КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Механизм культурной динамики
В предыдущих главах мы неоднократно вскользь касались проблемы культурной динамики. Без отдельного хотя бы краткого изложения общей формулы этого феномена переходный блок между общетеоретическими положениями и анализом собственно историко-культурного процесса не будет полным. Осознавая всю сложность и многоаспектность проблемы культурной динамики, ограничимся лишь предельно схематизованным концептуальным “скелетом”, освещая только те грани вопроса, которые корреспондируют с концепцией культурогенеза. Ключевым моментом, задающим бесконечное самодвижение культурно-генетического процесса, является первотектональная потребность или априорное и неустранимое стремление всякого субъекта культуры достичь переживания истиноблага на путях направленного к первотектональным прамоделям трансцендирования. Но семантико-семиотическое тело культуры образует между двумя точками, одна из которых — первотектональные матрицы нулевого цикла, а другая — актуально переживающее я-сознание, многоступенчатую иерархию опосредующих форм, смыслов и значений. Большая часть этих опосредующих звеньев скрыта в области культурно-бессознательного. Осознанный индивидуальный социокультурный опыт субъекта (или группы), как надводная часть айсберга, возвышающаяся над громадой бессознательных детерминации, является наиболее активной и подвижной сферой формирования экзистенциальных ориентации, поскольку именно с ней связаны дрейфующие координаты фронта рефлексии. С наращиванием опосредующих звеньев и разворачиванием семантико-семиотического тела культуры первичная энергия партисипационного переживания истиноблага посредством онтического единения с трансцендентными правотектонами как бы растрачивается, размазываясь по опосредующим структурам. Это происходит в результате последовательного чередования циклов смещения партисипационного переживания от прафеномена к его знаковому эквиваленту. В результате субъект культуры оказывается не способен “дотянуться” до первотектональных основ ввиду критической загромождённости сферы культурно-бессознательного и неадекватности форм индивидуального культурного опыта задачам трансцендирования. Культура попадает в плен глобального противоречия. Возникая как надприродное средство восстановления онтического субъектно-объектного единства, культура, превращаясь в самоорганизующееся целое, обретает собственную (имманентную) телеологию, стремясь к всеохватному саморасширению, самовоспроизводству и усложнению своих структур. Кстати, именно отсюда проистекает своеобразный закон оцеливания средств, наблюдаемый во всех частных срезах культуры, когда бесконечность цели, “по проекту” долженствующей быть конечной, как бы “незаметно” заменяется бесконечностью (как правило, дурной) средств, к этой цели приводящих (т. е. в действительности никогда не приводящих).
Итак, глобальное внутреннее противоречие культуры выражается в том, что она, с одной стороны, по своей генетической природе есть средство преодоления экзистенциальной субъектно-объектной отчуждённости, а с другой стороны, всегда стремится к самодовлеющему разворачиванию в парадигме имманентного целеполагания. А если учесть, что каждая отдельная культурная традиция, как в макроисторическом, так и в узколокальном понимании, разворачивается в пространстве некоей предсуществующей эйдетической конфигурации, т. е. способна ассимилировать и осваивать лишь специфическую типологию материала и осуществлять смыслополагание лишь в четко определённых направлениях и модальностях, то со всей ясностью обрисовывается вопрос о пределах. Предел для каждой культурной целостности наступает с качественным (а не количественным!) исчерпанием соответствующего принципам смыслополагания материала и достижением, таким образом, границ эйдоса. Другого материала для смыслообразования, потенциально заключённого в прафеноменальном континууме, данная культура просто не видит.
Исчерпанию материала соответствует критическая загруженность сферы культурно-бессознательного и семиотическая перенасыщенность сферы осознанного культурного опыта (см. о последних фазах семиотического цикла). В результате наступает неспособность субъекта данной культурной традиции осуществить продуктивную партисипацию с полноценным трансцендированием и переживанием истиноблага. Сознание сигнализирует о наступлении критической для этой культуры точки в указанном выше глобальном противоречии. Проще говоря, культура впадает в кризис, когда её субъект оказывается оторван от трансцендирующей партисипации к первотектонам за счёт критического умножения опосредующих звеньев. Внешне это проявляется в явлениях, выражающих “усталость” культуры — утрате идеалов и стимулов, апатии и в конечном счёте нежизнеспособности. Ответом на такого рода ситуации служит обвальный сброс опосредующих промежуточных звеньев. Субъект, не способный выстроить ясную и психологически комфортную (или хотя бы приемлемую) картину мира ввиду оторванности от первотектональных основ, впадает в состояние глобальной инверсии. Это означает, что переживающее я-сознание скачком перестраивается от партисипационной направленности к упорядоченным и упорядочивающим структурам культуры в направлении партисипации к самому процессу их разрушения. Значения истиноблага в этом случае связываются с экзистенциальным переживанием процесса деструкции, каждый акт которой как бы расчищает путь к первотектонам. В результате такой глобальной инверсии происходит сквозная деструкция семантико-семиотических звеньев сферы культурно-бессознательного, как и сферы осознанного культурного опыта, сопровождаемая огромным выбросом энергии деструктивного характера. При этом сам исторический субъект такой инверсии, как правило, сгорает в отчаянной партисипации к хаосу. Во всяком случае окунувшиеся к стихию контркультурной партисипации редко бывают способны пройти через обратную инверсию и вернуться в лоно культуросозидательного смыслополагания. Тем более, что образ новой реальности после слома и обвала всегда выглядит пугающе новым и непривычным. Участники бунта редко переживают его окончание. Революции пожирают своих детей. Нигилисты (и в литературе и в жизни), убеждённые, что прежде чем строить, надо сперва сломать, умирают недоломав. Теоретики “светлого будущего” главное внимание уделяют формам и методам борьбы с настоящим, отделываясь по поводу этого самого будущего самыми туманными и невразумительными словами. Ещё бы! Разве можно имманентизовать трансцендентное по определению?!
