В современном российском праве реализуются все три функции критерия наиболее тесной связи. 1 страница

Функцию общей или специальной корректирующей оговорки, позволяющей суду отступить от традиционных коллизионных норм в целях применения права страны, имеющей наиболее тесную связь с отношением.

В своем чистом виде разновидности однонаправленного подхода не получили широкого практического применения в современном коллизионном законодательстве разных стран вследствие многочисленных теоретических и практических недостатков, присущих данному подходу. Среди основных недостатков однонаправленного подхода следует указать на невозможность четкой идентификации пространственно-персональной сферы действия каждой материально-правовой нормы, отсутствие эффективного решения проблемы позитивных и негативных конфликтов, существенное усложнение стоящих перед правоприменителем задач.

При использовании однонаправленного подхода в основе решения коллизионной проблемы находится учет публичных нормообразующих факторов с акцентом на интересы, которые преследует то или иное государство при принятии своих материально-правовых норм.

Отечественный законодатель может определить только пространственно-персональную сферу действия собственных материально-правовых норм, в то время как определение аналогичной сферы действия иностранных материально-правовых норм осуществляется соответствующим иностранным законодателем.

Как и в отношении исходной для разнонаправленного подхода теории Савиньи, наиболее серьезная критика теории нормообразующих факторов Г. Кегеля основана на невозможности игнорирования нормообразующих факторов, связанных с материально-правовыми нормами и материальным результатом спора.

Третью разновидность составляют различные факторы, связанные с эффективным функционированием правопорядка и преимущественно представляющие собой конкретизацию принципов общеправового характера (международное и внутреннее единообразие решений, правовая определенность и предвидимость результата, склонность к применению собственного материального права, исполнимость выносимых решений).

Глава 4. ОДНОНАПРАВЛЕННЫЙ ПОДХОД И СВОЙСТВЕННЫЕ ЕМУ

НОРМООБРАЗУЮЩИЕ ФАКТОРЫ

На протяжении развития международного частного права в разные исторические периоды использовались различные варианты применения однонаправленного подхода, которые существенно различаются между собой как в части теоретического обоснования основных постулатов, так и в смысле практического механизма действия. В настоящей главе будут рассмотрены наиболее важные разновидности однонаправленного подхода, которые оставили заметный след в законодательстве, судебной практике и доктрине коллизионного права разных стран.

4.1. Теория статутов как первый исторический пример

использования однонаправленного подхода

4.1.1. Зарождение конфликтного подхода:

учения глоссаторов и постглоссаторов как теории,

предопределившие дальнейшие пути развития

коллизионной доктрины

Исторические предпосылки для применения конфликтных подходов сложились в свободных городах Северной Италии в XII - XIII вв. Несмотря на то что общим правом для всех народов средневековой Священной Римской Империи считались древнеримские источники, многие "свободные" итальянские города имели кодификации местных обычаев, которые вместе с распоряжениями местных правителей назывались "статутами". Соответственно, возникал вопрос о том, можно ли местный статут применить к спору с участием иностранца. Именно таким образом была сформулирована знаменитая глосса Аккурсия (1228 г.) <163>. Указанная эпоха ассоциируется с деятельностью так называемых глоссаторов и постглоссаторов (комментаторов), которые стремились все возникающие юридические проблемы решать на основе толкования римских текстов <164>. Очевидно, что римские тексты были абсолютно не приспособлены к решению поставленной проблемы выбора между статутами разных средневековых городов, поскольку, как было указано выше, в Древнем Риме коллизионная проблема решалась с помощью материального подхода, предполагающего формулирование специальных материально-правовых норм для регулирования трансграничных отношений. В связи с этим средневековые юристы не могли не прийти к необходимости создания нового подхода к решению коллизионной проблемы. Как отмечает М.И. Брун в своем очерке, посвященном истории развития коллизионной доктрины в средневековый период, "основателями науки МЧП были те самые итальянские и французские юристы 14 в., от которых ведет свое начало новая европейская юриспруденция. Те самые постглоссаторы или комментаторы, которые приспособили тексты римских источников к потребностям современного им гражданского общества..." <165>.

--------------------------------

<163> М.И. Брун считал, что глосса Аккурсия (Accursius) содержит первое в истории международного частного права указание на коллизионную проблему в современном смысле слова (Брун М.И. Очерки истории конфликтного права. М., 1915. С. 10). Однако, по свидетельству Л.А. Лунца, в 1916 г. был обнаружен более старый текст, относящийся к 1170 - 1200 гг., в котором излагается суждение по коллизионному вопросу некоего магистра Алдрика (Magister Aldricus). См.: Лунц Л.А. Курс международного частного права. С. 124.

