Харламова, Е. В. 12 страница

Любовь не есть отсутствие логики,

она и есть логика, исследованная и пересчитанная,

раскаленная и изогнутая так, чтобы поместиться

внутри контуров сердца.

Мне не нужно было больше доказательств того, что где‑то в не таком далеком прошлом, Лукас очень сильно кого‑то любил. И потерял этого кого‑то, потому, что ее точно не было рядом. Но затем я пригляделась поближе к татуировке, окружающей его запястье, которое лежало рядом с его лицом. Посреди чернильного рисунка, замаскированный под обычный участок кожи был тонкий, но изогнутый шрам. Он пробегался с одной стороны на другую, по всей длине, как скрытый код среди линий татуировки.

Его правую руку обрамлял тот же дизайн, и, наблюдая за его лицом и признаками того, проснулся он или нет, я легонько приподняла его руку с груди и повернула, чтобы посмотреть. На ней был такой же шрам – искусно спрятанный татуировщиком.

Шокированная, я сидела на полу и наблюдала за тем, как он спал. Я не имела понятия, если я когда‑либо смогу поднять с ним эту тему – если он сам когда‑либо расскажет об этом. Даже после всех тех несчастных ночей, что я провела, оплакивая разрыв с Кеннеди, я никогда не была настолько в депрессии, чтобы задуматься о самоубийстве. Я не могла даже представить, что могло довести до такого состояния безнадежности.

Было поздно, и мне надо было возвращаться в общежитие. Наш класс – мой класс – начинался всего через восемь часов. На кухонном столе я нашла старый конверт и нацарапала записку, давая ему знать, что я вернулась в общежитие, и мы увидимся завтра.

– Подожди. – Голос Лукаса остановил меня с дверной ручкой в руке. Он сел, слегка растерянный ото сна.

– Я не хотела тебя будить, поэтому оставила записку. – Я подняла ее с тумбочки у входа, сложила и засунула себе в карман. Меня просто переполняли слова и вопросы, но ничего не слетало с языка.

Он потер глаза и встал, с закрытыми глазами он размял шею и потянулся. От его движений его мускулы напряглись, и мне хотелось перестать пялиться, но я не могла этого сделать до тех пор, пока он не открыл глаза.

– Я провожу тебя до машины.

Он повернулся, схватил футболку и начал ее натягивать обратно, я снова могла бесстыдно на него попялиться. По его сильным плечам и спине бежали другие рисунки и какие‑то слова, но футболка закрыла их уж слишком быстро. Он скрылся в спальне и вернулся в толстовке с капюшоном и поношенных кроссовках, в которых я никогда его прежде не видела. Обычно он был в ботинках.

– Франсис в кровати. Если конечно он не отрастил себе дополнительные пальцы, я подразумеваю, что это ты его впустила. – Он улыбнулся, пересекая комнату по направлению ко мне.

Я кивнула, когда он подошел ближе, его улыбка увяла. Я знала, что он думал о том, что произошло ранее, до того как мы уснули в объятиях друг друга, размышляя над тем, что я должно быть думала о нем, призывающем меня сказать стоп, когда я четко дала понять, что не хочу останавливаться. Если б он только знал – мое замешательство по поводу его странного отказа, не шло ни в какое сравнение с подозрениями о том, что стало причиной шрамов на его запястьях.

Глава 19

После недельного игнорирования моего существования в классе, в понедельник утром я не знала чего ждать от Лукаса. Изменение было незначительным, но оно все же было. Когда я вошла в класс, его глаза встретились с моими, а на его губах играла еле заметная улыбка. Все в нем стало таким знакомым. В ту ночь, когда мы с ним танцевали, его черты лица объединялись в исключительно симпатичного парня – материал для влюбленности. Сейчас же, я видела все, и его резко выраженные скулы, и упрямый подбородок, и нос с легким намеком того, что был сломан. На одной из щек виднелся крестообразный шрам, а его бесцветные глаза иногда казались мрачными. Локоны его волос смягчали общую картину, но если он когда‑нибудь коротко их подстрижет, он будет выглядеть, как абсолютно другой парень.

