Часть 5. Описание явлений святого Нила Феофану 7 страница

__________

*Здесь в видении Феофана разумеются нашествия римлян и албанцев, которые постигали Афон в начале XIX ст. и которые могут повториться и впредь (при нынешнем напряженном политическом состоянии). А вот описание катастрофы над Афоном, бывшей во время печатания сей книги.

В ночь с 13 на 14 сентября над Афоном пронесся страшный ливень с сильной бурей и грозой, продолжавшийся более пяти часов и причинивший на Св. Афонской Горе громадные убытки. Уже за несколько дней пред ливнем в воздухе чувствовалась влаж­ность, густой туман поднимался с моря и со всех сторон окутывал гору, а тучи неслись с запада и, казалось, неподвижно стояли над Афоном. Послышался гром, начала сверкать молния и, наконец, пошел дождь, постепенно увеличивающийся и превратившийся в настоящий ливень. Вода шла в 4-5 аршин поверх земли на ровном месте.

Тысячепудовые камни под напором воды с грохотом отваливались от скал и со стре­мительной быстротой уносились бурными потоками в бушевавшее море. С крутых гор вода лилась рекой, ничто не могло устоять против водной стихии, которая беспощадно вырывала с корнем вековые деревья и разрушала на пути своем убогие жилища афонских насельников. Буря и сильные удары грома с молнией, которая озаряла своим ярким ослепительным светом всю гору и море, - не прекращалась, так что получалась величественная и вместе с тем страшная картина для созерцания... Такой сильной грозы и такого страшного разрушительного ливня не помнят старцы, прожившие на Афоне 60-70 лет. Если бы ливень продолжался еще несколько часов, многие монастыри были бы разрушены.

Нет здесь такой обители, которая бы не пострадала от этого ливня, более же пострадали те обители, которые находятся на берегу моря.

Особенно много (более, чем на 20 тысяч лир) пострадал Пантелеймонов монастырь. В новом монастырском корпусе (что над морем) вода поднималась до второго этажа; арсана (пристань) снесена в море, а бывшие около нее 15 лодок и Пантелеимоновский пароход были засыпаны илом; кожевенный завод (корпус) разрушен до основания. Разрушена «хлебная». Из нее унесено в море сто готовых хлебов, сорок мешков сухарей, много пшеницы, масла, рыбы и бочек с вином. Унесено в море много запасов и материалов, также четыре быка и два мула. Много нанесено с гор в Пантелеймонов монастырь камня и ила. Весь огород монастырский завалило камнями, так что мно­гочисленная (тысячная) братия монастыря и в год не освободятся от этих камней. В монастыре св. Павла снесло в море два больших каменных корпуса. Половина келлии «Трех святителей» (около Карей) разрушена.

Обитель Благовещения Пресвятыя Богородицы, расположенная в полугоре (настоятель - схимонах Парфений) тоже получила значительные повреждения, исправление которых обойдется не менее 20000 руб. Некоторые из зданий настолько подмыло водой, что они угрожают падением. Много пострадал у сей обители масличный сад с хутором, находящийся на морском берегу, в 5 часах пути от Карей. Целых десять вековых маслин здесь вырвало с корнем. Здесь же занесло песком весь виноградник, принадлежащий обители. Убытки надобно счита^ть десятками тысяч... В Протатской церкви (на Карее), было на аршин воды. Находящиеся в Карее лавки затопило водою. Дорожные мосты размыло водою. У келлии св. Николая {на Белоозерке) снесло в море близ Ивера до сорока тонн каменного угля «Кардифу». У монастыря Ставроникиты унесло потоком мельницу, повредило мост. На Дафне снесло два моста и каменные стены. У Ильинского скита унесло в море лодки и могуны (парусные судна). От грозы загорелся было лес на хребте Афона, но дождь залил. Убытки, причиненные Св. Горе ливнем, надобно измерять несколькими миллионами. Поистине, все пророчества прп. Нила о Св. Горе сбываются; остаются пока не исполненными (точнее, не повторенными во всей силе) два: меч и огонь...

