Официальное нормативное толкование

Официальное толкование норм трудового права Верховным Судом Российской Федерации.

Официальное толкование норм трудового права Конституционным Судом Российской Федерации.

Конституционный Суд Российской Федерации - судебный орган конституционного контроля, самостоятельно и независимо осуществляющий судебную власть посредством конституционного судопроизводства[261]. О функциях Конституционного Суда его председатель В.Д. Зорькин пишет: «Конституционный Суд РФ дает общеобязательное, нормативное толкование Конституции, прекращает действие признанных им не соответствующими Конституции нормативных актов или не допускает их вступления в силу (нератифицированный договор РФ) либо, признавая закон не противоречащим Конституции, дает такое его толкование (путем выявления его конституционно-правового смысла), которое служит непременным условием его конституционности, и имеет, стало быть, нормативное значение для всех правоприменителей, в том числе судов общей юрисдикции»[262].

Примером признания нормы федерального закона противоречащей Конституции в сфере трудового права может служить Постановление Конституционного Суда от 27 декабря 1999 г. № 19-П по делу о проверке конституционности положений пункта 3 статьи 20 Федерального закона "О высшем и послевузовском профессиональном образовании". В соответствии с этим Постановлением был признан не соответствующим Конституции и не подлежащим применению п. 3 ст. 20 указанного закона, предусматривавший возрастные ограничения для лиц, замещающих должности заведующих кафедрами в государственных и муниципальных высших учебных заведениях.

Обосновывая свою позицию, Конституционный Суд РФ указал, что установление предельного возраста при замещении определенных должностей по трудовому договору допустимо, если это ограничение обусловлено спецификой и особенностями выполняемой работы; при введении такого рода возрастных ограничений должно быть обеспечено соблюдение Конституции Российской Федерации, в том числе конституционного принципа равенства, исключающего необоснованное предъявление разных требований к лицам, выполняющим одинаковые по своему содержанию функции. В противном случае установление предельного возраста, достижение которого является основанием для освобождения от должности независимо от согласия работника, означало бы дискриминацию по возрастному признаку.

Должность заведующего кафедрой отнесена Федеральным законом "О высшем и послевузовском профессиональном образовании" не к административному персоналу, а к профессорско - преподавательским должностям. Это означает, что на заведующего кафедрой, как высококвалифицированного специалиста, имеющего, как правило, ученую степень и ученое звание, возлагается ведение такой же учебной, научно - исследовательской и методической работы, как, например, на профессора или доцента.

Устанавливая предельный возраст при замещении должности заведующего кафедрой, законодатель вместе с тем не предусматривает каких-либо возрастных ограничений при замещении других профессорско - преподавательских должностей на кафедре. Следовательно, сам по себе возраст, превышающий шестьдесят пять лет, не препятствует успешному осуществлению данного вида деятельности.

С учетом изложенного возрастное ограничение при замещении должностей заведующих кафедрами в государственных и муниципальных высших учебных заведениях не может рассматриваться в качестве специального требования, обусловленного характером этой деятельности, особенностями данного вида труда, а сам по себе факт достижения предельного возраста не может служить достаточным основанием для освобождения от должности заведующего кафедрой или препятствовать участию в выборах на данную должность.

Интересно, что аргументация мотивировочной части Постановления в полной мере распространяется и на деканов факультетов. Тем не менее, в резолютивной части Постановления от 27 декабря 1999 г. деканы не были упомянуты. Конституционный Суд руководствовался ст. 74 Конституционного закона о Конституционном Суде, в соответствии с которой Конституционный Суд Российской Федерации принимает постановления и дает заключения только по предмету, указанному в обращении, и лишь в отношении той части акта или компетенции органа, конституционность которых подвергается сомнению в обращении[263].

Соответствующие изменения в закон "О высшем и послевузовском профессиональном образовании" были внесены 25.06.2002 г., причем возрастное ограничение было снято также и с деканов факультетов. Однако фактически ограничение для деканов оставалось, так как оно было включено в Трудовой кодекс (п. 3 ст. 336), вступивший в действие 1.02.2002 г., а в соответствии со ст. 5 ТК РФ в случае противоречия между Трудовым кодексом и другим федеральным законом применяться должен Трудовой кодекс. Из Трудового кодекса это ограничение было исключено только законом от 30.06.2006 (оставлено для ректоров, проректоров и руководителей филиалов, правомерность чего была подтверждена упомянутым Постановлением Конституционного Суда).

Позднее, Конституционный Суд РФ в Определении от 11 июля 2006 г. № 213-О, указал, что правовая позиция, изложенная в Постановлении от 27 декабря 1999 года № 19-П, которым Конституционный Суд Российской Федерации признал положения пункта 3 статьи 20 Федерального закона "О высшем и послевузовском профессиональном образовании", предусматривающие возрастные ограничения для лиц, замещающих должности заведующих кафедрами в высших учебных заведениях, не соответствующими Конституции Российской Федерации, ее статьям 19 (части 1 и 2) и 37 (часть 1), в полной мере применима при оценке конституционности законоположений, вводящих аналогичные ограничения для лиц, замещающих должности деканов факультетов[264].