Он перевел внимание на свой вечно‑присутствующий альбом, и я заставила себя смотреть вперед, чтобы не свалиться на лестнице. Всего несколько часов назад он держал мое лицо в своих руках, прижимал меня к двери моей машины и целовал так, как будто мы сделали то, что я хотела, чтобы мы сделали. Я ехала домой в тумане зачарованного желания.

Занимая свое место рядом с Бенджи, я подавила желание глянуть через плечо. Если он на меня не смотрел, я буду разочарована, а если смотрел, он меня поймает.

Девушка рядом со мной давла свой стандартный отчет о том, как она провела выходные, своей соседке и двум‑трем дюжинам людей, которые могли ее слышать. Бенджи отлично, хоть и немного драматично, ее пародировал, и я притворилась кашляющей в кулак, чтобы скрыть свой смех. К сожалению, кашель привлек ее внимание.

– Ты умираешь тут что ли? – спросила она, насмехаясь, когда я покачала головой. – Ну, выплевывать легкое на публике не так уж и привлекательно – чтоб ты знала.

Мое лицо загорелось, но Бенджи наклонился вперед и сказал через меня:

– Эм, а рассказывать половине класса каждый понедельник – в деталях – о том, какая ты алкоголичка и шалава? Тоже не так уж и привлекательно. Чтоб ты знала.

Она смутилась, народ поблизости захихикал, а я прикусила губу и уставилась вперед. К счастью, в этот момент профессор Хеллер зашел в класс и начал занятие, и я вернулась к пятидесяти длинным минутам попыток забыть о том, что Лукас сидит три ряда позади и пять стульев левее меня.

– Итак… девять дней до экзамена. – Бенджи застегнул свой рюкзак и ухмыльнулся мне, пока я собирала свой.

– Ммм‑хмм.

– Девять дней и никаких больше… ограничений. – Он подергал бровями вверх‑вниз, и я закатила на него глаза. – Эх? Эх?

Я не могла, не проверить был ли Лукас все еще в аудитории. Он разговаривал с той девчонкой из Зеты, но поверх ее головы он смотрел на меня.

По пути на выход Бенджи расплылся в улыбке и сказал:

– Алекс, я дам за Горяченького Репетитора 200$, – и ненатуральным женским голосом стал напевать песню из Jeopardy. Он все еще напевал, когда он улыбнулся Лукасу, прежде, чем выйти из класса.

Я надеялась, что мои щеки не пылали ярко‑красным, когда Лукас прировнялся к моему шагу, но ни один из нас не заговорил, пока мы не вышли на улицу. Прочистив горло, он указал в сторону удаляющейся спины Бенджи.

– Он, эм, он знает? О…?

Нахмурившись, он зажевал нижнюю губу вместе с маленьким серебряным колечком.

– Вообще‑то, это благодаря нему я догадалась… кто ты.

– Ох? – Он шел со мной в сторону моего класса по испанскому, также, как это уже случилось однажды.

– Он заметил, что мы… переглядываемся, – я пожала плечами, – и спросил меня, если я посещала твои дополнительные занятия.

Закрыв глаза на секунду, он вздохнул.

– Боже, мне так жаль. – Я ждала, надеясь, что он скажет мне, наконец, причину этой шарады с Лукасом\Лендоном. Пару минут мы просто шагали через кампус, с каждым шагом приближаясь к моему следующему классу. Без единого облачка на небе, солнце грело нас свом теплом под прямыми лучами, и мы мерзли, проходя в тени домов и деревьев.