<164> Так, Аккурсий в указанной глоссе считал возможным разрешить проблему выбора права одного из итальянских городов, основываясь на следующем тексте Кодекса Юстиниана, воспроизводящего Конституцию 380 г. императоров Грациана, Валентиниана и Феодосия "Об утверждении веры в св. Троицу": "Мы желаем, чтобы все народы, управляемые властью нашей милости, обретались в той вере, которую божественный апостол Павел передал римлянам". Глоссатор делает следующую пометку (глоссу): "По мысли императоров, закон обязателен для тех народов, коими они правят; следовательно, для тех, кто им не подвластен, закон не обязателен. А потому и болонский гражданин не может подлежать действию моденского статута" (Лунц Л.А. Курс международного частного права. С. 24).

<165> Брун М.И. Очерки истории конфликтного права. С. 16.

Среди итальянских постглоссаторов наибольшую известность приобрел Бартол (Bartolus). В литературе обычно упоминается вторая часть его сочинения, в которой Бартол излагает теоретические основы своей теории, призванной ответить на поставленный средневековым юристом вопрос: "Простирают ли статуты свой эффект за пределы территории?". Бартол полагает, что ответ на данный коллизионный по своему характеру вопрос содержится в правильной классификации статутов (распоряжений местных правителей и местных обычаев) на группы, каждой из которых свойствен территориальный или экстерриториальный характер действия норм в пространстве. Классификацию статутов Бартол предлагает производить, ориентируясь исключительно на содержание самих материально-правовых норм, подвергаемых анализу. При этом основная классификация Бартола основана на выделении так называемых запрещающих статутов, которым свойственно сугубо территориальное применение, и дозволяющих статутов, которые действовали экстерриториально и могли применяться в других городах (областях).

В одном из мест своей работы Бартол использует следующий способ классификации материально-правовых норм. Он анализирует знаменитый для его времени казус, когда англичанин умирает, оставив имущество в Италии. В соответствии с применявшимся тогда правилом майората при применении английского права все имущество должен был унаследовать старший сын. При применении итальянского права имущество должно было быть распределено между всеми законными наследниками. Бартол полагал, что решение казуса зависит от того, каким образом сформулирована английская материально-правовая норма. Если она сформулирована примерно следующим образом: "Все имущество умершего должно перейти к старшему сыну", то, поскольку норма ставит в центр "вещь", то норма трактует о правовом статусе имущества и действует только по месту нахождения вещи. Если же норма звучит иначе ("старший сын является единственным наследником имущества"), то необходимо исходить из того, что норма определяет правовой статус лица (старшего сына), а потому она должна "следовать" за лицом заграницей и применяться вне зависимости от места нахождения имущества <166>. В сочинениях последующих авторов указанный пример излагается в качестве квинтэссенции работы Бартола и предложенной им теории классификации статутов, которую предлагается считать сугубо схоластической, основанной на примитивном лингвистическом анализе текста материально-правовой нормы.

--------------------------------

<166> Juenger Fr. Choice of Law and Multistate Justice. P. 14; Lipstein K. Principles of the Conflict of Laws, National and International. Martinus Nijhoff Publishers, 1981. P. 10 - 11.

По мнению М.И. Бруна, указанная классификация статутов на основе их лингвистического толкования не имела в рассуждениях Бартола центрального характера, была вырвана из контекста и преувеличена последующими исследователями <167>. М.И. Брун предостерегает читателя от упрощенного понимания теории Бартола: "Впоследствии, когда Бартола перестали читать, начали уверять, будто все его учение сводилось к такой нелепости, будто важно только знать, с какого слова начинается текст закона - с названия вещи или с названия лица; в первом случае закон не имеет экстратерриториального значения, во втором имеет его. Ясно, однако, что Бартол говорил совсем не то, что ему приписывали: не то важно для него, с какого слова начинается текст закона, а то, на что падает ударение законодателя, т.е. в конце концов решает толкование текста... Бартол думал найти конфликтную норму (lex rei sitae или lex originis) в материально-правовом содержании закона без отношения к его территориальной привязке" <168>.

--------------------------------

<167> См.: Брун М.И. Международное частное право: Курс, читанный в Московском коммерческом институте в 1910/1911 гг. С. 50 - 51.

<168> Брун М.И. Очерки истории конфликтного права. С. 42.