В другом случае Конституционный суд РФ признал противоречащими Конституции нормы закона Ивановской области, которыми предусматривались дополнительные основания прекращения трудового договора с муниципальными служащими, подчеркнув, что «закрепление в федеральном законе единого для Российской Федерации перечня оснований прекращения трудового договора по инициативе работодателя является одной из существенных гарантий права на труд. Этот перечень не может быть расширен актами субъектов Российской Федерации»[265].

Решения Конституционного Суда, помимо выводов о соответствии или несоответствии закона Конституции, могут содержать толкование, данное путем выявления конституционно-правового смысла. Такое толкование чаще содержится в его определениях. Их неофициально называют определениями с положительным («позитивным») содержанием[266].

Примером может служить Определение КС РФ от 4.12.2003 г. № 421-О о проверке конституционности ч. 1 ст. 374 ТК РФ. В соответствии с этой нормой увольнение по инициативе работодателя в соответствии с пунктами 2, 3 или 5 части первой статьи 81 Трудового Кодекса руководителей (их заместителей) выборных коллегиальных органов первичных профсоюзных организаций, выборных коллегиальных органов профсоюзных организаций структурных подразделений организаций (не ниже цеховых и приравненных к ним), не освобожденных от основной работы, допускается помимо общего порядка увольнения только с предварительного согласия соответствующего вышестоящего выборного профсоюзного органа. Не усмотрев неопределенности в вопросе о соответствии Конституции оспариваемой нормы[267], Конституционный Суд РФ истолковал ее таким образом, что в случае отказа вышестоящего профсоюзного органа дать согласие на увольнение, работодатель вправе обжаловать решение профсоюзного органа в суд. Причем отказ следует считать правомерным, только если профсоюзный орган докажет факты преследования данного работника со стороны работодателя по причине его профсоюзной деятельности[268].

Такое толкование является совершенно новым. Ранее действовавший КЗоТ РФ предусматривал получение согласия профсоюзного органа на увольнение по ряду оснований всех членов профсоюза. По единодушному мнению всех комментаторов отказ профкома дать согласие не мог быть куда-либо обжалован, поскольку Кодекс этого не предусматривал[269].

В данном примере КС РФ выявил иной конституционно-правовой смысл, нежели доктринальное толкование, причем, строго говоря, отмененного закона. Сложнее ситуация, когда этот смысл противоречит ясному буквальному смыслу действующего закона.

Вернемся еще раз к толкованию п. 8 ст. 33 КЗоТ РФ, данному Определением КС РФ от 8 февраля 2001 г. Фактически Конституционный Суд заменил исходную формулировку: «хищение по месту работы государственного или общественного имущества» иной: «хищение по месту работы имущества работодателя, независимо от его организационно-правовой формы и формы собственности» (см. § 6 гл. 3).

Видимо Конституционный Суд руководствовался точкой зрения, высказанной еще П.Е. Недбайло – действие нормы может расшириться или ограничиться вследствие изменения обстановки[270]. Правомерность этого не бесспорна, недаром двое конституционных судей (Г.А. Жилин и О.С. Хохрякова) остались при особом мнении, указав, что в данном случае Суд вышел за рамки своих полномочий, поскольку такие исправления вправе делать только законодатель.

Согласовать КЗоТ с Конституцией можно было и иначе: признать п. 8 ст. 33 КЗоТ вообще не подлежащим применению. Однако это создало бы пробел в законодательстве.

Иногда Конституционный Суд, выявив несоответствие нормативного акта Конституции, откладывает утрату им юридической силы, чтобы не создавать пробел, и поручает федеральному законодателю разработать новую норму, взамен признанной неконституционной. Так был решен вопрос об актах бывшего Союза ССР, регулировавших условия предоставления пособий по временной нетрудоспособности Определением КС РФ от 2 марта 2006 г. № 16-О[271].

Эти акты связывали размер пособия по временной нетрудоспособности с так называемым непрерывным стажем, который определялся по продолжительности последней непрерывной работы на данном предприятии, в учреждении, организации, а в случаях, предусмотренных указанными актами, в непрерывный трудовой стаж засчитывалось также время предыдущей работы или иной деятельности. При этом во внимание принимались продолжительность перерывов в работе и причины расторжения трудового договора. Так, по общему правилу, при переходе с одной работы на другую непрерывный трудовой стаж сохранялся при условии, что перерыв в работе не превысил одного месяца; в случае же увольнения по собственному желанию без уважительных причин он сохранялся при условии, что перерыв в работе не превысил трех недель.

Конституционный Суд пришел к выводу, что сохранение такого правового регулирования, которое связывает определенные негативные последствия с реализацией работником права на прекращение трудового договора по своей инициативе, является, по сути, нарушением закрепленных Конституцией Российской Федерации в числе основных прав и свобод человека и гражданина свободы труда, права каждого свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию (статья 37, часть 1), а также существенно снижает объем страхового обеспечения по сравнению с тем, который предоставляется при наступлении временной нетрудоспособности работникам с таким же средним заработком и трудовым (страховым) стажем при иных обстоятельствах трудовой деятельности, чем нарушается равенство прав и свобод человека и гражданина (статья 19, части 1 и 2, Конституции Российской Федерации).

