Моральное переживание мира цвета и музыкальных тонов 1 страница

Каждая вещь, каждый факт мира, а также и каждый поступок человека – все они имеют две стороны, они образуют как бы две полярные противоположности.

Вчера я обращал ваше внимание на то, как из эмоционального понимания нашего духовнонаучного мировоззрения в душу человека должны входить благоговение и преданность по отношению к духовному миру. Другой стороной такого благоговейно-преданного отношения является энергичная работа в своем собственном внутреннем мире, энергичное удержание в руках эволюционных факторов в собственной душе, взгляд вверх, на то, что наши переживания, которые мы испытываем в рамках нашего опыта, мы всегда использовали для того, чтобы чему-то научиться у них, немного пройти вперед в отношении сил нашего внутреннего мира, для того, чтобы мы всегда избегали опасности потерять самих себя; это тоже встречается в жизни, это происходит с нами сплошь и рядом, понимаем ли мы это с легкостью или с трудом. Для того, чтобы мы всегда имели возможность сохранить себя, чтобы мы могли из самих себя достигать силу, развивать понимание того, что часто подступает к нам как нечто внешнее, и может казаться непонятным, чтобы мы позволяли благоговению перед вещами, - о чем было упомянуто вчера, - сильно воздействовать на нашу душу, чтобы эта душа могла обрести правильное понимание по отношению к мировому бытию. - вот то, мои дорогие друзья, что хотелось бы мне сегодня, в начале года, сообщить в качестве новогоднего привета. Мне хотелось, чтобы за воспоминанием о благоговении следовало бы воспоминание об энергичной работе над нашим внутренним миром. Символом для такой последовательности воспоминаний является то, что в эту новогоднюю ночь нам светит из Космоса полная Луна. Если бы было наоборот, если бы начало года сопровождалось новой Луной, новолунием, то мне следовало бы в обратной последовательности вносить эти воспоминание в ваши сердца. В этом случае вчера я завершил бы год воспоминанием о внутренней эволюции, а сегодня за этим последовало бы воспоминание о благоговении.

Принимать во внимание такой символ, который сияет нам из Макрокосмоса, есть то, что все больше и больше должно будет рассматриваться как нечто важное. И если мы будем иметь в этом году спокойные мгновенья, то да позволим мы этому знамению, знаку действовать на себя, дадим ему воздействовать на нас так, чтобы в этом году могло иметь особенное значение, прежде всего, продумать то, что может сделать из нас сила благоговения, а затем продумать то, что должна сделать из нас сила внутреннего получения и сохранения внутренней душевной энергии.

Эта последовательность для данного года получена нами из звездных письмен; мир будет постепенно всё снова и снова постигать то, что чтение звездного письма всё же имеет значение для человека. Так мы пытаемся в этих отдельных подробностях, деталях почитать великие законы человеческого бытия, достигать созвучия между Макрокосмом и микрокосмом. Макрокосм элементарнейшим образом, именно в этой лунной фазе выражает себя для нас в эти дни, и мы находим созвучие Макрокосма с микрокосмом, если мы в течение этого года будем поступать в соответствие с тем, что рождается при таких болезненных обстоятельствах.

Если вы обратите внимание на основной тон сообщений последних дней, он покажет вам, что мы, - по отношению к важным для нас фактам, которые стали важными для нас благодаря этим духовнонаучным рассмотрениям, - живем в поворотное время, во время надежд, в то время, когда в нас должны возникать предчувствия того, каким образом должен происходить в дальнейшем ход культурного развития человечества на Земле, какой поворот должен произойти от чисто материалистического мировоззрения к спиритуальному мировоззрению. Однако то, на что указывается здесь, не сможет по настоящему выступить в полном объёме, если не захватит все области жизни, и, прежде всего в высшей степени не охватит область духовной жизни.

Из разных указаний мы можем знать, как действительное, проникнутое эмоцией, а не только рассудочное понимание духовнонаучного мировоззрения, должно иметь своим следствием поворот, как в художественном творчестве, так и в области потребления искусства; поворот к тому, чтобы могли излиться силы, приходящие к нам из духовнонаучных воззрений для художественного охвата мира. Разве не попытались мы нашим зданием наметить своего рода импульс, для, по крайней мере, малой части того, что из духовнонаучных импульсов может влиться в образы искусства, в художественные формы, в то, что мы можем иметь перед собой как искусство?

