АГРЕССИЯ Конрад Лоренц 13 страница

стаях супружеские пары -- или, точнее, родители и де-

ти -- держатся вместе, как у лебедей, диких гусей и жу-

равлей. Понятно, что громадное количество птиц и тесно-

та в большинстве крупных птичьих стай затрудняют со-

хранение связей между отдельными особями, но боль-

шинство этих животных и не придает этому никакого зна-

чения. В том-то и дело, что форма такого объединения со-

вершенно анонимна; каждому отдельному существу об-

щество каждого сородича так же мило, как и любого дру-

гого. Идея личной дружбы, которая так прекрасно выра-

жена в народной песне, -- "У меня был друг-товарищ,

лучше в мире не сыскать", -- абсолютно неприложима в

отношении такого стайного существа: каждый товарищ

так же хорош, как и любой другой; хотя ты не найдешь ни-

кого лучше, но и никого хуже тоже не найдешь, так что

нет никакого смысла цепляться за какого-то определенно-

го члена стаи как за своего друга и товарища.

Связи, соединяющие такую анонимную стаю, имеют

совершенно иной характер, нежели личная дружба, кото-

рая придает прочность и стабильность нашему собствен-

ному сообществу. Однако можно было бы предположить,

что личная дружба и любовь вполне могли бы развиться в

недрах такого мирного объединения; эта мысль кажется

особенно заманчивой, поскольку анонимная стая, безус-

ловно, появилась в процессе эволюции гораздо раньше

личных связей. Поэтому, чтобы избежать недоразумений,

я хочу сразу предупредить о том, что анонимное стаеобра-

зование и личная дружба исключают друг друга, потому

что последняя -- как это ни странно -- всегда связана с аг-

рессивным поведением. Мы не знаем ни одного живого су-

щества, которое способно на личную дружбу и при этом

лишено агрессивности. Особенно впечатляющей является

эта связь у тех животных, которые становятся агрессив-

ными лишь на период размножения, а в остальное время

утрачивают агрессивность и образуют анонимные стаи.

Если у таких существ вообще возникают личные узы --

эти узы теряются вместе с утратой агрессивности. Именно

поэтому распадаются супружеские пары у аистов, зябли-

ков, цихлид и прочих, когда громадные анонимные стаи

собираются для осенних странствий.

9. СООБЩЕСТВО БЕЗ ЛЮБВИ

И в сердце вечный хлад

Гете

В конце предыдущей главы анонимная стая противо-

поставлена личным узам лишь для того, чтобы подчерк-

нуть, что эти два механизма социального поведения явля-

ются в корне взаимоисключающими; это вовсе не значит,

что других механизмов не существует. У животных быва-

ют и такие отношения между определенными особями,

которые связывают их на долгое время, иногда на всю

жизнь, но при этом личные узы не возникают. Как у лю-

дей существуют деловые партнеры, которым прекрасно

вместе работается, но и в голову не придет вместе пойти на

прогулку или вообще как-то быть вместе, помимо рабо-

ты, -- так и у многих видов животных существуют инди-

видуальные связи, которые возникают лишь косвенно, че-

рез общие интересы партнеров в каком-то общем "пред-

приятии", или -- лучше сказать -- которые в этом пред-

приятии и заключаются. По опыту известно, что любите-

лям очеловечивать животных бывает удивительно и не-

приятно слышать, что у очень многих птиц, в том числе и

у живущих в пожизненном "браке", самцы и самки совер-

шенно не нуждаются друг в друге, они в самом букваль-

ном смысле "не обращают внимания" друг на друга, если

только им не приходится совместно заботиться о гнезде и

птенцах.

