его еретиком и не запретили верующим читать его сочинения; такую «честь» они оказали только мне, говорившему абсолютно то же самое. Наконец, в журнале братства была напечатана проповедь главного служителя, в которой он сказал, что Бог «через купель крещения приобщает нас к членам Тела Его и делает храмом Духа Святого». Эта фраза неизменно ставила в тупик моих гонителей, которые никак не могли объяснить, почему меня за такие же самые убеждения обвиняют в ереси. Сам невероятный факт появления этого высказывания в центральном печатном издании братства можно было расценить как знамение от Бога, подтверждающее правоту моих взглядов.

Многие из этих фактов я изложил в своём новом письме, на сей раз уделив основное внимание проблеме неправедного отношения церкви ко мне. Письмо я адресовал главному служителю и просил его никому не перепоручать написание ответа. В конце я задал ему несколько вопросов, на которые служители отвечали всяк по-своему, заодно спросил и о смысле его фразы из журнала, а также вновь повторил свою просьбу о приезде кого-нибудь из мудрых служителей братства. И через четыре месяца мне пришёл ответ… от моего первого адресата. Моё письмо почему-то опять отдали ему, и он накропал пару абзацев текста, во многом повторив уже опровергнутые мной доводы. Даже моя мама возмущённо сказала: «Как ему не стыдно писать такую чушь?!» А в качестве обоснования ненужности споров о крещении он выдвинул следующее соображение: «Ты наверно согласен с тем, что по обеим сторонам спорящих есть спасённые. А к чему тогда вся эта полемика?» Но если это не важно, тогда пускай меня примут в члены церкви. Если бы глава братства дал служителям такое указание, то основная проблема была бы решена. А так всё это лишь фарисейские отговорки, доказывающие полнейшее безразличие к моей судьбе. В конце служитель прямо написал: «Ответа я не жду», так что больше я не стал посылать никаких писем. А через некоторое время он умер, и главный служитель тоже – один до, а другой после гибели служителя, прогнавшего меня со съезда. Так они и не оказали мне никакой помощи и духовного попечения, тем самым наверняка подпортив себе кончину жизни, в остальном достойной уважения и похвалы.

В церкви же со мной приключилось ещё одно невообразимое происшествие. Я часто брал на служения свой фотоальбом и однажды, оставив его на скамейке, отошёл поприветствовать своего друга. Когда же я вернулся на место, альбома там не было. Я огляделся вокруг и увидел, что сидящий на сцене молодой брат вытаскивает из моего альбома фотографии, на которых были запечатлены его сёстры. Я потребовал у него вернуть мне эти снимки, но он отказался на том основании, будто я фотографировал его сестёр против их воли. Он передал мой альбом служителю, услышавшему наш спор, и повторил своё обвинение, а тот сказал, что забирает у меня эти фото. Я пытался настоять на их возвращении мне, но добился лишь его согласия на разбор этого дела членским собранием.

Однако и это собрание превратилось в фарс. Служитель прежде всего зачем-то рассказал обо мне много негатива, никак не относящегося к делу: что я несу в церковь лжеучение, нарушаю порядок, не слушаюсь служителей и т.д. Такое настраивание аудитории против обвиняемого является грубейшим нарушением судебных правил. Затем он обвинил меня в том, что я сфотографировал сестёр без их разрешения. Я возразил, что они сами попросили меня об этом. Однако они, к моему удивлению и сожалению, не подтвердили моих слов: одни сказали, что считали мой фотоаппарат принадлежащим кому-то другому (хотя спутать мой советский агрегат с обычными «мыльницами» было невозможно); другие – что я снимал их, пока они позировали другому фотографу; а остальные просто промолчали, видимо, не желая опровергать слова брата. Я предложил церкви посмотреть фотографии и убедиться, что там все девушки глядят в мой объектив и улыбаются, а такие снимки сделать насильно невозможно. Но служитель не стал меня слушать и объявил церкви о своём решении изъять у меня эти фото, на что ему никто не возразил. Хотя согласно закону никто из гражданских лиц не имеет права отобрать у человека принадлежащее ему имущество, это может сделать только судебный исполнитель по решению гражданского суда.