– Я заметил тебя на первой неделе, – его голос был мягким. – Не только потому, что ты такая красивая, хотя, конечно, это тоже сыграло роль. – Я улыбнулась, наблюдая за тем, как мы шагали в ногу друг с дружкой. – Это было то, как ты, слушая, наклонялась вперед, опираясь на локти, когда тебе было что‑то интересно в классе. И когда ты смеялась, это было не чтобы привлечь внимание, это был просто… смех. То, как ты по привычке убирала волосы с левой стороны за ухо, а правая спадала вниз, закрывая твое лицо, как занавес. И когда тебе скучно, ты беззвучно топаешь ногой по полу и двигаешь пальцами руки по столу, как будто играешь на инструменте. Мне хотелось тебя нарисовать.

Мы остановились в квадрате солнца, недалеко от тени входа в здание языковых искусств.

– Почти каждый раз, когда я тебя видел, ты была с ним. Но один раз, ты вошла в здание одна. Я придерживал дверь для нескольких девчонок перед тобой, и подождал, пока ты догнала нас. Когда ты проходила мимо, ты выглядела довольной, и немного удивленно. Не как другие, ты не ожидала, что какой‑то незнакомый парень придержит для тебя дверь. Ты улыбнулась мне и сказала "Спасибо". Это было последней каплей. Я молился, чтобы ты не пришла на дополнительные занятия, и точно не с ним. Мне не хотелось, чтобы ты знала, что я был репетитором. Когда ты стояла рядом с ним, держа его за руку, он принимал тебя как должное. Как будто ты была его аксессуаром. – Он нахмурился, и я вспомнила, что именно так себя и чувствовала с Кеннеди. Часто. – Мне никогда не хотелось сделать тебе больно, но я хотел отобрать тебя у него. Мне приходилось постоянно себе напоминать, что это было не важно, была ты его или нет, потому, что ты все же была по другую сторону баррикад, которые я не мог пересечь. И потом ты не появилась в день экзамена в середине семестра, и на следующем занятии, и на следующем. Я волновался, думал, может что‑то случилось с тобой. Он был каким‑то отстраненным первые несколько дней. Но к концу недели, перед классом девчонки вовсю с ним флиртовали, и по его реакции я понял, что произошло. Я был уверен, что ты бросила класс, что эгоистически заставило меня чувствовать себя на седьмом небе от счастья. Даже сам того не осознавая, я начал искать тебя в кампусе. – Он смотрел в мои глаза и сказал еще тише: – И затем, вечеринка на Хеллоуин.

Я не могла дышать.

– Ты был там? На вечеринке? – Он кивнул. – Как? Ты же не член одного из братств, так?

Он покачал головой.

– За день до этого, я починил им кондиционер в доме. По вечерам или на выходных техники кампуса не работают, но я работаю по контракту, поэтому согласился. Когда я не стал брать чаевые, несколько парней пригласили меня на вечеринку. Я согласился только потому, что надеялся ты, будешь там. Прошло две недели, и наш кампус огромен, я начал думать, что больше никогда тебя не увижу. – Он тихо засмеялся и потер рукой шею. – Вау, звучит, как будто я какой‑то сталкер.

Или ужасный романтик. Боже.

– Почему ты не подошел ко мне тем вечером? До того…

Он покачал головой.

– Ты выглядела такой отстраненной и несчастной. Почти каждому, подходившему к тебе парню, был дан разворот поворот. И я не собирался быть одним из них. Ты танцевала с несколькими парнями – теми, кого ты уже знала – и он был одним из них.

– Бак.

– Затем, ты ушла, он последовал за тобой, и я подумал, может… вы договорились уйти пораньше вместе, но чтобы никто не знал. Встретиться на улице или что‑то вроде.

Я наблюдала за тем, как трое моих одногруппников вошли в здание.

– Он лучший друг парня моей соседки по комнате. Ну, сейчас уже бывшего ее парня. Я знала его. Думала, он был и моим другом. Как же я ошибалась.

Нахмурившись, он кивнул.

