Джозеф Уильямс 1 страница

Честно говоря, существование такого места (по мысли разумных людей) попросту невозможно, невозможна там и жизнь человеческая, по определению, ведь там нет многих факторов, требуемых для поддержания и сохранения этой самой жизни.

Леланд, правда, доказал обратное. Собирая все земли воедино, он по какой-то причине оставил огромный кусок хорошей земли парящим в космосе, хотя, по сути, тот был практически подготовлен к тому, чтобы стать частью Трубы, в отличие от некоторых, и назвал этот кусок своим «убежищем» (правитель и в самом деле здесь скрывался – иногда), а также «убежищем» для некоторых «важных людей», вот только вопросы выживания во время жизни на нем становились важнее всего остального, важнее политической борьбы, неприязни, мнений и деяний. На нем было все, что только могла пожелать душа аскета, решившего уйти от шумного, бессмысленного и злого мира – воздух, вода, одиночество (да-да, на много километров вокруг не было ни души!), холод, с которым надо мириться (от него не спрячешься, да и не надо, ведь, как говорится, холод может сделать наш характер сильнее), сменяющийся жуткой жарой (защитные экраны уже не спасали этот остров), и трава, имеющая название «путь звездочета». Конечно, до космоса было рукой подать, и никакой специальной травы не надо, но Мип все равно не оставляла попыток в этот космос вернуться. С первого дня, нет, часа, когда только она оказалась здесь, женщина развела активную деятельность (даже не просто деятельность – настоящую кампанию!), направленную на возвращение в мир Трубы (это во-первых – для свершения справедливого суда над Леландом-подлецом-обманщиком-гадом), для чего требовалось создание какого-либо летательного аппарата, способного преодолеть достаточно большое расстояние по безвоздушному пространству, и (во-вторых – даже здесь действовал любимый принцип Йохана «Умри, но сделай»), тут же, попутно, на выживание.

А я был личным кораблестроителем Мип, исполнителем желания женщины, ее «путем в космос»...

Ризуэтт, основываясь на том, что не раз видела меня на своем собственном корабле, заставила меня этот самый корабль создавать, хотя, по сути, я мог заставить ее собирать, например, робота, говоря, что всегда видел ее в компании нескольких механических охранников. Что за чушь это ее утверждение о том, что я должен уметь все, знать устройство всего, с чем только работаю в повседневной жизни, чтобы потом сотворить подобное! Хотя мне было приятно, что мне поручили не просто, например, собирать стройматериалы, разбирая другие дома, находящиеся на этом клочке земли, а самому соорудить уникальный, необычный, красивый и (что самое главное) полностью мой корабль. Когда Мип сказала, что у меня появится свое судно, на котором я позже смогу улететь в любую часть Трубы, будучи свободнее всех свободных (женщина больше не хочет убить меня как бывшего короля, доставлявшего немало хлопот ее стране, объясняя мне это тем, что теперь она не гвардеец и не имеет права судить меня за то, что я совершил когда-то), меня это как-то окончательно убедило в том, что выбраться из этого рая аскета я смогу только после некоторого своего усилия – в самом деле, не женщине же меня отсюда вызволять! Это определенно мой шанс проявить себя в роли героя...

34 день – 38 день Тринадцатого Цикла работы Всемирной Трубы (приблизительная дата).

Все смешалось.

Мало того, что это место, повисшее где-то на краю вселенной, казалось плодом безумной фантазии, так еще и дни сменяли ночи тут как-то странно. Целый Мир, то есть огромная планета, вращался вокруг солнца, и так было с самого начала времен, и именно это повлияло на жизнь во всех ее проявлениях, обусловив некоторые циклы, не менявшиеся никогда. Человек спит ночью, а, вот, например, кошка ночью охотится, отдыхая днем, когда человек вовсю работает, и это нормальный порядок вещей – чем не примеры цикла? Если нарушается цикл, это приводит к болезни особи, а потом и к ее гибели. Именно из-за постоянства вращения Земли вокруг солнца животные и растения существовали нормально, долгое время…

Но не здесь. Здесь понятие «нормально» обретает какой-то извращенный смысл. Здесь нормально (даже несмотря на жуткий холод) может расти только трава «путь звездочета».