Поэтому действия служителя и церкви против меня в этом случае можно было квалифицировать в соответствии с уголовным кодексом как «грабёж (открытое хищение чужого имущества), совершённый группой лиц». И хотя впоследствии служитель, похоже, поверил моим объяснениям, однако снимков мне он так и не вернул, и они затерялись среди других служителей братства. А тот молодой брат так и не понял своей вины и даже предложил мне денег в качестве компенсации, которые я конечно же не взял, так как не собирался продавать эти фото и не считал деньги равноценной заменой им. И никто из участников этих событий даже не извинился передо мной за совершённое в отношении меня беззаконие. Таким образом в данной ситуации буквально исполнились слова Христа к фарисеям: «Не написано ли: дом Мой домом молитвы наречётся для всех народов? а вы сделали его вертепом разбойников» (Мар.11:17).

А на очередном крещении служитель запретил мне фотографировать. Я же возразил, что это моё законное право. Я специально просмотрел в Интернете множество юридических сведений об этом и потому был уверен в своих правах. Служитель не стал спорить со мной, а просто сказал, что предупредил меня. Когда же я в ходе служения попытался сделать снимки, некоторые братья стали мне мешать, упрекая меня в нарушении запрета и нарушая своими действиями чинность богослужения. Хотя служители не поручали им охрану порядка и не говорили никакого порицания в мой адрес. Поэтому неумеренная ревность этих добровольных блюстителей была явно неразумна. Их действия можно было уподобить поступку медведя из басни, который, охраняя сон путника, убил большим камнем муху на его лице, тем самым отправив его на вечный покой. Чтобы прекратить эту беспорядочную катавасию, я пообещал сделать лишь один снимок себе на память, после чего остальная часть служения прошла спокойно.

По возвращении же к церкви служитель поразил меня заявлением, что за моё непослушание его запрету меня больше не будут пускать в молитвенный дом. Чтобы хоть как-то обличить его в нарушении справедливости, я спросил, кто это решил – церковь или он сам. Он ответил, что это его решение и что он скажет об этом на членском собрании. Опять получилось, что приговор мне был вынесен заранее и приведён в исполнение ещё до суда. Да и самого суда как такового не было, так как меня на него не позвали и никаких моих показаний не выслушали. Причём некоторые братья, видимо, сознавали мои права и потому говорили, что меня наказывают не за фотографии, а за распространение моих заблуждений. Но ведь до сих пор меня не прогоняли из собрания несмотря на мои убеждения, а значит причиной запрета стало моё сегодняшнее поведение, в котором не было ничего противозаконного. Так что решение церкви было явно лицеприятным, не говоря уже о том, что противоречило всем евангельским принципам.

Но самое смешное было через два года, когда я решился попросить служителя пускать меня на собрания, пообещав не говорить прихожанам о моих взглядах. И он сначала поговорил о моём состоянии, о церковных порядках, а в конце сказал: «Ну а насчёт тебя что? Мы никому не запрещаем посещать собрания». То есть он не выдвинул никаких требований или условий, а просто сделал вид, как будто никакого запрета никогда и не было. Словно он не помнил, как ставил у церкви сторожей, как я устроил концерт перед закрытыми воротами, как меня неохотно пускали на открытые праздники Жатвы. Ну ничего, такое маленькое лицемерие я считал простительным, главное что этот дикий запрет был отменён и с тех пор на меня больше не налагали новых индивидуальных ограничений.

Такова история моих взаимоотношений с первой в моей жизни церковью, где я против всех своих ожиданий встретил много лицеприятия и лицемерия. Я даже стал полушутя-полусерьёзно называть себя индикатором закваски фарисейской. Но можно ли считать обнаруженные мной проблемы типичными для многих протестантских церквей или же такое могло случиться лишь в очень строгой консервативной церкви? Увы, к сожалению, подобные проявления фарисейства свойственны и более свободным либеральным церквам, как я вскоре убедился на личном опыте в церкви другого евангельского течения.

Эта церковь находилась гораздо ближе к моему дому – в пределах получаса ходьбы. Правда, в её учении было намного больше моментов, которые я считал заблуждениями. Зато мне нравилась её гостеприимная атмосфера и радушные дружелюбные прихожане. Также очень большим для меня плюсом было то, что в ней для причастия использовалось не вино, а виноградный сок, и что мне тоже разрешали участвовать в Вечере Господней. Поэтому где-то по прошествии года после открытия её молитвенного дома я окончательно расстался с предыдущей церковью и стал постоянным прихожанином этой церкви.