Крайний случай такой связи -- индивидуальной, но не

основанной на индивидуальном узнавании и на любви

партнеров -- представляет то, что Хейнрот назвал "мест-

ным супружеством". Например, у зеленых ящериц самцы

и самки занимают участки независимо друг от друга, и

каждое животное обороняет свой участок исключительно

от представителей своего пола. Самец ничего не предпри-

нимает в ответ на вторжение самки; он и не может ничего

предпринять, поскольку торможение, о котором мы гово-

рили, не позволяет ему напасть на самку. В свою очередь,

самка тоже не может напасть на самца, даже если тот мо-

лод и значительно уступает ей в размерах и в силе, по-

скольку ее удерживает глубокое врожденное почтение к

регалиям мужественности, как было описано ранее. Поэ-

тому самцы и самки устанавливают границы своих владе-

ний так же независимо, как это делают животные двух

разных видов, которым совершенно не нужны внутриви-

довые дистанции между ними. Однако они принадлежат

все же к одному виду и потому проявляют одинаковые

"вкусы", когда им приходится занимать какую-то норку

или подыскивать место для ее устройства. Но в пределах

хорошо оборудованного вольера площадью более 40 квад-

ратных метров -- и даже в естественных условиях -- яще-

рицы имеют в своем распоряжении далеко не беспредель-

ное количество привлекательных возможностей устро-

иться (пустот между камнями, земляных нор и т.п.). И по-

тому -- иначе попросту и быть не может -- самец и самка,

которых ничто друг от друга не отталкивает, поселяются

в одной и той же квартире. Но кроме того, очень редко два

возможных жилища оказываются в точности равноцен-

ными и одинаково привлекательными, так что мы совсем

не удивились, когда в нашем вольере в самой удобной, об-

ращенной к югу норке тотчас же обосновались самый

сильный самец и самая сильная самка из всей нашей коло-

нии ящериц. Животные, которые подобным образом ока-

зываются в постоянном контакте, естественно, чаще спа-

риваются друг с другом, чем с чужими партнерами, слу-

чайно попавшими в границы их владений; но это вовсе не

значит, что здесь проявляется их индивидуальное пред-

почтение к совладельцу жилища. Когда одного из "ло-

кальных супругов" ради эксперимента удаляли, то вскоре

среди ящериц вольера "проходил слух", что заманчивое

имение самца -- или соответственно самки -- не занято.

Это вело к новым яростным схваткам предендентов, и --

что можно было предвидеть -- как правило, уже на другой

день следующие по силе самец или самка добывали себе

это жилище вместе с половым партнером.

Поразительно, но почти так же, как только что опи-

санные ящерицы, ведут себя наши домашние аисты. Кто

не слышал ужасно красивых историй, которые рассказы-

вают повсюду, где гнездятся аисты и бытуют охотничьи

рассказы?! Они всегда принимаются всерьез, и время от

времени то в одной, то в другой газете появляется отчет о

том, как аисты перед отлетом в Африку вершили суровый

суд: карались все преступления аистов, входящих в стаю;

