Билет на ковер-вертолет 8 страница

– Лиза Ане в матери годится, – вздохнула я.

– Еще скажите, что в бабушки, – хмыкнула Наташа. – Так как, отнесете фотки ментам? Могу заплатить вам за услуги. Главное – пусть Аньку уличат!

– В чем? Снимки столь компрометирующие?

– Вроде ничего особенного. Но Маша, когда отдавала мне конверт, была уверена – с их помощью можно сильно напакостить Ане, – пояснила Наташа.

– Где Аня добыла карточки?

Наташа сморщила нос.

– Понятия не имею. Маша вроде ничего про это не рассказывала. Ну что, договорились, поставите ментов в известность? Отдайте фотки в отделение, пусть Аньке вломят на полную катушку.

– Отчего вы сами это не сделали? – возмутилась я. – Почему молчали, узнав, что Маша попала под автобус? После вашего рассказа у меня сложилось нехорошее впечатление, будто Левкина узнала тайну Ани, потому и погибла. В давке человека легко толкнуть под колеса поехавшего транспорта. Неужели вас не насторожила внезапная смерть Маши?

– Нет, – одними губами прошептала Наташа.

Я внезапно поняла: Иванова врет.

– Нам сказали про несчастный случай, – синея, продолжала Наташа. – Мне сначала страшно стало, вдруг Галкина про фотки узнает, еще ко мне припрется… Очень хотелось выкинуть снимки, только это вроде еще страшней. Подумала так: коли придет Анька и потребует конверт, отдам его. Скажу: «Знать не знаю про содержимое. Машка просто велела хранить, а чего там, мне неинтересно. Забирай, коли твои». А если уничтожу, то как отбрешусь? Аня не поверит и меня, словно Машу… То есть… с Машкой-то случайность. А я… Теперь вот об Анькином аресте вы сообщили… В общем, отнесите конверт ментам, и пусть Галкину лет на двадцать посадят!

Я аккуратно убрала конверт в сумку. «Чем лучше узнаю людей, тем сильней люблю собак». Кому из великих принадлежит данное высказывание? Да уж, четвероногое может быть агрессивным, злобным, бешеным, в конце концов! Но двуличным никогда. Подлость – исключительно прерогатива людей. Наташа Иванова дружила с Левкиной, считала ее близким человеком, страдала, когда Маша переметнулась к Ане, очень хотела вернуть прежние взаимоотношения. Но, узнав от Левкиной много интересного про махинации Ани, не бросилась к следователю, когда лучшая подруга попала под автобус, не подняла людей на ноги, не кинулась к Ане или Лизе Макаркиной с воплем: «Знаю, знаю, Машу убили вы, убили за то, что она сунула нос в ваши дела!»

Конечно, такое поведение многие назвали бы глупым… А Наташа решила поступить умно: она сохранила конверт, предполагала отдать его Ане, чтобы купить себе спокойствие. Наташа ненавидит Галкину, считает ту хитрой и подлой, разрушившей ее дружбу с Машей Левкиной, осуждает Аню за жадность, низость. А сама? Иванова после «несчастного случая» с Машей испугалась и решила, что фото – ее индульгенция. Но, услышав от меня об аресте Галкиной, Наташа мигом сует детективу конверт. Иванова мечтает утопить Аню, она не понимает, что такого особенного в снимках, но надеется на их эффективность. Может, конечно, Иванова и считает, что так отомстит за Машу, но мне отчего-то кажется: она просто решила отыграться за свои обиды и, узнав об аресте Галкиной, пожелала посильнее пнуть поверженного врага.

Наташа настолько обрадовалась беде, произошедшей с Аней, что поверила мне безоговорочно, не усомнилась в словах впервые увиденной Виолы Таракановой. Хотя, может, приступ доверия ко мне вызван тем, что я писательница? Вот уж глупо! Все литераторы ловко умеют врать. Собственно говоря, они поэтому и пишут книги. Прозаик легко придумает правдоподобную историю.

Но не стану сейчас указывать Наташе на ее ошибки, надо срочно уходить. Похоже, больше ничего интересного я не услышу, а очень хочется изучить содержимое конверта.