Полностью погружаясь в ощущения и чувства, которые может вызвать в нас духовнонаучное мировоззрение, мы можем увидеть перед собой время, время, когда путь к художественному началу во многих отношениях становится иным, нежели был он в истекшее время; наступает время, когда этот путь становится гораздо больше наполнен жизнью, когда то, что является средствами художественного творчества, значительно интенсивнее переживается человеческой душой, нежели было это в истекшие времена, наступает время, когда цвета и звуки будут переживаться человеческой душой гораздо интимнее, когда человеческая душа сможет в некотором роде переживать морально-спиритуальное начало, когда в произведениях искусства будут выступать нам навстречу следы космических переживаний души мастера-художника.

По существу, образ действий как у создателей произведений искусства так и у зрителей, пользующихся ими, представлял собой некоего рода внешнее созерцание, апеллирующее к тому, что могло подступить к художнику извне. Зависимость от натуры и модели становилась при таком созерцании все больше и больше. Не следует, впрочем, односторонне указывать на возможность отвержения натуры, отвержения внешней действительности в искусстве будущего. Это было бы чуждым. Становится необходимым указывать на еще более интенсивное совместное бытие с внешним миром, на столь сильное совместное бытие с ним, которое простирается не только на внешнее впечатление от цвета, звука и формы, но также и на то, что может быть пережито за звуком, за цветом, за формами, на то, что открывается в цвете, звуке и форме.

В этом отношении человеческие души сделают в будущем исполненные великого значения открытия. Они действительно свяжут свое морально-спиритуальное существо с тем, что приносит нам чувственно-воспринимаемая видимость. В этой области можно предвидеть бесконечное углубление человеческой души. Давайте сначала возьмем за основу нечто отдельное. Просто представим себе тот случай, когда мы направляем наш взор на окрашенную поверхность, сияющую красным цветом киновари, и примем дальше, что мы достигли способности забыть при этом все остальное, что есть вокруг нас, и полностью сконцентрировались на переживании этого цвета, так, что мы имеем перед собой этот цвет не только как нечто действующее на нас, но как нечто, в чём мы находимся сами. Тогда мы можем иметь как бы следующее ощущение: теперь ты сам находишься в этом мире, ты сам в этом мире становишься цветом, наиболее внутренняя часть твоей души целиком превратилась в цвет, и если бы ты мог выступить в мире с твоей душой, ты будешь выступать там как душа, наполненная красным, ты повсюду будешь жить в красном цвете, с красным цветом и исходя из красного. - Однако при такой интенсив­ной душевной жизни, это не может быть пережито без того, чтобы соответствующее ощущение не пе­решло в моральное переживание, в действительно моральное переживание.

Когда человек как бы плывет через мир как нечто красное, став идентичным с красным цветом, - когда для него сама его душа, как и мир, является совершенно красной, тогда в этом, ставшем красным мире, вместе с которым сам человек превратился в нечто красное, не избежать ощущения, как если бы весь мир вместе с нами самими пронизан в этом красном цвете субстанцией божественного гнева, который со всех сто­рон излучается на нас за всё то, что есть в нас как возможность зла и греха. В этом бесконечном красном пространстве мы можем ощутить себя словно находящимися перед карающим Судом Божиим, и наше моральное ощущение может стать моральным ощущением, расширившимся в пространстве до бесконечности. И когда затем наступает реакция, когда в нашей душе всплывает нечто, если мы переживаем себя в бесконечно красном, - я мог бы также сказать, в единственно красном цвете, - тогда это может быть только так, что это можно было бы обозначить словами: человек учится молиться. Если человек может пережить в красном излучение и пылание Божест­венного гнева относительно всего, что может находиться в чело­веческой душе как возможность зла, если человек может испытать в красном, как научиться молиться, - тогда переживание себя со­вместно с красным цветом бесконечно углубляется. Тогда мы можем также проследить, как красный цвет, формируясь, может выступить в пространстве.