В скором времени я выразил пастору своё желание стать членом церкви. Он сказал, что всякий желающий присоединиться к церкви должен разделять её видение и пройти курс занятий для начинающих, но так как я придерживаюсь другого учения, принять меня в церковь они не смогут. Всё же я стал посещать эти занятия и полностью прошёл их курс (а впоследствии даже ещё раз).

И вот тут-то мне впервые встретилось лицеприятие, которое я, правда, понял гораздо позже. Дело в том, что в соответствии с правилами церкви по окончании начального курса его участники получали от пастора бланк заявления о приёме в члены церкви и заполняли его, после чего духовный совет рассматривал их просьбу. Но мне пастор об этом не сказал и не предложил заполнить заявление. Он лишь повторял, что без согласия с вероучением церкви меня не примут в её члены. Хотя если бы он относился ко мне без лицеприятия, то был бы должен вынести и моё прошение на рассмотрение духовного совета. Ведь официально я ничем не отличался от христиан, желающих перейти из другой церкви.

А так я продолжал посещать церковные собрания и молодёжную домашнюю группу. Пастор даже разрешал мне участвовать в песенном служении: я не раз пел и сольные песни (как правило на праздниках), и вместе с молодёжью, и в сопровождении подпевавшей мне взрослой группы. Но однажды пастор сказал, что некоторые члены церкви выразили ему своё недовольство тем, что он даёт мне петь на собраниях, в то время как я не соглашаюсь с церковным учением. И хотя сам он ничего не имеет против моего пения, но должен уважать желания прихожан, поэтому больше не может разрешать мне участвовать в служении.

Что ж, я понимал затруднительность его положения и не осуждал его за этот запрет. Но вот позицию этих неизвестных ревнителей я считал неправедной и лицеприятной. Ну, какое им дело до моих убеждений? Большинству прихожан нравились мои песни, так зачем было лишать их этого удовольствия из-за каких-то иллюзорных опасений за учение церкви? Если уж на то пошло, то пускай бы они поставили этот вопрос на членском собрании, чтобы все верующие могли выразить своё мнение и прийти к общему решению. Да и пастор как мудрый руководитель мог бы отдать решение этого вопроса на усмотрение церкви, а не пойти на поводу у группы особо нетерпимых прихожан. А то всё получилось как в тоталитарные времена, когда по анонимному доносу принимали крутые меры.

Ну как, пока знакомые запреты? Но сейчас будет нечто новое и невиданное. Однажды ко мне подошёл молодёжный лидер и с некоторой неловкостью попросил меня, чтобы я… не смотрел на молодых сестёр. Как он мне объяснил, некоторые девушки сказали ему, что часто замечали на себе мои взгляды и такое моё пристальное внимание их смущает. Вот уж никогда бы не подумал, что мне доведётся услышать такую невероятную претензию. Нечто подобное было разве что в жизни гроссмейстера Эдуарда Гуфельда, когда на одном из турниров судьи письменным постановлением запретили ему подходить к шахматистке, которая накануне смутилась от его влюблённого взгляда и зевнула ферзя. Но в отличие от него я ни на какую из сестёр не смотрел взглядом, который можно было бы назвать влюблённым, нежным, страстным, романтическим или откровенным. Мне было просто приятно видеть их знакомые милые лица, и я старался никому не уделять исключительного внимания, а уж тем более пристального. В конце концов, я же не могу вообще не смотреть ни на кого в церкви, поэтому пускай сёстры не думают лишнего и не требуют от меня полного отсутствия внимания. Так я и объяснил лидеру, попросив его успокоить сестёр на этот счёт. А вообще-то сейчас я уже могу сознаться, что любил тогда одну девушку, однако старался скрывать свои чувства, так что сделанное мной через несколько лет признание стало для неё большой неожиданностью. Думаю, этот факт является хорошим подтверждением правдивости моего ответа лидеру.

А ещё одна невесёлая история произошла тогда, когда я из желания помочь церкви в деле спасения грешников предложил пастору устроить мой сольный концерт. Я просил лишь предоставить мне время, музыкальную аппаратуру и помочь пригласить людей из мира. Он дал своё согласие, и я напечатал афиши и 250 приглашений, после чего пастор на нескольких служениях объявлял церкви о предстоящем концерте и предлагал верующим звать на него своих знакомых и приходить самим. А за двое суток до назначенной даты я обнаружил, что стопка приглашений лежит почти нетронутой – в ней оставалось порядка 150 карточек, и это при том, что я сам взял из неё немалую долю. Конечно, такая пассивность церкви меня очень огорчила. Пришлось мне самому раздавать все оставшиеся приглашения, и я два дня делал это на заводских проходных и в супермаркете.