Глава 14

Сев в машину, я моментально вскрыла конверт и вытащила снимки. На первый взгляд на них не имелось ничего примечательного. Одна фотография, черно-белая, запечатлела милую девочку-подростка. Симпатичное, почти детское, пухлощекое личико обрамляли прямые, похоже, светло-русые волосы (снимок плохо передавал цвет). По виду ребенку было лет четырнадцать-пятнадцать. Худощавая фигурка в ситцевом сарафанчике устроилась на подоконнике, за спиной девочки виднелся дом и край вывески – читались только буквы «…олодок». Последняя буква упиралась в такую странную для Москвы вещь, как ставни: на фасаде здания имелось окно, которое закрывали то ли деревянными, то ли железными створками.

Второй снимок запечатлел уже двух школьниц, похоже, сестер. Одной из них явно была девочка с первого фото, вторая выглядела младше лет на пять. Она казалась какой-то сонной и совершенно некрасивой: одутловатое лицо, слишком маленькие глаза, тонкие, сердито сжатые губы. Руки малышка сложила на коленях, ладошки стиснула в кулаки, и весь вид ее говорил о желании защищаться от людей, спрятаться в скорлупу. Первая же девочка сияла радостной улыбкой и смотрелась на фоне угрюмой сестры настоящей красавицей.

Дальнейшее изучение снимков не добавило ничего интересного. Оборотная их сторона была чистой, никаких надписей, типа «Катя и Маша. 1986 г., поселок Кратово», не имелось. Зацепиться было решительно не за что. Единственной приметой являлся кусок вывески «…олодок». Если сообразить, как называется магазин или кафе, то легко вычисляется подоконник, на котором сидит смеющаяся девочка, – он находится в доме напротив, наверное, на первом этаже…

Положив фото на сиденье, я поехала домой, и так и этак вертя в голове собранную информацию. Пока я не нашла ничего утешительного для Ани. Ирина уверяла, что ее доченька, делающая успешную карьеру на подиуме, настоящий ангел. Ни о какой интимной связи между ней и Антоном речи не идет. Она просто пошла к соседям, чтобы вернуть деньги за непроведенные сеансы массажа, и… случилась беда.

Родителям свойственно преувеличивать достижения детей и возводить в квадрат их таланты. Похоже, Анечка творила дивные дела, о которых и не подозревала наивная Ирина. Старшая Галкина полагала: доченька отлично зарабатывает на подиуме, а та служила зазывалой в клинике «АКТ». Говорят, обманутый муж самым последним узнает про выросшие ветвистые рога. Но, думаю, мать, обожающая свое дитятко, может никогда и не услышать о том, что творит «крошка», выйдя за порог родной квартиры. Так что к Ирине за какими-либо разъяснениями обращаться бесполезно, Аня не откровенничала с мамой. Ира пребывает в шоке от ареста дочери, и лучше не трогать старшую Галкину. Тем более что сейчас напрашивался вывод: Аня могла убить Лизу. Из-за денег. Но не из-за тех, которые ей был должен за несостоявшиеся сеансы массажа Антон Макаркин, – женщины не поделили прибыль, полученную в клинике.

Вот что: надо поговорить с Антоном. Правда, сейчас доктору не до болтовни с соседями – погибла его жена. Впрочем, можно попытаться. Очень аккуратно, найти благовидный предлог… Макаркин стопроцентно знает правду, но, очевидно, в этом деле имеются некие компрометирующие Лизу детали, поэтому новоиспеченный вдовец крепко держит язык за зубами. И повод у него для молчания убедительный: Лиза скончалась, супруг не желает чернить память покойной. Нет, мне просто необходимо повидаться с ним! Кстати, можно показать ему фотографии, вдруг Антон сообразит, кто изображен на них. Или пока не следует никому демонстрировать снимки?

Так и не придя ни к какому решению, я доехала до дома. Вошла в квартиру и скривилась – в прихожей интенсивно пахло рыбой. Противный дух объяснялся просто: значит, сейчас на кухне варятся креветки. Этих отвратительных крючкообразных рачков обожает Ленинид, а Томочка всегда идет у него на поводу.