Глава 6: Явление святого Нила Феофану 18 января 1817 года -наяву - на дороге, и 18-часовая беседа

После событий 2 августа 1816 года Феофан некоторое вре­мя мирствовал и безмолвствовал в своей каливе, но, так как нападки того лица, имя которого умолчено в книге и которого, мы предполагаем, было Мефодий (богобородый), не прекращались, то Феофан был снова выведен ими из себя; им овладела злоба и желание отомстить безвинно преследовавшим его. Подпав чрез это во власть диавола, он задумал отчаянное дело: написал на бумаж­ке страшные заклятия на своего врага с призыванием на него сил бесовских, затем бросил эту записку на воздух про­тив жилища своего ненавистника; тотчас явился бес во образе ворона и, схватив записку, унес ее. Феофан же решил, не медля, покинуть Св. Гору и отправиться в Царьград, отчаяв­шись в возможности продолжать жительство на Афоне, имея также намерение оклеветать своего ненавистника в Царьграде перед турецким правительством. С этой целью он стал при­готовляться к отъезду.

Одновременно со злополучием Феофана впал в беду и другой человек, особо опекаемый святым Нилом, а именно Герасим, которому, как мы видели выше, святой запретил покидать место своего пострига (когда явился Феофану после вручения частиц мощей во образе врача Анатолия, во время исступления его на бдении в скитском храме). Герасим не вынес скорбей, несмотря на то, что святой предупреждал его о них, и ушел было из келлии; к счастию, поспешил одуматься и возвра­титься, но тут ему встретилась новая скорбь: в число братии был принят один благоличный юноша. Герасим начал сму­щаться женственным видом его лица и весьма скорбел о том, что оказался подверженным такой низменной страсти. Поэтому он начал требовать от старца и братии, чтобы вновь посту­пивший юный брат был удален, в противном случае сам грозил уйти. Это повело к раздору среди братии келлии, ибо одни стали на сторону Герасима, требуя вместе с ним удаления молодого брата, другие, в том числе и старец, не считали нужным уступать их требованию. Феофан тоже вмешался в эту ссору среди братства келлии Тимофея и, находясь в дружественных отношениях с Герасимом, стал настаивать, чтобы он отступил от своего требования.

В описываемое утро, побывав в скиту и горячо поспорив с Герасимом, Феофан позволил себе, ввиду его несогласия, заклять его словами: «Не смей же, если не примиришься с юным братом, ни епитрахили надевать, ни литургисать, ни - благословен Бог - говорить...»

Гибель, угрожавшая, как мы видим, Феофану и Герасиму, вызвала новое явное и чудесное вмешательство преподобного, несмотря на то, что при последнем своем явлении год тому назад он сказал, что больше не побеседует с Феофаном ни наяву, ни во сне. Впрочем, эти слова имели некий таинствен­ный смысл, ибо, во-первых, это должно было побудить Феофана внимательнее быть к своей духовной жизни и не надеяться на то, что святой будет и впредь так же часто являться ему и чудесно спасать; с другой стороны, эти слова преподобного имеют отношение и к нам, чтобы мы не ждали бы ныне от святого таких же чрезвычайных и небывалых чудес, не презрели бы их, но благоговели бы перед ними и ценили бы слова, сказанные нам посланником Божиим с неба.

Разойдясь с Герасимом, Феофан вернулся в каливу. Нарубив вязанку дров, взвалил ее себе на плечи и понес к свальщику шапок, дабы свалять две шапки, которые он связал, для того, чтобы на вырученные от продажи сих шапок деньги уехать в Царьград. Отойдя несколько от своей каливы, он встретил святого, который шел к нему на встречу во образе духовника Матвея со Свято-Аннинского скита.

