Мораль и право 1 страница

Грани права

Право — сложное, многогранное явление. — Основные грани права. — Закон (письменные юридические документы) и догма права. — Догма права (продолжение). — Правовое содержание — Правовое содержание (продолжение; парадоксы разработки). — Правовые идеи "в праве". — Философское и идеологическое зна­чение граней права.

Право — сложное, многогранное явление. Пора ска­зать о том, что феномен в жизни общества, о котором идет речь с самых первых страниц этой книги, "право", — явле­ние многоликое. Причем право не во всех своих разноплоскостных значениях, а именно — позитивное право.

С одной стороны, право — явление предельно простое, ясное и очевидное для каждого. Этим и воспользовался ав­тор, когда с самого начала охарактеризовал право при про­стом его понимании как критерий, который определяет, кто и что "вправе" или "не вправе" делать, иметь; и такое про­стое определение, как мы видели, совпало с предельно ши­роким значением рассматриваемого понятия. Кант по этому поводу сказал так: "Понятие права, которым пользуется здравый рассудок, вполне совпадает с тем, что может раз­вить из него самого самая утонченная спекуляция"².

Вместе с тем право — явление непомерно сложное, с трудом поддающееся научному определению, пожалуй, даже загадочное, в чем-то непостижимое. Недаром одно только это слово — "право" — имеет столь много значений, значений разных и одновременно скрывающих нечто единое, основательное. И недаром это явление, близкое по многим характеристикам к закону, все же именуется не "законом", а именно "правом".

¹Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 538.

2 Кант И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 62.

Основные грани права. Сложность социального явле­ния обозначаемого словом "право", в значительной степени объясняется тем, что оно имеет ряд граней. Наше внимание и мысль схватывают то одну, то другую из этих граней, нередко гиперболизируют и возвеличивают одну из них, порой представляют ее в виде единственной, всепоглощаю­щей. Отсюда — бесконечные, непрекращающиеся споры о понимании права — тем более острые, иной раз ожесточен­ные, что к научным соображениям примешиваются полити­ческие мотивы, личностные амбиции (особо острые, увы, в научной среде).

Основными гранями права (или, если угодно, пластами правовой материи) являются:

догма права;

правовое содержание;

правовые идеи.

Здесь автору по логике вещей придется углубиться в некоторые сухие и отвлеченные технико-юридические по­нятия и конструкции. И потому прошу у читателя терпения и снисхождения к излагаемому материалу и к автору.

Закон (письменные юридические документы) и дог­ма права. В обыденном сознании широко распространено представление о единстве, тождественности "права" и "за­кона". Для человека, не искушенного в юридических тонко­стях, выражения "российские законы" и "российское право" говорят, по сути дела, об одном и том же.

Здесь, думается, проявляется одно из подмеченных в науке и в практической жизни достоинств здравого смысла, опирающегося на "мудрость слов" и подчас в этой связи схватывающего очевидные и в то же время непреложные и основательные характеристики вещей.

Именно такой характеристикой в отношении права — очевидной, непреложной, основательной — является то, что право, существующее в данном обществе как особое юридическое явление (напомню — позитивное, писаное право), представляет собой официальный государственно-обязатель­ный институт, выраженный в действующих, обеспеченных законах, иных юридических документах.

Вместе с тем наука потому и наука, что она не ограничивается одними лишь очевидными феноменами, а дальше, стремится проникнуть вглубь, в тайну вещей.

С этих позиций нужно видеть различие и в то же мя тесную взаимозависимость между двумя рядами явлений из области права:

а) законам, то есть документами, писаными фрагмен­тами осязаемой действительности, содержащими словесную знаковую информацию;

б) содержащимися в законах частицами правовой реальности — нормами, правами и обязанностями, юридиче­скими гарантиями и др.

Вот эти частицы правовой реальности, содержащиеся в нормативных документах (законах), и есть — если ис­пользовать исторически сложившуюся специальную терми­нологию — догма права.

Стало быть, под "догмой права" следует понимать те наличные объективированные частицы правовой видимой действительности, которые содержатся в юридических до­кументах и выражены в юридических нормах, их совокуп­ностях, правовых отношениях, юридических актах.