Когда же я наконец пришёл на концерт, то увидел, что в зале нет никого из членов церкви кроме нескольких молодых людей, в основном задержавшихся после своей репетиции. А так было только с десяток человек из ребцентра, мой брат с женой да два приглашённых мной знакомых. Больше всего меня поразило то, что не пришёл ни один взрослый служитель. Но ведь евангелизационный концерт для того и устраивается, чтобы пришедшие на него неверующие люди могли познакомиться с церковью, подружиться с прихожанами и побеседовать со служителями о важных христианских и жизненных вопросах. И конечном итоге эти гости, по идее, должны стать христианами и присоединиться к церкви. Ну и каким же чудесным образом служители надеялись достичь этой цели без своего участия? Неужели они считали, что я в одиночку должен сделать всё для спасения этих людей – спеть песни, рассказать о Боге, привести их к покаянию и пробудить в них любовь к этой церкви? Со стороны служителей это самый бездумный фарисейский формализм. Я свою часть выполнил добросовестно, и один из моих знакомых потом очень хвалил меня за мои песни. Но я не мог с позиции опыта поговорить с пришедшими даже об освобождении от алкоголя, а занимавшиеся этим служением лидеры в это время сидели дома и отдыхали.

Поэтому я, неожиданно столкнувшись с таким равнодушием верующих, потом довольно долгое время ходил в расстроенном состоянии. А некоторые члены церкви обвиняли меня за это в гордости – мол, я переживаю из-за оскорблённого самолюбия, потому что на мой концерт пришло мало народа. Но я всего лишь снова оказался в роли индикатора лицеприятия, проявленного в этом случае христианами. Ведь когда их собственная группа прославления устраивала свои концерты, на них приходили и служители, и множество активных верующих, которые заводили знакомство с новичками и помогали им освоиться. Так что опыт проведения таких служений у церкви уже был, и лишь к моему концерту прихожане отнеслись с вопиющей безответственностью. Из-за этого у меня почти полностью пропала охота приглашать людей в эту церковь, где они могут встретиться не только с множеством заблуждений, но и с тупым равнодушием. Хотя я всё равно искренне считал, что лучшей церкви в нашем городе нет.

К своему 40-летнему юбилею я наконец закончил писать мой самый главный труд – книгу «История христианского крещения». Я очень надеялся, что она поможет верующим избавиться от застарелых заблуждений. Ведь когда-нибудь должно же произойти возвращение христиан к истине, так почему бы Богу не начать это дело с самой близкой мне церкви, где у меня есть много друзей? И я попросил пастора прочитать мою книгу и высказать по ней своё суждение, которое для меня очень важно. Он согласился, и я переслал ему на телефон свой файл, кратко объяснив, как его открыть. Через несколько недель я спросил его, читал ли он мою книгу, но пастор сказал, что не смог сбросить её на компьютер. Я посоветовал ему обратиться за помощью к кому-нибудь из его старших детей, которые хорошо разбирались в таких делах. А через некоторое время я послал этот файл на его страницу, о чём и сообщил ему. Однако он сказал, что у него нет ни времени, ни желания читать мою книгу. Я был просто поражён такой переменчивостью и спросил, почему же он тогда обещал мне прочитать её. А он сказал в ответ: «Чего ты хочешь? Чтобы я изменил свои взгляды? Я не буду этого делать». Но это же не было единственно возможным результатом, хоть я и надеялся на такой исход. Тем не менее пастор мог бы попытаться найти ошибки в моих доводах и дать приемлемые ответы на мои вопросы, если он был уверен в правоте своего учения и стремился помочь мне избавиться от заблуждений. Но он, похоже, не имел никакого желания сделать для меня хоть что-то входящее в обычные обязанности пастора и учителя. Формально у него была отговорка – я не член его церкви. Однако это и называется лицеприятием, когда христиан делят на «своих» и «чужих», до которых церкви якобы нет никакого дела.