Было около восьми часов дня по местному зимнему исчис­лению времени, что соответствует нашему полдню; беседа же их продолжалась до двух часов утра, т. е. до рассвета или, по-нашему, до шести часов утра следующего дня, причем, вследствие чудесного действия святого, Феофан, несмотря на необычайность беседы, не догадывался до самого конца ее, что говорит со святым Нилом, а не с духовником Матвеем. Стоя и слушая святого с тяжелой вязанкой на плечах, он нимало не ощущал тяжести ее, не ощущал продолжительности беседы и наступления ночи; только когда святой покинул его, заметил, что занимается рассвет и что на плечах его ноша. Другое чудо, явленное во время этой беседы святым, было необычайное изощрение памяти Феофана, благодаря которому он помнил в подробности и в последовательности все, что говорил ему святой, помнил в течение нескольких лет, пока не записал всего, как повелел святой; по написании же, он постепенно, по мере списывания, забывал речь святого и не был в состоянии последовательно повторить даже немно­гое, что только что перед тем подробно продиктовал.

Когда Феофан поравнялся со святым, они приветствовали друг друга, и святой спросил: «Что нового? Как поживаешь?»

Феофан: «Иду шапки сваливать и набрал дров, чтобы снести туда».

Святой: «А я намеревался посетить тебя, чтобы взглянуть на твою каливу».

Феофан: «Хорошо, я положу дрова здесь, и пойдем».

Святой: «Нет нужды возвращаться - и без того повидались».

Феофан попросил дать ему благословение и подать ему руку, чтобы поцеловать ее, извиняясь, что будучи обременен ношей, не может положить поклона, и сказал: «Прости, не могу поклониться тебе, так как нагружен». Святой же не подал ему руки, чтобы поцеловать, но отошел в сторону с дороги, на поляну, потом снова приблизившись к Феофану, сказал: «Ради чего ты, несчастный, творишь такие соблазны?»

Феофан: «Ни с кем я ничего не говорил (т. е. ни с кем не имею сношений и творить соблазнов не могу)».

Святой: «Кому ты это говоришь? Разве не ты сказал нашему иеромонаху Герасиму: если так, то да не служишь более и да не литургисаешь, если только не перестанешь изгонять того человека из братства, и да не дерзаешь благословлять начало и говорить - благословен Бог - ни ектений говорить, ни епитрахили надевать. Вот завтра или послезавтра приедет отец твой на поклонение на Афон; пускай он видит, что ты такой (т. е. под заклятием) и не можешь служить, и пусть узнает из-за чего. Ему-то дадут дорогу (т. е. юношу-то отправят из-за тебя), но пусть же и тебе узда будет (т. е. но за это буди и ты связан клятвою), чтобы и ты боялся впредь. И как осмелился ты так говорить с таким человеком и сказать ему такие слова? Не знаешь разве, что он человек немощный, несчастный, в скорбях, а ты, вместо того, чтобы утешить его, творишь ему скандал (закляв не служить и не литургисать - публично разглашаешь распрю). Худо, худо, что мы живем среди камней, - сказал ты ему, но себя не видишь, что ты, живя в поле (т. е. в пустыне), столь оскверняешь поле сие?» (Т. е. Феофан позволяет себе осуждать жизнь братства).

Феофан: «Поверь мне, не для того, чтобы сделать соблазн, сказал я ему это, но чтобы заставить их примириться».

Святой: «Ты говоришь, что не хотел делать скандала, а чтобы устрашить его этим? Но какое тебе дело до их внут­ренних состояний и дел? Не видишь разве своего собственного состояния (бедственного) и своего несчастия? Ты не сидишь в каливе своей и не творишь той молитвы, какую следовало бы тебе творить, т. е.: "Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя, мерзость запустения", - и не устремляться в чужие дела, вмешиваться в совершение божественного Таинства (т. е. запрещать иерею литургисание)».

Феофан: «Я этим ничего не повредил, и что я этим повре­дил?»

