Новое индустриальное общество 23 страница

Это противоречие обострялось ролью колледжей и университетов как главного источника социальных но­вовведений в Соединенных Штатах. Промышленные и коммерческие фирмы, профсоюзы и профессиональные политики не отличаются в Соединенных Штатах изоб­ретательностью в сфере социальных отношений, не­смотря на то что они пользуются большим влиянием в деле проведения или торможения законодательных ак­тов. В этой сфере они, напротив, сравнительно бесплод­ны. Некоторые идеи, касающиеся социальных перемен, исходили от независимых реформаторов и от бюрокра­тии. Однако наиболее важным источником подобных идей была в течение многих лет академическая среда.

На ранних стадиях индустриализации большинство этих идей было направлено на то, чтобы сделать индуст­риальное развитие более равномерным, более гуманным или справедливым. Необходимость подобной реформы была всегда для профессоров гораздо яснее, чем для тех, кто считал себя их законными хозяевами. Послед­ним пришлось наблюдать, как из колледжей и универси­тетов исходили и защищались (в порядке реализации принципа академической свободы) предложения об ог­раничении власти монополий, регулировании цен или ставок на услуги естественных монополий, поддержке и защите профсоюзов, усилении принципа прогрессивно­сти в налогообложении, укреплении рыночных позиций

фермеров, ограничении эксплуатации природных ресур­сов, регулировании условий найма и, при случае, об уп­разднении частного предпринимательства. Эти рефор­маторские предложения не оставались всего лишь пред­метом академических дискуссий. Многие из них имели шансы на практическое осуществление.

Спору нет, еретические взгляды часто из осторожнос­ти высказывались в приглушенной форме или же скрыва­лись. Установки академических кругов приспосаблива­лись к «воззрениям и предубеждениям, широко распрост­раненным среди респектабельного, консервативного среднего класса, с особо тщательным учетом воззрений и предубеждений избранного круга состоятельных граж­дан, распоряжающихся накопленным богатством»¹. Но это лишь часть истины. Толчок к разработке очень мно­гих законоположений и принципов экономической поли­тики, воспринятых предпринимателями как враждебные их интересам, исходил из академических кругов. Законы, направленные против монополий, законы о регулирова­нии доступа к рынку капиталов, законодательное закреп­ление обширного ряда мероприятий по социальному обеспечению и проведению принципа прогрессивности в налогообложении — все это в значительной мере обяза­но своим происхождением тем же кругам.

В годы зачаточного индустриального развития акаде­мическая среда — бедная, зависимая и слабая — неиз­менно характеризовалась историками в ее взаимоотно­шениях с миром бизнеса как обиженная сторона. Если обратиться к достоверным фактам, то эта трактовка не столь бесспорна. Благодаря своей способности выдвигать новые социальные идеи академические круги, вполне возможно, давали больше, чем получали. Это отчасти затушевывалось тем обстоятельством, что историю пи­сали представители академической среды (что само по

¹ Т. Veblen, The Higher Learning in America, p. 194

себе является немаловажным источником общественного влияния), а также тем фактом, что сила и власть проявля­ются в разных формах. Власть денег проявляется в весьма грубой форме; приспособленцам она сулит материальное вознаграждение, несогласным угрожает материальным ущербом. Иначе обстоит дело с реформаторскими предло­жениями. Вначале они кажутся странными и неосуще­ствимыми. Мало-помалу они завоевывают сторонников. Проходит время, и их начинают рассматривать как настоя­тельную необходимость, а затем и как основные челове­ческие права. Приписать могущество тем, кто привел этот процесс в движение, не так-то легко.

Значение силы, связанной со способностью высту­пать зачинателем социальных нововведений, будет по­казано в ходе дальнейшего изложения. Сейчас доста­точно отметить, что некогда это послужило серьезным основанием для конфликта между предпринимателями и академическими кругами¹.