Я уже рассказывала о том, какая метаморфоза случилась с папенькой. Из никому не известного бывшего уголовника, бомжа, а в последнее время столяра он трансформировался в звезду экрана. На беду, я взяла его на актерский кастинг своего сериала, и Ленинид схватил птицу счастья за хвост.[3]

К слову сказать, многосерийный фильм у нас получается, на мой взгляд, кошмарным. Правда, зрители увидели первый пакет из семи лент, и никто, кроме меня, не пришел в ужас. Народу понравились перестрелки, чернокожие любовницы, драконы с лекарством от рака и инопланетяне, сражающиеся с динозаврами. Я же нервно вздрагиваю при каждом просмотре. Поверьте, никогда не писала подобного идиотизма, от меня в сериале осталось лишь имя в титрах – «Арина Виолова». В моих книгах нет и намека на гигантских черепах, разъезжающих по Москве на велосипедах, и я не придумывала сумасшедшего парня, белолицего блондина, убивающего негра, своего брата-близнеца. Больше всего боюсь, что зрители через некоторое время, простите за каламбур, прозреют и закидают экраны своих теликов гнилыми помидорами, при этом вопя:

– Ну и дура же эта Виолова! Вот же хрень какую понаписала!

Так вот я заранее хочу их предупредить. Дорогие мои, автор, по книге которого снимают бесконечно долгое кино, имеет к нему такое же отношение, как вы к английской королеве. При этом вы, если пороетесь в своей семейной истории, то, вполне вероятно, найдете в ней некоего пятиюродного дедушку шестой племянницы восьмой тети, который ужасно давно абсолютно случайно столкнулся с королевой Викторией во время какой-нибудь церемонии. Но если говорить обо мне, то я абсолютно точно не имею ни малейшего отношения к идиотизму, который демонстрируют по ящику как бы от моего имени.

Отчего же я, как многие писатели, не начинаю ругаться с продюсерами и режиссерами? Ну, во-первых, из элементарной жадности – мне за использование имени заплатили малую толику. Во-вторых, после выхода сериала издательство «Марко» отметило некоторый рост продаж детективов Арины Виоловой (пусть и не настолько большой, как рассчитывал главный редактор, но все же). И, в-третьих: сериал сделал из Ленинида звезду.

Папенька играет вдохновенно. Правда, на мой взгляд, грубо и резко, но зрители вкупе со съемочной группой в восторге. Все рецензенты взахлеб твердят: «Плохую экранизацию глупых книжонок спасает лишь исполнитель роли бандита Крутова. Ленинид очень хорош, естественен, талантлив…» И далее следуют три страницы хвалебных песен в сопровождении фото папеньки.

В то, что Ленинид – отец писательницы Арины Виоловой, не верит никто. «Удачный пиар-ход ловкой писаки»; «Арине трудно отказать в фантазии. Жаль, что она не использует свой дар в книгах»; «Микки-Маус – тоже отец Виоловой» – это лишь малая толика насмешек, упавшая на мою голову после пресс-конференции, на которой я сообщила:

– Исполнитель одной из центральных ролей – мой отец.

Услыхав сенсационное заявление, журналисты сначала взвыли, а потом стали требовать:

– Дайте ваши детские фото с папой!

– Расскажите, как он вас водил в школу!

– Поподробней о детстве!

Я очутилась в совершенно идиотском положении. Ну не отвечать же борзописцам правду – что папашка большую часть жизни провел на зоне, а встретились мы с ним и начали общаться не так уж и давно.[4]

Начальник пиар-отдела «Марко» Федор от всего этого схватился за голову, и утром в газеты ушел пресс-релиз, мирно разъясняющий ситуацию: Лени­нид-де философ, он посвятил большую часть своей жизни изучению религий Востока, ездил в Индию, долгие годы провел в Тибете, затем перебрался в Китай. Дочь он воспитывал посредством писем, каждый день отправлял ей по пятнадцать страниц наставлений. Можем показать архив, однако фото нет.