Далее у меня произошла размолвка с молодёжным лидером. Однажды я вдруг обнаружил, что он стал очень часто в молитве обращаться не к Богу, а к Святому Духу. Раньше он делал это гораздо реже, а теперь я всякий раз замечал, как он просит, благодарит и прославляет Духа вперемешку с обращениями к Богу Отцу и Христу. Я уже давно думал о том, является ли такая практика нормальной и угодной Богу, и на основании Библии пришёл к однозначно отрицательному ответу. Этому вопросу я посвятил большую главу в начатой мною книжке «Не говорите лишнего». Поэтому теперь молитвы лидера очень сильно резали мне слух, и я даже не хотел отвечать на них «аминь», так как не знал, кого он просит и восхваляет – царствующего Господа или исполняющего Его волю посланника. И я сначала послал ему свою книжку, а потом попросил его не молиться Духу хотя бы в моём присутствии, чтобы не становиться для меня преткновением.

Книжку лидер прочитал, но исполнить мою просьбу отказался, хотя моих доводов опровергнуть не мог. Его единственным возражением была сентенция «Дух Святой – это Бог», что вовсе не равнозначно формулировке «Бог – это Дух Святой», которая ещё могла бы служить оправданием молитв Духу, не имеющих примера в Библии. Тогда я решил вторично обличить его уже при свидетелях согласно Матф.18:15-16, что и сделал после очередного молодёжного служения. Он же всё равно в итоге сказал: «Я буду молиться так, как меня побуждает Бог». Однако я абсолютно уверен, что если бы его попросил о том же самом пастор, то он наверняка проявил бы послушание и не ссылался бы на своё «вдохновение от Бога». Так что причиной его отказа, по всей вероятности, было предубеждённое отношение ко мне, как будто Бог может действовать только через пастора и авторитетных служителей и не может использовать в качестве вестника истины простого христианина, да ещё и отвергаемого поместной церковью.

О нашей беседе стало известно пастору, и в следующий раз он предъявил мне новое обвинение, с которым я ещё не сталкивался: «Ты подрываешь авторитет моего служителя». Ну и каким же загадочным образом я это делал? Неужели высказать лидеру свою точку зрения на его поступки и попросить библейского обоснования его действий означает подрывать его авторитет? Что-то я не нашёл в Писании ни единого упоминания о подобных «преступлениях». После беседы с пастором я специально спросил лидера, считает ли он, что я согрешил против него. Он без колебаний ответил, что конечно же нет, вот разве только кому-либо из свидетелей могло не понравиться такое моё поведение. Но в таком случае им следовало бы просто поговорить с лидером, чтобы убедиться в отсутствии криминала в моих действиях и словах. Поэтому обвинение пастора в мой адрес было явно необоснованным.

Пастор же сказал, что не рекомендует мне ходить на молодёжные общения – и из-за моего не вполне молодого возраста, и по причине трений с лидером. Ну, насчёт трений я только что всё объяснил, а что касается молодости, то никаких ограничений на этот счёт не было – лидер призывал приходить людей любого возраста. Я передал ему буквальные слова пастора: «Это не запрет, но я не рекомендую», – и спросил, можно ли мне посещать молодёжные служения. Он ответил, что не возражает, и даже добавил: «Лично я желаю, чтобы ты ходил, да и другие, наверно, тоже». Так что я со спокойной совестью игнорировал совет пастора как неразумный и лицеприятный.

Вскоре мне пришла мысль вместо устного прошения написать заявление о приёме меня в члены церкви. И на сей раз пастор всё-таки вынес этот вопрос на рассмотрение духовного совета. На обсуждении он прежде всего обвинил меня в том, что я не послушался трёх его просьб: 1) оставить молодёжное служение, 2) «не бунтовать, когда молятся в духе на языках» (хотя я возражал лишь против молитв Святому Духу) и 3) вообще уйти из их церкви в другую. Вот это третье требование является просто невероятным по своей дикости, хотя многие вполне зрелые христиане этого не понимают. Ведь оно никоим образом не содействует созиданию церкви, над которым должны трудиться служители да и все без исключения верующие. Пастор призван помогать посещающим служения людям присоединиться к поместной церкви, а не отправлять их в свободное плавание по принципу «пойди туда – не знаю куда». Невозможно представить, чтобы он советовал такое неверующим гостям или ещё не наученным истине прихожанам, к которым он со своей точки зрения должен был отнести и меня.