¹ В этом мы видим причину неврастенического по форме выражения, настороженного отношения консервативно настроенных организаций и отдельных лиц в США к обра­зованию и особенно к идеям, которые защищаются и пре­подаются в университетах Такие группы отражают уста­новки предпринимателей, их решительно поддерживают независимые предприниматели из нефтяной промышлен­ности и владельцы недвижимого имущества, они вызыва­ют презрение всех уважающих себя представителей тех­ноструктуры Надо сказать, что недовольные имеют все основания полагать, что колледжи и университеты, во-первых, пользуются влиянием и что они, во-вторых, были источником тех идей, которые повлекли за собой упадок их могущества. Следовательно, их реакция, вызывающая замешательство в академических кругах, не является бес­причинной Последним следует относиться к ней фило­софски Академические круги не могут надеяться соче­тать, как это иногда бывало в прошлом, влияние своих идей с иммунитетом против критики

С ростом техноструктуры отношения между людьми, связанными с предпринимательской деятельностью, и со­словием педагогов и ученых подвергаются радикальному изменению. Между побудительными мотивами, лежащи­ми в основе деятельности тех и других, нет больше резко­го противоречия. Подобно сословию педагогов и ученых, представители техноструктуры не руководствуются больше исключительно (и даже не главным образом) де­нежными мотивами. Обе эти группы солидаризуются с общественными целями или с интересами организаций, служащих общественным целям. И обе эти группы, надо полагать, стремятся приспособить общественные цели к своим собственным. Если между ними и есть различие, то оно заключается не в системе мотивов, а в преследуе­мых целях.

На этой стадии развития сословие педагогов и ученых уже не является малочисленным: оно, напротив, весьма велико. Его содержание уже не зависит от частных до­ходов и богатств — преобладающая часть средств, необ­ходимых для его оплаты, поступает от государства. Вли­яние частных лиц уменьшилось еще в одном важном от­ношении. Для предпринимателя характерно сочетание властного собственнического инстинкта и личного богат­ства. Представители техноструктуры, хотя и получают порой щедрое вознаграждение в форме жалованья и при­были на капитал, вряд ли владеют такими же состояния­ми, как предприниматели. Собственники, то есть люди, ко­торых современные «добытчики» средств для академичес­ких учреждений именуют богачами старого закала, распо­ряжаются такими богатствами. И для них отказ от пожертвования денег учебным заведениям зачастую мо­жет повлечь за собой ненамного меньшие потери, вызван­ные увеличением налога. Но, будучи лишены влияния

в корпорации, эти люди не отражают сколько-нибудь до­стоверно ее установки. И они значительно меньше, чем былой предприниматель, рассчитывают добиться влия­ния в результате оказываемой ими денежной помощи. Собственный опыт в области корпоративной собствен­ности научил их тому, что богатство не дает такого пра­ва на вмешательство.

Тем временем техноструктура оказалась в глубокой зависимости от сословия педагогов и ученых, так как оно поставляет ей обученные кадры Техноструктура вынуждена также поддерживать тесную связь с учены­ми, чтобы быть достаточно уверенной, что она не отста­нет от научных и технических достижений. А по сравне­нию с предпринимательской корпорацией развитую кор­порацию гораздо меньше смущает социальное новатор­ство сословия педагогов и ученых. Затраты, связанные с реформами — с улучшением медицинского обслужива­ния, обеспечением гарантированных доходов для бедня­ков, перестройкой трущоб,— могут быть компенсирова­ны за счет потребителей или акционеров. Бремя толко­вания или выполнения государственных предписаний целиком берут на себя юристы, бухгалтеры, специалис­ты по трудовым отношениям и другие работники аппа­рата корпорации Предприниматель же, напротив, сам несет издержки, связанные с государственным регули­рованием, а мелкий предприниматель даже самолично толкует и выполняет законы Бремя регулирования, как и налоговое бремя, значительно облегчается, когда име­ется возможность перекладывать его на другого¹.