и прежде всего все аистихи, запятнавшие себя супруже-

ской изменой, были приговорены к смерти и безжалостно

казнены. В действительности для аиста его супруга значит

не так уж много; даже нет абсолютно никакой уверенно-

сти, что он вообще узнал бы ее, встретив вдали от их обще-

го гнезда. Пара аистов вовсе не связана той волшебной ре-

зиновой лентой, которая у гусей, журавлей, воронов или

галок явно притягивает супругов тем сильнее, чем дальше

друг от друга они находятся. Аист-самец и его дама почти

никогда не летают вместе, на одинаковом расстоянии друг

от друга, как это делают пары упомянутых и многих дру-

гих видов, и в большой перелет они отправляются в совер-

шенно разное время. Аист-самец всегда прилетает весной

на родину гораздо раньше своей супруги -- точнее, рань-

ше самки из того же гнезда. Эрнст Шюц, будучи руково-

дителем Росситенской орнитологической станции, сделал

очень многозначительное наблюдение на аистах, гнездив-

шихся у него на крыше. Заключалось оно в следующем. В

тот год самец вернулся рано, и едва прошло два дня его

пребывания дома -- появилась чужая самка. Самец, стоя

на гнезде, приветствовал чужую даму хлопаньем клюва,

она тотчас опустилась к нему на гнездо и так же приветст-

вовала в ответ. Самец без колебаний впустил ее и обра-

щался с нею точь-в-точь, до мелочей, так, как всегда об-

ращаются самцы со своими долгожданными, вернувши-

мися супругами. Профессор Шюц говорил мне, он бы по-

клялся, что появившаяся птица и была долгожданной,

родной супругой, если бы его не вразумило кольцо -- вер-

нее, его отсутствие -- на ноге новой самки.

Они вдвоем уже вовсю были заняты ремонтом гнезда,

когда вдруг явилась старая самка. Между аистихами нача-

лась борьба за гнездо, -- "не на жизнь, а на смерть", -- а

самец следил за ними безо всякого интереса и даже не по-

думал принять чью-либо сторону. В конце концов новая

самка улетела, побежденная "законной" супругой, а са-

мец после смены жен продолжил свои занятия по устрой-

ству гнезда с того самого места, где его прервал поединок

соперниц. Он не проявил никаких признаков того, что во-

обще заметил эту двойную замену одной супруги на дру-

гую. Как это не похоже на легенду о суде! Если бы аист за-

стал свою супругу на месте преступления с соседом на

ближайшей крыше -- он, по всей вероятности, просто не

смог бы ее узнать.

Точно так же, как у аистов, обстоит дело и у кваквы, но

отнюдь не у всех цапель вообще. Отто Кених доказал, что

среди них есть много видов, у которых супруги, без всяких

сомнений, узнают друг друга персонально и даже вдали от

гнезда держатся до какой-то степени вместе. Квакву я

знаю достаточно хорошо. В течение многих лет я наблю-

дал за искусственно организованной колонией свободных

птиц этого вида, так что видел вблизи и до мельчайших

подробностей, как у них образуются пары, как они строят

гнезда, как высиживают и выращивают птенцов. Когда

супруги, составляющие пару, встречались на нейтраль-

ной территории, т.е. на некотором расстоянии от их обще-

го гнездового участка, -- ловили они рыбу в пруду или

кормились на лугу, расположенном примерно в 100 мет-

рах от дерева-гнездовья, -- не было никаких, абсолютно

никаких признаков того, что птицы знают друг друга. Они

так же яростно отгоняли друг друга от хорошего рыбного

места, так же яростно дрались из-за разбросанного мною

корма, как любые кваквы, между которыми нет никаких

отношений. Они никогда не летали вместе. Объединение

птиц в более или менее крупную стаю, когда в густых ве-

черних сумерках кваквы улетали рыбачить на Дунай, но-

сило характер типично анонимного сообщества. Так же

анонимна и организация их гнездовья, которое коренным

образом отличается от строго замкнутого круга друзей в

колонии галок. Каждая кваква, готовая весной к продол-

жению рода, устраивает свое гнездо хоть не слишком

близко, но возле гнезда другой. Создается впечатление,

что птице нужна "здоровая злость" по отношению к враж-

дебному соседу, что без этого ей было бы труднее выпол-

нять родительский долг. Наименьшие размеры гнездового

участка определяются тем, как далеко достают клювы

ближайших соседей при вытянутых шеях, т.е. точно так

же, как у олушей или как при размещении скворцов на

проводе. Таким образом, центры двух гнезд никогда не

могут располагаться ближе, чем на расстоянии двойной

досягаемости. У цапель шеи длинные, так что дистанция

получается вполне приличной.