Здесь. С внешней стороны нашего мира.

В «убежище» день и ночь наставали не тогда, когда им положено, а тогда, когда им хотелось! Все смешалось, и я уже не знаю, когда мне ложиться спать, когда пора вставать, а дату теперь я могу определять лишь приблизительно, следя за постоянно бьющим из щелей Трубы светом. Я ложился спать тогда, когда уставал после долгого рабочего дня (корабль наш, в планах почти что галеон, постепенно обретал вид того самого катера, на котором мы с Гаалом имели несчастье приземлиться в квартире гражданки Эн). Когда в кровать шли мои спутники, мне не известно, но, надеюсь, они соблюдали свой цикл – мне бы не хотелось, чтобы кто-то из них ослабел и умер. Даже Гаал имеет право жить.

Интересно: Труба не вращалась вокруг солнца. Она вообще двигалась в космосе хаотически, но вряд ли кто-то из живущих на внутренней ее стороне об этом догадывался. Ее передвижение не влияло на жизнь внутри, ведь постоянство солнечного света (а равно как и постоянство вечных жизненных циклов) поддерживалось специальными установками, преобразующими, усиливающими и аккумулирующими солнечную энергию. Я ежедневно наблюдал за тем, как двигается Труба, куда она летит, и это зрелище зачаровывало меня. Представьте себе огромную (нет, куда больше футбольного стадиона, куда больше всего вашего города, куда больше самой огромной страны Целого Мира) фигуру, вытянутый цилиндр, состоящий из множества осколков, соединенных между собой, окаймленных нестерпимо ярким солнечным светом, представьте себе ее движение вокруг своей оси, одновременное с движением вперед, через множество осколков-астероидов Целого Мира, на коих еще сохранились дома, какие-то необычные строения, пугающие, странные, сверкающие в лучах солнца, вообразите характер этого перемещения, медленный, плавный, величественный, похожий на то, как двигается королева во время торжественного входа в зал, где сидят ее подданные. Труба сияла изнутри, и свет этот был символом прогресса всего человечества (и деятельности Леланда). Труба манила окунуться в цивилизацию. Труба заставляла задумываться над философскими вопросами о необходимости движения людей вперед, об их развитии, о новых изобретениях, о том, как же часто разрушительное в человеке побеждает созидательное, в результате чего даже такой огромный Целый Мир может распасться…

Труба была такой опасной для нашего острова! Иногда во время очередного витка своего постоянного вращения вокруг своей оси она задевала наше «убежище», и оно сотрясалось так, что это попросту невозможно описать! Скажу лишь одно: в те мгновения мои органы шевелились внутри, точно живые, и было опасение, что они могли выскочить из меня и убежать в неизвестном направлении. Наш мир откалывал от «убежища» кусок за куском, камушек за камушком, и за те несколько дней, что мы провели здесь, строя свой «космический корабль», остров заметно уменьшился в размере. В космос уплыла целая улица, с домами, магазинами, скверами, и мне хотелось надеяться, что призраки прошлого успели оттуда уйти. Не хотелось бы, чтобы они звали кого-нибудь на помощь, в особенности, меня. В последнее время мне и так слышатся странные голоса (наверное, от голода), ветром (!) шуршащие у меня в ушах, и это притом, что ветер в данном мире невозможен в принципе; в последнее время мое сознание стало населять пустые квартиры, безразличными глазами пыльных окон смотрящие на единственных живых этого острова, людьми, которые то и дело (с завидной регулярностью) появляются в поле моего зрения. Это странно – видеть того, кого ты любил, но потерял давным-давно, сидящими на скамейках, готовящими обед, шагающими по улице… Это противоестественно и невозможно. Мой разум говорит мне, что все, что я вижу – не более чем игра воспаленной фантазии. Мое чуть говорит, что все, что я вижу, самая настоящая реальность. И этот конфликт внутри меня с каждым днем становится все сильнее, и я бы все перенес, как переносил раньше, но мое тело и мой дух ослабевают. Я не могу теперь спокойно ходить по мертвому городу, выполняя очередное поручение своей командирши Мип.