¹ Этим по меньшей мере частично объясняется сопротив­ление, оказываемое врачами мероприятиям федерально­го правительства по улучшению медицинского обслужи­вания «Практикующие врачи принадлежат к численно уменьшающемуся сообществу американских предприни­мателей Большинство врачей по-прежнему "ведет свое собственное предприятие" и, естественно, выступает против вмешательства в их экономические дела» (Louis Lasagna, Why Are Doctors Out of Step? «The New Re­public», January 2, 1965)

Следует также иметь в виду, что оба недавних важ­ных мероприятия из области социальных нововведе­ний — регулирование совокупного спроса и стабилиза­ция цен и заработной платы — имеют существенное значение для планирования и тем самым для преуспе­вания техноструктуры. А техноструктура, как мы виде­ли, не относится безразлично к своим интересам.

Отметим далее еще одно обстоятельство, имеющее, пожалуй, менее важное значение Социальные нововве­дения не ассоциируются больше с представлением о ре­волюции, и академические круги, как и широкие круги интеллигенции, не занимаются больше внушающими беспокойство разговорами о революциях. Это тоже яв­ляется результатом сложного сплетения перемен, кото­рое мы здесь стараемся объяснить Предпосылка рево­люции, как она была описана Марксом, заключается в прогрессирующем обнищании рабочего класса Вместо ожидаемого обнищания имело место возрастающее изо­билие. Марксисты больше не отрицают этого и не могут больше убедительно доказывать, что благосостояние рабо­чего носит иллюзорный или преходящий характер. Ката­лизатором революции должен был стать капиталистичес­кий кризис — некая апокалиптическая депрессия, при­званная окончательно разрушить уже подорванную систе­му. Однако необходимым и неотъемлемым условием существования индустриальной системы является нали­чие механизма регулирования совокупного спроса; созда­вая предпосылки планирования, этот механизм сулит воз­можность предотвращения или смягчения депрессии. Сле­довательно, опасность наступления апокалиптического

кризиса представляется еще более далекой. Профсоюзы, выражая в воинственной форме силу рабочего, должны были стать ударной силой революции. Но индустриаль­ная система смягчает боевой дух профсоюзов и даже по­глощает их. Самым важным является, пожалуй, то, что в некоторых странах революция произошла. И в этих стра­нах основные черты индустриализации — планирование, крупные производственные единицы, свойственная им дисциплина, мероприятия по обеспечению экономичес­кого роста — уже не кажутся такими необычными, каки­ми они представлялись в надеждах и страхах людей пол­века назад. Все факторы, от которых, как ранее казалось, зависит революция, да и сама революция, утратили зна­чение. После этого тема революции едва ли может слу­жить даже предметом научной дискуссии.

Возникшая недавно зависимость техноструктуры от со­словия педагогов и ученых сказывается, как и следова­ло ожидать, во взаимоотношениях между обеими сторо­нами. Хозяйственный администратор не выступает больше в совете колледжа в роли источника мирских знаний и стража, ограждающего от социальной ереси. Он заседает в этом совете скорее потому, что к нему от­носятся с традиционным почтением. И его присутствие там дает ему возможность поддерживать тесную связь с источниками получения квалифицированных кадров или более пристально следить за новейшими научными и техническими достижениями. Если представитель­ство президента корпорации в учебных заведениях все больше становится данью традиции и условностям, то на современного ученого, работающего в области гума­нитарных наук, математики, кибернетики или телемеха­ники, все более предъявляется спрос со стороны разви-

той корпорации; она нуждается в его помощи при реше­нии осаждающих ее проблем, связанных с наукой, тех­никой, внедрением счетно-решающих устройств. Неког­да имя знаменитого банкира, числящегося в составе со­вета директоров, говорило о том, что корпорация имеет доступ ко всем источникам капитала в экономике. Ныне же наряду с именами бывших генералов военно-воздуш­ных сил рекламируется имя ученого или, на худой ко­нец, президента колледжа, чтобы показать, что фирма находится на уровне самых последних достижений тех­ники.

