Русское (Московское) государство в XV—XVII вв. 97

IV.

через систему внешних и полуфиктивных мер: запись на служ­бу несовершеннолетних сыновей, выдача дочери замуж за человека, принимающего служебные обязанности ее отца). Кроме того, «расщепленный» характер феодальной собст­венности делал затруднительным и ответ на вопрос, кто был ее полноправным субъектом. Перенесение ответственности по обязательствам с одного субъекта (отца, помещика) на другого (детей, крестьян) также усложняло ситуацию и осо­знание субъектом права своего статуса.

Субъекты гражданского права должны были удовлетво­рять определенным требованиям, таким, как пол, возраст, социальное и имущественное положение. Возрастной ценз определялся в пятнадцать-двадцать лет: с пятнадцатилетнего возраста дети служилых людей могли наделяться поместья­ми, с этого же возраста у субъекта возникало право самостоя­тельного принятия на себя кабальных обязательств. За роди­телями сохранялось право записывать своих детей при дости­жении пятнадцатилетнего возраста в кабальное холопство. Двадцатилетний возраст требовался для приобретения права принимать крестное целование (присягу) на суде (гл. XIV Со­борного Уложения).

Вместе с тем такие нормы, как брачный возраст, законода­тель оставлял практике и обычаю. Вообще, факт достижения определенного срока (будь то возраст или давность) не рас­сматривался им как решающий для правового состояния субъекта. Известно, что даже по достижении совершенноле­тия дети не выходили полностью из-под власти отца, а истек­ший срок давности в обязательстве еще не был его финаль­ным моментом. В сфере уголовных санкций, применявшихся иногда за гражданские правонарушения, неопределенность сроков воспринималась как вполне обычное явление.

Что касается полового ценза, то в XVII в. наблюдалось существенное возрастание правоспособности женщины по сравнению с предыдущим периодом. Так, вдова наделяется по закону комплексом правомочий, процессуальными и обяза­тельственными правами. Нужно отметить и существенные изменения в сфере и порядке наследования женщинами не­движимых имуществ.

Взаимодействие различных субъектов гражданских отно­шений в одной сфере (особенно в области вещных прав) не­

русское (Московское) государство в XV—XVII вв. 93

избежно порождало взаимное ограничение субъективных прав. При разделе родового имущества род как коллективный субъект передавал свои права коллективным субъектам, со­хранял за собой право распоряжаться имуществом. Это иму­щество могло быть отчуждено только с согласия всех членов рода. Род же сохранял право выкупа проданного родового имущества в течение установленного законом срока.

Пожалование земли в поместье (акт передачи имущества государством помещику) принципиально не меняло субъекта собственности — им оставалось государство. За помещиком закреплялось только право пожизненного владения. Однако если земля попадала (при выполнении дополнительных дей­ствий) в наследственное владение и пользование, то земле­владение по своему статусу приближалось уже к вотчинному, т. е. принимало форму полной собственности. Это приобре­тало особую значимость в случае превращения поместья в вотчину (при обмене или передаче по наследству). Разделе­ние правомочий собственника и владельца отмечалось и при выделении земельного надела отдельной крестьянской семье, пользующейся им, из земель крестьянской общины, которой принадлежало право собственности на данный надел.

Дробление правомочий способствовало значительному усложнению той сети связей, которые складывались между различными субъектами. Превращение одного правомочия в другое, вызванное волевым актом (пожалование, завещание) или фактом (смерть, поступление на службу), расшатывало границы правового статуса лица или вещи, обеспечивало внутренний динамизм гражданского оборота, одновременно приучая оперировать более четкими категориями, ранее ему неизвестными, т. е. совершенствовать юридическую технику.

Вещи по русскому праву XII в. были предметом ряда право­мочий отношений и обязательств. Основными способами приобретения вещных прав считались: захват (оккупация), давность, находка и пожалование. Наиболее сложными были вещные имущественные права, связанные с приобретением и передачей недвижимой собственности. Впервые точное по­нятие об отвлеченном праве собственности, связанном с оп­ределенным субъектом, встречается уже в жалованных грамо­тах московских князей. В более поздний период в порядке

94 IV.

юридического закрепления субъективных имущественных прав отмечается постепенный переход от фактических форм завладения землей (основанных на захвате) к формально очерченному порядку, закрепляемому жалованными грамота­ми, зафиксированному межевыми знаками и пр. В высокой степени формализованный порядок установления вещных прав был знаком уже Псковской судной грамоте, откуда он постепенно проникает в московское законодательство XVI— XVII вв.