Слово "догма" не имеет здесь никакой оценочной на­грузки (вроде той, которая для привычного политизирован­ного восприятия звучит в словах "догматик", "догматический взгляд"); оно только фиксирует тот факт, что упомянутые правовые реалии (нормы, правоотношения, акты) — это твердые, постоянные, неизменные в каждый данный мо­мент, а главное, внешне объективированные феномены из мира правовых явлений, то есть своего рода наличная, ви­димая и осязаемая правовая реальность.

Если допустимо (на мой взгляд, вполне допустимо) упот­реблять выражение "правовая материя", то вот она, эта "материя", наиболее бесспорная, зримая частица из мира юридических явлений, в отношении которой уместно дан­ное слово.

Итак, необходимо с должной строгостью различать дог­му права в целом и важную ее составляющую — норматив­ные документы, "закон" (и в то же время видеть их единство, взаимозависимость). Под "законом" понимаются преимуще­ственно официальные юридические документы, иные внеш­ние источники, в которых содержатся юридические нормы; это всего лишь внешняя форма права, вполне обоснованно названная в юриспруденции "источниками права". При по­мощи этих документов, источников, определенные нормы, отношения, акты вводятся в мир юридической реальности, становятся правовой действительностю¹ (а из нее же, как изо всякого источника, ''черпаются'' людьми).

Догма права (продолжение). Догма права в только что указанном значении является предметом исконной юриди­ческой науки — аналитической или догматической юриспруденции (юридического позитивизма). Исконной — потому, что в соответствии с требованиями юридической практики и практики обучения юристов-профессионалов научное рас­смотрение правовой действительности ограничивается в основном формально-логической (аналитической) проработ­кой правового материала, и это необходимо с юридико-профессиональной точки зрения для решения практических задач, для лучшего понимания и применения правового материала при рассмотрении и решении юридических дел, а также для обучения юристов-практиков. Такая проработ­ка состоит главным образом в том, чтобы классифициро­вать правовые явления, определить их природу через ряд более простых понятий, очертить их признаки и юридиче­ские особенности.

Так как аналитическая проработка правового материала в принципе, по своей основе, не идет дальше формально­логических операций, то она сама по себе — обратим вни­мание на этот момент — не включает какого-либо фило­софского осмысления явлений правовой действительности. По сути вещей, здесь более всего уместна постановка во­проса о философских предпосылках аналитической прора­ботки материала, и прежде всего о ближайшей из таких предпосылок — представлениях о "форме" и "содержании" и о возможности самостоятельного, самодостаточного, неза­висимого от "содержания" аналитического изучения явлений, относящихся к "форме" (к их числу и принадлежат явления, охватываемые понятием "догма права"). Только Последнее время в науке отмечено тем, что в область юри­дического позитивизма проникают достижения смыслового, семантического анализа, осуществляемого одним из ответвлений современной философии —

¹С рассматриваемой точки зрения представляют интерес выска­занные в российской юридической литературе последнего времени сооб­ражения, в соответствии с которыми "выраженные и представленные в правах равенство, всеобщность, независимость, свобода индивидов носят формальный характер"; причем — "форма здесь не внешняя оболочка. Она содержательна..."; и поэтому, как верно пишет B.C. Нерсесянц, ''своим всеобщим масштабом и равной мерой право измеряет, "отмеряет" и оформляет свободу индивидов" (Теория права и государства / Под ред. Г.Н.Манова. М., 1995. С. 288).

герменевтикой (прежде всего герменевтикой в области этики и политики¹).

Известная отдаленность догмы права от философии, ничуть не умаляет значения классической (аналитической догматической) юриспруденции. По своему содержанию и значимости в жизни общества она представляет собой один из существенных элементов человеческой культуры.

Это важно отметить еще и потому, что отмеченные ранее свойства права (прежде всего его всеобщая нормативность, а также определенность по содержанию, государственная гарантированность) на практике существуют в догме права, в реальной правовой материи. Из этого помимо всего проче­го следует, что характерная для позитивного права форма­лизация критериев, мер, "измерителей" индивидуальной свободы, когда обретение субъектами индивидуальной сво­боды происходит при помощи всеобщего и формализован­ного масштаба, имеет определяющее значение для объек­тивизации права, формирования его "тела" — того, что об­разует правовую материю².

Аналитическая юриспруденция достигла весьма высо­кого уровня развития в Древнем Риме и предстала на дол­гие века перед всем миром в виде классических клас­сификаций, формул, сентенций и соответствующей им лек­сики, глубоко и всесторонне повлиявших на последующий правовой прогресс.