Знают ли соседи друг друга -- этого я с уверенностью

сказать не могу. Однако я никогда не замечал, чтобы ка-

кая-нибудь кваква привыкла к приближению определен-

ного сородича, которому приходилось проходить мимо, по

дороге к своему собственному гнезду. Казалось бы, после

сотни повторений одного и того же события эта глупая

скотина должна наконец сообразить, что ее сосед -- испу-

ганный, с прижатыми перьями, выражающими что угод-

но, но уж никак не воинственные намерения, -- хочет

только "проскочить поскорее". Но кваква никогда не нау-

чается понимать, что у соседа есть свое гнездо и потому он

совершенно не опасен. Не понимает -- и не делает ника-

кой разницы между этим соседом и совершенно чужим

пришельцем, замыслившим завоевание участка. Даже

наблюдатель, не слишком склонный очеловечивать пове-

дение животных, часто не может удержаться от злости на

беспрерывные резкие вопли и яростный стук клювов, ко-

торые то и дело раздаются в колонии кваквы, в любой час

дня и ночи, круглые сутки. Казалось бы, можно легко

обойтись без этой ненужной траты энергии, поскольку

кваквы в принципе могут узнавать друг друга индивиду-

ально. Совсем маленькие птенцы одного выводка еще в

гнезде знают друг друга, совершенно безошибочно и пря-

мо-таки яростно нападают на подсаженного к ним чужого

птенца, даже если он в точности того же возраста. Вылетев

из гнезда, они тоже довольно долго держатся вместе, ищут

друг у друга защиты и в случае нападения обороняются

плотной фалангой. Тем более странно, что взрослая пти-

ца, сидящая на гнезде, никогда не ведет себя так, "как ес-

ли бы она знала", что ее соседка -- сама вполне обеспечен-

ная домовладелица, у которой наверняка нет никаких за-

воевательских намерений.

Можно спросить, почему же все-таки кваква до сих пор

не "додумалась до открытия", лежащего на самой поверх-

ности, и не использовала своей способности узнавать со-

родичей для избирательного привыкания к соседям, изба-

вив себя тем самым от невероятного количества волнений

и энергетических затрат? Ответить на этот вопрос трудно,

но по-видимому он и поставлен неверно. В природе суще-

ствует не только целесообразное для сохранения видов, но

и все не настолько нецелесообразное, чтобы повредить

существованию вида.

Чему не научилась кваква, -- привыкать к соседу, о

котором известно, что он не замышляет нападения, и за

счет этого избегать ненужных проявлений агрессии, -- в

том значительно преуспела одна из рыб: одна из уже изве-

стной нам своими рыбьими рекордами группы цихлид. В

североафриканском оазисе Гафза живет маленький хап-

лохромис, о социальном поведении которого мы узнали

благодаря основательнейшим наблюдениям Росла Кирш-

хофера в естественных условиях. Самцы строят там тес-

ную колонию "гнезд", лучше сказать -- ямок для икры.

Самки лишь выметывают икру в эти гнезда, а затем -- как

только самцы ее оплодотворят -- забирают ее в рот и уп-

лывают на другое место, на богатое растительностью мел-

ководье возле берега, где они будут выращивать молодь.

Крошечный участок каждого из самцов бывает почти це-

ликом занят икряной ямкой, которую рыбка выгрызает

ртом и выметает хвостовым плавником. Каждый самец

каждую плывущую мимо самку старается приманить к

своей ямке определенными Ритуализованными действия-

ми ухаживания и так называемым указывающим плава-

нием. За этой деятельностью они проводят большую часть

года; не исключено даже, что они постоянно пребывают на

нерестилище. Нет и никаких оснований предполагать, что

они часто меняют свои участки. Таким образом, каждый

имеет достаточно времени, чтобы основательно познако-

миться со своими соседями; а уже давно установлено, что

цихлиды вполне способны на это. Доктор Киршхофер не

испугался чудовищной работы -- выловить всех самцов

такой колонии и индивидуально обозначить каждого из

них. И тогда оказалось, что каждый самец, на самом деле,

совершенно точно знает хозяев соседних участков и мир-

но сносит их присутствие рядом с собою, но тотчас же яро-

стно нападает на каждого чужака, стоит лишь тому напра-

виться, даже издали, в сторону его икряной ямки.