Святой при этих словах перекрестился и воскликнул: «Гос­поди помилуй! Да какое твое дело вмешиваться, о, человече? Как осмеливаешься ты, не взирая на свое зловоние, несчаст­ный, браться примирять других и запрещать совершение бо­гослужения?!! И что имеет сей человек (т. е. какое препятствие нашел ты в нем для продолжения служения), что ты так судил его? Хотя он, сознавая в себе сию страсть, и сам не служит, но что такое эта его страсть? Ничего нет, одна тень, одно лишь паутинное плетение завистника (диавола). Не сле­дует ему только смущаться от сего зловония, которое видит и ощущает в себе, т. е. нечистых мыслей и смущений, на­водимых на него врагом против его воли, - закрыл нос ру­кой, прошел мимо - и прошло, и ничто есть; он же так сму­щается от этого, что уходить хочет, но куда же он от ис­кушений и диавола уйдет? Если уйдет, то все утратит, ибо кто, покинув самовольно место метания (т. е. место пост­рижения и обетов покаяния), не вышел потом и совсем в мир? Так случилось и с тем иеромонахом нашим (т. е. Фе-одоритом), которого мы столь старались умирить и не могли успокоить; он все-таки ушел и купил каливу, чтобы якобы мирствовать; пусть бы и мирствовал себе там; но отчего же, вместо того, чтобы мирствовать, пожелал съездить в мир? Когда он вернулся из поездки в мир, мирна ли его совесть? Не осквернена ли его мысль? Не жалит ли его ежедневно мирское жало? (Т. е. воспоминания, впечатления, похотения суетных и пр.). Так бывает и с каждым, покидающим место своего покаяния, - он впадает в эти страсти, как мы сказали. Не знаю, чего ему недоставало, что он не мирствовал, и что его принудило уйти. Чем он здесь смущался настолько, что считал невозможным мирствовать и спасаться? Повинующие (т. е. начальствовавшие над ним, или старец и старшая братия) повиновались ему, т. е. уступали ему, подобно Евлогию, описанному в житии прп. Антония Великого, подобравшему Христа ради прокаженного на улице и посвятившему себя на служение ему, но, вместо признательности со стороны последнего получившему ненависть и, наконец, решительное требование прокаженного отнести его обратно на улицу, туда, где подобрал, ибо ему нравилась базарная толпа, и не хотелось находиться вдали от сей толпы.

Пусть же Герасим возблагодарит Бога и воздаст Богу славу, как за то, что имеет эту страсть и не может от нее избавиться, так и за то, что он в общежитии, ибо, не будь этого, он, имея склонность к любоначалию, совершенно погиб бы, сознание же в себе постыдной сей страсти смиряет его. Не будь сего, не только в скиту ему не удержаться, но и в монастыре, и во всем Афоне, тогда облекся бы он в гнилую одежду мира. Поэтому, да благодарит он Бога, что Он не отнимает от него сей страсти. Однажды, по молитвам преподобного отца нашего Нила избавил его Бог от страсти, подобно этой, мучавшей его, сделав это ради того, чтобы он не пришел бы в уныние и не возроптал бы, а также, чтобы восчувствовал бы милость Божию, возблагодарил бы Бога за это избавление и прославил бы Его, но он оказался неблагодарным, позабыл и Бога, и то благодеяние, которое Бог ему оказал. Так как отвращение сердца от Бога не может укрыться от Него, ибо Он - серд­цеведец, то за это Бог послал ему обручение сей страсти (т.е. неотступно попустил преследовать сей страсти его). Так Бог сотворил с ним, чтобы не погиб он от своей страсти (псилафизма любоначалия) и чтобы это препятствовало его погибельным намерениям, которые имеет несчастный».

Внимая этим словам святого, Феофан в уме спрашивал себя: за что сей человек так любит Герасима? Святой же в ответ на эту мысль тотчас сказал ему: «Если хочешь знать, из-за чего Бог так печется о нем, то слушай и узнаешь. Божественное попечение о людях бывает двояким: во-первых, вообще печется Господь о каждом человеке, чтобы он не погиб, во-вторых, сугубо промышляет о том человеке, коего родители благоугодили Ему благоутробием своим, состраданием к бедным и милостынями. Так, например, за страннолюбив родителей Всецарица Богородица, когда следовала с Бого-младенцем Христом в Египет, явила особую милость к их дитяти, которое Она утешила на руках Своих и накормила девственным молоком Своим. Благодать сего млека не утратила силы до самой смерти разбойника и явилась в исповедании истинным Богом Ее Сына (выше (в первой части, глава X) о сем сделано изъяснительное примечание).