Однако в резолютивной части Определения, утрата силы оспариваемыми актами отложена до 1 января 2007, и указано, что федеральному законодателю надлежит урегулировать порядок и условия реализации конституционного права каждого на социальное обеспечение в случае болезни и обеспечить введение нового правового регулирования в срок не позднее 1 января 2007 года. Это было сделано Федеральным законом от 29 декабря 2006 года № 255-ФЗ «Об обеспечении пособиями по временной нетрудоспособности, по беременности и родам граждан, подлежащих обязательному социальному страхованию»[272].

Не совсем ясна ситуация, когда толкование Конституционного Суда РФ содержится не в резолютивной части решения, где всегда прямо говорится, что «данное толкование является общеобязательным и исключает любое иное истолкование данной нормы в правоприменительной практике», а в мотивировочной части решения.

В качестве примера можно привести толкование ч. 1 ст. 54 Конституции РФ, данное в мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 20.04.2010 № 9-П. Там указано, что, вводя в действие новые правовые нормы и признавая утратившими силу прежние, федеральный законодатель не вправе придавать обратную силу новому регулированию, если оно ухудшает правовое положение личности, ограничивает ее субъективные права, уже существующие в конкретных правоотношениях[273].

Легко видеть, что данное толкование является распространительным, поскольку текст ч. 1 ст. 54 Конституции РФ говорит только о законах, устанавливающих или отягчающих ответственность.

Однако, учитывая обыкновение Конституционного Суда РФ твердо придерживаться ранее сформулированных позиций (см., например, рассмотренные выше Определения Конституционного Суда РФ от 11.07.2006 и от 3.11.2009), подобные толкования следует также считать общеобязательными.

Во-первых, актами официального нормативного толкования следует считать постановления Пленума Верховного Суда РФ. На протяжении многих лет эта точка зрения никем не оспаривалась. Дискутировался другой вопрос: являются ли эти акты источниками права.

Однако после принятия Конституции РФ 1993 г. ряд ученых стали утверждать, что отныне постановления пленумов Верховного и Высшего Арбитражного Судов являются рекомендательными, а не обязательными, и, следовательно, данные толкования больше не являются официальными, а являются лишь высококвалифицированными доктринальными рекомендациями[274]. Отметим, что, по замечанию А.Ф. Черданцева, этот подход должен логически вести и к отрицанию наличия официального нормативного толкования как такового (кроме аутентичного), хотя прямо этого никто не утверждает[275].

Данный взгляд базируется, во-первых, на буквальном понимании принципа разделения властей и, тем самым, на буквальном толковании конституционного текста (ст. 10 Конституции РФ).

Во-вторых, на том, что в ст. 126 Конституции РФ, где говорится, что Верховный Суд дает разъяснения по вопросам судебной практики, не указано, что они являются обязательными.

И, в-третьих, на указании ч. 1 ст. 120 Конституции РФ: «Судьи независимы и подчиняются только Конституции Российской Федерации и федеральному закону».

Эти аргументы не представляются убедительными. Ссылка на последнюю норму совершенно несостоятельна – понимать ее буквально (даже безотносительно к актам высших судов) можно разве что в уголовном праве, поскольку соответствующие отношения не регулируются подзаконными актами[276]. Что касается других отраслей, то было бы весьма странным, если бы при рассмотрении трудовых, например, дел суды не считались с указами Президента РФ, постановлениями Правительства РФ и всеми остальными нормативными правовыми актами, содержащими нормы трудового права, упомянутыми в ст. 5 ТК РФ (кроме того, еще и с коллективными договорами, соглашениями, а также локальными нормативными актами). В точности такая же норма содержалась в советских конституциях, и ее всегда приводили как пример нормы, требующей распространительного толкования, причем «логически очевидного для всех»[277].

Как указывают Н.Н. Вопленко и А.П. Рожнов, отсутствие в ст. 126 Конституции указания на обязательный характер разъяснений Верховного Суда также ни о чем не говорит, поскольку давать необязательные разъяснения может кто угодно кому угодно, и упоминать об этом в Конституции было бы совершенно излишне. Такое упоминание означает именно то, что данные разъяснения обязательны[278]. Правда, в этой статье упоминаются только разъяснения по вопросам судебной практики и отсюда можно сделать вывод, что они обязательны только для судов. Однако, поскольку в настоящее время любой спор о праве (во всяком случае, в сфере регулирования труда) может закончиться в суде, разъяснения Верховного Суда РФ фактически обязательны не только для судов, но и для других субъектов права[279].

Принцип разделения властей тоже не следует понимать буквально. М.Н. Марченко пишет, что опыт других стран (в частности США), давно и плодотворно использующих принцип разделения властей, демонстрирует, что жесткое, строгое, изначально заданное разделение сферы деятельности различных ветвей власти существует лишь в теории, но не в реальной жизни[280].

К этому можно добавить, что принцип этот был сформулирован в свое время главным образом с целью не допустить доминирования одной из властей за счет подавления других. Между тем, как показывает мировой опыт, склонна к этому отнюдь не судебная власть (опасение Ф.М. Раянова, что смешение ветвей власти «может привести к власти судебных органов, а не государствообразующего народа»[281] относится к числу «юридических химер», истории подобные примеры неизвестны). Склонна к этому власть исполнительная, право которой на подзаконное нормотворчество никем не оспаривается (и которым она частенько злоупотребляет).