Пожалование земли представляло собой сложный ком­плекс юридических действий, включавший выдачу жалован­ной грамоты, составление справки, т. е. запись в приказной книге определенных сведений о наделяемом лице, на кото­рых основывается его право на землю: обыск, проводимый по просьбе наделяемого землей и заключающийся в установле­нии факта действительной незанятости передаваемой земли (как фактического основания для просьбы на ее получение), ввод во владение, заключавшийся в публичном отмере земли, проводимом в присутствии местных жителей и сторонних людей. Раздачу земли в рассматриваемый период наряду с Поместным приказом осуществляли и другие органы — Раз­рядный приказ, Приказ Большого дворца, Малороссийский, Новгородский, Сибирский и другие приказы.

В акте пожалования субъективное волеизъявление вызы­вало объективные последствия — появление нового субъекта и объекта собственности, для точной корректировки кото­рых требовались дополнительные, достаточно формализо­ванные действия (регистрация, обоснование нового право­мочия, ритуализированные действия по фактическому наде­лению землей), с помощью которых новое право «вписыва­лось» в систему уже существующих отношений.

Права на пожалованные земли впервые были сформули­рованы в Указе 1566 г. и сводились к праву менять земли, сдавать их внаем и передавать в приданое.

Давность (приобретательная) становится юридическим основанием для обладания правом собственности, в частнос­ти, на землю при условии, что данное имущество находилось в законном владении в течение срока, установленного зако­ном: пятнадцать лет (по закону, принятому при сыне Дмит­рия Донского великом князе Василии, начало XV в.), двад-

Русское (Московское) государство в XV—XVII вв. 96

цать, тридцать или сорок лет (по церковным законам). Впе­рвые законодательно срок давности владения недвижимостя-ми был определен в Псковской грамоте (четыре и пять лет). Судебники установили трехлетний срок давности в отноше­ниях между частными лицами и шестилетний в отношениях частных лиц с государством. Соборное Уложение не опреде­ляет общего срока давности и специально оговаривает сроки для выкупа родовых имуществ.

Как и справка при пожаловании, давность владения игра­ла вспомогательную роль при установлении законных осно­ваний для права собственности. Например, Судебник 1497 г. назначал трех-четырехлетнюю давность по искам, связанным с земельной собственностью, тогда как в судебной практике учитывались более длительные давностные сроки — двадцать-тридцать лет. Законодатель постепенно уступал требованиям практики: в Судебнике 1550 г. при сохранении трех-четырех-летней давности по некоторым делам устанавливался сорока­летний срок для выкупа имений, а Соборное Уложение рас­пространило этот срок и на другие земельные сделки и отно­шения. Если в постановлениях начала XVII в. срок приобрета-тельной давности формулировался достаточно неопределен­но («многие лета»), то по Соборному Уложению он уже фик­сируется как сорокалетний.

Законодательная тенденция XVII в., связанная с установ­лением фиксированных сроков давности, совпадала с други­ми важными тенденциями в сфере регулирования поземель­ных отношений, а именно с оттеснением на второй план в спорах по этим делам свидетельских показаний (как доказа­тельств права собственности) и выдвижением на первый план документальной обоснованности права землевладения.

Поскольку факт существования того или иного имущест­венного отношения стал терять свою правоустановительную силу (если он не был подтвержден соответствующими фор­мальными актами), постольку давность меняла свой традици­онный характер (давность как длительность, обычность, факт, «пошлость») на черты формализма, установленное™, искусственного введения.

Наконец, нужно заметить, что категория давности была заимствована русским правом XVII в. из различных по харак­теру и времени возникновения правовых источников. Если в

ге

юго-западной Руси этот институт возникает из польских обы­чаев, западноевропейского законодательства и римского права, то в Москве и Пскове прежде всего из русского обыч­ного права. Различия в источниках возникновения сказались и на сфере применения института: если в юго-западной Руси давность владения распространялась на движимое и недви­жимое имущество и не только по сделкам купли-продажи, но и по долговым обязательствам и наследованию, то в северо­восточной и северо-западной Руси она применялась, прежде всего, к сделкам, предметом которых была возделанная земля.

Само качество предмета правоотношения определяло его формальные аспекты, в том числе пределы давности. В срав­нении с пожалованием как правоустановительным актом, всегда идущим «извне» и нуждающимся поэтому в формаль­ных подтверждениях, давность всегда шла «изнутри» право­отношения, от нормы, а внешние факторы (власть) только варьировали ее признаки (длительность, круг объектов).