Но какого примера тебе еще нужно? Возьми пример с лав­ры. Если бы она не пожалела тебя и не оставила бы тебя жить в пределах своих, дозволив поселиться в границах своих, на земле своей - получила бы она, думаешь, мощи преподоб­ного? Но, так как они поступили благоутробно, то за это они и удостоились получить святые мощи преподобного.

Так же точно и келлия Безбрадых: не оказывай они тебе приюта и не помогай тебе несколько в твоих нуждах - не получить бы им такой большой части пресветлых и святых мощей преподобного. Ну, а где же видишь ты дар Кавсокаливскому скиту? Почему они не приобрели благодати святых мощей? За несострадательность их к тебе и за неверие к святому. Однако сей сострадательный преподобный все-таки пожалел их и воспомянул о них; поминая их малую память о нем, помянул и их малой частью мощей своих (т. е. уделил и им часть малую).

По этому самому, если родители Герасима столь пекутся, чтобы не попустить погибать беднякам, которые суть чада Божий, помогая им и словом и делом (т. е. милостынею и заступничеством перед турецкими властями, словом утешения и назидания), то возможно ли Богу оставить погибнуть дорогому их чаду, тем более, что оно посвящено ими Богу? И Бог, поэтому, старается исправить его от высокоумия, любоначалия и самомнения, но Герасим никак не хочет рас­статься со своим высокоумием, и чем только он не прельща­ется? Идет и прельщается собою (псилафизуется), сидит -прельщается (псилафизуется), говорит - прельщается, пси­лафизуется; не имей он такой привычки, имел бы он часть (т. е. сподобился бы благодати святых, или причастия Святаго Духа); это и для родителей послужило бы большим радованием, но лукавство его препятствует исполниться на нем намерениям Божиим (т. е. готовности Божией даровать ему сию благодать). Если же он оставит свое лукавство и склонность к высокоумию - избавится и от своей страсти; великою радостию возрадуются о нем его родители, в противном же случае надлежит понести его родителям весьма большую печаль о нем.

Что же это за высокомерие в нем, которым он, несчастный, прельщается, сам того ни мало не сознавая (псилафизуется)?

Прелесть эта (псилафизм) есть сие: когда он идет, то помысл в нем говорит: "Я хожу с такой скромностию, нет здесь в скиту другого подобного мне, я служу хорошим примером всему братству". Когда сидит и с кем беседует, то говорит с тем же псилафизмом, то есть высокомерно; если собеседник скажет что, не угодное его властительскому уму, он тотчас гневается. Когда сидит за трапезой, тоже насыщается своим псилафизмом (т. е. пребывает во власти той же страсти высо­коумия), ищет ропотливым, склонным к осуждению и власти­тельским разумом какого-либо повода (т. е. празднословия и, перебирая недостатки ближних), и найдя благословную причину осудить кого, - гневается, как никто другой. Когда читает в церкви, - таким же образом прельщается, псила-физуется. Когда кто посетит его, тотчас возносится над при­шедшим, считая долгом начальственно поучать его, и сим прельщается (псилафизуется).

Пусть Герасим не прельщается мечтой спасаться в оди­ночестве».

Здесь святой привел ряд примеров, чтобы уяснить сколь предпочтительнее спасаться в общежитии и сколь много теряют те подвижники, которые, успешно подвизаясь в послушании, ловятся на прелестную диавольскую удочку вожделения пус­тынной жизни, которая им не по силам; бросив свой посильный подвиг послушания, удаляются они в пустыню и погибают. В общежитии страсти, как посторонние подмеси в масле го­рящей лампады... «перегорают, души очищаются, просвещаясь, как солнце, и светятся в лике преподобных».

Выслушав эти слова, Феофан сказал святому: «Из твоих слов я могу заключить, что ты хочешь убедить меня покинуть мое нынешнее жительство и вступить в общежитие, но ты напрасно стараешься; я этого не сделаю, ибо узнал что за добро общежитие - только одна слава, что общежитие. Ты же расхваливаешь так общежитие за то, что мой бывший игумен Савва - земляк тебе (Мореец), оттого-то ты так его и восхваляешь».