Наконец, не следует забывать, что ст. 56 Закона РСФСР «О судоустройстве РСФСР»[282], содержащая совершенно ясную формулировку: «Руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда РСФСР обязательны для судов, других органов и должностных лиц, применяющих закон, по которому дано разъяснение», не отменена. Сторонники рекомендательно характера постановлений Пленума Верховного Суда РФ утверждают, что она не должна применяться, поскольку противоречит Конституции РФ. Но в соответствии со ст. 101 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" проверка соответствия норм федеральных законов Конституции РФ есть исключительная прерогатива Конституционного Суда РФ (см. об этом § 3 гл. 3), и пока он не сказал своего слова, следует считать норму ст. 56 Закона «О судоустройстве РСФСР» действующей.

Помимо высказанного выше теоретического обоснования, в пользу признания постановлений Пленума Верховного Суда РФ обязательными говорят и практические соображения.

В подавляющем большинстве случаев, законодатели впоследствии включают неочевидные положения этих постановлений в текст законов. Множество примеров этого, относящихся к трудовому законодательству 20-70 гг. прошлого века, приведены А.К. Безиной и В.И. Никитинским[283]. То же самое происходит и ныне. Трудовой кодекс воспринял ряд положений постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22 декабря 1992 г. «О некоторых вопросах применения судами Российской Федерации законодательства при разрешении трудовых споров»[284]. Так, ст. 72 ТК РФ воспроизвела определение перевода на другую работу, данное п. 12 указанного постановления, а также предусмотренное этим пунктом требование о письменной форме согласия работника на перевод. Статья 11 ТК РФ восприняла, хотя и в несколько измененном виде, положение п. 50¹ Постановления, определяющего сферу действия трудового права в условиях рыночной экономики, основанной на многообразии форм собственности с преобладанием частной[285].

Еще больше примеров такого заимствования из Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17.03.04 № 2 «О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации» содержит Федеральный закон от 30.06.2006 о внесении изменений и дополнений в Трудовой кодекс:

· в ст. 57 исключено из числа обязательных условий трудового договора указание структурного подразделения при определении места работы, если оно не является обособленным (последняя часть п. 16 Постановления предусматривала, что указание структурного подразделения можно не включать в трудовой договор);

· в Кодекс введена новая статья 72², чч. 2 и 3 которой воспроизводят в несколько измененном виде толкование Пленумом ст. 74 действующего кодекса (п. 17 Постановления);

· прежняя формулировка подп. а) п. 6 ст. 81: «прогула (отсутствия на рабочем месте более четырех часов подряд в течение рабочего дня)» заменена на иную: «прогула, то есть отсутствия на рабочем месте без уважительных причин в течение всего рабочего дня (смены), независимо от его (ее) продолжительности, а также в случае отсутствия на рабочем месте без уважительных причин более четырех часов подряд в течение рабочего дня (смены)»; таким образом воспроизводится указание Пленума (п. 39 Постановления) о том, что прогулом является отсутствие на рабочем месте не только более 4-х часов, но и в течение всего рабочего дня, даже если он короче 4-х часов.

· в подп. б) п. 6 ст. 81 внесено указание, что основанием увольнения является появление в состоянии опьянения не только на своем рабочем месте, но и на территории организации – работодателя или объекта, где по поручению работодателя работник должен выполнять трудовую функцию, как и истолковал данное основание Пленум (п. 42 Постановления);

· в части второй ст. 81 закреплено положение о том, что порядок проведения аттестации (при увольнении по пункту 3 части первой этой статьи) устанавливается трудовым законодательством и иными нормативными правовыми актами, содержащими нормы трудового права, локальными нормативными актами (п. 31 Постановления);

· в части третьей данной статьи уточняется норма о предложении другой работы при увольнении по сокращению численности или штата. Указано, что предлагать следует не только работу, соответствующую специальности и квалификации, но и менее квалифицированную (п. 29 Постановления[286]);

· в ст. 142 указывается, что в период приостановления работы вследствие задержки заработной платы работник имеет право в свое рабочее время отсутствовать на рабочем месте, на что обращал внимание Пленум (п. 57 Постановления[287]);

· в ст. 192 дается перечень оснований увольнения, являющихся дисциплинарными взысканиями (пп. 47 и 52 Постановления), а также указано, что при наложении дисциплинарного взыскания должны учитываться тяжесть совершенного проступка и обстоятельства, при которых он совершен (п. 53 Постановления).

И только в одном единственном случае – толкования Пленумом ст. 58 и 59 ТК РФ – законодатель не согласился с Верховным Судом РФ (см. § 3 гл. 3).

Отсюда видно, что, обобщая судебную практику, Верховный Суд, выявив несовершенства действующего законодательства, в подавляющем большинстве случаев правильно намечает пути его совершенствования и, благодаря своему праву издавать руководящие разъяснения, имеет возможность оперативно исправлять положение.