Затем мы можем понять, как мы можем пережить неко­е Существо, которое излучает из себя добро, которое преисполне­но божественной доброты и божественного милосердия; Сущест­во, которое мы хотим ощутить в пространстве. Затем мы будем чувствовать необхо­димость того, чтобы эти ощущения присутствия в пространстве Божествен­ного милосердия, Божественного блага, смогло выразиться в форме цвета. Мы ощутим потребность дать защиту тому пространству, чтобы оттуда излучалось благо и милосердие. Пока этой защиты не было, все это было собрано, будучи вполне сосредоточено в одном центральном пункте, а теперь это благо и это милосердие выносятся в прост­ранство, распространяясь подобно облакам; так они оттес­няют, рассеивают то, что отступает перед милосердием, и мы получаем чувство: ты должен сделать красный цвет текущим. И тогда мы получим чувство: здесь (изображается на рисунке) в середине мы должны слабо наметить своего рода розово-фиолетовый цвет, который излучается в рассеивающийся крас­ный цвет.

Тогда всей нашей душой мы будем находится при таком само-формировании цвета. Всей нашей душой мы будем чувствовать переживания, которые испытывали те существа, которые особенным образом относятся к нашему земному становлению и которые, поднявшись до бытия Элохимов, научились создавать мир форм, исходя из цвета. Мы будем учиться ощущать нечто от созидания Духов Формы, которых мы знаем как Духов-Элохимов; тогда мы поймём, как формы могут быть произведени­ем цвета, что отмечено в нашей первой Драме-Мистерии. Нам станет понятно кое-что относительно того, как окрашенная поверхность становится для нас тем, что следует преодолеть, если мы хотим вместе с цветом вступить в Космос. Если это происхо­дит при наличии сильного желания этого, тогда может возникнуть такое ощущение, какое живет в Штрадере в тот момент, когда он смотрит на портрет Капезия и говорит: "Проткнуть мне хочется картину".(перевод Николая Белоцветова)

Рассматривая такую мистериальную игру, вы увидите, как в этой мистериальном спектакле предпринимается попытка в действительно художественной форме представить то, что предстаёт перед нами, если наши души пытаются принимать нечто от космических сил, если они сопереживают себя вместе с Духами Космоса. Поистине, это и было началом всякого искусства. Но затем должна была придти материалистическая эпоха; и это древнее искусство, выступавшее со своими божественными оттенками, когда духовное, как внутренняя сущность, открывалось посредством материи, должно было измениться во вторичное материалистичес­кое псевдоискусство, которым в существенном является искусство материалистической эпохи, является тем искусством, которое не творит, но может только дополнять уже созданное. Признаком всего вторично-художественного, всего псевдо художествен­ного является то, что оно может только повторять, дополнять, что оно нуждается в теме, в сюжете чтобы, повторяя, следовать им, и что оно не является первичным и одновременно с содержанием не создаёт форму.

Возьмем нечто другое. Проделаем то, что мы сейчас проделали с красной поверхностью, с поверхностью, окрашенной в оранжевый цвет. С поверхностью оранжевого цвета мы будем испытывать нечто совершенно иное. Когда мы погружаемся в нее и становимся единой с нею, то мы не будем иметь тех ощущений божественного гнева, направленного на нас, но мы почувствуем: то, что теперь направлено на нас, еще лишь в самой малой степени имеет в себе серьезность гнева; но это нечто такое, что хочет доверить себя нам, предаться нам, - оно не хочет нас только карать, но хочет вооружить нас внутренней силой.

Когда мы входим в этот мир и становимся едиными с поверхностью оранжевого цвета, мы движемся так, что с каждым дальнейшим шагом чувствуем следующее: посредством этого ощущения себя в оранжевом цвете, посредством этой жизни в силах оранжевого цвета мы вступаем в мир силовым образом, мы становимся сильнее и сильнее, нас не грозит раздавить суровая расправа, но то, что подступает к нам из оранжевого цвета, приходит, не только карая, но и усиливая. Так вживаемся мы в мир с оранжевым цветом. Тогда мы научаемся стремлению постигать сущность вещей и соединять с нею нас самих. Благодаря жизни в красном цвете мы учимся молиться. Посредством жизни в оранжевом цвете мы учимся познанию, - жажде познания внутренней сущности вещей.