Но не прокатило. Пишущая публика принялась чесать о меня когти, с клыков журналюг капала ядовитая слюна. «Виолова хочет примазаться к славе Ленинида», «Интеллигентный актер не дает комментариев…», ну и так далее. Отчего-то все посчитали меня нахалкой, а папашку милым, тихим и просто очень талантливым мужчиной.

Ситуация взбесила меня до крайности, но, сами понимаете, никаких адекватных действий предпринять я не способна. Ленинид же цветет и пахнет, он воспринимает шум вокруг себя как справедливую оценку собственного таланта. Если вспомнить поговорку про огонь, воду и медные трубы, то приходится признать: последние изменили папеньку до неузнаваемости.

Для начала Ленинид принялся натягивать на себя невероятные шмотки, представая перед нами в прикиде взбесившегося тинейджера, потом стал поговаривать о покупке машины. Любые мои замечания или дружеские советы он воспринимает с гримасой и отвечает с неподражаемо-презрительной улыбкой на губах:

– Доча! Яйца курицу не учат. Сначала достигни моих заработков и славы, а там и погутарим.

Кроме того, я терпеть не могу креветки! В сыром виде они вызывают у меня жалость, в отварном мерзко пахнут. Ленинид же, заявившись в гости, притаскивает пакет с морскими гадами и командует:

– Ставьте на огонь кастрюлю, ща полакомимся от пуза!

В общем, теперь, надеюсь, всем понятно, отчего сегодня я, войдя в квартиру, первым делом скривилась. Постаравшись натянуть спокойно-приветливое выражение на лицо, я вошла на кухню. Так и есть – папашка, одетый в сильно мятую зеленую рубашонку, восседает за столом, посередине стоит миска, наполненная мерзко-розовыми тварями.

– А где Томочка? – поинтересовалась я.

– Ну, во-первых, здравствуй, – церемонно кивнул Ленинид.

– Привет, – начала невесть по какой причине злиться я.

– Если пребываешь в плохом настроении, – продолжил наставительно папенька, – то нечего к нам домой заявляться. Незачем остальным членам семьи хороший вечер портить.

– Минуточку! – еще больше рассердилась я. – Давай-ка уточним: это ты у нас в гостях!

– Не, – меланхолично сообщил наш телегерой, – теперь пока тут поживу.

– С какой стати?

– Эх, добрая ты, доча, – укоризненно завел Ленинид. – Чисто Белоснежка! Всех пригреваешь, ласково обнимаешь, всем приют даешь!

– Белоснежку, насколько помню, злая мачеха выгнала из дома, – зашипела я. – Ее гномы к себе пустили, сама-то она квартиркой не обладала. А у тебя вполне симпатичная жилплощадь имеется, можешь там и оставаться.

– Ну, доча, – загундосил Ленинид, – я творческая личность, великий актер, раскрывшийся в силу трагических обстоятельств лишь во второй половине жизни. В первой – себя искал, душу по кусочкам складывал, теперь народу свет несу. А супруга моя, женщина плебейская, чуть что за скалку хватается, у нее ни тонкости моральной, ни красоты физической. Мне с ней неудобно и стыдно. В общем, развод!

– Странно… – пробормотала я и, стараясь не дышать, прошла мимо стола к балкону. Решила – приоткрою дверь, авось креветочный дух выплывет наружу.

– Обычная трагедия, – со слезой в голосе сообщил папашка, – сплошь и рядом случается. Мужчина добился успеха, баба осталась на месте. Возьмем историю: Лев Толстой, Достоевский, Чайковский… все были несчастны…

Я приникла носом к щели – ей-богу, бензиновый смог Москвы лучше вони, царящей на кухне, – и перебила папеньку:

– Лев Толстой не понимал свою жену Софью, но они прожили вместе много лет, Анна Достоевская верой и правдой служила мужу, и он писал в своих дневниках: «Я не заслужил такого счастья, как моя супруга», а Чайковский имел нетрадиционную сексуальную ориентацию, отсюда и все его терзания. Да бог с ними, с классиками, многие из них разводились и ругались с женами, как обычные смертные. Меня смущает в твоей ситуации лишь одно: почему Наташка отпустила муженька живым. Насколько знаю нашу бывшую соседку, а ныне родственницу, она просто обязана была отходить тебя после заявления о разводе тем, что первое попадет под руку: табуреткой, стулом, разделочной доской, сковородкой.