Мне нужна еда. Определённо. Любая, да, съем все, что только подвернется под руку. Кстати, Гаал все еще имеет право жить?..

42 день – 45 день Тринадцатого Цикла работы Всемирной Трубы (приблизительная дата).

Гаал поймал какую-то летающую космическую гадость – вроде рыбу, а вроде и нет. Сказать сразу сложно – она и на вид странная, похожая на серебристый треугольник (из-за огромного костяного спинного плавника), имеющая две когтистых лапы внизу, два хищных глаза спереди, и на вкус отвратительная. Хоуп с умным видом, подняв предварительно палец для весомости своих слов, поделился с нами своими знаниями относительно нашей чудом пойманной, но быстро кончившейся еды: мы съели…что-то непонятное и науке неизвестное, но так как именно мы первыми съели это, то и право называть ее, то есть еду, не имеющую наименования, принадлежит нам. Так рыба получила имя – «космическое черт-знает-что».

Рыжий вообще сначала отказывался прикасаться к ее почти что прозрачному мясу, ссылаясь на его непрезентабельный вид и неприятный сильный запах (оно пахло железом), но Мип силой впихнула в него маленький кусочек пищи, заставив Хоупа его проглотить. Меня же Ризуэт призывала к умеренности в еде, так как я, разом поглотив огромное количество еды (что я собирался сделать изначально) после длительного голодания, мог попросту умереть. Пришлось есть маленькими кусочками, насаживая их на вилку, строя из себя аристократа (блин, я отвык от всего этого!), делая перерывы. Не хватало в тот момент только свеч на столе – романтики же иного характера было полно, хотя ее никто целенаправленное не создавал. Вы когда-нибудь ели что-нибудь под звездным небом? А находясь при этом в космосе, на клочке земли под названием «черт-знает-где»?

46 день Тринадцатого Цикла работы Всемирной Трубы (приблизительная дата).

У женщины должен быть свой домашний очаг. Пусть маленький, но все равно должен. Природой заложено в женщину его хранить. Женская энергия – энергия созидательная, что означает то, что женщина прилагает массу усилий для того, чтобы создать комфортные условия на месте своего проживания, не только для себя, но и для других.

А что бывает, когда женщина лишается своего очага?

Если брать Мип, то ее прежний очаг давно разросся до размеров страны. Ведь сколько всего она делала, чтобы жизнь была хоть немного лучше! Леланд отстранил ее от должности, сняв с Мип ответственность за свою страну, передав ее обязанности в руки другого человека, но он не сумел уничтожить своим шагом в этом гвардейце женщину. Не сумел подавить ее особую энергию.

Я, по правде говоря, не сразу понял, почему мне так хорошо в тех местах, где недавно побывала Ризуээт. Списывал ощущение комфорта на свою влюбленность в эту женщину – в нее трудно было не влюбиться, в особенности, если: а) на много километров вокруг не было ни одной женской особи вообще, а желания низменного характера (можно назвать это «тягой к продолжению своего рода») возникали всегда; б) Мип действительно многое сделала для того, чтобы мы выжили в этом «убежище» и наш «космический корабль» не развалился еще на стадии идеи. Оказалось, все куда проще: женщина, не имеющая своего очага, но стремящаяся его найти, невероятным образом превращала в удобство и уют все, к чему прикасалась. Это именно благодаря ей я превратил свой катер в произведение искусства (искусства, в котором приятно находиться и которое было приятно вести). Это благодаря ей мы были умыты и обогреты, это благодаря ей у нас всего хватало, а засыпали мы не на голых камнях серой холодной пустыни, окружающей города, а в теплых кроватях давно покинувших квартиры жильцов. Я принял за свою любовь к Мип вкусно приготовленную рыбу…