В общественных делах мы обычно приписываем изобретательности, добродетели или благовоспитанно­сти то, что в действительности порождено обстоятель­ствами. В свое время в связи с расхождением между побудительными мотивами и целями академических кругов и предпринимательской фирмы наиболее крас­норечивые и информированные предприниматели то и дело обвиняли профессоров в интеллигентском ради­кализме, оторванном от жизни идеализме, неуместном теоретизировании, провоцировании нападок на кон­ституцию и право частной собственности, нежелании защищать свободу личности, под которой в основном подразумевалась свобода делать деньги. Сейчас это случается только изредка. Представитель технострук­туры находит в университетских дискуссиях мало та­кого, что могло бы вызвать у него столь сильное раз­дражение. А если бы он вздумал выразить вслух подоб­ные чувства, то более осмотрительные коллеги быстро предупредили бы его, что он создаст излишние затруд­нения для тех, кто наведывается в университетские го­родки для вербовки специалистов, и что он рискует тем, что его наиболее выдающиеся ученые консультан­ты поделятся своими знаниями и секретами с менее крикливыми руководителями.

Вопрос о том, насколько полно сословие педагогов и ученых, обязанное своим нынешним ростом и высоким положением потребностям индустриальной системы, станет разделять ее цели, остается открытым. Найти однозначный ответ на этот вопрос невозможно, ибо со­словие педагогов и ученых неоднородно. Мы видели, что политическая экономия, как научная дисциплина, во многом и довольно искусно приспособилась к целям индустриальной системы. Положения, которые сводят к минимуму роль рынка и максимизации прибыли, при­дают важное значение действию непрерывной рекла­мы, подвергают сомнению верховную роль потребите­ля или ее общепризнанные последствия и одобряют тесное сотрудничество развитой корпорации с государ­ством, приобрели оттенок ереси. Проявление тех же тенденций можно, несомненно, ожидать и в других об­ластях. Можно полагать, что химик, посвящающий значительную долю своего времени работам для фир­мы «Дюпон» или «Монсанто», станет отождествлять свои интересы с целями этих корпораций. Возможно также, что он будет оказывать некоторое влияние на цели своего университета: факультет, на котором он работает, станет, пожалуй, измерять свои достижения не столько качеством преподавания и исследовательс­ких работ, сколько количеством контрактов, заключен­ных с фирмами и государственными учреждениями, раз­мерами своего экспериментального завода и ростом пер­сонала и фонда заработной платы. При таком подходе к делу целью становится экономический рост. В то же время множество других научных дисциплин — клас­сические языки и литература, некоторые гуманитар­ные науки — остаются в значительной мере незатро-

нутыми этими новыми взаимоотношениями с техност­руктурой. Их представители придерживаются старых целей академических учреждений и (наблюдая матери­альное преуспевание и побочные заработки своих уче­ных коллег) еще более страстно их отстаивают. Они критикуют своих ученых коллег за то, что те занима­ются исследованиями сугубо утилитарного характера, за забвение основной обязанности ученого, заключаю­щейся в добыче и передаче знаний, а также — в скры­той форме — за отречение от обета академической бед­ности Критикуемые ученые, задетые за живое, возра­жают, говоря, что они неподкупны и что должен же кто-то оплачивать счета Эти вопросы уже стали обыч­ным предметом дискуссий почти во всех крупных уни­верситетах.

Существуют, однако, и более глубокие источники конф­ликта между техноструктурой и сословием педагогов и ученых. Одним из них является вопрос об управлении поведением человека

Из-за отсутствия ясного представления о природе этого конфликта споры о нем вращаются главным об­разом не вокруг его конечных причин, а вокруг практи­куемых методов управления. Управление потребитель­ским спросом предполагает широкий доступ к сред­ствам общения — газетам, рекламным щитам, радио и в особенности телевидению. Чтобы добиться внимания публики, реклама должна быть крикливой и навязчи­вой. Крайне существенно также, чтобы она внушала впечатление, хотя бы и ложное, что продаваемые това­ры имеют важное значение. Спросом на мыло можно Управлять только тогда, когда внимание потребителей привлечено к тому, что в ином случае представлялось

бы довольно несущественным обстоятельством. Поэто­му запах мыла, особенности его пены, белизна белья, стираемого этим мылом, и обусловленные подобными атрибутами престиж и уважение в округе считаются мо­ментами исключительной важности. Предполагается, что домашние хозяйки обсуждают подобные вещи с энергией, уместной в случае нежелательной беременно­сти или атомной войны. Так же обстоит дело с сигарета­ми, слабительными и болеутоляющими средствами, пи­вом, автомобилями, зубной пастой, консервами и всеми прочими товарами широкого потребления.