Хотелось бы при этом обратить внимание на то, что вовсе не случайно достижения древнеримской юриспруден­ции были позже охарактеризованы знатоками римского права как явления "писаного разума". Действительно, луч­шие образцы древнеримской юриспруденции были не столько продуктом согласований и коллективной технико-юридиче­ской отработки текстов документов (что присуще законода­тельным установлениям, когда во имя общего согласия сглаживается или вовсе теряется оригинальная и сильная мысль), сколько результатом индивидуального творчества великих римских юристов: преторов, судей, знатоков юрис­пруденции — носителей особого права — ius respondendi.

¹ См.: Рикёр П. Герменевтика. Этика. Политика. Весьма существен­ными представляются уже приведенные ранее мысли автора о значении в духовной, интеллектуальной жизни общества письма, с которым в мире юридических явлений и связана догма права. (С. 7—8).

² Именно это обстоятельство является решающим аргументом для понимания права как институционного образования (и как раз в этой свя­зи оно использовалось в литературе для того, чтобы, строго разграничи­вая "право" и "закон", вместе с тем не отрывать их друг от друга, не противополагать их).

Того творчества, в котором только и раскрывается величие и тайна Разума высшего творения Вселенной.

Отмеченные особенности римского права необходимо должным образом учитывать при выработке общих представлений о праве, его оценке. В этой связи есть основание вернуться к одному из рассмотренных ранее положений. Недостаточное внимание к многогранности права, в том числе – к тому что даже те его грани, которые относятся к юридиче­ской догме, имеют основополагающую юридическую ценность, приводит не только к однобоким трактовкам этого сложного социального явления, но и к суждениям, трудно согласую­щимся с данными правовой культуры. Так, Э.Ю.Соловьев, один из тех видных российских философов, который сформу­лировал поразительно точные положения о сущности права в его гуманистическом понимании, заявил, отправляясь от глав­ных идей такого понимания, что для тезиса о том, что римское право "еще не право", "есть самые серьезные основания" и что "римское имущественное право — это протоправовой фе­номен, хотя и величественный, включающий в себя огромный объем юридической компетентности"¹.

Между тем значительно больше оснований утверждать, что римское частное право — поразительный всемирно-исто­рический шедевр, достижение общечеловеческой культуры, своего рода загадка истории, когда при отсутствии необходи­мых исторических предпосылок, в частности, сложившихся гуманистических (персоноцентристских) идей, важнейшие компоненты правовой материи, согласующиеся с этими идея­ми, все-таки сформировались, хоть и в неадекватной среде, и, пожалуй, можно утверждать, более чем на тысячелетие шаг­нули вперед в своем историческом развитии².

¹ Право. Свобода. Демократия. Материалы "Круглого стола" // Во­просы философии. 1990. № 6. С.

² В связи с изложенными соображениями — еще одно замечание в отношении высказываний Э.Ю.Соловьева по вопросу римского частного права. По мнению философа, "ни один из римских имущественных кодек­сов не содержал хоть сколько-нибудь приемлемого юридического опреде­ления собственности.". И это, поясняет автор, — неслучайно: "юридического определения собственности вообще нельзя получить, не причислив собст­венность к "естественным правам", а значит, к неотъемлемым правам человека" (там же. С. 7). Однако именно в римском частном праве было сформулировано классическое определение собственности, которое спус­тя тысячелетие через французский ГК было воспринято гражданским законодательством многих стран. Что же касается верного соображения о природе права собственности как неотъемлемого права человека, то и современное зарубежное законодательство такого рода легального опре­деления не дает. Не реализовалось оно и в России: в тексте Конституции, вынесенном в декабре 1993 года на референдум, как уже упоминалось выше, не оказалось записи проекта Конституции о том, что "частная соб­ственность — естественное право человека".

Весьма своеобразной вершиной в развитии догматической (аналитической) юриспруденции стало в XIX—XX веках правоведение Германии. Опираясь на достижения древнеримского права и разработки специалистов в средневековых университетах (глоссаторов и постглоссаторов) оно достигло в трудах ведущих правоведов такой ювелирной утонченности в анализе правового материала, юриди­ческих норм и правоотношений, что тот нередко приобретал абстрактно-математический, а порой — увы — и схоласти­ческий характер. Это обстоятельство оказалось роковым: немецкая догматическая юриспруденция получила недоб­рую славу оторванной от жизни дисциплины чуть ли не спекулятивного профиля. Тому же обстоятельству отчасти обязан своим происхождением и негативный оттенок, при­обретенный в политико-этическом обиходе термином "дог­матика".