Ленинид выбрал самую сочную креветку, облизнулся и быстро пояснил:

– А мы не обсуждали проблему. Нацарапал ей записку, покидал вещи в чемодан и…

– Сбежал, – подытожила я.

– Ушел с достоинством, – отбил мяч Ленинид. – Просто решил обойтись без свар.

Плавную речь папашки, сопровождаемую самозабвенным чавканьем, прервал резкий звонок в дверь.

– Кто там? – занервничал Ленинид.

– Отложенный скандал, – ухмыльнулась я. – Наташка в компании со скалкой и сковородкой.

Ленинид изменился в лице.

– Не ходи.

Дзинь, дзинь, дзинь… – неслось из прихожей.

– Не открывай, – нервничал папашка.

– Она так не уйдет, – предостерегла я.

Дзинь, дзинь, дзинь.

– Скажи, что меня тут нет! – воскликнул «великий актер» и шмыгнул под стол.

– Врать некрасиво, – назидательно ответила я. – Да и глупо при том, что на столе маячит миска с креветками. Думаешь, Натка дура? Да она сразу просечет, что ты здесь.

Ленинид вынырнул из-под скатерти, схватил плошку и, снова прячась вместе с посудой, прогудел:

– Ну, доча… Я тебе лучше живым пригожуся. Да и сериал без меня никуда! О рейтинге подумай!

– Сиди молча, – велела я, – попытаюсь купировать беду. Только, сам знаешь, если Натуля войдет в вираж, ее не остановить.

Глава 15

Распахнув дверь, я попятилась. На пороге дыбилась дородная фигура со скалкой в мощной руке.

– Его нету! – живо воскликнула я. – Даже не заходил, никогда не слышала о вашем будущем разводе, извини, сижу работаю, не до гостей!

– Прости, Вилка, – пропищало чудище, – побеспокоила, но беда у меня!

Тут только до меня дошло, что одето оно не в плащ или куртку, а в линялый от многочисленных стирок халат и обуто в растоптанные тапки и это вовсе не Наташка, а Инна из тридцать восьмой квартиры. Вот скалка у нее в лапе настоящая, круглая и толстая.

– Что случилось? – перевела я дух.

– Толька напился.

– Эка удивила! Он у тебя всегда нетрезвый.

– А вот и нет, – замотала встрепанной головой Инна. – Зашила его, три месяца ходил ни в одном глазу. Дома я всю водяру вылила, на работе у него одно бабье. Где взял ханку?

Я молча глядела на Инну. Пусть говорит вволю, пусть Ленинид посидит под столом в обнимку с миской креветок, пусть потрясется от страха, пусть вспотеет, пусть! Впрочем, ему небось ничего не слышно, и это плохо…

– Ты можешь шарахнуть скалкой по вешалке и заорать: «А ну, иди сюда»? – прервала я соседку.

Та изумилась:

– Скалкой? Где мне ее взять?

– Да в руке держишь!

– Ой, и правда! Вот как разнервничалась, схватила и не заметила. А зачем лупить по твоей вешалке?

– Тебе трудно?

– Да нет.

– Тогда начинай.

Инна треснула скалкой по указанному месту. Удар пришелся прямехонько по моей сумке, висящей поверх куртки.

– А ну, – завизжала Инна, – вали сюда! Сволочь! Подонок! – Потом, уже нормальным голосом, она осведомилась: – Хорошо?

– Замечательно.

– Ой, сумка твоя упала, и все высыпалось… Но ты сама хотела!

– Конечно, потом подберу, а сейчас говори, что у тебя стряслось.

– Пошли покажу! – попросила Инна. – Ты детективы пишешь, скумекаешь, что к чему.

Я окинула взглядом выпавшие из моего ридикюля шмотки. Ладно, вернусь и соберу их. Попросила соседку:

– Ну-ка, поругайся еще чуть-чуть, поори громко.

Пока я надевала туфли, Инна старалась изо всех сил – колотила скалкой по вешалке и визжала:

– Урою всех! Насмерть! Убью на фиг!

