Чуриловский пер. д. №6

Г. Смоленск

Мая 1929 г.

От членов его

Документ

Голод 1933-1934 гг.

В начале 30-х гг. ряд регионов СССР (Украину, Поволжье и др.) постиг массовый голод. Его первопричиной была «выкачка» государством всех средств из деревни через насильственно созданные колхозы и усиление социально-экономического и политического давления на единоличника. Не обминул голод и Белорусское Полесье.

В связи с голодом активизировалась помощь немцам, проживавшим в СССР, в том числе и на Мозырщине, со стороны зарубежных, в первую очередь, германских организаций – «Братья в нужде», «Общество по оказанию помощи братьям в России», «Союз зарубежных немцев». Помощь имела адресный характер. Инициаторы на местах собирали заявления-просьбы и отвозили их в германское посольство в Москве и консульство в Киеве. Типичны содержания заявлений-просьб: «Прошу обратить на мою просьбу внимание и дать мне помощь, т.к. мы сегодня помираем с голоду, нас Советская власть мучает, гонит в колхоз, но мы не идем, над нами издеваются, считают врагами,... прошу поддержки, чтобы не умереть с голоду, я верующий», «Так как мы узнали, что для нас организован комитет помощи, который должен нам немцам, живущим в России в нищете, оказать помощь, обращаемся мы к правлению этого комитета и просим оказать помощь, которую мы будем ожидать с нетерпением и с полным уважением. Наша вера евангелистско-лютеранская». Заявления были персональные и коллективные. Германские дипломатические представительства через соответствующие организации в Германии организовывали денежные переводы (разовый перевод составлял около 8 немецких марок) и продуктовые посылки адресатам по линии «Торгсин». Помощь могла быть многоразовой.

Акция по получению помощи приобретала массовый характер. К февралю 1934 г. около 75% всех немецких семей Березовского сельсовета регулярно получали денежные переводы, к апрелю месяцу этого же года – 80% немецкого населения Наровлянского района. В Ельском районе обращение за помощью, начавшееся в сентябре 1933 г., к февралю 1934 г. охватило 95% немецкого населения. О реальном характере оказываемой помощи свидетельствует беспристрастная информация Полномочного представителя ОГПУ по БССР Заковского, адресованная секретарю ЦК КП(б)Б Гикало в конце февраля 1934 г. В ней отмечается, что почти все 100% немцев Наровлянского района получили помощь из Германии. При этом – «За эти деньги [8 марок. – В.П.] они сумели приобрести в Торгсине в среднем по 4 пуда 10 фунтов муки на семью, в то время как из фонда, занаряженного Наркомснабом БССР для обеспечения нуждающегося населения, сельсовет выдает от 5 до 16 кг на семью».

Кампания благотворительной помощи была квалифицирована советской властью и органами ОГПУ как «антисоветская», как «метод обработки немецкого населения на сторону Германии». Ее активистам инкриминировалось участие в «немецкой фашистской организации, созданной по заданию германских дипломатов» и ориентированной на «срыв всех мероприятий Советской власти и особенно коллективизации». Зарубежные гуманитарные организации обозначались как «фашистско-религиозные». Были произведены аресты и 20 немцев-жителей Наровлянского и Ельского районов в феврале-марте 1934 г. осуждены на заключение в ИТЛ на сроки от 3-х до 8-ми лет.

Однако 1934 г. ознаменовался ростом движения за получение помощи. Кроме немецкого населения в нем уже участвовали местные белорусы, украинцы, поляки, чехи, т.е. происходит «интернационализация» кампании неповиновения власти. Движение охватило соседние с Наровлянским и Ельским Хойникский, Брагинский, Мозырский, Комаринский районы, сбор заявлений производился более чем в 30-ти населенных пунктах, охватив около 1000 семей. По данным на осень 1934 г. население 12-ти сельсоветов Наровлянского района участвовало в этой кампании.

Аресты продолжались. В первую очередь они «выкашивали» актив немецких религиозных общин. Ценой своей свободы и часто – жизни истинно верующие спасали жизнь не только своих сообщинников, но и окружающего иноэтничного населения.

В 1935 – 1936 гг. органы ОГПУ «добирали» оставшихся активистов кампании за получение помощи с возбуждением против них уголовных дел и вынесением карательных приговоров.

Политические репрессии «против контрреволюционных националистических клерикальных элементов»

С 1929 г. в СССР осуществляются массированные репрессии в отношении Церкви, во многом обусловленные активной ролью ее руководителей в противостоянии насильственной коллективизации и неприятии советского режима.

Для советского режима формировался устойчивый стереотип местных немцев как «проблемного этноса», «внутреннего врага». Весьма красноречива в этом плане официальная оценка на 1931 г.: «Немцы не поняли политики партии и советской власти и не впряглись в общее строительство социализма в нашей стране».

«Социально-опасный» портрет немецкой общины усугублялся и внешнеполитическим фактором – приходом к власти в Германии Национал-социалистической партии. Немцы СССР все больше рассматриваются как потенциальная опасность для советского государства.