Святой: «Да разве ты пригоден для общежития, несчастный? Ты для общежития, - что подошва для грядки, которая толь­ко и может, что топтать свежие побеги и портит молодые растения огородника, за это огородник и изгнал тебя вон. Итак, будучи изгнан огородником, - куда ты больше денешься, как только в пустынное место (доел.: непотребное место). Таков и ты, непотребная подошва общежительская, которую изгнали оттуда, чтобы не отравляла других, изгнали в место никому не нужное, чтобы ты смердил себе там, где живешь, и смердишь величайшим смрадом.

Впрочем, для тебя послушание общежития заменяет сие: исполняй все то, что сказал тебе святой; без совета и без спроса ничего не предпринимай и никуда без совета не ходи, ибо как сказано: муж безеоветен - сам себе враг.

Выслушай, о, уединенник, еще одну притчу, как прекрасно блестят камешки на морском берегу...

Невозможно постичь искусство монашеской жизни и обрести мир душе (т. е. свободу от страстей), без пособия послушания...

...Ушедший из общежития в одиночество потом возропщет и скажет: "Зачем не остался я в общежитии, ибо я теперь страдаю от внутренней мысленной брани" (гл. 2, часть 3)». На это Феофан возразил: «Что же ты-то, расхваливая так общежитие, живешь одиноко и не поступаешь в него? Наверное оттого, что деньги имеешь, не хочешь лишиться их, и много у тебя всякого добра». Святой же продолжал: «Да, предпочи­тают одиночество общежитию именно ради того, что дорожат своими деньгами и своими кастрюлями... то есть следованию своей воле и помыслам...» Посем, завершив свою речь о преи­муществах общежития, святой коснулся и главного порока в нем, многословия, и, сравнив многословие с ехидною, рож­дающею только подобных ей ядовитых ехидн, истолковал тро­якое девство души, и отсюда, сравнив добродетели с голубем, горлицею и соловьем, голубь - образ чистоты и незлобия, горлица - целомудрия и молчания, соловей - любви к Богу и молитвы, начал многие свои поучения и слова о разных предметах.

Толкование преподобного, как неверие и похоть рождают грех и как грех рождает смерть; толкование грехопадения прародителей и сказание о том, как Бог готов был простить людей, если бы они покаялись, и как люди ожесточились сердцем, после чего святой сказал: «Вот и ты с твоим совет­ником творите то же самое: предпочитаете путь погибели. Как Бог дал Адаму заповедь, чтобы он спасся чрез соблюдение ее, так и преподобный отец ваш Нил дал вам спасительную заповедь, чтобы она послужила бы для вашего спасения, но вы так же презрели спасительную для вас заповедь преподоб­ного, как Адам и Ева презрели заповедь Божию...»

Истолковав грехопадение Адама, святой уяснил, сколь ве­ликою благодатию обладали люди, как они были светосиянны, и сколь прекрасен был рай, посем изъяснил братоубийство Каина (часть 2, глава 2). При сем святой открыл, что Авеля Бог облек первого благодатию молиться за брата своего.

Посем святой изобразил, как после Адама грех перешел во все человечество, как овладел человечеством, подобно тому, как плющ овладевает деревом. При этом он разделяет грехи на 33 главные ветви, подразделяемые на три категории, причем поясняет, как вера, надежда и любовь соединяют человека с Богом, и как наоборот: неверие, отчаяние и злоба соединяют и уподобляют человека диаволу. Говорит здесь также о том, что побудило Господа сойти на землю, учредить Церковь и снабдить ее Телом и Кровию Своей, подобно как соком лозным - грозды, и, как наоборот, диавол передает грешникам свою сущность и пятиобразие греха. Как ведут борьбу из-за спасения и погибели каждого человека добро со злом (подразумевается благодать со ангелом-хранителем и злой дух). Сравнение греха с азбукой, о книге жизни, и о том, как в делах людских перемешиваются добродетели с пороками, то есть добрые и худые побуждения, вызывающие какой-либо поступок, сое­диняясь в один звук, как буквы в слоге; будущий их разбор на Страшном суде. При этом святой сказал: «Тот, который отпадает от Церкви, чрез несохранение трех чувств соединяется с адом, ибо беззаконники, т. е. нечистые духи, оплетают беззаконного человека всевозможными оплетениями... и вполне овладевают им, иссушая все его соки и изнуряя душу его всевозможными грехами.