В наше время в связи с развертыванием философских и социологических правовых исследований получило извест­ное распространение мнение об ограниченности, историче­ской обреченности и даже ущербности юридического пози­тивизма — догматической юриспруденции.

Такое мнение представляется глубоко ошибочным.

И не только потому, что догма права — основа анали­тической юриспруденции, которая совершенно необходима для юридического обучения и юридической практики; здесь в отношении обучения и практики аналитическому право­ведению нет альтернативы. И не только — надо добавить — потому, что юридическая догматика сама по себе значи­тельная культурная ценность. Нужно принять во внимание также то, что догматическая юриспруденция дает исход­ный, причем ничем не заменимый, фактический материал для всех других направлений юридической науки, в том числе для социологических и философских разработок¹.

Ранее уже отмечалось, что догма права в связи с ха­рактеристикой свойств права, его формализованностью, все­общностью, имеет существенное значение для понимания ряда сложных юридических проблем.

¹ Р.С. Саммерс, представитель инструментальной социологической теории, подчеркивает вместе с тем значение юридического позитивизма. "Улучшенный и более полно разработанный прагматический инструмен­тализм еще не будет сам по себе совершенной теорией закона, если не воспользуется всем лучшим, что создано великими традициями юриспруденции" (Сов. государство и право. 1989. № 7. С. 116).

Но здесь, думается, уместно высказать и соображения более общего характера. Именно догма права во многом делает юридическую науку действительно наукой, причем такой которая в принципе находится на той же плоскости, что и естественные, технические науки, да плюс к тому наукой имеющей преимущества и достоинства гуманитарных отраслей знаний. Ибо именно догма права (т. е., напомню, единственные внешне объективирован-ные реалии, факти­чески наличествующие в правовой сфере, — юридические нормы, юридические факты и т.п., выраженные в законах, тугих юридических актах, раскрывающие свойства права) создает единственно прочную, твердую основу для дейст­вительной, притом гуманитарной науки, однопорядковой в то же время по своей математической стройности и логиче­скому оперированию с реальными фактами, с естественны­ми и техническими науками. Один из самых крупных русских правоведов дореволюционного времени Б.А. Кистяковский, поддерживая мысль о том, что гуманитарные науки, этика должны быть ориентированы на правовую науку, и имен­но — на догматическую юриспруденцию, пояснял: "Ибо толь­ко догматическая юриспруденция создает полноту разра­ботки понятий, точность и устойчивость их"¹.

Как только, например, Э.Ю.Соловьев при характери­стике кантовского категорического императива использовал модально-логические подходы и выделенные на их основе в догматической юриспруденции три способа правового регу­лирования (запреты, связывания, дозволения), предельно абстрактные, казалось бы, формулы кантовского категори­ческого императива сразу же раскрылись всеми своими содержательными определениями ("запрети себе все то, что ты склонен запретить другим", "требуй с себя и прежде все­го себя все то, что ты считаешь возможным требовать с дру­гих", "разреши другим все то, что ты разрешаешь себе")².

В то же время не следует абсолютизировать в юриди­ческой сфере догму права. Ведь она лишь первая, ближай­шая, необходимая, но все же только одна из граней правовой материи. В многосложном явлении под именем "право" не менее существенны и значимы другие, притом более глубо­кие слои права: правовое содержание, правовые идеи данной юридической системы.

¹ Кистяковський Б.А. Социальные науки и право. Очерки по методологии социальных наук и общей теории права. М., 1916. С. 401.

² Соловьев Э.Ю. И. Кант: взаимодополнительность морали и права. М., 1992. С. 172.

И другое важное обстоятельство. Официальная, дейст­вующая юридическая система — это только позитивное право — нормативный регулятивный инструмент, созданный людьми и несущий в себе толику разума и власти. А наряду с позитивным правом в обществе, как мы видели существует и в определенные периоды развития общественной жизни оказывает на нее (в том числе и на действующую юридическую систему) значительное влияние право рожденное самим человеческим бытием, самими его осно­вами, — естественное право. Оно, естественное право,- исторически первое, выраженное в правовых требованиях и в прообразах норм (и то благодаря правосознанию), само по себе не имеет достаточных форм внешнего выражения, объективизации. Отчасти поэтому наиболее полное и после­довательное осуществление естественно-правовые требова­ния находят как раз в позитивном праве, на высокой ступени его развития.