Предложенное Бартолом и его учениками (в частности, Бальдом - Baldus) решение коллизионной проблемы путем анализа свойств самих применимых материально-правовых норм различных правопорядков и вытекающих из них пределов пространственно-персональной сферы действия таких норм являлось не чем иным, как формулированием принципиально нового однонаправленного подхода к решению коллизионной проблемы. Данная методология была развита и стала центральной в работах французских юристов XVI в. (наибольшую известность получили Ш. Дюмулен (Ch. Dumoulin) и Б. д'Аржантрэ (B. d'Argentre)), а также голландских юристов XVII в. (среди них нужно особенно выделить таких юристов, как П. Фут (P. Voet), И. Фут (J. Voet) и У. Губер (U. Huber)).

Многие современные авторы полагают, что именно Бартол положил начало теории статутов, под знаком господства которой коллизионная доктрина развивалась вплоть до середины XIX в., когда она была разгромлена в трудах Вехтера, а затем практически полностью вытеснена разнонаправленным подходом, сформулированным Савиньи. Так, по мнению Л.А. Лунца, именно Бартол "положил начало "теории статутов", которая получила полное развитие и господство в XVI - XVII вв. в учениях французских и голландских юристов" <169>. С данным мнением не согласен М.И. Брун. Признавая то обстоятельство, что предложенный Бартолом подход, основанный на классификации статутов в соответствии с их объектом и содержанием, оказал огромное влияние на последующих средневековых авторов, М.И. Брун обращает внимание на то, что центр тяжести сочинения Бартола лежит не в его теоретических построениях. Первая часть сочинения Бартола представляет собой анализ известных к тому времени практических казусов. Предлагаемые Бартолом решения аргументируются не с помощью изложенной выше классификации статутов, а путем ссылок на римские правила о месте исполнения обязательств и подсудности споров, в дополнение к которым Бартол приводит соображения практического и логического характера, основанные на современных ему реалиях <170>.

--------------------------------

<169> Лунц Л.А. Курс международного частного права. С. 124. Аналогичной точки зрения придерживается Липштайн (Lipstein K. Principles of the Conflict of Laws, National and International. P. 9 - 12).

<170> См.: Брун М.И. Очерки истории конфликтного права. С. 36. Вслед за М.И. Бруном теории постглоссаторов отличаются от более поздней теории статутов также в учебнике И.С. Перетерского и С.Б. Крылова (Перетерский И.С., Крылов С.Б. Международное частное право. М., 1940. С. 18).

Чрезвычайно важно то, что решения указанных казусов группируются Бартолом абстрактным образом в соответствии с институтами гражданского права (договоры, деликты, завещания, режим имущества супругов и т.п.), для каждого из которых формулируются подходящие коллизионные правила. Вот как, к примеру, М.И. Брун описывает рассуждения Бартола, посвященные договорным обязательствам: "Первая часть (работы Бартола. - А.А.) открывается исследованием правоотношений из договора. Бартол берет казус: иностранец заключил договор в Перудже; из этого договора возник судебный спор, который ведется в родном городе иностранца. Статут какого из двух мест следует применить? "Вопросы этого рода, - говорит Бартол, - весьма спорны; оставляя в стороне другие различения, необходимо более детально, чем это делают ученые обыкновенно, различать, о чем идет речь". Возможно, во-первых, что статут касается формы договора. В таком случае решает место заключения договора. Во-вторых, возможно, что речь идет о статуте, который касается процесса; тогда решает место, где находится суд. В-третьих, возможно, что спор касается существа дела; тогда нужно вопрос снова расчленить: 1) если спорят о таких обстоятельствах, которые могли быть предусмотрены при заключении договора, то решает место договора: "под этим местом, - поясняет Бартол, - я разумею то, где договор заключен, а не то, где назначено исполнение"; 2) если же спорят об обстоятельствах, которые возникли уже впоследствии вследствие небрежности или просрочки должника, то нужно опять различать: а) если исполнение назначено в определенном месте, то решает место, где назначено исполнение; б) если же исполнение обещано в нескольких местах альтернативно, с правом выбора для истца, или в) если место исполнения не указано вовсе, а обещание дано просто, то в обоих этих случаях решает место, где предъявлено требование, потому что здесь обнаружилась просрочка или небрежность" <171>. Аналогичный подход используется Бартолом в первой части своего сочинения и при решении казусов, относящихся к другим областям частного права.

--------------------------------

<171> Там же. С. 35.