Если же имеется поверхность желтого цвета, и мы проделываем с нею то же самое, тогда в этом переживании желтого мы чувствуем себя, я бы сказал, словно перенесенными в начало нашего цикла времени. Мы чувствуем: теперь ты живешь в тех силах, из которых ты был со­здан, когда вступал в твою первую земную инкарнацию. - То, чем является человек на всем протяжении существования Земли, он ощущает родствен­ным с тем, что выступает ему навстречу из окружающего мира, в который он несёт себя, став идентичным желтому цвету.

А если отождествляют себя с зеленым цветом, и с этим зеленым цветом шествуют через мир, чего можно достигнуть особенно легко, если пытаются позволить своему взгляду скользить по зеленому лугу и стараются отвлечься от всего остального, стараются полностью сконцентрировать внимание на этом зеленом лугу, погрузиться в зелень луга, созерцать зеленое как поверхность неко­его красочного моря и затем погрузиться в зеленый цвет: если стараются жить в мире таким образом, то переживают внутреннее усиление того, чем является человек в отдельной инкарнации. Человек переживает, внутреннее оздоровление, но вместе с тем - также становление внутреннего эгоизма, возбуждение эгоистических сил в собственном внутреннем мире..

Если же это проделывают с поверхностью синего цвета, то шес­твуют через мир, ощущая потребность все дальше и дальше шествовать вместе с синим цветом, преодолевать в себе эгоизм, и как бы становясь макрокосмическим, развивать самоотдачу. Ощущают себя счастливыми, если могут оставаться в этом представлении благодаря встрече с божественным милосердием. Идя через мир, человек чувствует себя щедро наделенным божественным милосердием.

Так учатся познавать внутреннюю природу цветового, хроматического. И как сказано, можно предвидеть наступление времени, когда подготовка, которую будет проходить живописец как художник, станет означать такое моральное переживание в цвете, когда гораздо интенсивнее, гораздо интимнее, нежели было это в древности, будет переживание, которое подготавливает к художественному творчеству. Ибо то, что я здесь даю, есть всего лишь отдельные намеки, отдельные указания на то, что еще должно быть развито в будущем дальше. Имея колоссальный смысл для художественного творчества, они будут охватывать человеческую душу и смогут оживлять её, тогда как вступление материалистического культурного развития в нашу теперешнюю эпоху опустошило человеческую душу, сделало ее пассивной. Души, благодаря внутренней силе должны будут снова побуждаться, они должны будут охватываться внутренними силами самих вещей. Таким специфическим примером, приведенным мною, являются текущие в мире цвета.

Совершенно подобным образом наступает углубление и оживление человеческой душевной жизни благодаря миру звуков. Существенной особенностью истекшего периода в этом отношении является то, что человек переживает отдельный музыкальный тон как таковой и затем отношение одного тона к другому. В будущем человек сможет своим переживанием проникать за музыкальный звук. Он станет воспринимать звук, как будто некое окно, через которое он вступает в духовный мир, и тогда он не будет зависеть от неопределенного чувства того, как тон при­соединяется к тону, например, становясь мелодией; нет, за отдельными звуками душа будет иметь морально-спиритуальные переживания посредством звука. Как через окно душа будет проникать в спиритуальный мир. Тайны отдельного звука будут раскрываться за звуком в этом переживании отдельного звука.

Мы еще далеки от того чувства, чтобы мы через каждый звук, как через окно, могли подниматься из мира внешних чувств в спи­ритуальный мир. Но это придет. Мы станем ощущать музыкальный тон словно некое отверстие, который готовили Боги из лежащего по ту сторону от нас спиритуального мира, в этот физически-чувственный мир, и мы будем через звук подниматься из физически-чувственного мира в спиритуальный мир. Мы будем, например, через "приму", которую мы ощущаем абсолютно, а не в примы­кании к предшествовавшим звукам звуковой шкалы, чувствовать, как из чувственно-воспринимаемого мира мы поднимаемся в спиритуальный мир, хотя и исполненным опасности образом. Опасность состоит в том, что это восхождение угрожает полностью пленить нас, что прима, как страшная всасывающая сила, хочет захватить нас через окно этого музыкального тона и дать нам вполне исчезнуть в спиритуальном мире. Мы будем ощущать, если мы ощутим приму как нечто абсолютное, что мы спиритуально еще слишком слабы в физически-чувственном мире, и что мы будем всосаны спиритуальным миром, если поднимемся через это окно. Это будет тем моральным ощущением, которое мы сможем иметь при восхождении в спиритуальный мир через приму. Однако я сейчас характеризую это упрощенно, оно будет ощущением, содержащим в себе весьма дифференцированные, бесконечно многообразные частности, которые мы тут переживаем.