А.Ф. Черданцев указывает, что признание руководящих разъяснений в качестве необязательных лишило бы их функционального назначения как средства обеспечения правильного и единообразного понимания и применения законов[288].

Таким образом, следует согласиться с мнением подавляющего большинства теоретиков, что постановления Пленума Верховного Суда по-прежнему являются обязательными для судов, других органов и должностных лиц, применяющих закон, по которому дано разъяснение[289].

Вернемся к вопросу о соотношении понятий «акт официального нормативного толкования» и «источник права». Как указывали С.Н. Братусь и А.Б. Венгеров[290] впервые предложение считать постановления Пленума Верховного Суда СССР своеобразными нормативными подзаконными актами и, следовательно, источниками права, высказал П. Орловский в 1940 г.[291], впоследствии к нему присоединились М.М. Исаев и М.Д. Шаргородский[292]. В то же время, И.Б. Новицкий и И.С. Тишкевич категорически отрицали принадлежность каких-либо судебных актов к источникам права[293]. В 50-е гг. дискуссия по данному вопросу развернулась на страницах журнала «Советское государство и право». Большинство участников признали, что в руководящих указаниях имеются правила, конкретизирующие закон, и поэтому такие правила следует признать своеобразными подзаконными нормативными актами. Это мнение получило поддержку в редакционной статье журнала, подводящей итоги дискуссии, но с оговоркой, что имевшее место принятие Пленумом новых норм права дополняющих законодательство является нежелательным, и надо, чтобы пробелы в праве восполнялись законодательным путем[294].

В 1962 г. А.С. Пиголкин высказывал точку зрения, что вопрос был решен принятием в 1957 г. Положения о Верховном Суде СССР. Он признавал, что в некоторых постановлениях Пленума Верховного Суда СССР, изданных до принятия этого положения, содержались новые самостоятельные правовые нормы, и указывал, что отрицать это – значит противоречить очевидным фактам, практике, которая глубоко вошла в судебную деятельность Советского государства. Эти постановления издавались в соответствии со ст. 75 Закона о судоустройстве СССР, союзных и автономных республик. Там говорилось, что Пленум Верховного Суда СССР дает «руководящие указания по вопросам судебной практики», что, по мнению А.С. Пиголкина, вовсе не означало, что в них не могут содержаться новые правовые нормы. Ситуация коренным образом изменилась после принятия в 1957 г. Положения о Верховном Суде, поскольку это положение возлагало на Пленум обязанность давать «руководящие разъяснения по вопросам применения законодательства при рассмотрении судебных дел». Если же Пленум считал необходимым издать новую правовую норму, то он должен был обратиться с представлением в Президиум Верховного Совета СССР, но отнюдь не издавать свое постановление. «Именно так и действует ныне Пленум», – писал А.С. Пиголкин[295].

Если бы Пленум Верховного Суда СССР (а впоследствии РФ) и в самом деле всегда действовал «именно так», вопрос действительно можно было бы считать решенным. Но Пленум поступает так далеко не всегда, иллюстрацией чему могут служить упомянутые выше многочисленные случаи включения его правоположений во вновь принятые законы. Если бы эти правоположения не содержали новых норм, зачем вводить их в новые законы? – задавали естественный вопрос С.Н. Братусь, и А.Б. Венгеров[296].

В научной и даже учебной литературе по трудовому праву единство мнений по этому вопросу отсутствует до сих пор – одни авторы не считают постановления Пленумов высших судов источниками права[297], другие рассматривают указанные акты в качестве таковых[298].

Большинство теоретиков права категорически отрицают принадлежность актов официального нормативного толкования к источникам права[299]. А.С. Пиголкин признает, что акт официального нормативного толкования во многом схож с нормативным актом, поскольку он имеет определенное нормативное содержание – носит общеобязательный характер, распространяется на тот или иной комплекс, серию случаев, действует на заранее неперсонифицированный круг субъектов права. Но он полагает, что у интерпретационного акта нет главной функции нормативного акта – устанавливать новые нормы права либо изменять или отменять действующие. Он лишь объясняет и уточняет объем действия и содержание действующих норм[300].

Ф.М. Раянов пишет: «Акты толкования в принципе нельзя отнести к раз­новидностям нормативно-правовых актов и приравнивать к источни­кам права. Таким способом мы не только смешаем все ветви власти и положим конец ее разделению, но станем на путь подмены норма­тивно-правовыхактовактами толкования»[301].

В.А. Петрушев указывает: «Представляется, что в ходе толкования права судебные органы могут только разъяснять содержание толкуемых норм права. Создавать новые нормы права (пусть даже производные от толкуемых норм) они не правомочны. Это вытекает из предназначения суда в условиях, когда действует принцип разделения властей. Вторжение суда в область нормотворчества неизбежно приводит к нарушению баланса между различными ветвями власти, к подмене законодательной власти судебной»[302]. Примерно также аргументируют свою позицию и другие сторонники этой точки зрения.

Легко видеть, что все эти доводы сводятся к тому, что с точки зрения существующей теории права интерпретационные акты не должны содержать новых норми, следовательно, не должны быть источниками права, но вовсе не доказывают, что эти акты в действительности не содержат новых норм.