Но если бы Ризуэтт занималась только облагораживанием атмосферы, которая нас окружала! Она, не имеющая детей или мужа, но чувствующая в себе потребность в выплеске своей созидательной энергии на чьи-нибудь головы, принялась воспитывать и подталкивать к определённым действиям меня и Гаала. Правда, тут-то и открылся один из минусов этого замечательнейшего человека: женщина не знала иных способов воспитания (то есть влияния на поведение и поступки), кроме шантажа - все-таки прошлое гвардейца сыграло свою роль в жизни Мип. Ведь вы помните, как я не хотел строить «наш космический корабль»? Я думал, что это мне впоследствии пришла в голову идея о том, что создать судно надо, и я не догадывался совершенно, что эта мысль появилась в моей голове в результате доброго такого пинка манипуляции. Именно шантаж, а не что-то иное, заставил меня действовать, и поведение мое было выгодным не только для Ризуэтт, но и для всех нас. Женщина сказала, что если я помогу ей и Гаалу выбраться из «убежища», я останусь живым и свободным (и только потом шло напоминание о том, что она, на самом-то деле, ничего не решает!), и я, так обрадовавшись первой части ее фразы, совершенно не понял важного смысла второй.

Ладно, катер уже построен, осталось дело за малым – собрать или найти двигатель, а свою глупость и неосторожность мне уже не оправдать – ну осел я, легковерный осел, на которого так легко повлиять…

С Гаалом Мип занималась куда дольше, чем со мной. На шантаж тот не поддавался, насколько я понял, и Ризуэтт, стремящейся вовлечь в дело кораблестроительства всех, срочно пришлось изобретать новый способ воздействия на людей, а конкретно – на Гаала. Способ этот, судя по всему, пришел в голову быстро, вот только его действенность была какой-то неправильной – Гаал стал куда чаще убегать в пустой город, надолго оставаясь там в одиночестве. Я утешал себя мыслями о том, что Гаал там не занимается всякой саморазрушительной ерундой (ведь количество особой травы это позволяло), но прилежно искал для нашего судна детали, а теперь и ищет для катера двигатель.

Но Мип, общаясь с Гаалом, преследовала не только практическую цель приобщения рыжего парня к труду, хотя именно с этой целью она «воспитывала» меня. Она хотела изменить его внутренний мир, по какой-то причине ее не устраивающий. И тут не обошлось одним лишь запретом не ругаться через каждые два слова (в последнее время Гаал не мог сказать и предложения без использования разнообразных ругательств). Были и серьезные беседы один на один, результаты которых никак не себя не проявляли (во всяком случае, в поведении Гаала или в его способе выражения мыслей), и многое другое, и это «многое» наверняка было сказано доверительным шепотом змея-искусителя (ну ладно, может, тут я преувеличиваю – шепотом чрезмерно любящего родителя) на ушко и сделано совместно, как и подобает родителям и детям. Я мог лишь догадываться о смысле и содержании подобного «воспитания». Со мной-то Мип так много не занималась. Нет, воспитать меня уже нельзя было, и Ризуэтт это прекрасно понимала, когда решала вопрос о мерах воздействия - «воспитания» - на нас. Я неисправим.

47 день Тринадцатого Цикла работы Всемирной Трубы (приблизительная дата).

Двигатель все-таки нашелся, на наше счастье, нам не пришлось его собирать, и теперь день вылета к Трубе приближался с неотвратимостью конца света; в связи с этим я чувствовал в себе чудовищное волнение. У меня не было опыта полетов в межзвездном пространстве, но даже я знал, что для таких полетов нужны хотя бы скафандры. Ну так, чтобы хотя бы не замерзнуть и не задохнуться. Скафандров же Мип мне не показывала и в руки не давала, то ли опасаясь, что я сделаю с ними что-нибудь не так, то ли не имея при себе именно моего размера, то ли не имея их вообще и не считая нужным их искать.