что у млекопитающих -- а именно у грызунов -- тоже су-

ществуют гигантские семьи, которые ведут себя точно так

же. Это важное открытие сделали почти одновременно и

совершенно независимо друг от друга Ф.Штайнигер и

И.Эйбл-Эйбесфельдт; один на серых крысах, а другой на

домовых мышах.

Эйбл, который в то время еще работал на биологиче-

ской станции Вильхельминенберг у Отто Кенига, следо-

вал здравому принципу жить в максимально близком кон-

такте с изучаемыми животными; мышей, бегавших по его

бараку, он не только не преследовал, но регулярно под-

кармливал и вел себя так спокойно и осторожно, что в кон-

це концов совершенно приручил их и мог без помех на-

блюдать за ними в непосредственной близости. Однажды

случилось так, что раскрылась большая клетка, в которой

Эйбл держал целую партию крупных темных лаборатор-

ных мышей, довольно близких к диким. Как только эти

животные отважились выбраться из клетки и забегали по

комнате -- местные дикие мыши тотчас напали на них,

прямо-таки с беспримерной яростью, и лишь после тяже-

лой борьбы им удалось вернуться под надежную защиту

прежней тюрьмы. Ее они обороняли успешно, хотя дикие

домовые мыши пытались ворваться и туда.

Штайнигер помещал серых крыс, пойманных в разных

местах, в большом вольере, где животным были предо-

ставлены совершенно естественные условия. С самого на-

чала отдельные животные, казалось, боялись друг друга.

Нападать им не хотелось. Тем не менее иногда доходило

до серьезной грызни, когда животные встречались случай-

но, особенно если двух из них гнали вдоль ограждения

друг другу навстречу, так что они сталкивались на боль-

ших скоростях. По-настоящему агрессивными они стали

только тогда, когда начали привыкать и делить террито-

рии. Одновременно началось и образование пар из незна-

комых друг другу крыс, найденных в разных местах. Если

одновременно возникало несколько пар, то следовавшие

за этим схватки могли продолжаться очень долго; если же

одна пара создавалась раньше, то тирания объединенных

сил обоих супругов настоль со подавляла несчастных сосе-

дей, что дальнейшее образование пар было парализовано.

Одиночные крысы явно понижались в ранге, и отныне па-

ра преследовала их беспрерывно. Даже в загоне площадью

64 квадратных метра такой паре было достаточно двух-

трех недель, чтобы доконать всех остальных обитателей,

т.е. 10--15 сильных взрослых крыс.

Оба супруга победоносной пары были одинаково жесто-

ки к побежденным сородичам, хотя было очевидно, что он

предпочитает терзать самцов, а она -- самок. Побежден-

ные крысы почти не защищались, отчаянно пытались убе-

жать и, доведенные до крайности, бросались туда, ще кры-

сам удается найти спасение очень редко, -- вверх. Вместо

сильных, здоровых животных Штайнигер неоднократно

видел израненных, измученных крыс, которые средь бела

дня, совершенно открыто, сидели высоко на кустах или на

деревьях -- явно заблудшие, чужие на участке. Ранения у

них располагались в основном на задней части спины и на

хвосте, где преследователь мог достать убегавшего. Они ре-

дко умирали легкой смертью в результате внезапной глубо-

кой раны или сильной потери крови. Чаще смерть была ре-

зультатом сепсиса, особенно от тех укусов, которые по-

вреждали брюшину. Но больше всего животные погибали

от общего истощения и нервного перенапряжения, которое

приводило к истощению надпочечников.