Ф.М. Раянов пишет: «Иногда можно слышать, что Верховный Суд в своем руково­дящем разъяснении установил новую норму, следовательно, он соз­дает источник права. Ничего подобного. Если уж Верховный Суд в процессе толкования правовой нормы создает новую норму (что, кстати, вполне может быть в российской действительности [разрядка моя – Д.А.]), то он явно выходит за пределы своей компетенции»[303].

С точки зрения господствующей теории, Верховный Суд в этом случае действительно выходит за пределы своей компетенции, но никакой разницы, с точки зрения правовых последствий, между «правильным» руководящим разъяснением Верховного Суда и «неправильным» нет. В любом случаи эти разъяснения «обязательны для судов, других органов и должностных лиц, применяющих закон, по которому дано разъяснение», а механизм контроля, который позволял бы выявлять положения этих разъяснений, содержащих новые нормы, и признавать такие разъяснения противозаконными, на практике отсутствует[304]. Как совершенно справедливо указывают В.В. Лазарев и Н.Л. Гранат, правоположения, установленные в руководящих разъяснениях Пленума Верховного Суда, регулируют общественные отношения безотносительно, получили ли они закрепление в законе[305].

Следовательно, акты официального нормативного толкования действуют точно также как источники права, независимо от того, что по этому поводу говорит теория, а значит и являются ими. Как справедливо замечает Дж. Сорос, для того, чтобы получить знание, требуется отделить мысли от объекта размышления: факты должны быть независимы от относящихся к ним заявлений[306].

В принципе Конституционный Суд РФ мог бы выявлять в постановлениях Пленума Верховного Суда новые нормы права и на основании ст. 10 Конституции РФ признавать их не подлежащими применению, причем даже и в том случае, когда эти новые нормы не противоречат ни Конституции РФ, ни федеральным законам, а только на том основании, что суды не должны создавать новые нормы.

Вряд ли однако, это целесообразно (имеется в виду именно нецелесообразность признания разъяснения недействующим на том лишь основании, что оно содержит новую норму, хотя бы она ничему и не противоречила; о проверке соответствия разъяснений Верховного Суда Конституции РФ и федеральным законам см. ниже).

Во-первых, потому, что как уже упоминалось выше, законодатели почти всегда воспроизводят потом эти нормы в законах, то есть считают их правильными, а Пленум Верховного Суда действует значительно оперативнее законодательных органов и может быстрее исправлять дефекты законодательства.

Во-вторых, выявление новых норм представляет собой исключительно трудную задачу. В литературе по теории права подчеркивается, что ясного ответа на вопрос, где та грань, за которой кончается разъяснение и начинается уже, по сути дела, нормотворчество юридическая наука не дает[307].

В.И. Каминская полагала, что сам процесс толкования норм права содержит в себе правотворческие элементы, поскольку толкование раскрывает и детализирует положения закона, содержащиеся в нем до этого в скрытом виде[308].

С.Н. Братусь и А.Б. Венгеров, указывали, что, логически развивая мысль о том, что постановления пленумов верховных судов есть лишь акты толкования закона, можно прийти к неверному выводу, что и законы, издаваемые на основе и в развитие некоторых основополагающих норм Конституции СССР, являются только раскрытием содержания данных положений – их истолкованием. И делали вывод: «На практике разграничить нормативное толкование и конкретизацию закона нормами, хотя и соответствующими общему смыслу закона, его цели, но в то же время являющимися новыми, зачастую невозможно» [309].

В.В. Лазарев и Н.Л. Гранат также подчеркивают, что по своим регулятивным свойствам и механизму их образования нормативные правоконкретизирующие положения тождественны конкретизирующим правовым нормам, создаваемым в процессе правотворчества[310].

Н.Н. Вопленко видит отличие актов официаль­ного толкования от норма­тивных актов, в частности, в том, что официаль­ные разъяснения не могут применяться самостоятельно, т. е. без разъясняемых ими правовых норм. Они имеют силу и значение только в течение срока действия толкуемых норм и в случае их отмены прекращают свое действие. Содержание этих актов характеризуется вспомогательным значением[311].

Вывод о вспомогательном характере актов официального нормативного толкования бесспорен, но и целый ряд подзаконных актов, в частности Постановлений Правительства РФ, развивающих и детализирующих нормы закона, также носит вспомогательный характер. Они также не могут применяться самостоятельно, без обращения к этому закону. Например, Положение о порядке регистрации безработных граждан[312], принятое в силу указания Закона о занятости (ст. 3), не может применяться без обращения к самому Закону (хотя бы потому, что в Положении отсутствует определение занятого гражданина, оно дается ст. 2 Закона).

Отмена нормы закона, которую детализирует подзаконный акт, влечет и утрату силы нормой подзаконного акта. Например, отмена нормы ст. 303 ТК РФ о запрете работодателям-индивидуальным предпринимателям вести трудовые книжки, повлекла за собой фактическую утрату силы в соответствующей части п. 3 Постановления Правительства РФ «О трудовых книжках»[313] (формально изменения в Постановление были внесены только через полтора года после вступления в силу новой редакции ТК РФ)[314].