– Хватит, – шепнула я, – пошли. Теперь до утра не вылезет.

– Кто? – тихо спросила Инна.

– Да Ленинид, – захихикала я, запирая дверь. – Он решил: его жена прибежала со скандалом, залег под стол. Так ему и надо!

– Козлы! – с чувством произнесла Инна. – Ну скажи, пожалуйста, какой толк от мужиков, а? Возьмем, к примеру, моего Тольку. Сначала вокруг него мать, чтоб ей грыжу получить, скакала – обстирывала, кормила, поила. Потом он на мне женился. И че вышло? Теперь я у плиты кручусь, над утюгом дохну. На фиг мне муж? Денег больше его зарабатываю, так за каким чертом таз с цементом пру, а?

– У вас ремонт? – удивилась я. – Зачем осенью начали?

– Не, это я так про Тольку. Напьется и пойдет куролесить, орет: «Я в доме хозяин! Bсем цыц!» Смотрю на него, и смех разбирает. Козел, а не хозяин. И чего с ним живу, а? Пришла бы сегодня домой, в квартирке тихо, спокойно, чисто. Села бы, усталая, у телика, чайку попила. Мне твой сериал нравится, там Ленинид такой зверь! У-у! А что получилось? Дверь распахнула… Мама родная! Все вещи разбросаны, сам хозяин пьяный совсем. И ведь, что удивительно, водкой не несет от него. Я все предусмотрела: дома пузырей нет, в кармане у Тольки пустыня…

– Наверное, деньги на обед в рюмочной потратил, – вклинилась я в поток жалоб.

– Толька в шаге от квартиры работает, – бойко пояснила Инна, – охранником его пристроила в магазин, где косметикой торгуют. Там одни девки, никакой выпивки, он домой на обед приходит. И лежит сейчас веселый. Вилка, ты его растряси, а? Мне знать надо, где он водяру нашел.

– Приятели угостили.

– У него их нет.

– Собутыльники бывшие пожалели, стакан налили.

– Ой, не смеши! Они ж за каплю удавятся! Да и негде им столкнуться. Может, где дома припрятал? Откуда взял деньги? Нет, я просто с ума сойду…

Мне стало смешно – вспомнился один случай.

Несколько лет назад, когда мы с Олегом еще не были женаты, Куприн ждал меня во дворе. Дело было зимой, мой милиционер замерз, решил войти в подъезд и, встав у окна, высматривать опаздывающую любимую. Это сейчас Олег черствый и невнимательный, букет цветов он дарит супруге лишь на Восьмое марта, да и то не всегда, чаще всего норовит сделать полезный презент: приносит кастрюлю или сковородку. Хозяйственный – тюльпаны-то завянут, а чугунина останется навечно. Но в момент жениховства Олег вел себя безупречно – в гости без хорошей бутылочки, конфет и каких-нибудь вкусностей не являлся.

Вот и в тот день у него имелся коньячок вкупе с шоколадным «Ассорти», лимонами и «Эдамом». Пусть никого не удивляет напиток – мы с Томочкой не любим ни игристое, ни прочие вина. У меня от любого алкоголя, кроме того, что придумали в известной французской провинции, моментально начинается изжога, а Томуську от «дамских» градусов схватывает мигрень. Но речь сейчас не о наших пристрастиях. В общем, Олег маячил у окна довольно долго, потом увидел меня, открыл форточку и крикнул:

– Стою в подъезде!

Я вздрогнула от неожиданности, поскользнулась и тут же шлепнулась. Куприн, естественно, ринулся к невесте на помощь. Случись подобный казус сегодня, Олег бы не пошевелился, спокойно подождал жену у лифта, а потом начал бы ворчать: «Вечно под ноги не смотришь».

Но в качестве жениха Куприн, повторяю, был безупречен, поэтому кинулся поднимать возлюбленную. Впрочем, дело уже катило к свадьбе, заявление лежало в ЗАГСе. Олег не потерял головы – он решил не брать с собой сумку с продуктами. Но ведь оставить в подъезде, на подоконнике, выпивку с закуской невозможно! И мой будущий муж проявил осторожность вкупе с креативностью: мгновенно оценив обстановку, он открыл электрощиток, сунул туда сумку, а потом помчался к терпящей бедствие невесте.