– Я собирался уходить – мой мотоцикл был припаркован впереди. Но что‑то было не так, я боролся с тем же желанием набить ему морду, которое я подавлял в течение нескольких месяцев в отношении твоего парня, поэтому я ставил под вопрос свои собственные мотивы. Я задержался на минуту, споря с самим собой, и мне очень жаль. Я, наконец, решил, что если вы двое действительно договорились встретиться, я просто вернусь к входу, заведу свой Харлей и покончу с этим. Покончу с тобой.

– Но так не случилось.

– Нет.

Внезапно, я заметила отсутствие людей, снующих вокруг нас, и достала телефон. На часах было 10.02.

– Черт, я опоздала.

– Ох‑о. Это не тот ли профессор, который делает из опаздывающих козлов отпущения?

Впечатляюще.

– Ты помнишь. – Звучно вздыхая, я засунула телефон обратно в рюкзак. – Теперь у меня есть огромное желание прогулять.

Уголок его рта приподнялся в улыбке.

– Какого рода работником университета я буду, если позволю тебе прогулять урок в последнюю неделю занятий?

– Мы сейчас просто повторяем. У меня и так пятерка. Мне не нужно повторение.

Мы уставились друг на друга. Я наклонила голову и посмотрела прямо в его светлые глаза.

– У тебя нет класса?

– До одиннадцати я свободен. – Уже не в первый раз, ощущение его взгляда на моем лице было как теплый ветерок, или очень нежное прикосновение. Он остановился у меня на губах.

Мое дыхание сбилось, и сердце затрепетало в груди.

– Ты так больше меня и не нарисовал. – Его глаза вернулись к моим, но он не ответил, поэтому я подумала, может он не помнил его сообщение. – Ты сказал, что не мог точно сделать это по памяти. Мои скулы. Мою шею…

Он кивнул.

– И твои губы. Я сказал, что мне нужно побольше смотреть на них и меньше пробовать на вкус.

Я кивнула. О, Боже, что он не помнил?

– Очень глупо с моей стороны, я думаю. – Он снова смотрел на мой рот.

Мои губы защипало от его пристального взгляда. И мне захотелось провести по ним пальцем. Или прикусить, чтобы остановить это ощущение. Когда я их облизала, он втянул носом воздух.

– Кофе. Пойдем, выпьем кофе.

Я кивнула, и не говоря больше ни слова, мы зашагали в сторону студенческого центра, самого оживленного места в кампусе в данное время время суток.

– Значит, ты носишь очки? – Мы сидели за крошечным столом, попивая наше кофе и я, пытаясь заполнить неловкую паузу, я выдала первое, что пришло мне на ум.

– Эм, ага.

Замечательно. Я только что подняла тему той ночи. Но почему бы мне не поднять эту тему? Не должны ли мы поговорить об этом? Не должна ли я была спросить его о том, почему он меня отталкивал, потому что он был моим репетитором, или по причине шрамов на его запястьях?

– Я ношу линзы. Но к концу дня мои глаза устают от них.

Вспомнив картинку того, как Лукас открыл мне вчера дверь, с подозрением на лице, очки, трансформировали его в кого‑то официального, тогда как пижама производила противоположный эффект. Я прочистила горло.

– Они отлично выглядели на тебе. Очки. Я имею в виду, ты бы мог носить их все время, когда хочешь.

– Они немного мешаются с моим шлемом и на занятиях по таэквондо.

– Ох, да, я представляю.

Мы снова замолчали, до его класса и моей перенесенной репетиции по контрабасу оставалось сорок минут.

– Я могу нарисовать тебя сейчас, – сказал он.

Без какой‑либо причины, мое лицо загорелось.