С другой стороны, как упоминалось выше (§ 5 гл. 3), если в новом нормативном акте содержатся нормы, тождественные тем, которые содержались в ранее действовавшем нормативном акте, либо сохранились термины и выражения, употребленные в том же значении, что и в старом отмененном нормативном акте, то сохраняют силу и положения интерпретационного акта, относящиеся к истолкованию сохранившихся в новом акте норм либо терминов и выражений[315].

Казалось бы, если руководящие разъяснения Верховного Суда признаны обязательными, вопрос признания или непризнания их источниками права становится чисто теоретическим. Это не так.

Отказ признать данные акты источниками права порождает ряд проблем, наиболее серьезная из которых связана с их обратной силой. В § 1 настоящей главы упоминалось, что интерпретационные акты имеют обратную силу, пределы которой определены моментом вступление в действие самой интерпретируемой нормы. В рамках существующей теории это действительно так, ведь норма имела место и раньше, только была трудной для понимания.

Однако такой подход зачастую приводит фактически к нарушению Конституции РФ. Как упоминалось выше, первоначальная редакция подп. «а» п. 6 ст. 81 ТК РФ называла одним из однократных грубых нарушений работником трудовых обязанностей, за которое может последовать увольнение, прогул (отсутствие на рабочем месте без уважительных причин более четырех часов подряд в течение рабочего дня). Пленум (п. 39 Постановления от 17.03.2004 в первоначальной редакции) истолковал эту норму так, что увольнение по подпункту "а" пункта 6 статьи 81 ТК РФ за прогул может быть произведено, в частности, за невыход на работу без уважительных причин, т.е. отсутствие на работе в течение всего рабочего дня (смены) независимо от продолжительности рабочего дня (смены). То есть, по мнению Пленума, увольнение было возможно и в том случае, когда работник отсутствовал на работе в течение всего рабочего дня, хотя бы он был и короче четырех часов.

Предположение, что смысл закона состоял именно в этом, спорно. Никакого другого определения понятия «прогул» ТК РФ и вообще действовавшее в то время законодательство не давало. То есть здесь фактически содержалась новая норма, не дополняющая, а изменяющая закон. Теоретически, как указывает В.В. Лазарев, такие положения постановлений Пленума Верховного Суда следует считать недействительными[316]. На практике, однако, никто так не считал, наоборот законодатели включили эту измененную норму в новую редакцию ТК РФ.

Между тем, эта норма ужесточала ответственность. В соответствии со ст. 54 Конституции РФ такие законы обратной силы не имеют, а Постановление имело такую силу. Если же отнести акты официального нормативного толкования к источникам права, то в подобных случаях они не будут иметь обратной силы.

Кроме того, для проверки соответствия нижестоящих источников права вышестоящим существуют механизмы контроля. Так, соответствие федеральных законов Конституции РФ проверяет Конституционный Суд РФ, указов Президента РФ и постановлений Правительства РФ – Верховный Суд РФ[317], нормативных актов федеральных органов исполнительной власти – Минюст РФ. Н.Н. Вопленко и А.П. Рожнов полагают, что в отношении руководящих разъяснений высших судов такой механизм отсутствует, и предлагают внести в Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации» соответствующие изменения[318].

По-видимому, такое уточнение было бы полезно, хотя фактически возможность обжалования руководящих разъяснений Верховного и Высшего арбитражного судов в Конституционный Суд РФ существует и в рамках действующего законодательства, поскольку в силу ч. 2 ст. 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд РФ, принимая решение по делу, оценивает как буквальный смысл оспариваемых норм, так и смысл, придаваемый им официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из его места в системе правовых актов. Таким образом, подтвердив конституционность самой оспариваемой нормы, КС РФ может дать ей иное толкование, чем содержащееся в руководящем разъяснении ВС РФ или ВАС РФ. Причем, КС РФ в своих решениях всегда подчеркивает общеобязательность своего толкования рассматриваемой нормы, что исключает любое иное ее истолкование в судебной и иной правоприменительной практике.

Во-вторых, к официальному нормативному толкованию следует отнести акты нормоконтроля: решения о признании не соответствующими федеральным законам и не подлежащими применению нормативных правовых актов Президента Российской Федерации, нормативных правовых актов Правительства Российской Федерации и нормативных правовых актов иных федеральных органов государственной власти, затрагивающих права, свободы и законные интересы граждан и организаций (п. 2 ст. 27 ГПК РФ). Аналогичными полномочиями по отношению к актам субъектов Российской Федерации располагают высшие суды субъектов федерации (п. 2 ст. 26 ГПК). Эти решения выносятся в результате систематического толкования норм права, поэтому их следует отнести к актам официального нормативного толкования.

Статья 253 ГПК РФ 2002 г. предусматривает четкий порядок принятия таких решений. В соответствии с п. 2 этой статьи установив, что оспариваемый нормативный правовой акт или его часть противоречит федеральному закону либо другому нормативному правовому акту, имеющим большую юридическую силу, суд признает нормативный правовой акт недействующим полностью или в части со дня его принятия или иного указанного судом времени.