Невозможно не обратить внимание на то, что в приведенных рассуждениях Бартол забывает о необходимости выбора применимого права исходя из толкования пространственно-персональной сферы действия каждой конкретной материально-правовой нормы (как было продемонстрировано выше, именно в этом заключается суть теории, излагаемой Бартолом во второй части своего сочинения) и вместо этого во многом неосознанно формулирует принципы установления связей между имущественными и личными неимущественными отношениями, с одной стороны, и правопорядками, с другой стороны. На это обращает внимание М.И. Брун, когда пишет о том, что "в поисках наиболее пригодной коллизионной нормы он (Бартол. - А.А.) шел по единственно правильному пути разложения правосудия на его элементы; для каждого элемента он отыскивал его более тесную привязку к территории. Он делал то самое, что делают и современные нам юристы, последователи учения Савиньи и теории действенного статута. Иного характера вторая часть комментария..." <172>.

--------------------------------

<172> См.: Брун М.И. Очерки истории конфликтного права. С. 38.

Столь подробное изложение теории Бартола необходимо нам для того, чтобы продемонстрировать, что в работах первых средневековых коллизионистов были заложены не только основы однонаправленного подхода, делающего акцент на определении пространственно-персональной сферы действия материально-правовых норм, исходя из их собственного объекта, содержания и толкования, но и постулаты будущего разнонаправленного метода, предполагающего локализацию (определение пространственно-персональных связей) регулируемых частным правом отношений применительно к определенным правопорядкам.

С этой точки зрения следует, несомненно, согласиться с М.И. Бруном в том, что итальянские постглоссаторы были "духовными предками юристов школы Савиньи" <173>, а теорию Бартола невозможно рассматривать исключительно в рамках теории статутов, основанной на однонаправленном подходе <174>. Аналогичным образом Фр. Юнгер отмечает, что "эти средневековые юристы (итальянские постглоссаторы. - А.А.), однако, также изобрели разнонаправленный подход, принципиально отличное направление, которое помещает между правовыми актами (legal transactions) и материальным правом коллизионные нормы, направленные на выбор правопорядка (jurisdiction-selecting choice-of-law rules). К примеру, итальянские глоссаторы и их французские коллеги сформулировали правило о том, что форма сделки подчиняется месту ее совершения (locus regit actum). Они также спорили о том, применимо ли к договору право места его заключения или исполнения. Они приходили к выводу о том, что права на имущество регулируются правом по месту нахождения имущества... Сосуществование этих двух подходов в ранней коллизионной литературе является примечательным" <175>.

--------------------------------

<173> Там же. С. 52 - 53.

<174> М.И. Брун также отмечает, что и более поздние средневековые юристы, находившиеся под всеобъемлющим давлением однонаправленной по своей природе теории статутов, часто забывали о классификации статутов и при решении конкретных казусов переходили к обсуждению различных видов отношений в духе Бартола: "Так, сам Бургундус, поговорив о трех группах статутов, начинает просто толковать о договорах и завещаниях, не заботясь о том, что законы о них не уложены им ни в одну из коробок; и то же делали и другие, т.е. просто обсуждали, как это делал Бартол и как это делаем мы теперь, какой закон будет наиболее компетентен для данного отношения; для них теория статутов оказывалась как бы обязательным фасадом правильного симметричного здания, позади которого возводились в большем или меньшем порядке другие постройки" (Брун М.И. Очерки истории конфликтного права. С. 96).

<175> Juenger Fr. Choice of Law and Multistate Justice. P. 13.

Данный вывод принципиально важен для объяснения феномена, на который обращают внимание многие авторы: несмотря на методологическую новизну учения Савиньи, обосновавшего основные постулаты разнонаправленного подхода, использованные им конкретные коллизионные привязки практически ничем не отличаются от коллизионных формул, предложенных еще Бартолом и другими средневековыми учеными <176>. Сам Савиньи предпочитал объяснять это тем, что подходы, основанные на решении коллизионной проблемы исходя из природы правоотношений, с одной стороны, и толкования материально-правовых норм, с другой стороны, различаются лишь в исходном пункте, но не в конечном результате. Как отмечает Фр. Юнгер, для Савиньи разнонаправленный и однонаправленный подходы были сторонами одной монеты, поскольку коллизионная проблема всегда может быть сформулирована одним из двух возможных способов: "Какова сфера действия материально-правовых норм определенного правопорядка?" или "Какие правоотношения регулируются материально-правовыми нормами того или иного правопорядка?" <177>. Как отмечает сам Савиньи, "...оба типа постановки вопроса... различаются только в исходном пункте. Вопрос и здесь, и там является одним и тем же, и решения в обоих случаях не могут различаться" <178>.

