Провокация преступления как обстоятельство, исключающее преступность деяния

Уголовное и уголовно-процессуальное право

В.В. Андронова*

Общеправовое правило об ответственности за причинение вреда имеет свои исключения. В уголовно-правовой науке традиционно обсуждаема тема обстоятельств, исключающих преступность деяния (далее – ОИПД). В данной статьей мы хотели бы осветить вопрос пополнения списка ОИПД узкоспециализировано, сосредоточившись на предложениях научного сообщества о легализации провокации преступления.

Дискуссия о провокации преступления в тандеме с институтом ОИПД заслужила особое внимание с введением в УК РФ 1996г. статьи 304 «Провокация взятки либо коммерческого подкупа». Не сказать, что новая, но по-своему уникальная статья повлекла ряд вопросов научного сообщества. Рассматриваемая нами тема настолько дискуссионна, что особняком стоит вопрос круга лиц, провокационные действия которых предлагается признать правомерными со ссылкой на институт ОИПД: либо это те, кто провоцируют, либо это те, кто совершает преступление в результате провокации. В данной статье мы будем обсуждать правомерность провокационного поведения правоохранительных органов.

О потребности правоохранительных органов в таком методе борьбы с преступностью, как провокация, высказываются, например, Аникин А.[771] «Не вызывает сомнений и законность метода выведения оборотней в погонах на чистую воду – провокация» - по мнению Н.Колоколова.[772]Провокация, совершаемая правоохранительными органами, не должна быть преступной также, по мнению Е.В. Говорухиной.[773]С предложением включения в УК РФ нормы о провокации как ОИПД выступил С.Н. Радачинский[774].

Есть и сторонники полярной точки зрения, например, Б.В. Волженкин[775], В.Д. Иванов и В.А. Черепахин[776], считающие метод провокаций недопустимым в оперативно-розыскной деятельности.

Перечень ОИПД исчерпывающий, поэтому в случае законодательных изменений каждое новое обстоятельство должно вписываться в существующую систему признаков соответствующего уголовно-правового института.

Провокация преступления причиняет вред, внешне выглядит как преступная деятельность (часто говорят об уголовной ответственности провокатора, как соучастника преступления). Что же касается признания правомерности провокации, то обычно ссылаются на общественную полезность и социальную значимость провокационной деятельности правоохранительных органов.

Некоторые авторы, приводя аргументы в пользу «правомерной провокации», необоснованно, на наш взгляд, устанавливают презумпцию общественно полезного характера действий полиции и привлекаемых на конфиденциальной основе лиц. Далее при этом делается вывод о том, что раз такая деятельность общественно полезна, то это «в свою очередь, должно устранять саму возможность наступления уголовной ответственности». Полезна такая деятельность, так как «в заключительной стадии […] предоставляют правоохранительным органам информацию, которая позволяет привлечь к уголовной ответственности не только исполнителей, но и организаторов тяжких либо особо тяжких преступлений. Такие действия только подтверждают их общесенную полезность и исключают их противоправность»[777]. Такой подход не учитывает обстоятельства совершения преступления, каким образом собирались доказательства виновности, а также то, что даже декларированная, как законная деятельность может осуществляться с нарушениями. Тот факт, что в результате провокации имеются доказательства преступной деятельности, не говорит об общественной полезности провокации, ведь очевидно, что собрать такие доказательства можно и в отношении законопослушного гражданина. Суть провокации – в инсценировке преступления. Собранные в результате провокации доказательства должны быть отвергнуты судом как недопустимые, так как среди методов борьбы с преступность нет провокации и все доказательства, полученные с процессуальными нарушениями, не могут быть положены в основу обвинения.

В противовес теории «правомерной провокации» нам более близка позиция ученых[778] о социальной опасности провокатора. Провокационная деятельность в правовом поле[779] не может быть полезной, тем более, если она совершается органами правопорядка.

Если мы даже будем исходить из того, что оперативно-розыскная провокация преступления будет совершаться только в отношении действительных преступных проявлений, то повышается значимость соблюдения баланса интересов обеих сторон, так как в центре оперативно-розыскной деятельности – конфликт двух сторон: преступника и органа правопорядка. Оперативно-розыскная деятельность, обладая спецификой скрытого противоборства, где не принято следовать каким-либо правилам и планам, а действовать с учетом постоянно меняющейся ситуации, все же не может осуществляться без соблюдения процедуры. В последующем, перед судом будет стоять задача разрешения конфликтной ситуации с учетом фактических обстоятельств дела и с соблюдением принципа справедливого судебного разбирательства. Большое значение имеет фигура инициатора преступной деятельности, а также незаинтересованность правоохранительных органов в определенном (преступном) завершении спланированной провокации.

Мы должны учитывать, что «проверка на честность», проводимая в отношении всякого и вне строго соблюдаемых процессуальных мероприятий, также может повлечь вред обществу, так как поймать такими методами можно и честного человека, который никогда не совершал правонарушений и не планировал преступной деятельности, а под давлением правоохранительных органов (в том числе и опосредованным, когда провокация совершается с привлечением третьего лица) решился на провоцируемое преступление. Ведь мы не знаем, совершилось ли преступление, если бы не провокация и, возможно, поймав в результате провокации преступника, общество потеряло полноценного гражданина, который работал, платил налоги, имел семью.

Таким образом, провокация преступления может нести в себе мнимую общественную полезность. Вот почему противники «правомерной провокации» так часто говорят о процессуальных требованиях Закона «Об оперативно-розыскной деятельности»[780].

Суждение о провокации как о единственном эффективном способе устранения опасности и предотвращения более значительного вреда сомнительно ввиду наличия в специальном законе 14 различных оперативно-розыскных мероприятий, некоторые из которых (например, оперативный эксперимент, оперативное внедрение, проверочная закупка) содержат элементы провокации, но почему-то не рассматриваются сторонниками «правомерной провокации» как действенные и достаточные.

На наш взгляд, отнесение полицейской провокации к числу ОИПД требует более серьезной аргументации, ведь такие действия представителей государства не вытекают из какого-либо естественного права (как, например, в случае с необходимой обороной), содержание которого было бы понятно каждому человеку, а порядок оперативно-розыскной деятельности прописан в специальном законе.

Гордеев Н.С.*

Преступления экстремистской направленности: последние изменения и тенденции уголовной политики [781]

Уголовная политика играет исключительно важную роль в борьбе с явлениями, обладающими повышенной общественной опасностью, дестабилизирующими обстановку в стране и препятствующими нормальному социально-экономическому, политическому и духовному развитию. Очевидно, что основу уголовной политики государства составляют «основополагающие принципы и идеи, соответству­ющие современным политическим, экономическим и правовым реалиям»[782]. Одной из таких важных идей является формирование эффективного механизма противодействия экстремизму уголовно-правовыми средствами для снижения масштабов экстремистской преступности[783]. Очевидно, что обоснованные меры уголовно-правового характера, позволяют эффективно использовать аппарат государственного принуждения в борьбе с проявлениями преступности данного вида. Поэтому естественным является вопрос совершенствования уголовно-правовых норм предусматривающих ответственность за проявления экстремизма[784].

Согласно Н.А. Лопашенко, основными методами уголовной политики являются: криминализация, декриминализация, пенализация, депенализация, дифференциация и индивидуализация уголовной ответственности[785].

На мой взгляд, одной из тенденций уголовной политики в отношении преступлений экстремистской направленности является детализация легального определения понятия «экстремизм»[786] в уголовном законе путем криминализации новых деяний, что вызвано социальной и научной обоснованностью[787]. В первую очередь, это продиктовано необходимостью усиления охраны конституционного строя. Федеральным законом от 28.12.2013 № 433-ФЗ в УК РФ введена статья 280.1. «Публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации», при этом повышенная уголовная ответственность (ч. 2) предусмотрена за совершение этих действия с использованием средств массовой информации, в том числе информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть «Интернет»)[788].

Федеральный закон от 05.05.2014 № 130-ФЗ дополнил статью 282.1 УК РФ частью первой.1 «Склонение, вербовка или иное вовлечение лица в деятельность экстремистского сообщества», а статью 282.2 УК РФ частью первой.1 «Склонение, вербовка или иное вовлечение лица в деятельность экстремистской организации». Также в ст. 282.2 УК РФ был добавлен квалифицирующий признак (ч. 3): «Деяния, предусмотренные частями первой, первой.1 или второй настоящей статьи, совершенные лицом с использованием своего служебного положения[789].

Федеральным законом от 28.06.2014 № 179-ФЗ также были внесены существенные изменения в статьи, содержащие признаки составов преступлений экстремистской направленности. Так, в целях повышения эффективности противодействия распространению экстремистских идей в сети Интернет абз. 1 ч. 2 ст. 280 УК РФ и абз. 1 ч. 1 ст. 282 УК РФ после слова «информации» были дополнен словами «либо информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет». Помимо этого вместо понятия «общественное или религиозное объединение либо иная организация, в отношении которых судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности» введено понятие «экстремистское сообщество». Указанным Федеральным законом введена ст. 282.3. УК РФ «Финансирование экстремистской деятельности», под который понимается «предоставление или сбор средств либо оказание финансовых услуг, заведомо предназначенных для финансирования организации, подготовки и совершения хотя бы одного из преступлений экстремистской направленности либо для обеспечения деятельности экстремистского сообщества или экстремистской организации»[790].

В науке уголовного права пенализация рассматривается как количественный показатель криминализации и неизменно сопровождает этот процесс, что можно подтвердить на примере уголовной политики в отношении преступлений экстремистской направленности.

Федеральным законом от 28.06.2014 № 179-ФЗ верхний предел лишения свободы по ч. 1 ст. 282.1 УК РФ и 1 ст. 282.2 УК РФ был поднят с шести до восьми лет[791]. Таким образом, наказание по преступлениям, составляющих так называемый «организованный экстремизм» было ужесточено ввиду его повышенной общественной опасности. Это также касается деяний совершенных с использованием Интернета и служебного положения.

Федеральный закон от 21.07.2014 № 274-ФЗ значительно ужесточил наказание, предусмотренное ст. 280.1 УК РФ («Публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации», которая введена в действие 9 мая 2014 г.). Так, в отличие от редакции статьи от 28.12.2013 г. появился нижний предел наказания в виде штрафа (от ста до трехсот тыс. руб. или доход за период от одного года до трех лет), вместо обязательных работ до трехсот часов появились принудительные работы на срок до трех лет, арест от четырех до шести месяцев, а также лишение свободы до четырех лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на тот же срок (ранее – лишение свободы до трех лет без дополнительного наказания). Также ужесточено было наказание по квалифицированному виду преступления – с использованием средств массовой информации либо электронных или информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть «Интернет»), например, предусмотрено дополнительное наказание в виде лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет[792].

Очевидно, что возникшие в обществе проблемы, связанные с распространением экстремистских идей, ростом количества преступлений экстремистской направленности требуют первоочередного разрешения с помощью средств уголовной политики. Социально и научно обоснованная криминализация и пенализация указанных преступлений – один из приоритетов современной уголовной политики. Это объясняется повышенной общественной и угрозами национальной безопасности преступлений, составляющих экстремизм, а также необходимостью их детализации в уголовном законе.

О.В. Демин*

Дата добавления: 2014-12-24