Подобно сему, впал в бедственную власть беззаконников и ты с твоим доверенным (другом), вследствие неверия вашего; они оплели вас и сделали нечувственными».

Услыхав эти последние слова, относящиеся до него, Феофан засмеялся, святой же Нил сказал: «Смеешься, несчастный? Завтра будешь плакать». Затем он продолжал речь свою: «Итак, каковы же должны быть те несчастия, которым подвергает себя беззаконник, впав во власть мучителей?.. Сие ведомо лишь тому, кто впадает во власть греха... сиречь бесов, как, например, ты, беззаконник, изведал сие, впав во власть их».

Затем святой говорит о том, как пал Денница, какова за­висть его к людям, как борят злые духи грешников грехами, а праведников лестию; также сравнивает двоякое упоение грехом и Святым Духом, приводит в пример св. Иакова Персянина и других святых и говорит, сколько непобедима в людях сила благодати Св. Духа, и как призрачна сила отвер­женных злых духов, уловляющих людей прельщениями и запугиванием...

Затем святой раскрывает, что именно открывает диаволу доступ в душу человека для искушения его, а именно: неверие сердца, т. е. не только выраженное неверие догматам, но и в верующем - нечувствие живой веры, затем - нечистота и отчаяние, и сравнивает их с тремя дверьми дома, которые, когда бывают заключены, то неприступна душа для татя и в ней воссиявает благодать... Затем приводит пример уловления души диаволом чрез лесть некоего подвижника.

Далее святой убеждает грешников ни в коем случае не отчаиваться и обращаться с покаянием к Всещедрому Искупи­телю, Который распялся за нас, а также поясняет, почему невозможно покаяние для злых духов.

Затем излагает, как произошел потоп, как Бог давал время на покаяние, и как возненавидели люди Ноя... Затем преподоб­ный указывает на степень растления нынешних людей, обличая монашествующих в нерадении к богослужению, затем взывает к посвятившим себя Богу, дабы внимали себе, хранили бы себя от пороков и соблюдали монашеские добродетели, причем приводит притчу о паре, о самопожертвовании горлицы за горлицу, о последующем самоотречении и о скорбной жизни горлицы (часть 3, главы 5-4).

В заключение сей притчи святой взывает к иереям, иеро­монахам и досточтимейшим монахам, дабы старались подра­жать сей горлице, также хранили бы себя от празднословия, особенно по св. Причастии, особенно иереи, которым подобает весьма обдумывать и размерять слова свои... Затем святой спросил: «Феофан! Ходил ли ты когда, хотя раз, в пещеру?»

Феофан: «Не хожу, ибо святой запретил мне ходить».

Святой: «Хорошо делаешь, что не ходишь, и не ходи, пока не сделаешься монахом; когда же примешь схиму, тогда ходи в пещеру, и приими возвещение преподобного Нила, т. е. возьми на себя обязанность передать возвещенные им слова людям, а также заботу о возжигании лампадки в пещере. Когда же примешь схиму, да не упустишь когда-либо надеть ее на себя»...

Вслед за сим святой выяснил значение монашества, как воинствования Царю Небесному, сравнив разные степени мо­нашества с разными степенями боевой готовности войска; привел пример доблестного и малодушного воина и, наконец, снова обратился к Феофану: «Ходи в пещеру и приими завет препо­добного Нила; потом приходи, и уходи и не замедляй, но будь лишь - заходя и выходя - ибо, видя тебя там, смущаются, хулят сострадание и безмерную милость Божию, которую Он сотворил тебе, недостойному созданию Своему, явившему такую неблагодарность в недостоинстве твоем благодетелю твоему».