Правовое содержание. Второй, более глубокий слой правовой материи, следующий сразу же за догмой права и из нее происходящей, — это содержание объективного права (точнее, если не опасаться упрека в тавтологии, — право­вое содержание права, но права позитивного, права в объ­ективном значении этого слова, — нормативно-ценностного регулятора, выраженного в законах, других нормативных документах).

А что это такое — правовое содержание?

Дело в том, что элементы правовой материи, из кото­рых складывается догма права (юридические нормы, субъ­ективные права, обязанности, юридическая ответственность, правовые гарантии и др.), — это не простое скопище упо­мянутых "частиц", не хаотическое их множество. Право по­тому и право, что эти частицы определенным образом выстраиваются, складываются в своеобразную систему. Как справедливо отметил Г.В.Мальцев, "система прав и обя­занностей — сердцевина, центр правовой сферы, и здесь лежит ключ к решению основных юридических проблем"¹. При этом, характеризуя содержание права с точки зрения системы субъективных прав и обязанностей, других юридически значимых элементов, нужно различать две плос­кости проблемы.

Во-первых, когда она решается в принципе, "по идее", с точки зрения потенций и предназначения, заложенных в праве. И значит, решается в целом, на абстрактном уровне, независимо от природы и характера объективного права того и иного общества.

¹ Мальцев Г.В. Права личности: юридическая норма и социальная действительность. Конституция СССР и правовое положение личности М., 1979. С. 50.

При таком подходе главным моментом, характеризующим систему прав и обязанностей и, следовательно, ту грань права, которая названа "правовым содержанием", является нечто иное, как субъективные права — права отдельных субъектов.

Ведь существующее в данном обществе право обрета­ет свой смысл и содержание в правах. Именно в них, в субъективных правах, раскрываются исконно заложенные в объективном праве ("по идее", по определению, в потен­ции) его суть и предназначение, когда лица поступают — действуют (или не действуют) "по праву".

Да и в действительности, на деле, для людей, для об­щества важны не сами по себе законы, другие юридические документы, содержащиеся в них юридические нормы, а то (вот наряду с другими решающее обстоятельство), что юри­дически реального "дают" эти нормы. Важно, предоставля­ют ли они права, какие это права, каков их объем, порядок осуществления, и все другое, что касается прав, юридиче­ских возможностей данных субъектов. А в этой связи и все то, что касается обязанностей, мер ответственности, защи­ты и т. д. Стало быть, надо видеть в сути и предназначении права самое глубинное, исконное: право потому и "право", что оно (закрепленное в законах и выраженное в юридиче­ских нормах) "говорит о правах".

Значит, субъективные права, то есть правомочия, юри­дические возможности, которыми обладают конкретные субъекты, — это своего рода активный, узловой центр со­держания права (именно как права!). К нему, этому активному узловому центру стягиваются все нити правового регулирования, все частицы правовой материи, из которых в совокупности складывается правовое содержание. И здесь — обратим внимание на данный пункт — эти самые "частицы правовой материи" предстают в виде средств юридического регулирования и правовых механизмов.

Правовое содержание, следовательно, имеет свою пра­вовую логику. Оно отличается таким построением и такой целеустремленностью, при которых все компоненты, состав­ляющие юридическую систему общества (от правовых по­ложений, принципов и норм Конституции до процессуальных институтов), строятся как бы применительно к правам, как бы подстраиваются под них. И с этой точки зрения все дру­гие компоненты права, также в высшей степени важные — юридические обязанности, запреты, правовая ответственность, процессуальные формы деятельности и т. д., — имеют в известной мере подчиненный характер, ориентированный на права субъектов.

А теперь, во-вторых, — о том, что относится ко второй плоскости проблемы правового содержания.

Изложенные ранее соображения — это соображения так сказать, идеального порядка, характеризующие право "по идее" по его исконной сути и предназначению, по тому началу, которое, по словам П.И.Новгородцева, лишь "по­степенно осуществляется в истории".

В реальной же действительности система прав и обя­занностей, других правовых элементов строится по-разно­му, в зависимости от особенностей данного общества — экономических, политических, духовных, от особенностей его политического режима. По-разному в этой связи рас­крывается определяющая роль во всей правовой материи субъективных прав.