Более того, совет искать себе другую церковь является по сути лицемерным. Его официальная мотивировка имеет вид заботы о моём благе: «В нашей церкви тебе будет трудно из-за разногласий с нашим учением, поэтому найди церковь, где разделяют твои взгляды и где ты сможешь войти в служение». Однако при этом служители в душе считают, что их церковь придерживается правильного вероучения, а я ошибаюсь. И таким образом, они фактически советуют мне примкнуть к заблуждающейся церкви, находящейся в плену ложных доктрин, которые они иногда прямо называют ересью. Неужели они и вправду думают, что в духовном плане мне там будет лучше? И разве нормальный христианин может посылать человека туда, где проповедуется явная неправда? Я уверен, что если бы в собрание пришли люди, разделяющие учение Свидетелей Иеговы, то пастор ни за что не предложил бы им искать общину иеговистов, а постарался бы помочь им познать истину и примкнуть к поместной церкви. Почему же мне многие служители из разных церквей давали такой смертоубийственный совет?

То же самое можно сказать и о другой типичной рекомендации – «создай свою церковь с твоим учением». Но ведь на самом деле эти советчики и в страшном сне не хотели бы, чтобы я организовал еретическую с их точки зрения церковь и привлекал в неё их знакомых, друзей и тем более родных. Пастор в ответ на мой вопрос по поводу родственников сказал: «Упаси Господь». Но если он не будет считать мою церковь братской, угодной Богу, содействующей распространению Евангелия и спасению грешников, тогда зачем он предлагает мне создавать её? Чтобы я учил людей заблуждениям, совращал их с истинного пути, превращал их в нарушителей Божьих заповедей, калечил их судьбы и в итоге вместе с ними отправился в ад? Я не могу себе представить, чтобы он порекомендовал такое какому-либо деятелю, проповедующему человеческие жертвоприношения, самоистязания, развратные оргии, многожёнство, затворническое ожидание конца света, признание кого-то воплощённым Христом, отдачу руководству общины личного имущества и другие извращения, имевшие место в различных деструктивных сектах и культах. Возможны лишь два варианта: либо члены церкви признают мои взгляды правильными и меняют своё вероучение, либо не желают возникновения церкви с моим учением. Поэтому совет создать свою церковь является ещё одной лицемерной отговоркой служителей, не желающих исполнять свой долг пастора и учителя по отношению к инакомыслящим.

Причём я ещё спросил пастора, а дал бы он мне такой совет, если бы я был каким-нибудь явным еретиком – иеговистом, мормоном или последователем Бранхама. Он же своим ответом переплюнул все рекорды фарисейства: «Стань им, затем выслушаешь совет». Ну как мог Божий служитель сказануть такую несусветную чушь? Его что – Дух Святой вдохновил, мудрость свыше осенила или светлый интеллект подсказал ему эффективное решение моей проблемы? Увы, своей откровенно тупой фразой он лишь явно показал своё полнейшее равнодушие к моей судьбе и непреодолимое нежелание сделать хоть что-нибудь для меня. Фактически его слова означали: «Да иди ты хоть к дьяволу, только не приставай ко мне со своими вопросами». Мне весьма интересно, как бы он вёл себя, если бы на моём месте оказалась его жена. Неужели он поставил бы вопрос о её отлучении от церкви за несогласие с официальным учением и послал бы её искать церковь, где её примут? Неужели точно так же не стал бы вместе с ней разбирать Библию, не искал бы убедительных книжек, не подключил бы других сведущих в Писании братьев? Что-то мне не верится в такую беспристрастность.

Итогом духовного совета стало решение служителей не принимать меня в члены церкви из-за того, что я не разделяю её учения. Однако в церковных правилах для такой ситуации требование согласия с вероучением отсутствовало, а было лишь сказано, что членом церкви может стать любой крещённый по вере христианин, разделяющий её видение – краткую формулировку её главных целей и принципов. А поскольку я выражал своё согласие с видением церкви, то у служителей не было никакого законного основания отказывать мне в приёме. Хотя они и ссылались на устав церкви (который мне почему-то так и не дали прочитать), но я совершенно уверен, что в нём не было пункта о необходимости для новичка полного согласия с вероучением. Во всяком случае, в документах, которые читались вслух на собраниях или вывешивались на доске объявлений, об этом не было ни слова. Да и наверняка новообращённых невозможно за четыре месяца начального курса подготовки наставить во всех без исключения вопросах церковного учения. Так что служители по своему произволу добавили для меня это требование, не имеющее основы ни в Библии, ни в церковном уставе, и сделали это лишь из чисто умозрительных соображений – стремления к искусственному единомыслию. И получилось, что на бумаге верующие говорят одно, а на деле поступают по-другому, то есть опять-таки проявляют лицемерие.

Дата добавления: 2017-01-14