Пункт 3 указанной статьи гласит, что решение суда о признании нормативного правового акта или его части недействующими вступает в законную силу по правилам, предусмотренным статьей 209 ГПК РФ, и влечет за собой утрату силы этого нормативного правового акта или его части, а также других нормативных правовых актов, основанных на признанном недействующим нормативном правовом акте или воспроизводящих его содержание. Такое решение суда или сообщение о решении после вступления его в законную силу публикуется в печатном издании, в котором был официально опубликован нормативный правовой акт. В случае если данное печатное издание прекратило свою деятельность, такое решение или сообщение публикуется в другом печатном издании, в котором публикуются нормативные правовые акты соответствующего органа государственной власти, органа местного самоуправления или должностного лица. Причем, в соответствии с п. 4. ст. 253 решение суда о признании нормативного правового акта недействующим не может быть преодолено повторным принятием такого же акта[319].

Отметим особо положение об обязательной публикации этих решений, причем в том же издании, в котором был опубликовании признанный не действующим нормативный акт. ГПК РСФСР 1964 г. такого требования не содержал и многие решения Верховного Суда о признании недействующими отдельных положений нормативных актов или вообще не публиковались в печати[320] или публиковались в малоизвестных изданиях. Например, упоминавшиеся выше решение от 28.10.2002 и подтвердившее его определение от 6.02.2003 Верховного Суда РФ о признании недействующим подп. «а» ч. 1 п. 15 Положения о дисциплине работников железнодорожного транспорта, утвержденного постановлением Правительства РФ от 25.08.1992 № 621, и опубликованного в Собрании актов Президента и Правительства РФ (31.08.1992, № 9, ст. 608), были опубликованы не в Собрании законодательства РФ, как издании, пришедшем на смену Собранию актов Президента и Правительства РФ, а в специальном издании – «Экономика железных дорог» 2003 г., № 6 и № 8. Причем Определение было принято 6 февраля 2003 г., т.е. уже после вступления в силу ГПК РФ – 1 февраля 2003 г.

В настоящее время полномочия Верховного Суда РФ по проверке актов Правительства РФ в значительной степени ограничены Постановлением Конституционного Суда РФ от 27 января 2004 г. № 1-П по делу о проверке конституционности отдельных положений пункта 2 части первой статьи 27, частей первой, второй и четвертой статьи 251, частей второй и третьей статьи 253 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Правительства Российской Федерации. В резолютивной части этого Постановления указано, что Верховный Суд РФ не вправе разрешать дела об оспаривании нормативных правовых актов Правительства Российской Федерации, принятых во исполнение полномочия, возложенного на него непосредственно федеральным законом. Кроме того, даже в случаях, когда вопрос о конституционности оспариваемых нормативных актов Правительства Российской Федерации не возникает и их проверка может быть осуществлена Верховым Судом, Верховный Суд не вправе признавать акт Правительства недействительным, отменять его, тем более признавать его лишенным юридической силы с момента издания, он может только признать его недействующим с момента вступления решения в законную силу[321].

Правда дальше следует оговорка о том, что из настоящего Постановления не следует обязательность пересмотра вынесенных ранее Верховным Судом Российской Федерации решений по делам об оспаривании положений нормативных актов Правительства Российской Федерации, что не исключает для управомоченных субъектов возможности обращения в Конституционный Суд Российской Федерации с соответствующими запросами о проверке и подтверждении их конституционности.

Примером случая, когда вопрос о конституционности оспариваемого нормативного акта Правительства Российской Федерации не возникает и его проверка может быть осуществлена Верховым Судом, служит Решение Верховного Суда РФ о признании недействующим с момента вступления решения в законную силу п. 19 Порядка регистрации безработных граждан[322], в части допускающей прохождение перерегистрации граждан, признанных безработными, в учреждениях службы занятости не реже двух раз в месяц[323].

После внесения изменений федеральным законом от 10 января 2003 г. № 8-ФЗ[324] в п. 6 ст. 31 Закона Российской Федерации "О занятости населения в Российской Федерации" Постановление Правительства РФ в указанной части вступило в прямое противоречие с новой редакцией этой статьи, где говорится, что пособие по безработице выплачивается ежемесячно при условии прохождения безработным перерегистрации в установленные органами службы занятости сроки, но не более двух раз в месяц. Очевидно, что для обнаружения этого противоречия нет никакой необходимости обращаться к Конституции РФ.

Верховный Суд РФ проверяет также соответствие федеральным законам ведомственных актов. Так, в решении от 8 февраля 2007 года, подтвержденным впоследствии Определением от 26 апреля 2007 г. № КАС07-130, Верховный Суд пришел к выводу, что предусмотренное абзацем 3 пункта 10 Положения о порядке установления и выплаты прокурорским работникам доплаты за особые условия службы и доплаты за сложность, напряженность и высокие достижения в труде[325] условие, в соответствии с которым доплата за сложность, напряженность и высокие достижения в труде не выплачивается работникам, имеющим дисциплинарные взыскания за упущения по службе, противоречит требованиям статьи 44 Федерального закона "О прокуратуре Российской Федерации", которая устанавливает состав денежного содержания прокурорских работников, и признал абзац 3 пункта 10 Положения, не подлежащим применению со дня вступления решения суда в законную силу[326].

Дата добавления: 2014-12-27