Сословие педагогов и ученых, а также широкие кру­ги интеллигенции склонны относиться к этим усилиям с презрением. Представители техноструктуры, чувствуя эти настроения, но сознавая вместе с тем важнейшее значение управления спросом, дают им отпор и самым ревностным образом стараются доказать, что управле­ние спросом имеет важное значение для здорового фун­кционирования и дальнейшего существования нынеш­ней экономической системы. Их доводы ближе к исти­не, чем это обычно кажется.

Мы сталкиваемся здесь с парадоксом. Экономичес­кая система нуждается для своего преуспевания в организованном околпачивании публики. В то же вре­мя она взращивает увеличивающийся класс людей, считающих такое околпачивание ниже своего достоин­ства и осуждающих его как духовное растление. Не­полноценная культура, которая нуждается для своего существования в подобной мистификации, заслужива­ет, по их мнению, только презрения. У представителей этой культуры их позиция вызывает смешанное чув­ство обиды, вины и возмущения, порождаемое созна­нием того, что именно нужды последней служат осно­вой существования и благоприятной средой для ее ака­демических критиков.

Этот конфликт в той или иной форме неизбежен в условиях планирования. Планирование требует, чтобы нуждам производственного аппарата отдавалось пред­почтение перед свободно выраженной волей личности. Это всегда будет вызывать недовольство. При планиро­вании несоветского типа это недовольство направлено против методов и орудий — рекламы и распространяю­щих ее средств массового общения,— при помощи кото­рых управляют поведением человека. Любопытно, что ни в тех ни в других обществах недовольство не направ­лено против планирования, хотя последнее и является глубинным источником.

И наконец, между техноструктурой и сословием педаго­гов и ученых может возникнуть соперничество и проти­воречие, обусловленное их неодинаковым отношением к государству. Политическая роль представителя техно­структуры ограничена строгими рамками. Он не может отделить себя от организации, определяющей его бы­тие. И он не может увлечь ее за собой в водоворот поли­тической жизни. С другой стороны, он пользуется боль­шим влиянием в государственных делах, действуя фак­тически как удлиненная рука бюрократии.

Сословие педагогов и ученых не связано в своих по­литических действиях узами какой-либо организации. Вместе с тем это сословие быстро растет в количествен­ном отношении. Оно все еще не прониклось чувством общности. И оно долгие годы жило под впечатлением могущества предпринимателей. Любая политическая сила, не опирающаяся прочно на обладание деньгами, обычно недооценивается. И все же возможно, что со­словие педагогов и ученых нуждается лишь в выдаю­щемся политическом лидере, чтобы стать решающей

политической силой. Это могло бы в свою очередь угро­жать упрочившейся связи между бюрократией и техност­руктурой, ибо для ее поддержания, как и для управле­ния потребительским спросом, требуется наличие мно­гих общераспространенных иллюзий. К этой теме мы сейчас и переходим.

ГЛАВА XXVI. ИНДУСТРИАЛЬНАЯ СИСТЕМА И ГОСУДАРСТВО

Квалифицированные кадры имеют решающее значение для преуспевания индустриальной си­стемы. Образование и обучение, от которых за­висит их формирование, обеспечиваются глав­ным образом государственным сектором эконо­мики. В отличие от этого источником капитала, игравшего в свое время решающую роль, слу­жит преимущественно частный сектор экономи­ки. Рынок для наиболее передовой техники и все то, что лучше всего поддается планирова­нию, тоже находятся в государственном секто­ре. Множество научных и технических нов­шеств поступает из государственного сектора или же субсидируется либо государством, либо содержащимися на государственные средства университетами и исследовательскими институ­тами. Государство регулирует совокупный спрос на продукты индустриальной системы, что является неотъемлемым условием ее плани­рования. И государство осуществляет — прав­да, все еще робко и нерешительно, подобно тому как правоверный церковник взирает на фри­вольную статую,— регулирование цен и зара­ботной платы, без которого цены продуктов ин­дустриальной системы не могут быть устойчи­выми. Поистине современная организованная

экономика вылеплена рукой капризного ваятеля. Ибо как иначе можно объяснить, что удовлетворение столь многих нужд, как бы неотвратимо соединившихся, что­бы вызвать к жизни систему, все еще именуемую систе­мой свободного предпринимательства, на самом деле столь сильно зависит от государства?