Когда через четверть часа Куприн почти внес меня в подъезд, на подоконнике уютно устроилась троица сильно помятых парней. Между ними стояла пустая бутылка из-под самого дешевого пойла и лежали остатки колбасы.

– Можешь подождать секундочку? – с невероятной заботливостью спросил Олег.

Я кивнула. Жених прислонил невесту к стене, потом приблизился к щитку, распахнул железные дверцы, и на свет явились коньячок вкупе с закуской.

– Пошли домой, дорогая, – заулыбался Куприн.

Слов, чтобы описать, какое выражение наползло на лица алкашей, у меня нет. Сначала «юноши младые со взором горящим» оцепенели, а потом, издав вопль, которому легко позавидуют воинственно настроенные индейцы, рванули вверх по лестнице. Подъезд наполнил стук и густой мат – маргиналы открывали все щитки подряд в поисках припрятанных в них деликатесов.

С тех пор меня никогда не удивляет вопрос, часто звучащий из женских уст: «Ну, где он мог найти выпивку?»

Да везде! Подфартило парню, влез в ящик с пожарным краном, а там дастархан… Продолжая причитать, Инна впихнула меня в свою скромную квартирку. Толик сидел у стола, положив голову на скрещенные руки.

– Эй, козел, – мило обратилась к супругу жена, – гость у нас, проснись!

– Че ругаешься? – пробубнил Толя, пытаясь выпрямиться и удержать явно слишком тяжелую сейчас голову. – Здорово, Тамарка!

– Я Вилка.

– Один хрен, путаю вас, похожи больно… – Толя икнул и снова рухнул лбом в столешницу.

– Видела? – подбоченилась Инна. – Ваще никакой. А теперь понюхай, чем пахнет?

Я потянула носом воздух и констатировала:

– Не водкой.

– Во!

– И не портвейном.

– Точно.

– Что-то душистое. Коньяк?

– Откуда у него средства? – взвизгнула Инна и бросилась трясти мужа. – Балбес, урод, говори, где ханку взял? Спер? Имей в виду, посадят, я к тебе не приду, сухарей не принесу, загибайся в камере! Надоел! Долдон!

– Ясное дело, – вдруг почти трезвым голосом ответил Толик, – вы, нонешние бабы, не жены декабристов.

Мне снова стало смешно. Недавно услышала по радио очередную шуточку. «Она поехала за ним в Сибирь и испортила мужу всю каторгу». Интересно, осужденные за антиправительственное выступление дворяне были рады увидеть своих супружниц? История отчего-то умалчивает об этом факте. Во всяком случае, в школьных учебниках, из которых я черпала знания, весьма подробно описано, как нежные дамы страдали в пути, останавливаясь в простых трактирах. Лично у школьницы Таракановой тогда возникла масса вопросов: тетеньки не шли пешком, волоча ядро на ноге, их не били, не унижали, не оскорбляли. Дамы совершали путь в карете, мучаясь оттого, что вместо медвежьей полсти их ноги прикрывало ватное одеяло. И потом, они жили в обычных избах, имея при себе горничную и кухарку. Можно ли считать подобные условия ужасными? Рядом любимый муж, в печи горит огонь, есть картошка и помощницы, которые приносят воду, стирают белье и варят суп. Да подавляющее количество русских баб посчитало бы такую каторгу невероятной удачей! А что опальным дворянкам было делать в Петербурге? Их бы никто в гости не позвал, замуж не взял – общество побоялось бы царского гнева. Так что поездка в Сибирь была для них спасением.

Толик опять икнул, по кухне поплыл аромат.

– Духи! – воскликнула я. – Такие есть у Кристины, название забыла… Он пил парфюм, французский!