Однажды я, поднятый в одно «прекрасное утро» своей непрекращающейся тревогой, чувствуя какую-то нехорошую напряженность, локализирующуюся в животе, пешком пошел до ближайшего города – искать себе подходящий скафандр. Да, это было глупо, но я не мог сидеть на месте и дожиться страшного момента вылета, когда в космос умчатся все, кроме меня, оставив меня здесь – как и в какой-то совершенно детской ситуации, когда все идут играть, а тебе нельзя присоединиться к ребятне – у тебя костюм новый и чистый, но совершенно для игр не подходящий (в данном случае «костюма» не было вовсе). Двигаться до города мне было довольно страшновато – эти странные треугольные рыбы под названием «космическое черт-знает-что», которые, как мы выяснили раньше, умели только летать, на моих глазах научились рассекать пространство перед собой, свободно плавая в твердой поверхности нашего острова, как ранее они плавали в воздухе! Бока рыб играли в прямом ярком солнечном свете всеми цветами радуги, сверкали, как бриллианты, ослепляя меня и мою алчную натуру. Их шкуру можно было бы выдать за какой-нибудь драгоценный металл, особо ценящийся в Трубе! Пока я планировал о том, как я разбогатею в течение нескольких дней, рыбы, которые, похоже, учуяли мои недобрые намерения, закружили вокруг меня, начали описывать круги в земной тверди, но теперь земля не смыкалась за проплывающими рыбами, как бы это делала вода, а растрескивалась, расходилась в стороны. С громким треском маленький кусочек земли, на котором я стоял, отделился от острова, начал проваливаться (странно, да?), и я вовремя успел перепрыгнуть на землю нашего «убежища», настолько вовремя, что не оказался висящим в безвоздушном пространстве, что не попался в острейшие зубы поджидающим внизу падающего кусочка земли треугольным «черт-его-знает». Я, подстегиваемый одним лишь образом жутких зубастых космических рыб, в несколько раз быстрее добежал до города, чего от себя и своего ослабленного организма никак не ожидал. Отдышавшись, смог немного поразмыслить над тем, от чего я сумел спастись, и я пришел к выводу, что эти рыбы есть какая-то инопланетная раса, скорее всего, разумная, хотевшая мною пообедать, хотя и я в той же мере испытывал желание сожрать кого-нибудь из этих инопланетян. А может, они так хотели отомстить мне за съеденного ранее собрата?

Только оказавшись в городе, я понял, что я совершенно не знаю, где я здесь могу найти скафандры. Было бы прекрасно, если бы на пути мне показался заброшенный магазин с надписью «Все для космонавта»; я, лелея эту мечту, даже двинулся вглубь безжизненных каньонов улиц, интуитивно выбирая направления, считая, что какие-то внутренние силы (или силы свыше) направят меня в нужном направлении, укажут, куда посмотреть, чтобы найти необходимое. Вскоре, правда, я понял, что никакими магическими способностями не обладаю, чутье у меня никакое, а всем богам мира на меня наплевать – я забрел в такие дебри, в которых прежде, когда город еще был жив, меня могли бы очень быстро убить. Шагая по улицам, смотря в растрескавшийся асфальт отрешенно, злобно, я неожиданно стал вспоминать некоторые картины из своего прошлого. Остановился. Огляделся.

Ба, да я тут был!

Удивление неприятно пронзило меня, подобно разряду тока, вызвав толпу мурашек, маршем прошедших по моей спине и ногам.

Это же город, ранее находившийся в моей стране! Это же Рухкейдж! Знакомый до боли красивый город, который я так часто посещал, когда был правителем – посещал не потому, что он мне нравился, а потому что этот городок был просто лидером по числу то и дело возникающих в нем проблем.

А ведь где-то здесь должен находиться портал, который ведет прямиком в Корпорацию!

Эта мысль настолько оживила меня, притупив сильнейшее чувство голода и усталости, что я помчался вперед, внимательно следя за старыми, хорошо знакомыми мне ориентирами, но с удивлением отмечая для себя новые (ну, относительно новые) детали, появившиеся незадолго до моего свержения. Эхо моих шагов терялось средь домов, шумное и частое дыхание опаляло воздух, призраки летели вслед за мной, воя скорбные песни, но я не сбавлял шага, точно именно от скорости моего передвижения зависело то, выживу я или нет. В окна выглядывали придуманные мною жители, махали мне руками, звали меня на чай, а я все бежал, окрыленный надеждой. Бежал…