В 30-е гг. органы ОГПУ-НКВД провели ряд операций по аресту местных немцев из Наровлянского, Ельского, Лельчицкого, Василевичского (Речицкого) районов - якобы участников самими же органами надуманных, инспирированных «антисоветских, контрреволюционных организаций». Они проводились в связи с коллективизацией, усилением гонений на религию и Церковь, преследованием активистов кампании обращения за гуманитарной помощью к Германии и т.д. Религиозный компонент выступал важной составляющей в сформированном штампе обвинения арестованных в «контрреволюционной работе среди немецкого населения по срыву коллективизации и других мероприятий Советской власти».

Оперативно-следственные названия этих «организаций» красноречиво свидетельствуют о характере инкриминированных обвинений: «контрреволюционная группировка из состава бывших кулаков и руководителей религиозных общин» (1932 г., Роза Люксембургский сельсовет), аналогичная «группировка» «из числа бывших кулаков и служителей религиозного культа» в Березовском сельсовете в 1932 г., «ячейки контрреволюционной повстанческой фашистской организации» «филиала немецкой фашистской повстанческой организации на территории немецких национальных сельсоветов Наровлянского и Ельского районов» (1933 г.), «немецкая националистическая диверсионно-повстанческая организация, созданная немецким пастором Улле, проживающим в г. Житомире УССР» (1934 г., Речицкий район), «контрреволюционное фашистское формирование, использовавшее национально-религиозные чувства немецкого населения» (1936 г., Наровлянский район) и др. Как видим, в этих названиях весьма устойчива «религиозная составляющая».

«Антисоветская направленность» религиозной жизни местных немцев подчеркивается в обобщающих информационных справках ОГПУ-НКВД и документах местного партийного руководства. Отмечается, что за 1931-1932 гг. в Роза Люксембургском сельсовете «осуждено и выслано 14 человек, преимущественно из числа кулацкого антисоветского элемента, актива лютеранских общин». В документе под названием «Сведения по рассмотренным групповым делам Военным трибуналом БВО [Белорусского военного округа] и Спецколлегией Верховного суда БССР» за ІІ половину 1935-І половину 1936 г. указаны: «К/р группировка, под видом богомоления устраивала нелегальные сборища» (Березовский сельсовет, осуждено 7 человек), «Сектантская группа баптистов среди крестьян проводила антисоветскую к/р агитацию» (Лельчицкий район, осуждено 4 человека). Сроки заключения в ИТЛ были от 3 до 8 лет.

Активизацию «контрреволюционной деятельности сектантско-лютеранских религиозных групп» в немецких колониях Наровлянского, Ельского и Лельчицкого районов отмечает начальник Мозырского окружного отдела НКВД БССР в 1936 г.

Особенно страшным временем был 1937 – начало 1938 г. Кровавый конвейер арестов буквально выкашивал местное немецкое население. Достаточно было быть немцем, чтобы с большой степенью вероятности в глазах ОГПУ выглядеть «активным участником немецко-фашистско-шпионско-вредительско-диверсионно-повстанческой организации» – название одного из многих сфальсифицированных «дел» 1937 г. по немцам Мозырщины. Преобладали расстрельные приговоры.

В 1937 г. – во время Большого Террора – сохранялся обвинительный ярлык неразрывности религии и антисоветской деятельности. Арестованные в этом году жители Березовского сельсовета Даниил Гинкельман, Эвальд Бернт по версии НКВД «являлись активными баптистами, систематически проводили фашистскую агитацию».

Несмотря на репрессии в отношении церкви, немцы не только отреклись от Религии, но она еще больше консолидировала их. Усиливалась позиция «принять любые лишения за веру». Моральную опору, надежду на лучшее в сложившихся условиях растерянности и безисходности немцы искали в Религии. Религиозная вера являлась жизненным стержнем, общение единоверцев – и лютеран, и евангельских христиан – осознанием чувства локтя, этнической корпоративности. В условиях гонений, арестов происходит сплочение, в практическом плане фактически объединение лютеранских и евангелистских общин (баптистов и евангельских христиан) на этнической основе. После закрытия властью кирх, молитвенных домов собрания верующих проходят нелегально, в лесу, с наступлением холодов – по домам. Даже в 1936-1937 гг. после массовых и постоянных арестов и высылок служителей религиозного культа, активных верующих власть констатировала «активизацию сектантских группировок, использующих религиозные настроения для проведения антисоветской контрреволюционной работы» среди немецкого населения».

Весьма показателен случай, отмеченный в докладной записке секретаря Наровлянского РК КП(б)Б в ЦК КП(б)Б. Во время Всесоюзной переписи населения 1937 г. жительница хут. Майдан «записалась неверующей, а потом пришла с плачем в сельский совет, чтобы переписать ее в верующие». В этом же году, по информации местных властей, в немецкой среде велась «усиленная подготовка к празднованию немецкой Пасхи».