К счастью, он полез к себе в рюкзак, достал альбом и открыл его на чистой странице. И, перед тем, как поднять на меня глаза, достал из‑за уха карандаш. Даже если он заметил изменения в цвете моего лица, он не прокомментировал это. Не говоря ни слова, он откинулся назад на стуле, положил альбом себе на колени и стал рисовать. Карандаш в его руках рисовал легкие, изогнутые линии, давая понять, что Лукас знал, что делал. Его глаза двигались от меня к странице альбома и обратно снова и снова, а я тихо сидела и попивала кофе, наблюдая за его лицом. За его руками.

Быть чьей‑то моделью было каким‑то интимным. Один раз я, за дополнительную оценку, вызвалась быть моделью для класса искусств на первом курсе. Не имея никакого таланта в рисовании, я наивно предполагала, что это будет легкой возможностью получить добавочные баллы, чего я не знала, так это то, что мне придется сидеть весь урок на столе перед всем классом, давая тем самым возможность молодым парням без зазрения совести пялиться на меня в течение целого часа, и это было, как минимум, не комфортно. Особенно, когда Зик, парень Джиллиан, начал мой портрет с моей груди. Он в открытую пялился, и показывал плоды своего рисования своим соседям, тогда как я краснела и пыталась игнорировать его комментарии о сосках, вырезе моей рубашки и о том, как бы он хотел, чтобы я вообще от нее избавилась, или, по крайней мере, расстегнула насколько пуговиц.

– Большинство артистов начинают с головы, – сказал мистер Вачовски, когда глянул ему через плечо. Зик и остальные парни захохотали и привлекли внимание остального класса, и я покраснела еще больше.

– О чем ты думаешь?

Я не собиралась рассказывать ему эту историю.

– О школе.

Его волосы скрыли складку на его лбу, которая, я знала, была там, когда он хмурился, потому, что он сжал губы.

– Что? – спросила я, думая об изменении, которое принесли эти два слова.

Окруженные разговорами, музыкой и механическими звуками, царапанье стержня по бумаге было не различимо в этом кафе. Я наблюдала за танцем карандаша в его руке, думая о том, какую часть меня, он рисовал, и какие части хотел бы нарисовать. Каким он был в шестнадцать лет? Рисовал ли он тогда? Тусовался ли с парнями его возраста? Был ли влюблен? Было ли его сердце разбито какой‑то ветряной девчонкой?

Были ли у него на запястьях эти шрамы или это случилось позже?

– Ты сказала, что была с ним три года. – Он произнес это еле слышно, смотря в альбом, пока его карандаш летал туда‑сюда по странице. В тоне его голоса не было вопроса. Он считал, что я думала о Кеннеди.

– Я не думала о нем.

Он снова сжал губы в линию. Ревность? Я почувствовала себя виноватой от того, что мне хотелось, чтобы он ревновал.

– Какой для тебя была школа? – спросила я, и мне сразу же захотелось забрать вопрос обратно. Его глаза впились в мои, и рука замерла.

– Я думаю, совсем не такой, какой она была для тебя. – Его глаза все еще изучали мое лицо, но он больше не рисовал, а выражение его лица было напряженным.

– Ох? Как так? – я улыбнулась, надеясь изменить эту нашу позицию балансирования на краю, либо перекинуть нас через край.

Он пристально на меня смотрел.

– Ну, во‑первых, у меня никогда не было девушки.

Я подумала о розе на его сердце, и поэме на его левой стороне. Мне не хотелось, чтобы эта любовь была недавней.

– Правда? Ни одной?

Он покачал головой.

– Я был… неуправляем, так сказать. Спал с девчонками. Но безо всяких отношений. Постоянно пропускал занятия. Тусовался с местными и приезжими туристами. Часть ввязывался в драки, в школе и вне нее. Был отстранен или исключен столько раз, что иногда, проснувшись утром, я не был уверен, нужно мне было идти на занятия или нет.

– Что случилось?

Его лицо побелело.

– Что?

– Я имею в виду, как ты поступил в колледж и стал этим… – я указала на него и пожала плечами – …серьезным студентом.