--------------------------------

<176> Фактически новизна рассуждений Савиньи в отношении конкретных коллизионных привязок исчерпывается только обоснованием необходимости применения права места исполнения обязательства для всех аспектов договорного обязательства. Однако как сама привязка к праву места исполнения обязательства, так и все иные используемые Савиньи формулы прикрепления можно найти уже в сочинении Бартола (см., например, Yntema H. The Historic Bases of Private International Law. P. 303 - 304).

<177> Juenger Fr. Choice of Law and Multistate Justice. P. 35.

<178> Savigny F. A.a.O. S. 3. Цит. по: von Bar Chr., Mankowski P. A.a.O. S. 514. Характерно, что даже название посвященного коллизионному праву раздела в труде Савиньи обозначено в ключе однонаправленного подхода ("Территориальные границы господства правовых норм над правоотношениями").

Однако последующее развитие различных теорий, использующих однонаправленный подход, показало, что мнение Савиньи об идентичности практического результата применения обоих подходов является ошибочным. Широкое использование в современной доктрине и практике коллизионных формул, сформулированных такими средневековыми юристами, как Бартол, следует объяснять не тем, что разнонаправленный и однонаправленный подходы имеют значительное сходство, а тем, что некоторые постулаты разностороннего подхода были заложены уже в трудах средневековых юристов, которые, учитывая состояние правовой науки того времени, не были в состоянии обобщить свои практические выводы в виде стройной теории <179>.

--------------------------------

<179> Теоретическое обоснование разнонаправленного подхода в период Средневековья было невозможно хотя бы в связи с тем, что ключевые для разнонаправленного подхода абстрактные понятия "правоотношение", "общественное (фактическое) отношение" и "субъективное гражданское право" были на необходимом теоретическом уровне разработаны только в трудах немецких пандектистов XVIII - XIX вв.

4.1.2. Основные характеристики и разновидности

теории статутов

При переходе в XVI в. пальмы первенства в развитии коллизионной доктрины от итальянских постглоссаторов к французским юристам пробивавшиеся ростки разнонаправленного метода оказываются практически полностью уничтоженными, а единственным способом теоретического обоснования решения коллизионной проблемы становится теория статутов.

В основе теории статутов располагается высказанная Бартолом идея о разделении статутов (местных узаконений и обычаев) на группы, каждому из которых соответствует четко определенная сфера пространственно-персонального применения. Первоначально статутарии выделяли только две группы статутов - реальные статуты, объектом которых являются вещи и которым свойственно сугубо территориальное действие, и персональные статуты, касающиеся статуса лиц и получающие экстерриториальное применение в случае перемещения данного лица на другую территорию. Затем в связи со сложностью разделения законов на две указанные категории многие авторы стали добавлять третью группу так называемых смешанных статутов. Практически каждый автор понимал данную группу по-своему. Некоторые авторы использовали данную категорию только для удобства своих логических рассуждений, чтобы затем придать группе смешанных статутов тот же принцип действия, что и реальным или персональным статутам (например, французский статутарий Д'Аржантре полагает, что смешанные статуты, как и реальные, подлежат строго территориальному применению). Другие авторы (статутарии голландской школы), как правило, помещали в разряд смешанных статутов нормы о форме сделок и других юридических актов, отмечая, что данные статуты имеют как обязательный территориальный характер (все лица, находящиеся на определенной территории, должны совершать юридические акты с соблюдением предусмотренных данным правопорядком правил о форме), так и экстерриториальный эффект (действительность юридического акта, произведенного с соблюдением правил о форме по месту совершения акта, признается и за рубежом).

Вот как весьма емко и образно описывает суть теории статутов М.И. Брун: "Приступая к делу, статутарий как бы видел перед собою три коробки, на которых ярлыки с надписями: "реальные статуты", "личные статуты", "смешанные статуты"; в стороне в беспорядке свалены все законы, и обязанности теоретика - всю эту кучу разобрать и все законы разложить по коробкам. Весь вопрос в том, какие законы класть в каждую из коробок. Только бы разрешить этот вопрос, и тогда в конкретном случае судье для решения конфликта стоило бы только взглянуть на ярлык коробки, в которую теоретик уложил закон, находящийся в конфликте, и ответ на вопрос: "Обязателен ли закон для иностранца на территории?" или "Применим ли закон вне своей территории?" - был бы готов. Но беда была в том, что самая раскладка по коробкам представляла мучительную задачу" <180>.