Когда мы затем как через окно поднимемся из физического мира в спиритуальный мир посредством секунды, то мы ощутим, как если бы по ту ­сторону, в духовно-спиритуальном мире были силы, которые будто бы испытывают сострадание к нашей слабости и говорят: как же ты ослабел в этом физически-чувственном мире! Если ты поднимешься в духовный мир только через приму, то я должен растворить тебя, должен всосать тебя, должен расщепить, раздробить тебя. Но если ты поднимаешься посредством секунды, то я хочу нечто принести тебе навстречу из духовного мира и напомнить тебе о том, что тоже находится по ту сторону. - Если мы поднимаемся из физического мира в спиритуальный мир посредством секунды, отличительным признаком является то, как если бы навстречу нам звучала некая сумма звуков, некое число звуков, которые некто воспринимает. В совершенно беззвучный мир вступают тогда, когда вступают в спиритуальный мир через абсолютную приму. В мир, в котором, если прислушаться, тихо звучат, различные высокие тона, которые хотят утешить человека в его слабости, приходят тогда, когда проникают через секунду. Но проникать тут надо так, как, конечно нельзя проникнуть через окно в физически-чувственном мире, ибо тут наблюдается странное свойство, как если бы, проникая через окно, мы брали бы это окно с собой. Но в духовном мире это надо делать, надо брать окно с собой, брать с собой эти звуки, и идентифицируясь с ними жить по ту сторону в спиритуальном мире, по ту сторону перепонки, пелены, отделяющей нас от физически-чувственного мира.

Когда в духовный мир вступают через терцию, то чувствуют сильную, ещё более сильную слабость. Если человек вступает в спиритуальный мир так, то он будет чувствовать, что был, в сущности, слаб в физически-чувственном мире, слаб по отношению к его спиритуальному содержанию. Но по отношению к терции, - ведь он становится звуком, он сам становится терцией, - человек чувствует, что тут, по ту сторону, есть друзья, которые сами не являются терциями, но которые подступают к нему сообразно тому, как был он подготовлен в физически-чувственном мире. В то время как при проникновении в спиритуальный мир через секунду, имеется как бы тихое звучание многих тонов, с которыми человек живет сообща, - то при проникновении через терцию, навстречу человеку звучат как бы дружественные тона. Те, кто хотели бы стать ком­позиторами, должны проникать в спиритуальным мир в особенности че­рез терцию, ибо в этом случае им даются последовательности звуков, музыкальные композиции, побуждающие их художественное творчество. Не всегда эти дружественные звуки бывают одними и теми же для человека, но их род зависит от того, каким человек был в своем настроении, переживании, темпераменте, короче, какой образ жизни он вёл, если он вступает в духовную жизнь через терцию; при этом даётся бесконечное многообразие мира звуков.

Если же в духовный мир проникают через кварту, то имеют достойное внимания переживание: переживают, что теперь ни с какой стороны не всплывают никакие другие звуки, но то самое, что уже всплыло, что было пережито на опыте с терцией, живет в душе в легко приходя­щих воспоминаниях. Тогда, живя дальше со своими звуковыми воспоминаниями, - проникнув в спиритуальный мир через кварту, - обнаруживают, что эти звуковые воспоминания все время принимают разную окраску, что они, то развиваются до ярчайшей светлости, радости, то впадают в депресию крайний печали, - становятся то солнечно светлыми, то траурными вплоть до могильного покоя. Темперация голоса, повышение и понижение звука, короче, ход изменение нас­троения музыкального произведения, задаётся таким путем, посредством этих музыкальных воспоминаний.