Индустриальная система действительно неразрывно связана с государством. Развитая корпорация в важней­ших отношениях является орудием государства. А в важных делах государство выступает как орудие индус­триальной системы. Совершенно иначе трактует этот вопрос общепринятая теория. Последняя предполагает и утверждает, что между государством и частным дело­вым предприятием имеется четкая граница. Положение этой границы — что именно отведено государству и что предоставлено частному предприятию — говорит о том, является ли данное общество социалистическим или не­социалистическим. Это самое важное. Как либералы, так и консерваторы считают аномалией любой союз между государственными и частными организациями. Для либерала это означает, что государственная власть используется частными лицами для извлечения выгод и наживы. Для консерватора это означает, что высокие прерогативы частной собственности утрачиваются пос­ледней и переходят к государству. На деле же в индуст­риальной системе граница между частной и государ­ственной сферами компетенции неразличима и в значи­тельной степени условна, а ненавистный союз между го­сударственными и частными организациями нормален. Стоит только осознать эту истину, и становятся понят­ными основные тенденции американской экономики и американской политической жизни. Немного есть воп­росов, при решении которых усилия, затраченные на то, чтобы освободиться от ходячих представлений, вознаг­раждались бы более щедро.

Отношения между техноструктурой и государством весьма отличаются от отношений между государством и предпринимательской фирмой. С этого отличия мы и на­чинаем наш анализ.

Отношения между государством и предпринимательс­кой корпорацией, как и все другие экономические отно­шения, носили преимущественно денежный характер Они отличались также неустойчивостью, обнаруживая при этом тенденцию превратиться в игру с нулевой сум­мой. Допустим, что более сильной стороной являлась бы корпорация. В таком случае она не зависела бы от го­сударственных ограничений. Возможно даже, что она использовала бы власть государства для увеличения своих доходов. Если же более сильной стороной явля­лось бы государство, то оно ограничивало бы власть час­тного предпринимателя и тем самым его прибыли. Если бы мощь государства была чрезвычайной, то оно, веро­ятно, вступило бы на путь социализации подобных пред­приятий. Одна сторона воспользовалась бы слабостью другой стороны. Чтобы избежать господства государ­ства над бизнесом или бизнеса над государством, обе стороны должны были бы находиться в состоянии по­стоянной бдительности.

Таково было обычное представление о взаимоотноше­ниях между государством и предпринимательской корпо­рацией. Принято думать, что соотношение сил в этой об­ласти со временем менялось. Семьдесят пять лет назад в Соединенных Штатах считалось само собой разумею­щейся истиной, что преобладающей силой является кор­порация. Страх вызывала перспектива контроля бизнеса над государством. Люди острого ума разделяли мне­ние Маркса, что государство является исполнительным

комитетом капиталистического предприятия. Однако с течением времени страх перед господством бизнеса убывал, между тем как страх перед господством госу­дарства возрастал. Корпорацию в свое время называли спрутом. Этот образ стал применяться в отношении го­сударства. Если в былые времена предприниматели для обсуждения нужд своего класса встречались в сенате, то впоследствии они стали собираться на конференции, чтобы покритиковать намерения Вашингтона. Игра в гольф, которая когда-то давала им возможность объеди­нять свои силы для воздействия на те или другие сторо­ны общественной жизни, стала поводом для обмена жа­лобами на бюрократов. Как первоначальная боязнь гос­подства корпораций, так и последующая боязнь господ­ства государства являлись отражением условий, в которых находилась предпринимательская корпорация. Хотя оба опасения продолжают влиять на современные позиции в этом вопросе, ни одно из них не отражает су­ществующего ныне положения.