Особенно действенный и коварный метод умерщвления

сородичей Штайнигер наблюдал у некоторых самок, пре-

вратившихся в настоящих профессиональных убийц. "Они

медленно подкрадываются, -- пишет он, -- затем внезап-

но прыгают и наносят ничего не подозревающей жертве,

которая, например, ест у кормушки, укус в шею сбоку,

чрезвычайно часто задевающий сонную артерию. По боль-

шей части все это длится считаные секунды. Как правило,

смертельно укушенное животное гибнет от внутренних

кровоизлияний, которые обнаруживаются под кожей или в

полостях тела".

Наблюдая кровавые трагедии, приводящие в конце кон-

цов к тому, что оставшаяся пара крыс завладевает всем

вольером, трудно представить себе то сообщество, которое

скоро, oчень скоро образуется из потомков победоносных

убийц. Миролюбие, даже нежность, которые отличают от-

ношение млекопитающих матерей к своим детям, у крыс

свойственны не только отцам, но и дедушкам, а также все-

возможным дядюшкам, тетушкам, двоюродным бабушкам

и т.д. и т.д. -- не знаю, до какой степени родства. Матери

приносят все свои выводки в одно и то же гнездо, и вряд ли

можно предположить, что каждая из них заботится только

о собственных детях. Серьезных схваток внутри этой гиган-

тской семьи не бывает никогда, даже если в ней насчитыва-

ются десятки животных. Даже в волчьих стаях, члены ко-

торых так учтивы друг с другом, звери высшего ранга едят

общую добычу первыми. В крысиной стае иерархии не су-

ществует. Стая сплоченно нападает на крупную добычу, и

более сильные ее члены вносят больший вклад в победу. Но

затем -- я цитирую Штайнигера дословно -- "именно

меньшие животные ведут себя наиболее свободно; большие

добровольно подбирают объедки меньших. Так же и при

размножении: во всех смыслах более резвые животные, вы-

росшие лишь наполовину или на три четверти, опережают

взрослых. Молодые имеют все права, и даже сильнейший из

старых не оспаривает их".

Внутри стаи не бывает серьезной борьбы; в крайнем слу-

чае -- мелкие трения, которые разрешаются ударами пе-

редней лапки или наступанием задней, но укусами никог-

да. Внутри стаи не существует индивидуальной дистанции;

напротив, крысы -- по Хедигеру -- "контактные живо-

тные": они охотно касаются друг друга. Церемония друже-

любной готовности к контакту состоит в так называемом

подползании, которое особенно часто наблюдается у моло-

дых животных, в то время как более крупные чаще выра-

жают свою симпатию к меньшим -- наползанием. Инте-

ресно, что излишняя назойливость в таких проявлениях

дружбы является наиболее частым поводом к безобидным

ссорам внутри семьи. Если взрослому зверьку, занятому

едой, молодой чересчур надоедает своим под- или наполза-

нием, то первый обороняется: бьет второго передней лапкой

или наступает на него задней. Ревность или жадность в еде

почти никогда не бывают причиной подобных действий.

Внутри стаи действует быстрая передача новостей на ос-

нове передачи настроений, а также -- что важнее всего --

сохранение однажды приобретенного опыта и передача его

потомству. Если крысы находят новую, до тех пор не знако-

мую им еду, то -- по наблюдениям Штайнигера -- в боль-

шинстве случаев первый зверек, нашедший ее, решает, бу-

дет семья ее есть или нет. "Стоит лишь нескольким живо-

тным из стаи наткнуться на приманку и не взять ее -- ни

один из членов стаи к ней больше не подойдет. Если же пер-

вые не берут отравленную приманку, то они метят ее мочой

или калом. Хотя поднимать кал наверх должно быть крайне

неудобно, однако на высоко расположенной приманке час-

то можно обнаружить помет". Но что самое поразитель-

ное -- знание опасности какой-то определенной приманки

передается из поколения в поколение и надолго переживает

ту особь, которая имела какие-то неприятности, связанные

с этой приманкой. Трудность по-настоящему успешной

борьбы с серой крысой -- наиболее успешным биологиче-

ским противником человека -- состоит прежде всего в том,

что крыса пользуется теми же методами, что и человек: тра-

диционной передачей опыта и его распространением внут-

ри тесно сплоченного сообщества.