Партисипация к хаосу, точнее, к самому процессу хаотизации, — простейший путь имманентного трансцендирования (см. выше). Это путь ретроспективного трансцендирования, конечной точкой которого бессознательно полагается возврат в непротиворечиво-континуальное докультурное состояние с его прямым переживанием реальности и спонтанно-аффективными реакциями. Поэтому деструкция семантико-семиотического тела культуры направлена прежде всего против системы норм и табуаций, а главным механизмом послойной деструкции выступает принцип инверсии смыслов при минимизации медиативных процессов, поскольку медиация порождает новые смыслы, в то время как сознание требует избавиться от старых. В идеале обвальное раскультуривание достигает тех архаических глубин, где ослабляется действие самых первичных культурных норм и табуаций: инцест, каннибализм и даже поедание экскрементов. Распадаются все иерархии, прежде всего социальные. Характерно, что идеи деструкции важнейших институтов культуры, прежде всего семьи, государства, частной собственности и религии, присутствуют в той или иной форме во всех без исключения социалистических учениях, от средневековых ересей (и даже ранее) до марксизма. А проект бесконечного блага всё время крутится вокруг идеи абстрактного равенства. Социалистическая идея — это своеобразный внутренний код самоуничтожения культуры, извечно соблазняющий человека “удрать” из культуры наипростейшим путём деструктивного трансцендирования в погоне за иллюзией возврата в “непорочно”-докультурное, предельно гомогенизованное бытие. Плата за этот соблазн велика. Благо, понимаемое как конечное и достигаемое конечными средствами оборачивается своей противоположностью. Это касается и проектов всеобщего, абстрактно понимаемого равенства и столь же абстрактно понимаемой свободы. Из культуры удрать нельзя — разве что на короткий миг партисипации к хаосу, чтобы в следующий момент погибнуть. Культуру нельзя и обмануть. Надо ли говорить, что попытки реализации социалистического проекта всегда приводят к обратным результатам: формированию предельно иерархизованного и агрессивного теократического государства (в предельном выражении — имперского типа) с такой мощной социоцентрической нормативностью, что кажется, будто культура таким образом сознательно наказывает взбунтовавшихся мечтателей, навязывая им свои наиболее жестокие и антигуманные формы организации.
Обвальная расчистка “обнажает” первотектональные уровни. Открывается путь к наиболее непосредственному переживанию истиноблага, вызывающему несколько болезненную эйфорию. Однако такое состояние длится крайне недолго. Первотектоны, обладая колоссальной “валентностью”, вновь присоединяют к себе семантические блоки. Культура снова начинает выстраивать системную иерархию опосредующих звеньев. Но присоединяемый материал носит уже качественно иной характер. Вновь присоединяемые семантемы — это не те же самые формы, которые отпали в процессе сброса. В результате структурной перегруппировки элементов новообразованные семантические блоки представляют собой как бы уплотненно-снятые матрицы опыта предшествующей культуры. Структуры морфологически упрощаются и уплотняются. Уплотняются и заключённые в них смыслы, усиливая соответственно смыслопорождающую валентность. Образно говоря, на смену первичным, ещё хранящим морфологическую связь с природой, орудиям приходит конструктор из деталей и заготовок правильных форм, способных при своей морфологической простоте, комбинируясь, создавать разнообразное множество фигур и конструкций. И так от уровня к уровню, от слоя к слою. Понятно, что при этом перейти от каменного топора к конструктору, от антропного античного ордера к неостановимому вертикализму готической тяги эволюционным путём невозможно. Между античностью и зрелой христианской культурой должны были пролечь “тёмные века”, между позитивизмом XIX в. и постмодернизмом современной эпохи — нигилизм Ницше и эпоха авангарда и социальных революций с их архаизующей мифологией. Реформация должна была начать с революционного, доходящего до безбожия, отрицания предшествующей духовно-религиозной традиции и т. д. и т. п. Вся история культуры квантуется большими и малыми циклами периодических сбросов и восстановлении семантико-семиотического тела культурных целостностей, где каждый последующий виток на микроэлементарном уровне наследует уплотнённый опыт прошлой распавшейся целостности. Так рождается образ спирали развития, сочетающей в себе как циклизм, так и поступательность. глава VII
Дата добавления: 2015-05-09; Просмотров: 581; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |