Инари, Дух Риса в лисьем облике 1 страница

Сперва мы видели лису, как предвестницу ― иногда удачи, но в большинстве случаев ― несчастья; затем ― как демона, преследующего людей и овладевающего ими; затем ― как магический инструмент колдунов, слугу Тэнгу и людей; наконец, мы рассмотрим ее лучшую и наиважнейшую функцию, в отправлении которой она предстает, как божество, или сакральный посланник божества, а именно ― как сама Инари, или ее слуга.

Как уже было сказано в начале работы, здесь мы находимся на совершенно японской территории, безо всякого китайского влияния, в отсутствие любого индийского божества на заднем плане. Поэтому нам приходится иметь дело лишь с японскими текстами, и нам нет нужды бояться опасного смешения иноземных и местных представлений, что обычно делает изучение японского фольклора столь сложным и трудным. Прежде всего, приведем обзор работ, в которых говорится о лисах, которым поклоняются, как божествам.

Впервые мы читаем о лисах–божествах в О–у–ки, где сказано, что в 1031 году Сайгу из Исэ стала одержим божеством (а именно ― лисой), которая говорила ее устами и требовала построить два синтоистских храма и исполнить в ее честь танцы. Затем колдуньи из столицы последовали примеру принцессы и стали поклоняться лисе, которую называли «великим божеством из Исэ».

В Сэнкайки говорится, что в XI и XII вв. убийство лисы считалось великим преступлением, являясь убийством божественного духа (神霊), и что император наказал в 1072 году члена семейства Фудзивара за убийство лисьего духа (рэйко, 霊狐) во дворце Сайгу в Исэ.

Настоятель Дзиэн писал в конце XII в., что лисы, как и Тэнгу, уже с древности любили, чтобы им поклонялись, как богам.

В Дзоку кодзидан (XIII в.) рассказывается, как в древности лиса была убита в окрестностях храма божества в лисьем облике, и придворные размышляли, не является ли это преступлением.

В Аиносё (1446) считается, что «женские божества в храмах, где поклоняются лисам, зовутся мёбу, возможно ― по образу придворных дам».

В Синтёмонсю (1683) мы читаем, что маленький храм Инари был построен для человека, ставшего лисом, и что божество храма Инари в усадьбе Повелителя Цусима явилось хозяину во сне в образе лисы.

Хонтё кодзи инэнсю приводит легенду о лисе, явившемся в эру Кэйтё (1596–1614) и объявившем себя посланником Инари, которая дала ему ранг Кико Мёдзин, «Сияющего Божества, Почтенного Лиса» (синтоистское название Царя–Дэва, упоминаемого в Гэмпэй сэйсуйки).

В Сансю кидан (1764) лиса говорит устами одержимого: «Я ― лиса, которой поклоняются в доме Кунаи (в храме Инари); если вы поместите меня в особый зал храма Санно, я стану божеством–охранителем». Когда это приказание было исполнено, ночью появился свет, показывающий силу божества, и после этого та местность стала находиться под его защитой. В той же книге упоминается лиса, духу которой после ее смерти поклонялись в храме, воздвигнутом над ее могилой, и в честь которой монах Инари ежегодно проводил празднество.

В Кандэн кохицу (1799) говорится о лисе, являвшейся охранительным божеством буддийского храма, которая защищала как храм, так и настоятеля, а также о том, как она давала письменные и устные предсказания.

Также в XIX в. и в наши дни лисам поклоняются в маленьких храмах под именем Инари. Считается, что все эти лисы находятся в подчинении Инари из Киото, однако и сами зовутся Инари. Две белые лисы сидят перед этими храмами по обе стороны от входа; это, очевидно, означает, что в храме невидимо присутствует сама богиня, тогда как ее посланники охраняют вход. Здесь нам приходится иметь дело со смешанными представлениями. С одной стороны богиня ― лиса, с другой ― лиса является ее священной посланницей.

Странно, но мы не обнаруживаем имени Инари в вышецитированных трудах, написанных до XVII в. После этого лисы, в большинстве своем ― белого цвета, являются все разом, как слуги Инари, возжигающие свет для ее празднеств, передающие лекарство, приготовленное богиней, человеку, спасшему их ребенка; о них рассказывают, что в древности они появлялись на мече Тэйсинко, дабы показать, что Инари доверяла дворцовая стража; выходят из киотосского храма Инари и превращают человека в лису и так далее. Именование «посланником Инари» встречается впервые в Хонтё сёккан (1697), где говорится также, что в древности божествам–лисам повсюду поклонялись, испрашивая у них счастья и защиты от напастей. Те же факты излагаются в Вакан сансайдзуэ (1713). Далее выражение «священный посланник Инари» встречается постоянно.

Относительно происхождения Инари мы читаем в Ямасиро–но куни–но фудоки [340] следующее: «Что касается Инари (伊奈利), то Ирогу―но Хада―но кими, предок дома Хада–но Накацуэ–но имики, обладал огромным количеством риса и был очень богат. Однажды он сделал рисовую лепешку и использовал ее, как мишень, но она превратилась в белую птицу и улетела на вершину горы. (Эта птица) произвела потомство (産子) и, наконец, ее именем назвали храм. Потомки того человека жалели о прегрешении своего предка, а потому извлекли дерево из храмовой земли, посадили его в своем саду и поклонялись ему. Если дерево росло хорошо, то поклонявшиеся богатели, но, если хирело, то их богатство таяло».

Вышеприведенный текст допускает разночтения. Предложение «произвела потомство, и, наконец, ее именем назвали храм», или «наконец, он стал храмом»[341] не вполне ясно. Флоренц[342] переводит: «Там (т.е. на вершине горы) вверх тянутся рисовые стебли; от этого в конце концов и произошло название храма» т.е. Инари от инэ, растение «рис»). Хотя это всего лишь гипотетический перевод, все же значение мифа вполне ясно, именно ― что божество, которому поклоняются на горе Инари у Киото, является самим Духом Риса.

В Бунго фудоки [343] сказано: «Тано (田野, рисовая равнина на юго–востоке этого района) ― широкая и плодородная земля, с которой не сравнятся никакие другие земли. В старину крестьяне возделывали там большие рисовые поля и стали очень богатыми и жили в роскоши. Однажды они сделали мишень из рисовой лепешки, однако эта мишень обратилась белой птицей и улетела на юг. В тот же год все крестьяне умерли, так что рисовые поля уже никто не возделывал, и они пришли в запустение. Позже рис там перестал расти вовсе (от проклятия Рисовой Богини). Поэтому равнина названа ‘Рисовым полем’».

В другой работе ― Инарися Тэнряку–но каммон [344] сказано: «Инари впервые появилась в эру Вадо (708–714) в низине между тремя пиками гор Инари. На этом месте предок семейства Хада, Нака―иэ вырвал деревья и посадил нураэ (蘇, священный чабрец); члены этой фамилии стали служителями и проводили там (без храмов) весенние и осенние празднества. Поскольку их моления были весьма действенны, то император в определенное время стал слать приношения. После, в восьмом году эры Энги (908), Фудзивара–но Асон (т.е. Токихира) построил три храма (на горе)».

Эти три храма упоминаются также в Энгисики (927), в «Списке божественных имен»[345]: «Три храма Инари в районе Кии, провинции Ямасиро».

А из Комментария к нему[346] мы узнаем, что божество основного храма на горе Инари есть Уга–но Митама–но ками, «Дух Риса Хранилища» [347], тогда как второй храм посвящен Сусаноо 素戔嗚, ее отцу, а третий – Оо–ити–бимэ大市姫, ее матери. Автор говорит: «»Уга–но митама ― жница всех злаков; поэтому, вероятно, ее зовут Инари».

Маэда, цитирующий вышеуказанные отрывки в своей Инари дзиндзя ко, замечает, что все прочие храмы Инари в стране происходят от этих трех на Инари–яма; некоторые из них в древности могли быть храмами Уга―но митама, а после получили название храмов Инари в подражание тем, что располагались на горе Инари. Он пишет также о так называемых Сируси–но суги, 験杉, «Криптомериях эффективности молений», которые когда–то стояли у среднего храма на горе Инари. В средние века паломники брали домой веточку с них и, если та засыхала, то считали, что их моления не услышаны; в противном же случае их паломничество считалось удачным.

Как в обычаях и верованиях средневековых паломников, так и в древних легендах о происхождении храмов на Инари–яма мы обнаруживаем культ духа дерева смешанный с поклонением Инари. Также, позднее срубание священных деревьев Инари жестоко наказывалось богиней, как мы видели выше. Однако, в старинных книгах мы ничего не находим о культе лисиц, как таковом. Хотя, на горе Инари есть старый храм лисы, как мы видели выше, когда рассматривали название мёбу.

Но, перед тем, как я начну говорить о связи между Инари и лисами, позволим себе посвятить некоторое место вопросу антропоморфного облика Инари. Маэда защищает свое видение Инари в мужском облике, говоря, что Дагини, лиса―богиня женского пола, которую называли «священной посланницей Инари» из страха произнесения ее истинного имени, неверно считалась самой Инари, поэтому Инари ложно сочли за женское божество. Поэтому, как передавали, она явилась во сне в женском обличье высокопоставленному настоятелю Тайтё (619–705), говоря, что ее истинный облик (хонтай, 本躰) – это Каннон[348], а в 930 году монах Тэйсё видел ее во сне в женском облике, когда она рассказала ему о великой силе Дай Хання кё, или «Великой Нирвана―сутры»[349]. В Гэнко Сякусё [350] мы читаем, как Инари явилась Кансюну, монаху с Хиэйдзан, жившем при императоре Го Рэйдзэй (1045–1068), в образе женщины и предсказала ему удачу. Маэда считает, что причина того, что Инари описывается во всех этих легендах как женское божество, заключается не в том, что Уга―но митама идентична Тоё укэ―бимэ―но микото[351], так как по его мнению эта Уга―но митама отлична от божества с тем же именем, идентичного Инари. Также Укэмоти, Богиня Пищи, из которой после ее смерти рождаются не только бобы, просо, пшеница и т.д., но и рис[352], отлична от Инари.

В старой легенде о том, как Кобо Дайси встретил Инари, божество предстало в виде старика со снопом риса на плече. Маэда[353] считает, что эта легенда возникла из образов, представляющих Богиню Риса в таком виде. Что касается храма, то он уверен, что внутренний храм исходно назывался Инари, а после и верхний с нижним храмы также обрели это название, равным образом, как и сама гора.

По–моему, вся концепция Маэда неверна. Общеизвестно, что японские божества именуются по названиям местностей, где им поклоняются. Поэтому гора Инари, вероятно, дала свое название божеству, чей храм располагался на ней, а именно ― Уга–но митама, Духу Риса. Три храма, которые уже стояли на горе во времена написания Энгисики (927), были посвящены трем различным божествам, однако все вместе получили наименование «Храмов Инари». Возможно, на горе росло много полевого риса, или она была окружена рисовыми полями, отчего и возникло название Инари, «Рисовый Человек» [354], или что―то в этом роде. По той же причине (а именно ― из–за большого количества риса, росшего на горе, или в ее окрестностях), там поклонялись именно «Духу Риса».

Что касается пола Инари, то, действительно, пол Уга–но митама не указан в Нихонги [355], где мы читаем лишь: «По одной книге, во времена голода Идзанаги и Идзанами породили Дух Риса в Хранилище, Уга–но митама». И в Кодзики ничего не говорится об этом божестве, за исключением того, что оно было ребенком Сусаноо и дочери Оояма–цуми–но ками Оо–ити–бимэ. В одной легенде, где Кобо Дайси встречается со стариком, божество Риса мужского пола; во всех остальных ― женского. Я думаю, неверно говорить, что во всех этих легендах Дагини Тэн, женское божество―лиса, смешивается с Инари, мужским божеством Риса, и что лишь легенда о Кобо Дайси верна и берет происхождение из образов, представляющих Инари стариком со снопом на плече. Мне не кажется вероятным, что культ магической Дакини, тайно распространявшийся по Японии, прячась за другими именами, мог иметь такое влияние на культ Духа Риса (который не имел ничего общего с колдовством), что даже поменял пол Рисового божества. Гораздо более логично предположить, что старик, встретившийся Кобо Дайси, был духом самой горы Инари, назвавший себя «Рисовым Человеком» по имени горы, которую представлял, и несший сноп риса, столь обильно произраставшего на ее склонах. Собственно, Инари тиндза юрай [356] говорит, что старик был божеством горы, и что он жил в хижине у ее подножья, возделывая днем рисовые поля и рубя дрова по ночам, и что имя его было Рюдзуда 龍頭太. Этот горный бог совершенно отличался от Духа Риса, почитаемого в одном из храмов, располагавшихся на его территории; так мы находим легкое объяснение различию в полах у двух божеств. Более того, Укэмоти, породивший рис, бобы и проч., как и Тоё укэ–бимэ, которую идентифицировали с Уга–но митама, обе ― женские божества; а что более естественно, чем считать Рис, защищающий человечество от голода, как мать свое дитя, божественной женщиной? Наконец, именно женский дух присматривал за зерном в Европе и рисом в Индии, живя в них, как мы видим в Золотой Ветви Фрейзера[357], где рассматриваются так называемые «Мать–зерна» Европы и «Мать–риса» Явы и Суматры. Сравнивая эти факты, мы приходим к убеждению, что и японский Дух Риса также являлся женским божеством.

А что же с культом лисы, который столь тесно соотнесен с поклонением Инари? В Вакун―но сиори сказано: «Что же до того, что лиса зовется ‘священным посланником Инари’, то мы читаем в Исэ тиндза ки [358]: ‘Уга–но митама–но ками зовется также Томэ микэцу–но ками’[359]. Вот почему лиса называется посланником Инари. Хотя Микицу (三狐, букв. ‘три лисы’) означает Ми–кэцу (御饌津, ‘Божественный податель пищи’) (и не имеет ничего общего с лисами), все же люди (думая, что значение имени ― ‘три лисы’) стали поклоняться лисам, как божествам и молить их об удаче, и вскоре это вошло в обычай».

В Кандэн кохицу [360] мы читаем следующее: «Нигде в старых книгах лисы не упоминаются, как женские посланницы Инари. В некоторых книгах Инари называется Микэцу (御食津, ‘Божественная Пища’), что некоторые писатели начертывали, как 三狐, ‘Три Лисы’. Слово лиса ― не только кицунэ, но также куцунэ, и даже кэцунэ. В деревенских областях чаще произносят кэцунэ, однако более старое произношение ― куцунэ. Я не мог найти, в какой книге говорится о Микэцу. У подножия горы, на которой стоит храм Инари (稲生) (т.е. на горе Инари) сегодня находится Сингудэн (神供殿), где поклоняются совместно пяти синтоистским божествам[361]. Напротив этого храма ― кома–ину (狛犬, ‘корейские собаки’). Однако, в храме, на вершине этой горы, где поклоняются трем богам[362], белые лисы замещают корейских собак. Это берет свое происхождение в прочтении Микэцу (三狐, ‘Три Лисы’), и поэтому не только люди считают, что лисы ― женские посланницы Инари, но и сами лисы, должно быть, решили, что это так. Со всех провинций так называемые бан–гицунэ (番狐, ‘сторожевые лисы’) приходят на эту гору (Инари–яма) и живут там в норах, в основном самец с самкой вместе. Когда последняя беременеет, она выводит лисят в отдельной норе (чтобы содержать остальные в чистоте) и уводит их с собой в другое место, так как на самой горе живут только парами. Когда год их стражи подходит к концу, они оставляют свое место для других. Иногда приходят деревенские жители и говорят: ‘Господин Лис (Кицунэ–доно) нашей деревни пришел сюда нести стражу. Где он? Мы хотели бы встретиться с ним’. Тогда один из служителей показывает им нору. Я лично не знаю этих подробностей, но мне рассказали о них монахи храма (Инари). Помимо этих сторожевых лис, на всей горе не живет ни одной дикой лисы. Когда человека, одержимого лисой, приводят в этот храм, говорят, что лиса очень пугается и непременно выйдет из больного. Как в столице, так и в деревне, те, кто желает попросить о чем―то лису, или построить для нее храм, назвав его храмом Инари, все идут в дом служителей (Инари в Киото) и просят ‘печать основания храма’[363]. Как было в древности, я не знаю, однако сегодня храм Инари в Киото ― главный лисий храм».

В Инари дзиндзяко [364] говорится: «В наши дни (1836) храм на холме за храмом Инари называется Верхним (Уэ–но ся, 上社). Прежде этот храм назывался Томэ―но ся [365], или Мёбуся [366], и там поклонялись трем лисам–божествам. Поскольку те три лисы прожили очень долго по соседству с храмом Инари и совершали странные вещи, люди вскоре стали звать их ‘священными посланницами Инари’ и поклоняться им всем вместе в одном храме. Позже по той же причине индийское божество–лиса Дагини стала восприниматься, как Инари. Вещь совершенно беспочвенная!»

Как мы видели выше, автор Рэйдзю дзакки ищет происхождение слова томэ для обозначения лисы в названии этого лисьего храма. В действительности, все было совершенно наоборот, и название храма было «Лисий храм”. Что касается слова мёбу, означающего «придворная дама”, то это указывает, что три лисы, которым поклонялись в храме, являлись лисами―божествами женского пола, получившими пятый ранг от императора, подобно кошке из Макура–но соси (1000), которой император Итидзё (986–1011) даровал ранг и имя «Мёбу–но Омото»[367]. Мы также видим, что одна из трех лис по имени Акомати (阿小町) получила титул мёбу от самой придворной дамы. Об этой Акомати мы читаем в книге Фудзивара–но Акихира Синсаругаку–но ки [368], где «Акомати с Инари–яма» упоминается вместе с «Ига томэ» 伊賀嫥, «Лисой из провинции Ига» с Кицунэ–дзака в провинции Ямасиро, район Атаго. Мы находим это имя также в Инари тиндза юрай [369], где легенда рассказывает о трех лисах, женатой паре и ребенке пяти лет, которые пришли на гору Инари, чтобы охранять мир; муж был назначен богиней слугой Верхнего Храма с именем Косусуги (小芊), а жена должна была служить в Нижнем Храме под именем Акомати. С тех пор они исполнили желания бесчисленного количества людей и являлись во снах, или наяву многим верующим. Очевидно, эта легенда была изобретена, чтобы объяснить связь антропоморфной богини с лисами. В действительности, в одном храме было три женских божества–лисы, и одну из них называли Акомати. Объяснение слова Микэцу, как «Высочайшая Пища» вместо «Трех Лис» искусственно и было изобретено писателями, желавшими освободить Инари от каких бы то ни было исходных привязок к лисам. Мы можем быть уверены, что культ лис существовал на горе Инари с самых древних времен.

Храмы «Трех Лис» и «Духа Риса» (Уга–но митама) безусловно разные, однако в старых книгах мы читаем о «храме Инари», как если бы существовал всего один храм и лишь одно божество на горе. В 827 году болезнь императора Дзюнва объяснялась прорицателями, как проклятье от срубания деревьев в «Храме Инари»[370], после чего император даровал пятый ранг низшей степени божеству этого храма с целью снять проклятье. И в 843 году император Ниммё поднял то же божество до высшей степени пятого ранга[371]. Монтоку дзицуроку [372] (878) – первая работа, в которой упоминаются «три храма Инари», но то, что все эти три существовали вместе, доказывается тем фактом, что позднейшие императоры также даровали им один ранг, как единому божеству. И один из этих трех был храм Мёбу, или Томэ, который, как говорили, был посвящен Оо–ити–бимэ, матери Уга–но митама. Все эти факты мы находим изложенными в прекрасной книге под заглавием Инари дзиндзя сирё [373]. Автор этой книги, так же, как и великие реформаторы Синто Мотоори и Хирата, а также написавший труд Инари дзиндзя ко, безусловно, убеждены в том, что исходно «Дух Риса» не имел ничего общего с лисами. Однако, я, смотрящий с другого ракурса, придерживаюсь иной точки зрения. Я вижу в лисьем храме, называющемся Мёбу–ся, или Томэ–ся (Храм лисы) корневой источник всего культа горы Инари. Как указывалось выше, придворные дамы, мёбу, все принадлежали к пятому рангу, и вполне возможно, что исходное название Томэ–ся, или «Лисий храм», было изменено на Мёбу–ся после того, как три божества―лисицы женского пола, которым там поклонялись, получили этот ранг в 827 году. Ведь их рассматривали, как одно и то же с Духом Риса и, соответственно, ранг был дарован всем вместе.

Возможно ли, чтобы божества–лисы были столь могущественны, что добились победы над богиней Риса, сперва будучи у нее в услужении, а затем появившись, как сама Инари? Это явилось бы уникальным развитием, так как повсюду в прочих местах, напротив, именно человеческий облик с течением времени побеждает исходно животную форму божеств и обращает зверей в слуг антропоморфных богов. Олень из Касуга, голубь из Хатиман, ворона из Кумано, снежная цапля из Кэби, змея из Сува, черепаха из Мацуо ― все в древности считались посланниками божеств, являясь всего лишь пережитками более ранних животных культов. Та же эволюция наблюдается во всех примитивных религиях. Как я пытался доказать ранее[374], даже боги древних греков прошли через этот процесс, точно так же, как сегодня проходят божества самых примитивных народов. Существовала и остается генеральная тенденция к антропоморфизму, однако старая животная форма продолжает в ней жить в положении низшем, нежели божество, как пережиток древности. Ввиду этих фактов, я убежден, что не посланцы―лисы стали самой Инари, но что богини―лисы горы Инари должны были уступить дорогу человеческому божеству той же природы, а сами деградировали до ранга посланников.

Сумасбродна ли идея, что Дух Риса должен иметь животный облик? Ответ мы находим в «Золотой Ветви» Фрейзера[375], где читаем о «Духе зерна, как животном». Во всех частях Европы, в Египте, в Китае мы видим, как Дух Зерна появляется, как гусак (гусыня), баран, лань, кошка, лиса, волк, собака, петух, корова (вол, бык), свинья, лошадь и проч. «В Пуату дух зерна должен быть зачат в образе лисы». Примитивное человеческое сознание всюду ходит сходными тропами. На стр. 289 Фрейзер пишет: «Другие животные формы, которые принимает дух зерна: олень, косуля, овца, медведь, осел, мышь, аист, лебедь и сокол. Если спросят, отчего дух зерна должен был появляться, как животное, да еще в виде столь многочисленных видов животных, то можно ответить, что для примитивного человека простое появление животного, или птицы у зерна было, вероятно, достаточным, чтобы предположить мистическую связь этого животного с зерном». Таким же образом, примитивное население Японии могли выработать представление, что лисы, которых они столь часто видели на рисовых полях, являлись воплощением Духа Риса. И они поклонялись этим лисам на горе Инари, покуда антропоморфная концепция Риса–Матери, женского Духа Риса, являющегося, одновременно, и Рисом, и его оберегающим духом, как мы видели в случае с Зерном–Матерью в Европе и с Матерью Риса на Яве и Суматре, не завоевала умы, и божественные лисы деградировали до ранга посланцев Богини Риса. Однако, старая концепция укоренилась так глубоко, что даже сегодня об Инари и ее посланцах говорят, как об одних и тех же. Помимо культа лис, с самых древних времен на горе должно было существовать поклонение духу деревьев; и он также должен был поклониться могущественной силе богини, чьи священные деревья с тех пор стали знамениты по всей Японии. Что же до лис, духов риса, то вполне логично, что их храмы встречаются повсюду в стране, столь зависимой в своем существовании от риса. Молчание старых книг относительно их связи с горой Инари, имело, вероятно, причиной тот факт, что культ лис на той горе объединился с антропоморфическим культом и был спрятан под общим названием «Богов с Инари». Позже, когда победа антропоморфизма на горе стала окончательной, и слава Инари воссияла по всей империи, все божества―лисы стали считаться ее посланцами и представителями.

ГЛАВА VI

Выводы

Позади нас лежит долгая, извилистая дорога предрассудков и причудливых верований. Предрассудков ― поскольку лис и барсуков боялись, как предвестников зла, как существ, преследовавших людей и овладевавших ими; верований ― поскольку им поклонялись, как богам бесчисленного синтоистского пантеона. Оглядываясь на эту дорогу, покрывающую долгие двенадцать веков, мы видим, как китайское влияние полностью доминирует в сферах прорицания, превращения и одержимости, причем в последней ― лишь в тех случаях, когда это не являлось результатом человеческих заговоров. Япония была «ответственна» за лисье колдовство, которое позже смешали с индийской магией; учитывая культ лисы, как духа риса, это, безусловно, было чисто японской концепцией.

В восьмом веке мы видим, как японский законодатель угрожает тем, кто выкуривает лис из нор, ― доказательство, что этот китайский обычай уже тогда распространился по стране; иначе его бы пропустили в японском варианте китайского законоуложения. Далее, китайские представления о предзнаменованиях в связи с появлением белых, или черных лис и лис вообще укоренились в Японии на века. Не только появление этих животных, но и их крики, спаривание, помечание местности, ― все считалось предзнаменованием, в большинстве случаев ― дурным. То, что уже к тому времени они представлялись опасными для людей животными, доказывается отрывком из Сёку Нихонги, где рассказано, как божество подчинило призрака, чью звериную голову потом нашли в саду. Далее, в Рё–и ки мы читаем рассказ о лисе, принявшей облик очаровательной девушки и вышедшей замуж за человека, с которым она прожила долгое время. Она родила сильного, здорового мальчика, чьи потомки до четвертого поколения выделялись особой силой. Однако, собаки, смертельные враги лис, всегда унюхивали их истинную природу, так что обратившаяся лиса бежала даже от щенка.

О тануки в те дни еще не упоминали, хотя календарь XIV в. показывает нам, что плача этого животного страшились, как предзнаменования напастей и смерти. Что касается мудзина, то магическая жемчужина, обнаруживаемая в его животе, считалась заключающей в себе сверхъестественную силу, точно так же, как у китайских лис–оборотней; ее подносили императору и сохраняли в храме. О том, что в те ранние времена мудзина считались обладавшими способностью превращаться в человека, мы читаем в другом отрывке из Нихонги. Однако, после VIII в. мудзина исчезают с литературной сцены на долгое время и появляются лишь в XVIII в.

В девятом веке мы читаем о Небесных Лисах, летавших по воздуху над дворцом, и о многозначительных появлениях обычных диких лис; начало десятого века принесло нам интересную легенду о том, как лисы принимали человеческий облик и обманывали людей всевозможными способами. Столь популярна была эта история, что четыре различных произведения X, XI и XIV в. в деталях пересказывают ее, а автор периода Муромати переписывает ту же историю по–своему.

В одиннадцатом веке впервые говорится об одержимости лисами и о том, что лисам поклонялись в синтоистских храмах. Это представляется магическим культом, установленным Принцессой–Деви в Исэ, так как столичные колдуньи последовали ее примеру к большому негодованию своих современников, которые сочли это скандалом перед лицом великих богов Исэ, ибо именно под их именами поклонялись лисам. Как мы говорили выше, и лисья магия, и лисий культ (духов риса) вероятно превалировали в Японии с древних времен, так что единственным новым фактом относительно этого явилось то, что культ расцвел при вольном употреблении священного имени божеств Исэ. Однако, вполне возможно, что в Исэ существовал старый культ лис, как это было на горе Инари со старым исчезающим поклонением духам риса в облике животных. Разве Тоё–укэ–бимэ, богиня Внешнего Храма в Исэ, великая подательница пищи, не идентифицировалась с Уга–но Митама, Духом Риса, который правил на склонах Инари? И разве мы не читаем о жестоком наказании, полученном в XI в. одним из Фудзивара, который убил божественную лису в Исэ; тогда как в последовавшем столетии двор дважды обсуждал подобное преступление, считавшееся столь же тяжким, как и убийство божественного духа? Все это, как представляется, указывает, что, действительно, между Исэ и лисами существовали старые связи.

Далее, мы видим, как лисы превращаются в прекрасных женщин с целью соблазнения мужчин, которые непременно умирали, если имели с ними сексуальные отношения, если только лисы не умирали вместо них. Либо они преследовали мужчин, являясь двойниками их женщин, или в виде дерева, или таинственно светящегося существа, и очаровывали людей, дабы получить пищу, или сообщить что–то устами одержимых. Их проступки были зловредными, однако целью своей имели, скорее, напугать людей, чем причинить им реальный ущерб. Такие лисы всегда были старыми, в соответствии с китайской концепцией, что жизненный дух (цзи) всех существ неуклонно усиливается с возрастом; они, наконец, становились способны превращаться в людей и преследовать их. В одном качестве лисы превосходили людей, а именно ― в сдерживании своего слова, если они хоть однажды обещали защищать и помогать кому–то, кто спасал их жизнь, или возвращал им душу в виде драгоценного камня.

Двенадцатый век показывает нам столицу, ставшую добычей лис, которые потчевали людей псевдо―явствами из конского навоза и коровьих костей. Ворота Судзяку были особо популярны среди этих зверей, которые даже не почитали его императорского величества, не говоря уже о его подданных, в чьих экипажах они уезжали; не обошло это и буддийских служителей, которых они побуждали прийти на дорогу Судзяку и молиться у алтарей фантомных домов; частных лиц они обманывали, всучивая им старые сандалии и обноски, черепицу и камешки, кости и рога, временно превращенные в золото, серебро и шелк. Они даже играли шутки с самим дворцом, где появлялись в виде молодых женщин, чтобы дразнить молодых людей. С другой стороны, они оберегали от огня дома, куда их посылало божество старого святилища, вероятно ― Дух Риса; они считались столь божественными, что император наказал заслуженного аристократа за убийство лисы в окрестностях дворца Сайгу в Исэ; дважды после этого двор обсуждал схожие случаи. Так китайский демон и японское божество–лиса очутились бок о бок.

Дата добавления: 2015-05-06