Белоруско-украинский контактный регион являлся для органов ОГПУ-НКВД единой «криминальной зоной», а такие агентурно-оперативные разработки, как «Колонисты», «Патриоты», «Вояжеры», «Вояжеры-2», «Пастор», относились и к белорусским, и к украинским немцам. Так, по делу «Пастор» лютеранский пастор Улле из Житомира проходил как «известный руководитель фашистских организаций на Украине и Северном Кавказе, созданных по заданию германских диппредставительств в СССР». Ему вменялось в вину создание на территории Белорусского Полесья сети «немецких фашистских повстанческих организаций», которые должны были «в случае войны Германией с СССР вооруженным путем содействовать захвату УССР и БССР с целью создания фашистского государства».

«Kinder, Küche, Kirche»: Немецкая женщина и Вера

Немецкая женщина, менее выделявшаяся в социальном плане, находилась в тени от «мужских игр». В 20-е гг. она еще соответствовала хрестоматийному кредо – «дети, кухня, церковь», жила в своем замкнутом мире. Ее сакральное пространство ограничивалось Церковью, домом, семьей, куда официальная идеология и культура не пробивались.

В жизни немецкой женщины религия являлась ее составной частью, как и семья, домашнее хозяйство, во многом – основным смыслом ее существования. Даже по внешнему – количественному показателю женщины – «сектантки» не выглядели пассивней мужчин-сообщинников. Так, в числе официально зарегистрированных в 1929 г. в Анзельмовском сельсовете 269 верующих немцев (лютеран и «сектантов») от 18 лет и старше было 130 женщин. В колонии Наймановка этого же сельсовета из 25 зарегистрированных в 1929 г. членов уже упоминаемой нами общины евангельских христиан «Heim der Brüder» было 14 женщин. Такое явление было типичным для всего региона проживания местных немцев.

С конца 20-х гг. страх и отчаяние витали над полесской землей. Постоянные аресты среди немецкого населения как средство сломать человека, заставить немцев вступать в колхозы, предотвратить их выезд в Германию, «выбить» наиболее авторитетных, отстаивающих собственное видение жизни сообщников, лишить верующих их руководителей.

Женщина-немка не осталась в стороне от борьбы за выживание в сложившихся экстремальных условиях. В это время проявляется ее уже активное и действенное неповиновение официальному насилию, усиливается соответствующая женская и религиозная корпоративность.

В 1935 г. на общем собрании жителей кол. Майдан баптистка Гартвиг заявила Розалии Шот, вступившей в колхоз: «Ты - дура, ты уж продала свою душу, потому что вступила в колхоз, и мы, сестры, тебя в свою среду принять уже не можем. Но если ты откажешься и выйдешь из колхоза, то мы еще более будем богу угодны». Как отмечает источник, «после этого Шот Розалия начала плакать, не зная, что ей делать».

В материалах следствия НКВД в 1936 г. по факту существования религиозной «секты» в Березовском сельсовете с 1935 г. отмечалось, что «сначала в секту втягивались женщины», «использование сектой религиозных чувств немецкого населения для проведения антиколхозной работы особо прививалось среди женщин, которые считали несовместимым быть в колхозе, не покидая религию». Усиливается роль женщины в полуподпольной религиозной жизни. Места встреч верующих по соображениям конспирации менялись, оповещение о времени и месте собрания осуществляли женщины. Собирались верующие, как правило, в домах, где хозяйки-женщины, т.к. мужчины были репрессированы.

В самом начале Великой Отечественной войны, 23 июня 1941 г. в Роза-Люксембургском сельсовете были арестованы 6 немцев-мужчин и одна немка – Герта Найман «за систематическое проведение антисоветской агитации,... под предлогом проведения религиозных обрядов устраивали контрреволюционные сборища, где совместно проводили антисоветскую деятельность». В действительности же «сборища» представляли собой чтение религиозных книг, пение религиозных текстов, в том числе и у постели больных женщин. Но – религиозных! К тому же – на немецком языке! А здесь – начало войны с Германией. Арестованные были вывезены в Новосибирск, где в тюрьме и проходили допросы. Август Грасс показал на допросе 16 января 1942 г., что его невступление в свое время в колхоз объясняется нежеланием матери - Отилии Грасс. «Мать была религиозно убежденная...». А до ее смерти в январе 1941 г. она являлась главой хозяйства. Даже после земной жизни верующая женщина защищала своего ребенка.

Герта Найман так и не признала обвинений в антисоветской деятельности. «При похоронах я читала религиозные книги и пела песни религиозного содержания, как это унас немцев принято [подчеркнуто нами. – В.П.], то об этом я не скрываю». По приговору от 28 мая 1942 г. немцы-мужчины были приговорены к расстрелу, а Найман Герта – к 10 годам ИТЛ.

Копия.

Высший Церковный Совет Латышских Евангелическо-лютеранских приходов в СССР –

№72

Дата добавления: 2017-01-14