--------------------------------

<180> Брун М.И. Очерки истории конфликтного права. С. 91 - 92.

Более ранней французской школе теории статутов был свойственен весьма упрощенный способ классификации статутов на две или три группы. Речь шла о приравнивании объекта действия правовой нормы (поведения человека или режима вещи) к пространственно-персональному эффекту (сфере действия) этой нормы. Так, М.И. Брун следующим образом характеризует основные постулаты учения известного французского статутария Д'Аржантре: "Итак, по Д'Аржантре, задача конфликтного права, над разрешением которой так трудились осмеиваемые им схоластики, чрезвычайно упрощается: определите в точности, что составляет объект закона - недвижимость или личность, и вы тем самым определите его эффект - территориальность или экстерриториальность. Объект и эффект закона совпадают; у Д'Аржантре нет еще этих слов, но есть самая мысль..." <181>.

--------------------------------

<181> Брун М.И. Очерки истории конфликтного права. С. 60 - 61.

А.А. Рубанов очень метко характеризует теорию статутов как "теорию прикрепленности", основанную на идее о возможности прикрепления материально-правовых норм к объектам материального мира (лицам и вещам): "Поскольку человек обладает способностью физически перемещаться из страны в страну, с ним перемещаются и прикрепленные к нему правовые нормы. Последние, следовательно, должны приобретать юридическое значение в другой стране. Нормы же права, прикрепленные к вещи, этим качеством не обладают, поскольку сами вещи в принципе не переезжают из страны в страну. Нормы этого рода не могут получить юридическое значение в другой стране" <182>.

--------------------------------

<182> Рубанов А.А. Теоретические основы международного взаимодействия национальных правовых систем. С. 133. С этих позиций становится понятным, почему большинство статутариев помещало нормы о правах на движимые вещи (в отличие от норм о правовом режиме недвижимостей) в группу персональных статутов: движимые вещи способны перемещаться вместе с лицами, а потому с позиций примитивных рассуждений статутариев они больше тяготели к лицам, нежели к территории (см.: Брун М.И. Международное частное право: курс, читанный в Московском коммерческом институте в 1910/1911 гг. С. 55 - 56).

Идея о наличии у правовых норм четко определенной пространственной и/или персональной сферы действия выглядела весьма логичной для обстановки раннего средневековья, когда право принимать законодательные нормы, отличные от общего римского права, рассматривалось как привилегия, дарованная императором Священной Римской империи. Естественно, что эта привилегия рассматривалась как строго ограниченная подвластной территорией и подвластными лицами <183>. "В результате такой постановки вопроса основным научным вопросом на столетия стала проблема атрибутации правовых норм, т.е. установления, к какому конкретно предмету материального мира прикреплена та или иная норма" <184>.

--------------------------------

<183> De Nova R. Op. cit. P. 444 - 445.

<184> Рубанов А.А. Теоретические основы международного взаимодействия национальных правовых систем. С. 138. Аналогичная мысль выражена в одной из работ М.И. Бруна: "При сравнительно малой сложности тогдашней жизни можно было все юридические отношения подгонять или к закону места, где лежит вещь, или к закону места, где имеет постоянное местожительства лицо. Так объясняется происхождение идеи о двух группах законов... Задача состояла в том, чтобы определить, какие законы не уступают своего господства иноземным законам и какие законы, наоборот, распространяются за пределы территории; теория была построена на предположении, что как в природе различаются вещи и люди, так и законы по своей природе одни касаются вещей, другие - касаются лиц; а так как вещи неподвижно прикреплены к территории, а лица движутся, то естественно было заключить, что законы о недвижимостях территориальны, а законы о лицах - экстерриториальны" (Брун М.И. Международное частное право: курс, читанный в Московском коммерческом институте в 1910/1911 гг. С. 56 - 57).

В трудах более поздних авторов, в особенности юристов голландской школы, происходит определенное усложнение и развитие теории статутов. Многие авторы начинают использовать телеологическое толкование материально-правовых норм, при котором вывод о помещении ее в ту или иную группу статутов делается на основе не только изучения внешней формулировки нормы и определения ее объекта, но и анализа явно выраженной или подразумеваемой цели и намерений соответствующего законодателя <185>. Данное направление правовой мысли будет взято впоследствии в основу одного из современных проявлений однонаправленного подхода (теории анализа правительственного интереса американского ученого Бр. Карри).

Дата добавления: 2014-11-25