Договор в XVII в. оставался основным способом приобре­тения прав собственности на имущество, и в частности на землю, он появился в таком качестве ранее института пожа­лования. Развитие этой формы проходило на фоне постепен­ной замены комплекса сопутствующих ей формализованных действий (участие свидетелей при заключении договора) письменными актами («рукоприкладством» свидетелей без их личного участия в процедуре сделки). Замена проходила несколько этапов: вначале договорные грамоты подписыва­лись покупателями и послухами, затем все чаще в них стали встречаться подписи продавцов, наконец, грамоту стали под­писывать одновременно и продавец, и покупатель. Само «ру­коприкладство» чаще всего выражалось в том, что вместо подписей стороны ставили различные знаки и символы. Одновременно теряли значение ритуальные атрибуты дого­вора, связанные с произнесением определенных формул, присутствием послухов-поручителей и т. п. «Рукоприкладст­во» утрачивало символический характер и превращалось в простое свидетельство о соглашении сторон в договоре.

Договорная грамота, составленная заинтересованными лицами, приобретала законную силу только после ее завере­ния в официальной инстанции, что выражалось в постанов-

лении на грамоте печати. Контроль государства за этой про­цедурой значительно усилился после введения писцовых книг. Первым законом, в котором закреплялись обязательная явка и запись договора в регистрационную книгу, был Указ 1558 г., изданный в дополнение к Судебнику 1550 г. В XVII в. практиковалось составление договорных грамот площадны­ми подьячими, чаще всего получавшими свою должность «на откуп» или «на поруку». Написанные ими грамоты заверялись печатями в приказной палате.

Но даже утвержденная договорная грамота создавала новое правоотношение только при условии его фактической законности. Иногда для обеспечения законности требова­лись дополнительные юридические действия, непосредст­венно не связанные с содержанием основного обязательства. К ним относилась, например, передаточная запись на догово­ре, «кабале», переводящая обязательство на третье лицо, со­ставление справки и пр. Так, Соборное Уложение предусмат­ривало выдачу в дополнение к договорным грамотам, закреп­ляющим право на землю, также отказных грамот, которые направлялись в местности, где расположены земли, переда­ваемые по утвержденному договору. Процедура, связанная с выдачей «справки», была дополнительной гарантией при ус­тановлении факта законного перехода земли от отчуждателя к приобретателю. На «справку» законодатель смотрел как на административную меру (обеспечивающую службу владельца земли) и гарантию финансовых интересов государства, а также как на технический прием, необходимый для перерас­пределения государственного имущества (неправильно оформленное землевладение могло быть передано государст­вом другому служилому человеку).

Способы приобретения вещей, известные русскому праву XVI—XVII вв., указывают на то, что правовое мышление эпохи разграничивало в самом составе вещей фактическую, природную, хозяйственно-потребительскую стороны и при­знаки юридической, условной природы. Простой факт владе­ния вещью, господства над нею противопоставлялся более формализованному, условно очерченному праву собственнос­ти. Захват как способ приобретения соседствовал с пожало­ванием и договором, потребительская функция вещей в зна­чительной мере воздействовала на их юридическую сущность и юридическую судьбу.

4-607

98 IV.

Представление о юридической судьбе вещей допускало как бесконечно длящуюся принадлежность вещи определен­ному субъекту (даже при переходе вещи к другому лицу пред­полагалась возможность ее возврата бывшему владельцу в пределах всевозрастающего срока выкупа), так и ее принад­лежность сразу нескольким лицам (в рамках одного рода, семьи либо в системе феодальной иерархии как «расщеплен­ная» собственность). Таким образом, представление об окон­чательном решении юридической судьбы вещей не было до­статочно четким и как бы отодвигалось в будущее. В значи­тельной мере даже акты и действия, подтверждающие сам переход вещи (послухи, присяга, судебный поединок), имели ритуально-символический характер, который придавался и более формализованным актам-доказательствам («рукопри­кладство», пометка договора символом). Только государст­венное вмешательство в действия, связанные с решением юридической судьбы вещей (сделки), выразившиеся в реги­страции и заверении договоров, как и в действиях, связанных с пожалованием, делало эти договоры более определенными и придавало им характер окончательности.

Факт регистрации в данном случае расценивается более высоко, чем субъективное право одной из сторон, нарушен­ное неправомерными действиями другой стороны. С подоб­ными представлениями связывались такие качества, как ин­тенсивность правового регулирования тех или иных отноше­ний и объектов и детальность регламентации отдельных пра­вомочий, принадлежащих частным и коллективным лицам.

Правовую регламентацию отдельных правомочий собст­венника (пользования, владения, распоряжения) в русском праве XVII в. все еще нельзя признать предельно выдержан­ной (как видно из примера с поместными владениями, пере­даваемыми по наследству и обмениваемыми на вотчину, что противоречило самому существу этой формы условного зем­левладения). Не случайно законодатель устанавливал опреде­ленный способ наделения правами собственника, предусмат­ривая различные дополнительные способы утверждения дан­ного права. Например, при захвате (как первоначальном спо­собе приобретения права собственности) пожалование игра­ло роль дополнительного средства, хотя и само по себе могло быть первичным источником установления права собствен­ности.

Дата добавления: 2014-01-07