Дверь! Огромная деревянная треугольная дверь с вырезанными на ней странными фигурами, которые за годы, проведенные на воздухе Целого Мира, растрескались, потемнели; их контуры сглаживались, становились все более неразличимыми, и теперь от величественного некогда сюжета, созданного на манер фрески Микеланджело (замечательного творца разрушившейся планеты) «Сотворение Адама», остались лишь воспоминания. Внутри находился просторный зал, похожий на ангар Корпорации, только украшенный побогаче теми людьми, которые видели в своем короле защитника и доброго волшебника, то есть вообще почти не украшенный, так как таких людей по всему городу набрался бы лишь десяток. Когда я дернул ручку двери, ожидал услышать скрип, приличествующий данному пугающему мирку, но его не было, и это разочаровало меня. Когда я вошел внутрь, ожидал, что призраки прошлого (или злодеи настоящего) накинутся на меня, но, кажется, здесь давно умерли и растворились в небытие все те, которые хотели, могли и умели безбоязненно нападать на королей. Похоже, реальность решила обмануть мои ожидания. Или я решил обмануть реальность, заменив ее своими фантазиями.

Внутри было пусто, темно, холодно и пыльно – солнечный свет не попадал внутрь этого здания с того самого момента, когда появилась крыша, а электрическому здесь неоткуда было взяться. На полу валялись осколки стекла, похрустывающие под каблуками. В противоположной стене находилась огромная портальная арка, сейчас скрытая пологом мрака – когда-то она была украшена лепниной, покрашенной в золотой цвет, но сейчас я, сколько ни вкладывался в темноту, подойдя к порталу почти что впритык, не смог заметить былого лепного великолепия – скорее всего, с падением консервативной монархии люди, почувствовавшие подаренную Леландом свободу, растащили себе по кусочкам всю «золотую» лепнину (и все равно, что она гипсовая!). Я, довольно улыбаясь, чувствуя какое-то особое удовольствие, вызванное легкой ностальгией, провел механическим пальцем по арке, надеясь, что это будет тихо, а получив в итоге целый взрыв раздражающих звуков, похожих, например, на исполнение симфонии при помощи тарелки и царапающей ее вилки. Кто-то за моей спиной грязно выругался, и я отпрыгнул от арки, всерьез опасаясь, что звуком потревожил священный сон привидений, но, когда я обернулся, увидел, что там стояли не разгневанные духи, но Гаал собственной персоной, рыжий парень, сбежавший от меня и Мип несколько дней назад.

Чиркнула спичка, на мгновение высветившая из мрака раздраженное лицо Гаала. Рыжий закурил, прислонился к стене, задумчиво посмотрев в потолок. Я почувствовал неприятный запах «пути звездочета».

- Эх, тебя тоже за***ла эта женщина? – с нотками сочувствия в голосе спросил Гаал. – Мне вот она запрещала курить то, что я хотел. Как будто мамка она мне. Та тоже вечно лезла ко мне со своими запретами – то не делай, это…

Я подошел к Гаалу и выхватил у него из рук наркотик, бросил на пол, растоптал папиросу до состояния одного лишь маленького серого напоминания. Был одарен прожигающим взглядом ненависти. Гаал, надеясь в данной ситуации хоть как-то восстановить свое уязвлённое самолюбие, и, в то же время, как-то испортить мне настроение, поддеть меня, злорадно сказал, ткнув пальцем в сторону арки:

- Портал не работает. Я уже проверял, у меня есть ключ, - Гаал извлек откуда-то из складок своей странной одежды шар-ключ, на который я, видимо, уставился с некоторым удивлением, отчего парень недобро так усмехнулся, уже поняв, что ему удалось взять надо мной верх в самом начале нашего увлекательнейшего диалога. Я не стал спрашивать, откуда ключ. Я догадывался о его настоящем владельце. Йохан. Он ведь не вернулся ко мне после того, как пошел выпроваживать Леду и Гаала с Корпорации…

От рыжего парня исходила такая сильная энергетика самодовольства и самоуверенности, что я, еще раз задумавшись о ее причине, все понял: это один лишь ключ к порталу, а не что-то иное, так греет Гаалу душу. Он ждал, пока я, вероятно, брошусь ему в ноги, умоляя его активировать эту дверь во внутреннюю часть Трубы, но я обманул его ожидания, отойдя от парня на шаг и скрестив руки на груди с деловитым видом, ничего не делая. Мне доставило истинное удовольствие наблюдать за изменениями лица Гаала, и если бы я писал настоящий сценарий, как это делал мой компаньон, то я бы непременно указал, что стоит показать крупным планом все эти степени отображения различных чувств. В одно мгновение по его лицу пробежали растерянность, недовольство, ярость; последнее переросло в нечто неопределенное, но очень грозное, хмурое и сверкающее молниями гнева.