И самое горестное заключается в том, что при большом разнообразии возможных здесь вариантов основным типом построения правовых средств и механизмов за многие тыся­челетия истории человечества фактически является такой, который характерен для обществ, где доминируют антидемократические, зачастую авторитарные, тоталитарные ре­жимы власти и где в соответствии с этим право имеет сугубо силовой характер (право сильного, кулачное право, право власти). И в данном случае, общие черты и потенции, "по идее" заложенные в правовом содержании, не раскрывают­ся вовсе или реализуются однобоко, предстают в уродливом виде. Реальные и значимые субъективные права вводятся здесь по большей части как права-привилегии, для большин­ства населения в ограниченных пределах, или даже как пра­ва-декларации; и в целом юридическая регламентация прав имеет декларативный, необеспеченный характер. Напротив, те правовые элементы, которые в силу правовой логики яв­ляются в исконно правовом отношении вторичными, зависи­мыми (обязанности, запреты, юридическая ответственность), выступают здесь на первый план, приобретают на деле до­минирующее значение и в соответствии с этим придают все­му позитивному праву обязывающе-запретительный облик. В общем, перед нами — еще неразвитые или ущербные юри­дические системы. Системы с несформировавшейся или с нарушенной логикой содержания. Такого рода юридические системы вообще нередко выступают в виде "имитационных", или таких, где в основном существует "видимость права".

В полной мере правовая логика, присущая содержанию прав, начинает раскрываться лишь в демократических обществах, особенно в развитых демократических странах на современной стадии развития либеральных цивилизаций. Именно здесь субъективные права фактически занимают в юридических системах центральное место; в соответствии с ними строятся правовые средства и юриди­ческие механизмы, свое (весьма существенное и все же — зависимое) положение в этих юридических средствах и ме­ханизмах занимают юридические обязанности, запреты, правовая ответственность.

В порядке некоторого утешения (которым довольство­вались демократически настроенные юристы в условиях со­ветского общества) допустимо утверждать, что и при анти­демократическом общественном строе юридическое регули­рование во имя провозглашенного права так или иначе все равно концентрируется вокруг субъективных прав (пусть и прав-привилегий, урезанных прав, прав-деклараций). В нем все равно есть сектора и участки, где во имя привилегиро­ванных, господствующих групп, кланов, слоев общества или во имя внешнего престижа или государственных фальсифи­каций действует известный набор юридических средств и механизмов, сконцентрированных вокруг субъективных прав. И стало быть, в таких юридических системах есть какие-то "зацепки" для последующего, при наступлении необходимых условий, правового развития. То есть и здесь право, благода­ря внутренней логике присущего ему содержания, независи­мо от особенностей данного общества, его строя и режима, имеет известный, пусть и незначительный, ограниченный — позитивный, демократический потенциал.

Что ж, какое-то утешение (для людей, соприкоснув­шихся с ужасами беспощадной тиранической власти) здесь есть, хотя оно все же во многом обманчиво, иллюзорно. Глав­ное же другое; то, что указанные представления во многом сориентировали юристов в советском обществе на прора­ботку вопросов, связанных с той гранью права, которая мо­жет быть названа "правовым содержанием". И об этом, надо полагать, следует рассказать особо.

Правовое содержание (продолжение; парадоксы разработки). Как это ни покажется странным и неожиданным, заслуга в разработке того слоя правовой материи, который назван "правовым содержанием" (при всей, надо признать, дискуссионности этой проблемы), принадлежит правоведению, сложившемуся в условиях советского общества.

Конечно, советское правоведение, особенно в подразделениях официальной науки, служило господствующей, власти (таков удел юридической науки в обществе с тоталитарным политическим режимом), его содержание подчинялось интересам идеологизированной огосударствленной системы, было пронизано коммунистической идеологией обосновывающей верховенство высшего суперправа — революционного права, служащего коммунизму.

Но все же советское правоведение оставалось наукой. В нем — пусть в урезанном и скрытом виде — сохранились благородные и прогрессивные традиции дореволюционной юридической науки. А эти традиции, помимо всего иного, i немалой степени локализовались как раз на идеологически нейтральных участках: на догме права, аналитическом пра­воведении.

И эта же догма права — счастливое и многообещаю­щее совпадение — была чуть ли не единственной сферой где юридическая наука в тяжелых советских условиях мог­ла проявить себя как область знаний, заряженная на углуб­ленный научный поиск и истину.

Дата добавления: 2017-01-14