Как уже отмечалось, связь между предпринима­тельской корпорацией и государством была в соответ­ствии с принципом совместимости преимущественно денежной связью. Государство могло предлагать много такого, что сулило денежную выгоду, а посредством налогообложения и регулирования оно имело возмож­ность помешать корпорации извлекать прибыль. Пред­принимательская корпорация в свою очередь была в со­стоянии щедро оплачивать то, что ей требовалось. И она имела перед собою мало законодательных и прочих ба­рьеров, которые могли бы помешать ей поступать таким образом.

Так, посредством таможенных пошлин государство могло защитить предпринимателя от иностранной кон­куренции. Оно могло также предоставить льготные ус­ловия пользования государственными железными доро-

гами, электроэнергией или другими коммунальными ус­лугами. Государство владело землями, месторождения­ми полезных ископаемых, лесами и другими природны­ми ресурсами, право эксплуатации которых могло быть предоставлено частным лицам. Государство могло осво­бодить от налогов или смягчить налоговое бремя. Оно могло обеспечить моральную или вооруженную поддерж­ку в деле усмирения непокорных рабочих. И еще одно важное обстоятельство: все эти и другие блага могли пре­доставляться или не предоставляться на основе сравни­тельно простых решений.

Предпринимательская корпорация в свою очередь была в состоянии мобилизовать финансовые ресурсы для достижения политических целей, сулящих ей выго­ды. Предприниматель объединяет в своем лице право на получение доходов с предприятия и право распоряжать­ся ими. Следовательно, в его распоряжении имеются средства для покупки голосов избирателей, законодате­лей и законодательных актов. Если предприниматель связан некоторыми юридическими ограничениями, ка­сающимися расходования средств корпораций на поли­тические цели, то он имеет возможность перевести не­обходимые средства самому себе и своим приближен­ным в качестве дивидендов, а также тратить деньги из спецфонда как руководитель корпорации. Купленные таким образом у государства блага и выгоды достаются предпринимателю. Это обстоятельство наряду с подчи­нением всей деятельности предприятия денежным по­буждениям означало, что у предпринимательской кор­порации имелись все стимулы к тому, чтобы тратить средства с целью добиться политических выгод. Финан­совые ресурсы корпораций могли быть полностью ис­пользованы для достижения политических целей, при­чем такими людьми, которые получали от этого личную выгоду.

В обществе, где экономическая деятельность строго подчинена денежным мотивам, господство этих мотивов в отношениях между хозяйственной фирмой и государ­ством представляется нормальным. Обычно исходят из того, что в таком обществе государственные служащие не очень-то склонны упускать возможности извлечь де­нежную выгоду. И это не кажется чем-то абсолютно не­законным. Если общество одобряет и восхваляет дела­ние денег как высшую социальную задачу, то государ­ственные служащие часто считают естественным, что они продают себя или свои решения по цене, приемле­мой для покупателей.

Во времена расцвета предпринимательской корпора­ции все это имело место Общеизвестны факты господ­ства компаний над городами и целыми штатами — «Са­терн Пасифик» над Калифорнией, «Анаконды» над Мон­таной, угольных и сталелитейных компаний над Пен­сильванией, автомобильных компаний над Мичиганом. Считалось само собой разумеющимся, что конгрессме­ны и сенаторы должны выступать как представители (оплачиваемые или вознаграждаемые иным способом) промышленных фирм своего штата или округа. От лю­дей, финансируемых или контролируемых подобным об­разом, предпринимательская корпорация получала мно­гое из того, что ей требовалось. Власть корпораций не была абсолютной, но она была достаточно широка, что­бы оправдывать представление о господстве корпорации как нормальном явлении общественной жизни

Вплоть до наших дней независимый предпринима­тель-подрядчик по строительству шоссейных дорог, стра­ховая фирма, владелец недвижимости, ростовщик — это наиболее важный источник средств, предназначенных для политических целей, и главный из уцелевших носи­телей политического влияния, купленного за деньги. Все люди, которые получили в новейшее время наиболь-

Дата добавления: 2015-05-06