Феофан же скдзал: «Не буду ходить, ибо впадаю в иску­шения». Святой: «Ходи и не бойся, ибо к тому времени успо­коятся производящие соблазны, но только, когда ходишь, да не умедляешь, но уходи поскорее из окрестностей келлии».

Глава 7: Продолжение восемнадцатичасовой беседы. Обличение Дионисия, наставления Феофану

Причина, почему святой сказал Феофану, чтобы он не ходил в его пещеру, пока не станет монахом, теперь же ска­зал, дабы ходил в пещеру, но не умедлял в ней, а был бы только входя и выходя, - причина сего заключалась в сле­дующем.

Иеромонах Дионисий, игумен и старец келлии Спанон, что близ пещеры святого, не верил в подлинность чудес святого, не верил, что святой на самом деле являлся Феофану и бе­седовал с ним, и посему не соблюл завета преподобного, переданного ему чрез Феофана, продать его судно и пчеловод­ство; Дионисий полагал, что все это лишь выдумки Феофана и поступал с Феофаном враждебно.

Ввиду этого и заповедал святой Феофану не ходить в пещеру, пока не сделается монахом; посему и Феофан отвечал святому: «Не стану ходить, ибо впадаю в искушение»; святой же ска­зал: «Ходи и не бойся - к тому времени успокоятся производя­щие». Эти слова были предсказанием святого и означали, что к тому времени имеет умереть иеромонах Дионисий. За неверие в чудеса и явления прп. Нила Дионисий был ужален ехидною в голень, согласно пророчеству святого, как увидим ниже; спустя двое суток по ужалении умер в лавре и похоронен, как странник на чужбине, по предсказанию прп. Нила; итак, когда Феофан пошел в пещеру и сделался монахом, то Дио­нисий был уже мертв.

Продолжая речь о Дионисии, святой сказал: «Не соблюл он заветов преподобного Нила, ибо счел их, как за слова, сочиненные тобой, стал противником преподобному и не только поспешил преступить заповеди преподобного, но воспламенил и ядоужалил неверием своим всю внутренность (т. е. обитателей Св. Горы).

Неблагодарное неверие Дионисия сделалось господствующим во внутренности (т. е. внутри Св. Горы, картинно называемой святым внутренностию организма, а неверие Дионисия, ядом ехидны, отравляющим весь организм чрез язву в ноге). И стали они (т. е. насельники Св. Горы) нечувственны к благодеяниям преподобного, ибо он отравил их ехидниным ядом своего неверия (как бы в знамение сего греха, Дионисий умер чрез ужаление в ногу от ядовитой ехидны).

Когда ехидна ужалит лишь в ногу, яд ее входит во все тело, до всех глубин (т. е. до внутреннейших органов тела), все тело человека ядонапояется, совершенно умерщвляется и по­гребается в землю; потом тело разлагается, остается только мертвый скелет. Тому же подвергается и сей ядовитым жалом своим (т. е. такой же участи подвергает Дионисий, своею хулою и неверием, монашество на Святой Горе, которое, если не примет увещаний святого, должно неминуемо утратить духовную жизнь и стать духовным скелетом), отравляет чувст­вительность, да не восчувствуют предстоятели слушающих (т. е. старшая братия монашествующих на Афоне) чудес пре­подобного. И, на самом деле, вследствие хулы Дионисия, святогорцы не вняли угрозам святого и его призыву к покая­нию и вот, через 3 года после приводимых изречений святого, Св. Гору постигла страшная кара; она совершенно запустела, насельники ее большею частию лишились погребения во Св. Горе, ибо принуждены были бежать со Св. Горы и умереть на чужбине. Этого бедствия не случилось бы, если бы проповедь преподобного, переданная чрез Феофана, была принята святогорцами со смирением и верою. Так как, по словам святого, главным виновником этого был Дионисий, то вот какую кару объявляет ему святой.

Дата добавления: 2017-01-13