Квинта дает более субъективные опыты и переживания; она дейс­твует, стимулируя и обогащая душевное переживание. Она действует по­добно некой волшебной палочке, расколдовывая тайны мира звука из непостижимых глубин.

Такие переживания человек будет иметь, тогда, когда общаются с вещами и явлени­ями окружающего мира, не просто глядя на них, слушая их, но когда их внутренне переживают. Благодаря переживанию такого рода относительно цве­та и звука, но также и относительно форм, короче, относительно всего худо­жественного, может быть найден путь, по которому надо пойти человечес­тву, чтобы вообще выйти из чисто внешнего отношения к вещам и событиям, - что является признаком материалистической эпохи, - и проник­нуть во внутренние глубины вещей, в их тайны.

Тогда к человеку придет сознание, - в высшей степени значительное сознание, - об его связи с Божественно-духовными силами, которые руко­водят им и ведут его через мир, но для материа­листического сознания остаются на уровне подсознания. И тогда, прежде всего, выступит нечто подобное внутреннему переживанию тех сил, которые, например, проводят человека от одной инкарнации к другой.

Если мы не растопим локомотив, он не поедет вперед по железно­дорожному пути. Силы, приводящие к свершениям в мире, должны непрес­танно побуждаться. Так должны побуждаться и те силы, которые толкают человека вперед. Но человек должен учиться знанию о своей связи с этими силами.

Мне пришлось получить следующий достойный внимания опыт. Был один правовед, один адвокат, очень известный в одном месте, где я какое-то время жил; один крайне знаменитый адвокат, к которому люди прямо-таки стекались, считая, что именно он должен вести труднейшие процессы. Так оно и было во многих случаях. Его адвокатская диалектика была исключительна, и люди, которые его знали, с большим почтением относились к его адвокатской диалектике. Ему дали вести один трудный процесс одного богатого человека. Дело шло о наложении большого штрафа на этого богатого человека в результате процесса, в случае вынесения обвинительного приговора. Адвокат напрягал самую изощрённую диалектику, проявлял удивительнейшую адвокатскую ловкость. Он выступал с длинной речью, и в аудитории сложилось впечатление, что если присяжные, - а дело разбиралось в суде присяжных, - не оправдают обвиняемого, то неизвестно будет, где же должны находится пределы адвокатского искусства! Все, кто слышал, какую невероятную последовательность проявил адвокат, были уверены, что присяжные сейчас удаляться, чтобы оправдать обвиняемого.

Однако в этом суде был не только ловкий адвокат, но и ловкий председатель суда; несмотря на то, что времени для вынесения приговора было ещё вполне достаточно, этот председатель заявил: на сегодня мы прерываем заседание и продолжим завтра. - На следующий день, до обеда, должно было состояться заседание присяжных; вследствие этого присяжные имели целую ночь времени, чтобы ещё раз поразмыслить над этим делом. Наступил следующий день. Это «затягивание решения» на одну ночь, как он потом это называл, было для адвоката крайне неприятным. Заседание началось, присяжные удалились, все ожидали их возвращения с напряжением, но самое большое напряжение испытывал сам адвокат. Через четверть часа присяжные вернулись назад; когда адвокат услышал, что присяжные через такое короткое время возвращаются из совещательной комнаты назад, он упал в обморок. Да, он упал в обморок. Он пришёл в себя, его поддерживал один из его друзей. Обвиняемый был действительно осужден. Но адвокат узнал об этом только после того, как очнулся от обморока.

Что можно было бы сказать с чисто человеческой точки зрения, наблюдая внешний ход этих фактов? Могли бы сказать так: адвокат был очень тщеславным человеком, и для него столь многое зависело от выигрыша в этом процессе, что он упал в обморок перед вынесением приговора. Когда он увидел, что присяжные совещались так недолго, он уверился в том, что обвиняемый осужден, поскольку для его оправдания им потребовалось бы гораздо больше времени.