Серьезная грызня между крысами, принадлежащими к

одной семье, происходит лишь в одном-единственном слу-

чае, многозначительном и интересном во многих отноше-

ниях, а именно -- когда присутствует чужая крыса, пробу-

дившая внутривидовую, внутрисемейную агрессивность.

То, что делают крысы, когда на их участок попадает член

чужого крысиного клана -- или подсаживается экспери-

ментатором, -- это одна из самых впечатляющих, ужас-

ных и отвратительных вещей, какие можно наблюдать у

животных. Чужая крыса может бегать с минуту или даже

больше, не подозревая об ужасной судьбе, которая ее ожи-

дает, и столь же долго местные могут заниматься своими

обычными делами, -- до тех пор, пока наконец чужая не

приблизится к одной из них настолько, что та учует чужую.

Тогда она вздрагивает, как от электрического удара, и в од-

но мгновение вся колония оказывается поднятой по тревоге

посредством передачи настроения, которая у серых крыс

осуществляется лишь выразительными движениями, а у

черных -- еще и резким, сатанински-пронзительным кри-

ком, который подхватывают все члены стаи, услышавшие

его. От возбуждения у них глаза вылезают из орбит, шерсть

встает дыбом,-- и крысы начинают охоту на крысу. Они

приходят в такую ярость, что если две из них натыкаются

друг на друга, то в первый момент обязательно с ожесточе-

нием кусаются. "Они сражаются в течение трех-пяти се-

кунд, -- сообщает Штайнигер, -- затем основательно об-

нюхивают друг друга, сильно вытянув шеи, и мирно расхо-

дятся. В день травли чужой крысы все члены стаи относятся

друг к другу раздраженно и недоверчиво". Очевидно, что

члены крысиного клана узнают друг друга не персонально,

как, скажем, галки, гуси или обезьяны, а по общему запаху,

точно так же, как пчелы и другие общественные насекомые.

Как и у этих насекомых, можно в эксперименте поста-

вить на члена крысиной стаи штамп ненавистного чужа-

ка, и наоборот -- с помощью специальных мер придать

чужой крысе запах стаи. Когда Эйбл брал животное из

крысиной колонии и пересаживал его в другой вольер, то

уже через несколько дней при возвращении в прежний за-

гон стая встречала его как чужого. Если же вместе с кры-

сой он брал из загона почву, хворост и т.д. и помещал все

это на пустое и чистое стеклянное основание, так что изо-

лированный зверек получал с собой приданое из таких ве-

щей, которые позволяли ему сохранить на себе запах

стаи, то такого зверька безоговорочно признавали членом

стаи даже после отсутствия в течение недель.

Поистине душераздирающей была участь одной черной

крысы, которую Эйбл отсадил от стаи первым из описанных

способов, а затем вернул в загон в моем присутствии. Этот

зверек очевидно не забыл запах своей стаи, но не знал, что

сам он пахнет по-другому. Поэтому, будучи перенесен в

прежнее место, он чувствовал себя совершенно надежно, он

был дома, так что свирепые укусы его прежних друзей были

для него совершенно неожиданны. Даже после нескольких

серьезных ранений он все еще не пугался и не пытался от-

чаянно бежать, как это делают действительно чужие крысы

после первой же встречи с нападающим членом местного

клана. Спешу успокоить мягкосердечного читателя, сооб-

щив ему, что в том случае мы не стали дожидаться печаль-

ного конца, а посадили подопытного зверька в родной загон

под защиту маленькой проволочной клетки и держали его

там до тех пор, пока он не возобновил свой "запах-паспорт"

и не был снова принят в стаю.

Без такого сентиментального вмешательства жребий

чужой крысы поистине ужасен. Самое лучшее, что с ней

Дата добавления: 2015-07-13