– Совсем ты, Вилка, того, – вздохнула Инна. – Хоть представляешь, в какую цену крохотный флакончик идет? Толяну, чтобы ужраться, сто таких наперстков надо, и где ему…

Но я уже подошла к подоконнику, отодвинула тяжелую портьеру и увидела около стопки пожелтевших от старости газет огромный флакон – просто бидон! – наполненный светло-желтой жидкостью. Те, кто посещает парфюмерные лавки, сейчас поймут, о чем идет речь: подобные «бутылки» многие фирмы выпускают в рекламных целях, для украшения витрин и торговых залов.

– Матерь божья! – всплеснула руками Инна.

Я быстро протянула к флакону руки, ловко скрутила пробку-дозатор и сказала:

– Ага, тот самый запах.

– Эй, эй, эй! – заволновался Толик. – Это что ж получается? Штука с прыскалкой снимается?

– Ну да, – пожала я плечами. – А ты не знал?

– Не-а, – жалобно протянул алконавт. – Прикинь, как устал! Пшикал и пшикал себе в рот, чуть не помер, пока пробрало! Сначала еле-еле из магазина вынес, а потом измучился: жал, жал на пробку, а в пасть – чуть попадает, один запах.

Лицо Толика приняло самое разнесчастное, обиженное выражение. Стараясь не расхохотаться, я глянула на обомлевшую Инну:

– Понятно? Пойду домой.

– Ну, ща тебе мало не покажется… – процедила соседка, поворачиваясь к супругу.

Толик в очередной раз икнул, вздрогнул и начал медленно сереть. Мне даже стало жалко предприимчивого алкоголика. Ей-богу, он уже натерпелся по полной программе. Представляете беду? Ухитрился спереть три литра духов, а открутить пробку не догадался – нажимал на распылитель, мучился в ожидании кайфа. А сейчас получит от обозленной Инны скалкой по башке.

– Лучше скажи ему спасибо, – усмехнулась я.

– За что? – уперла кулаки в бока Инна. – С какой радости?

– У тебя теперь парфюма на полжизни хватит, – объяснила я. – И еще: станешь во дворе чистую правду говорить – что муж принес, соседки от зависти скамейки погрызут, будешь фломастером уровень остатка отмечать перед уходом, и отлично.

В глазах Инны мелькнула растерянность.

– Слышь, Вилка, тебе, часом, картину повесить не надо? Или дверцу у шкафа поправить? Еще утюг починить могу… – деловито предложил протрезвевший от страха перед расправой Толик.

– Спасибо, – вежливо ответила я, – дома свой починяльщик сидит, креветки лопает.

Вернувшись назад, я обнаружила папеньку в прихожей. Ленинид с интересом разглядывал фотографии, вынутые из конверта.

– Слышь, доча…

– Ты зачем берешь чужие вещи? – налетела я на «звезду».

– Они на полу лежали, – начал оправдываться папенька, – сумка упала.

– Чей ридикюль свалился, твой?

– Нет, – слегка растерялся папашка. – Я такое не ношу, не моя вещичка.

– Некрасиво хватать чужое без спроса.

– Хотел собрать.

– Не надо.

– Помочь думал.

– Благодарствую за заботу! – рявкнула я, отнимая у Ленинида снимки.

– Слышь, доча…

– Мне некогда!

– Хотел спросить…

– Потом! – продолжала злиться я. – Фу, теперь от конверта рыбой несет!

– Доча…

– Я пошла работать.

– Погоди…

– Некогда!

– Скажи…

– Все!!! – заорала я и влетела в комнату к Кристине.

Что говорить, вечер прошел бездарно. Вместо того чтобы искать, где расположено заведение «…олодок», я занималась всякой глупостью: сначала выслушивала идиотские речи зазвездившегося папашки, а потом уличала несчастного Толика.

Кристины дома не было. Впрочем, сей факт меня не удивил. Наша Крися – человек активный, она бегает по всяким секциям и студиям, в частности, занимается в театральном кружке. Наверное, сегодня у нее репетиция, а Томочка поехала встречать девочку – Томуська очень беспокоится, когда Крися поздно возвращается домой. Никита же спокойно спит в своей кроватке. У мальчика, активного и шумного днем, совершенно беспробудный сон – в квартире может палить пушка, он ни за что не проснется.

Дата добавления: 2015-05-08