Однако дело обстояло не так, как можно было бы представить себе его при внешнем рассмотрении. За этими событиями скрывались иные обстоятельства, о чем я сейчас расскажу. Другие обстоятельства или история состояла вот в чём: этот адвокат незадолго до этого процесса был захвачен тем, - а я его хорошо знал, - что можно было бы назвать дьявольской игрой. Он брал деньги, доверенные ему на хранение и играл с ними на бирже. Это было его чистейшей страстью, и незадолго до начала этого процесса, он проиграл большой денежный вклад, доверенный ему. Ему было обещано, что если он выиграет этот процесс, получит так много, что сможет компенсировать недостачу.

Итак, он упал в обморок не из-за болезненного тщеславия; нет, он упал в обморок, когда через четверть часа присяжные вышли с обвинительным приговором, поскольку его состояние было тем самым фактически уничтожено. Ибо теперь он уже не мог надеяться на то, чтобы снова возместить проигранный им денежный вклад. Итак, всё его положение зависело от результата этого процесса. Его падение в обморок было символическим указанием на то, что в этой инкарнации он вообще был уничтожен. Затем он был вынужден бежать в Америку, и влачил там, в Америке весьма незавидное существование на весь остаток своей инкарнации.

В этом случае мы видим следующее. Мы видим, что очень часто в жизни выносятся ошибочные суждения, причем исключительно хорошими людьми, которые никогда не испытывали чего-то подобного тому, что разыгрывалось за кулисами этого процесса. Если бы они только слышали на процессе этого, так хорошо обученного диалектике адвоката, и затем увидели, как он падает в обморок, они вполне могли бы вынести такое суждение: есть люди, которые столь тщеславны, что из-за одной неудачной речи теряют сознание. – Можно было бы так и остаться с таким суждением.

Чтобы мочь в данном случае судить правильно, надо было ещё знать слой фактов. Для многих дел необходимо знать даже много слоев, так как иначе можно быть правым относительно одного слоя, который видят, но, тем не менее, выносить неверное суждение. Это внешнее. Но дело имеет дальнейшую закулисную основу. Этот человек должен был найти путь из этой инкарнации в следующую. Тут мы имеем пример того, как мудрое мировое водительство как бы внедряет в душу те силы, которые необходимы, чтобы перенаправить душу из одной инкарнации в следующую. Этот человек пришел к такому жизненному конфликту, что этот жизненный конфликт лишил его возможностей к существованию. Возникло страшное положение; положение было таково, что больше не существовало сил, которые могли бы перенести его в ближайшую инкарнацию. И вот происходит случай, когда ненадолго его сознание гаснет. И в то время, когда сознание в этой человеческой душе ненадолго погасло, в эту человеческую душу извне смогла внедриться спиритуальность самых разных видов. В этот момент в неё проникли силы, пригодные для того, чтобы дать ему импульс, побуждение для перехода в следующую инкарнацию. Конечно, такая подача импульса, подача побуждения происходит в самых разных формах. То, что я описываю здесь, было особенным случаем.

Эти стимулы всегда имеются в наличии. Но тем самым я всего лишь хотел показать вам, как сознательная жизнь человека примыкает к бессознательному течению, как в сознательном её течении имеются точки, где она сжимается для того, чтобы нечто могло придти из бессознательного. Эти бессознательные моменты не должны продолжаться долго, это может быть коротким обморочным состоянием. И, тем не менее, бесконечно многое может из спиритуально-жизненных сил излучиться в природу человека, может быть и из злых сил, которые способны на то или иное.

Этот последний пример и то, что я хотел сообщить вам с его помощью, я привел по той причине, чтобы показать, как при наблюдении мира человечество должно пытаться принять к сведению те связи, которым материалистическое мировоззрение не придаёт значения.

Человек будет приходить к тому, чтобы постепенно вглядываться в те жизненные связи, чтобы познавать те моменты, когда к каждому человеку подступает спиритуальное. В будущем мир не будут рассматривать так односторонне, так однозначно, как это делают сейчас, когда пытаются объяснить его материальными причинами. Нет, в будущем мир будут отображать так, что материальное начало поставят на подобающее ему место, и в то же время узнают, что тут есть многое, помимо чисто материальных явлений, узнают, что через материальные явления проглядывает спиритуальное.

Дата добавления: 2017-01-14