Он уставился на карандаш в его руках, царапая по стержню ногтем большого пальца, затачивая его.

– Мне было семнадцать, я был готов покончить со всем этим и работать с отцом на лодке до конца своих дней. Один раз, я был на вечеринке со своими друзьями. Мы развели костер на берегу, что всегда привлекало детей туристов – и все они хотели повеселиться. Один из моих друзей был диллером. Ничего такого – просто таблетки для вечеринки. Он продавал подороже, чтобы мы могли взять немного себе и не платить ничего его дистрибьютору. Той ночью его сестра увязалась за нами. Она запала на меня, но ей было всего четырнадцать. Сама наивность. Не мой типаж. Она не смерилась с моим отказом и стала флиртовать со спонсорами нашего веселья, так сказать. Ее тупоголовый братец был под кайфом и не следил за ней. Я был не лучше, но когда парень, с которым она танцевала начал тянуть ее дальше на пляж, она выглядела так, как будто пыталась вырваться из его хватки. Я помню, как налетел на него, но остальное в тумане. Мне сказали, что я сломал парню челюсть. Был арестован и, скорее всего, оказался бы в тюрьме, если бы Хеллеры не приехали в гости на той неделе. Чарльз сделал что‑то и весь этот кошмар закончился. Он и мой отец поговорили и следующее, что я помню, меня записали в класс боевых искусств. Я был достаточно туп, чтобы видеть, что это было неправильно, я просто был рад возможности научиться лучше выбивать дух из людей, поэтому не протестовал. Чего я не ожидал, так это того, что это поставит меня на правильный путь, впервые за долгое время. Перед тем, как он уехал, Чарльз прочитал мне длиннющую лекцию. Мне не нравилось его разочаровывать. – Он пристально на меня посмотрел. – До сих пор не нравится.

Мы глотнули кофе, и я ждала, придерживая язык, зная, что должно быть что‑то еще.

– Он сказал мне, что я выбрасываю на ветер свое будущее, что я был лучше, чем наркотики и драки. Он сказал, что моя мать смотрит на это, и спросил, чего я хочу, чтобы она гордилась мной или стыдилась меня. Затем, он пообещал, что поможет мне поступить в университет, привлечет все свои связи, если я только попытаюсь. Он знал, что я искал выход из этого, и он дал мне второй шанс.

От его слов по моей коже пробежал холодок.

– Он умеет это делать.

Он едва заметно улыбнулся.

– Да. Это точно. И я им воспользовался. Мой выпускной класс был еще более‑менее, но до этого я просто убил свой средний балл. Я не знаю, как ему удалось сделать так, чтобы меня приняли, даже условно. Естественно, отец не может платить за это, поэтому все эти странные места работы. Я плачу аренду за квартиру, но я не смог бы снять и койку в чьем‑нибудь гараже за то, что он с меня берет.

– Он как твой ангел‑хранитель.

Поднимая свои светлые глаза на меня, он сказал:

– Ты даже не представляешь.

Глава 20

В замешательстве, я моргнула на Эрин.

– Что ты имеешь в виду, она, наверное, не будет давать показания?

Моя соседка кинула свой телефон на стол. Хлопнула дверью холодильника, достав из него бутылку воды. Скинула свои ботинки, и, схватив один в руку, швырнула его через комнату, гле он отскочил от стены у ее кровати и приземлился в центре.

– Они добрались до нее. Кеннеди, Диджей и Дин. Уговорили ее – или почти уговорили ее, что они позаботятся о Баке. Что это бросит плохой свет на братство и всю греческую систему, если она даст показания.

– Что?

– Они заставляют ее чувствовать себя виноватой за то, что ее изнасиловали! – Я никогда раньше не видела Эрин такой взвинченной. – Это полная фигня! Я звоню Кейти.

Я встала и пересекла комнату, взяв ее за руку, чтобы не дать ей набрать номер.

– Эрин, ты не можешь никому рассказать, если Минди этого не хочет.

Она пристально на меня посмотрела.

– Ж, ты знаешь, как все работает с "греками", все уже знают.

– Ох, правда.

Она набрала номер, и я слушала, как она говорила президенту своего сестринства все, что думает по поводу попытки замять это дело.

– Окей, я буду там, через час с Минди. – Она отключилась, выражение ее лица было более спокойным, расчетливым даже. Сидя на моей кровати, она взяла меня за руку. – Ты должна пойти с нами, Ж. Ты должна рассказать им, что он сделал с тобой.

Мысль о раскрытии правды обществу девчонок была как‑то более страшна, чем подача заявления на Бака в полицию или дача показаний прокурору.

– П‑Почему? – заикнулась я. – Я не одна из вас, Эрин. Им будет все равно.

– Это покажет прецедент.

Сколько раз я слышала Кеннеди, использующего этот юридический жаргон – один из его любимых.

– Ты уверена, что попытку засчитают? Это было всего дважды…

Ее глаза загорелись.

– Жаклин…

– Ты права, ты права… Боже, что я несу? – Мои руки тряслись, закрывая мое лицо, и Эрин мягко опустила их вниз.

– Нам нужно постараться сделать все возможное, чтобы он не сделал это снова.

Я кивнула, зная, что она была права, и она отправила сообщение Минди.

Эрин только успела отпереть свое Вольво, когда я услышала свое имя и, повернувшись, обнаружила Кеннеди, бегущего к нам через парковку.

– Привет, Жаклин, Эрин. – Когда он одарил ее сжатой, серьезной улыбкой, она нахмурилась. Он повернулся ко мне. – Нам надо поговорить.

Я одарила его испепеляющим взглядом.

– О чем? О том, что ты помогаешь им уговорить Минди, не подавать на него заявление, зная, что он сделал со мной?

Он устало вздохнул.

– Это не так…

– Ох? А как тогда?

– Можем мы поговорить наедине? Пожалуйста?

Я глянула на Эрин, а она сжала губы и окинула моего бывшего циничным взглядом прежде, чем повернуться ко мне.

– Я заберу Минди, встретимся в доме? – Она переживала, что я позволю ему отговорить меня от этого, учитывая, что я уже в этом сомневалась.

Я кинула взгляд на Кеннеди, и поняла, что его планом было как раз отговорить меня оставить этот план в отношении Бака.

– Подвезешь меня? Сейчас? Только так мы сможем поговорить.

Раздраженный и может даже немного сбитый с толку моим заявлением, он согласился.

– Конечно, я отвезу тебя, если ты поговоришь со мной по дороге.

Я сказала Эрин через крышу ее машины:

– Встретимся там.

Она кивнула, не скрывая надежды у себя в глазах, и я последовала за Кеннеди к его машине.

Отрегулировав стерео до шума на заднем фоне, он завел машину и медленно двинулся в нужном направлении, ведя ее одной рукой, лежащей на руле.

– Спасибо, что согласилась поговорить со мной. – Он глянул на меня и вернул свое внимание дороге. – Я хочу, чтобы ты знала, что я стопроцентно верю всему тому, что ты мне рассказала в субботу. Я знал, что Бак полное ничтожество, просто не знал насколько. Мы начали процесс того, чтобы исключить его.

– Исключить его… из братства? Как будто это наказание? – Закрыв глаза, я покачала головой, чтобы прочистить ее.

– Бак пришел в кампус, думая, что станет президентом класса новичков, думая, что поднимет свой рейтинг, будет управлять всем братством и может даже ученическим советом к выпускному классу, а теперь будет пинком выпнут, и папочка не поможет. Конечно, это наказание.

Я задохнулась от возмущения.

– Кеннеди, он изнасиловал девушку.

Ему хватило такта вздрогнуть.

– Я понимаю, но…

– Тут нет НО! Тут не может быть никакого НО! – Моя грудь вздымалась от попыток держать свои руки на коленях, а не пустить их в ход на его лицо. – Он заслуживает время в тюрьме, и я сделаю все возможное, чтобы удостовериться, что он его получит. – Я не могла не подумать о том, что если они отправили Кеннеди, чтобы отговорить меня от дачи показаний, то этот наш разговор имел противоположный эффект.

Он остановился у дома сестринства и припарковался. Сжав обеими руками руль, он сказал:

– Жаклин, тебе нужно кое‑что понять. Бак распространял сплетни о том, что вы с ним переспали несколько недель. Все знают об этом. Сейчас никто больше не поверит в твою он‑пытался‑тоже‑меня‑изнасиловать историю. Уже немного поздновато для этого.

Весь воздух вышел из моих легких, мое горло сжала невидимая рука, и боль пробежала по всему телу. Закрыв глаза, я боролась с тошнотой и слезами, и такой сильной злостью, что я в буквальном смысле видела красное за закрытыми глазами.

– Мою… историю?

Его зеленые глаза встретились с моими.

– Я сказал, что верю тебе. – Я смотрела в глаза парня, которого интимно знала в течение трех лет. Я видела, что он мне верил, но эта вера шла в противоречие с его необходимостью спасти лицо. Он не собирался делать то, что необходимо было сделать.

– Ты веришь мне, но ты сидишь тут и пытаешься отговорить меня попытаться убедить остальных поверить мне.

– Жаклин, это немного сложнее, чем это…

– Да конечно. – Я распахнула дверь и выскочила на улицу. Захлопывая дверь на все последующие протесты, и, развернувшись, направилась по дорожке к дому сестринства Эрин и Минди. Меня трясло от злости, и страха, и чего‑то еще: решительности.

***

На встрече было менее двадцати девушке: Эрин, Минди, верхушка сестринства и я.

Как президент, Кейти сидела во главе стола, а по обеим сторонам от нее сидела верхушка сестринства. Я узнала старшую сестру Оливии среди них. Она и Оливия могли бы быть близнецами, настолько они были похожи – вплоть до злобной ухмылки.

– Минди, дорогуша, никто тебя тут не винит, – сказала она, голосом полным неискренности, противоречащий ее словам. – Но дело в том, что ты пошла с ним в его комнату. Я имею в виду, что того следовало ожидать, ты же понимаешь?

Эрин положила руку мне на колено, когда я втянула ртом воздух – в качестве предостережения пока не встревать. Я выдохнула через нос и продолжила, молча кипятиться. Я была посторонней. Меня легко могли попросить удалиться, и это ничем Минди не поможет. Ей была нужна вся поддержка, какую она могла получить.

– Ты не была девственницей, так ведь? – сказала другая девушка.

– Боже, Тейлор, это неважно, – ответила другая.

Тейлор пожала плечами.

– Для меня это играло бы роль.

Несколько людей сказали еще несколько глупостей, тогда как другие были более понимающими, и, наконец, казалось, все высказали свое мнение, за исключением Кейти, Эрин, и тех двоих, кто, после всего, держали в руках судьбу Бака: я и Минди. Наконец‑то, Кейти негромко стукнула молоточком, останавливая все разговоры и поворачивая все головы в ее сторону. Она держала себя идеально, как королева с тяжелой короной на голове, она остановила свой взгляд на мне.

– Джеки, я так понимаю, ты утверждаешь, что Бак пытался тебя изнасиловать в ночь на Хеллоуин?

Пара девчонок пробурчали что‑то себе под нос, а одна в открытую захихикала. Я сжала руки в кулаки у себя на коленях. Игнорируя их, я сглотнула и ответила:

– Да.

– Окей, извиняюсь, но я не вижу, что она вообще тут делает, – сказала ответственная за первокурсниц. – Если он ничего тогда не сделал…

Дата добавления: 2015-05-06