Отношения Петра к Стефану

Митрополит Стефан сначала ревностно содействовал Петру, восхваляя его дела в сво­их предиках; но потом стал тоже понемногу с ним расходиться. Оказывалось, что, хотя он и был человеком европейски образованным, но образование его было далеко не в духе Петра. Государственные понятия царя об отношениях между церковью и государством и его рели­гиозные взгляды, например, на обрядовую сторону веры, носили довольно заметный протес­тантский оттенок, явившийся вследствие раннего и близкого знакомства его с немцами, то­гда как всех эти киевские ученые, к поколению которых принадлежал Стефан, воспитавшие­ся на католических системах богословия, были жаркими поборниками высокого церковного авторитета, церковных преданий и всего, что протестантство старалось поколебать в учении ο церкви. Местоблюститель, между прочим, вместе с великорусскими иерархами считал не­обходимым для управления церкви патриаршество, к чему, кроме его церковных убеждений, побуждал его, наверное, и личный интерес, потому что кому же ближе всего было и рассчи­тывать на патриаршество, как не ему, — местоблюстителю и ученейшему из всех архиереев? С течением времени он, видимо, начал скучать в ожидании патриаршего сана и, при всей своей осторожности, дозволял себе недовольство речи касательно распоряжений и самой личности Петра. Было, например, известно, что он был недоволен вторым браком царя (с Екатериной) от живой жены и несколько свободным отношением его к обрядам, тем, что царь со своим войском не соблюдал постов, хотя Петр и постарался в этом случае оградиться разрешительной грамотой от константинопольского патриарха. Все недовольные царем, ес­тественно, обращали свои взоры на наследника, царевича Алексея, воспитавшегося в старин­ном духе; в эту же сторону стал поворачиваться и Яворский. В 1712 г. в день тезоименитства царевича он говорил предику и не утерпел, чтобы не высказать в ней несколько прозрачных намеков — царевича назвал "единою надеждою России" и пустился в обличения против ос­тавляющих своих жен, не хранящих постов и обидящих церковь Божию. Петр рассердился и на время вовсе запретил ему говорить проповеди. Но только лишь это дело успело замяться, как Стефан снова столкнулся с царем, выступив, против его желания, в шумную борьбу с усилившимися в Москве протестантскими соблазнами.

Борьба Стефана против увлечений протестантством; дело Тверитинова и Камень ве­ры.

С самого начала XVIII столетия в Москве образовался кружок вольнодумцев, тронутых протестантским еретичеством. Они отвергали почитание святых и мощей, чудеса, пророчест-

Praedicatio — похвальный отзыв, прославление (лат.).

Holy Trinity Orthodox Mission

ва, авторитет Церкви со всею ее иерархией, соборами, преданиями и учением святых отцов, не признавали таинств, поминовения усопших, почитания святых икон, монашества и всей обрядовой стороны религии. Во главе этого кружка стоял лекарь Дмитрий Тверитинов, учившийся в Немецкой слободе и заразившийся там протестантскими идеями. Эти идеи он усвоил, впрочем, не целиком, а вперемежку с своими собственными домыслами; он, напри­мер, не принял самого основного догмата протестантства об оправдании человека одной ве­рой без дел закона, а доказывал напротив, что человек только и может спастись своими де­лами и заслугами, без которых его не могут спасти никакие посредники и ходатаи. Самым рьяным его последователем был его родственник, цирюльник Фома Иванов. Новая москов­ская ересь до своего обнаружения свободно распространялась около 14 лет и успела найти себе многих последователей из разных классов общества, проникла даже в московскую ака­демию. В 1713 г. первым попался в ней своему начальству один из учеников академии Мак­симов, а через него духовная власть добралась и до других еретиков. Митрополит Стефан немедленно пустил дело в розыск и повел его гласно, на всю Москву, привлекши к содейст­вию себе Преображенский приказ. Петр был очень этим недоволен, потому что такое шумное дело могло подействовать неприятно на живших в России иностранцев, да на многих и рус­ских деятелей реформы, тоже не совсем чуждых Тверитиновских замашек, могло, кроме то­го, усиливать и без того уже сильное недовольство немецкими новшествами в народе. Он распорядился поскорее взять это дело из рук Стефана, переведя его расследование из Моск­вы в Петербург. Здесь, по желанию царя, оно кончилось живо и легко для еретиков — удо­вольствовавшись одним только отречением их от своих мнений, петербургский суд препро­водил их обратно в Москву с распоряжением от царя немедленно присоединить их к церкви и затем все дело потушить. Но Стефан этим не удовольствовался, а разослал присланных еретиков по монастырям и принялся собирать против них новые улики. На беду, самый фа­натичный из них Фома Иванов, содержавшийся в Чудовом монастыре, дерзнул на возмути­тельную выходку, всего более им повредившую: придя однажды в церковь, он бросился с косарем на резной образ чудотворца Алексия и изрубил его. После этого московский собор 1714 г. предал всех еретиков проклятию. Они отданы были на церковное покаяние, а Фома сожжен на костре. Раздраженный всем этим делом, царь сделал Стефану тяжкий выговор че­рез Сенат. По поводу ереси Стефан написал большое сочинение против протестантства — "Камень веры"; сочинение это не было пущено в печать.

Особенно дурно отозвались на положении Стефана, да и всей вообще иерархии два по­литических дела 1718 года — дело царевича Алексея и дело его матери, бывшей царицы Ев­докии Лопухиной. В них замешано было несколько важных лиц из духовенства. Дознано бы­ло, что духовник царевича Яков Игнатьев был злейшим врагом Петра, внушал Алексею не­нависть ко всем делам и к самому лицу его отца, однажды на исповеди, когда Алексей со страхом признался ему, что желает отцу своему смерти, успокоил его, говоря: "Мы и все же­лаем ему смерти"; что духовник царицы Евдокии Федор Пустынный, ростовский архиерей Досифей и юродивый Михайло Босой говорили ей ο близкой смерти Петра и скором возвра­щении ее на царство, подкрепляя свои уверения разными пророчествами и видениями; что царевич, бежав за границу, писал оттуда письма Досифею, Крутицкому митрополиту Игна­тию Смоле и Киевскому Иоасафу Кроковскому; что он более всего надеялся на духовенство и говорил своим приближенным: "Когда будет время без батюшки, тогда я шепну архиереям, а архиереи приходским священникам, тогда меня и нехотя владетелем учинят." Был заподоз­рен в связи с царевичем и сам Стефан, которого партия царевича и сам он считали своим и на которого рассчитывали, что он снимет с царевича присужденное ему царем пострижение в монашество. По окончании розысков Яков Игнатьев, Федор Пустынный и Досифей были преданы смертной казни; Иоасаф Кроковский умер скоропостижно еще раньше розыска на

Holy Trinity Orthodox Mission

дороге из Киева в Петербург; Игнатий Смола по старости был уволен на покой (уже в 1721 г.) в Нилову пустынь. Во все время розысков царь находился в таком же страшном раздра­жении, как во время стрелецких казней, и высказывал крайне резкие отзывы ο духовенстве. В 1718 году он решительно высказал мысль об отмене патриаршества и об устройстве для цер­ковного управления духовной коллегии, наподобие учреждавшихся тогда же государствен­ных коллегий. Яворский уцелел во время розысков — ему предназначалось даже место пре­зидента в новой духовной коллегии; но отношения к нему царя были окончательно испорче­ны — президентом он должен был сделаться только номинальным. Петр убедился, что не все и киевляне могли ему сочувствовать, и стал приближать к себе из них новых людей, более соответствовавших его видам.

Дата добавления: 2017-01-13