- А ведь знаешь, - начал я, слабо улыбнувшись, - когда-то короли умели активировать порталы и без помощи ключей.

- Ну да? – брови Гаала поползли вверх. Степень грозности лица резко понизилась.

- Ну да, - в тон ему ответил я. – Портал – это не магическое устройство. Это наука в чистом ее виде. В каждой арке установлен так называемый сопоставитель, который, связываясь с душевным полем человека, желающего куда-либо переместиться, подбирает подходящую частоту, своеобразный код к какой-либо местности, и открывает дверь именно туда, куда необходимо попасть. Вот только и тут есть свои трудности: чтобы портал не открывался постоянно в одном и том же месте, например, в любимом борделе, человек-путешественник должен развить свою душу до такой степени, чтобы чувствовать внутреннее угнетение (которое, как известно, наступает в результате каких-то бед) других людей, на любом расстоянии. Душевная сверхчувствительность раньше помогала мне узнавать, в какой город мне надо попасть, чтобы посмотреть на исполнение принятых мною законов, что-либо изменить. Это раньше помогало мне открывать порталы… Но…не сейчас.

- Ты утратил эту сверхчувствительность? – спросил Гаал достаточно спокойно, присаживаясь, закидывая ноги на ящик, стоящий рядом с его стулом.

- Нет. Скорее, перестал верить в себя.

Эта часть разговора себя явно исчерпала: Гаал надолго замолчал, рассматривая свои тонкие грязные пальцы, испуская от себя незримые волны смущения, негодования и усталости (черт, в последнее время я начал чувствовать настроение других людей!). Я же уходить не спешил, так как, во-первых, я пришел в город с определенной целью, а во-вторых, Гаала требовалось каким-то образом заманить к Мип, или, хотя бы, притащить ей связанного парня; женщина выдвинула едва ли не ультиматум, что она полетит обратно в Трубу, только если Гаал будет рядом. Но, похоже, у рыжего неформала был свой взгляд на наш еще не состоявшийся полет. Парень явно не хотел отправляться назад, я чувствовал это нежелание, и похоже оно было на огромные тяжелые цепи, сковавшие запястья Гаала.

О причине нежелания я и спросил.

- Мип! – заорал Гаал, подскакивая. – Эта сверхзаботливая тварь Мип не хочет отправлять меня в Гессельхедские Поля!

Вы можете представить моё удивление после такого заявления? А мое неожиданно ухудшившееся самочувствие, что, вероятно, было связано с аллергией на Гаала? Вряд ли, потому что тогда меня захлестнуло такое странное, новое, совершенно неописуемое чувство, всерьез испугавшее меня, что я до сих пор не могу понять, что тогда со мной случилось. Это было похоже на пробудившуюся сверхчувствительность, вот только…разве не утратил я ее вместе со своим троном?

- Неожиданно, - только и сумел выдохнуть я, чувствуя, как новые ощущения схватили меня за горло. Я по какой-то причине (нет, ну не винить же во всем аллергию, надо смотреть на жизнь реально) не смог находиться рядом с Гаалом дольше двух минут, и отошел подальше, почти что к противоположной стене портального зала, все еще имея возможность продолжать диалог с парнем – акустика помещения это позволяла.

- Что же тут неожиданного? У побывавшего в Гессельхедских Полях нет будущего, если только это будущее не связано с самими Полями. Пока Мип была гвардейцем, она могла меня определить в лечебницу, где мою жизнь полностью бы устроили другие люди – мне не надо было бы заботиться о себе, зато сколько бы освободилось времени на самообразование и прочие приятные мне дела! Да даже не в ее гвардейской службе суть: она бы просто могла на меня за что-нибудь нажаловаться, чтобы меня забрали куда нужно! А теперь эта женщина, почему-то изменившая ко мне отношение и пытающаяся изменить меня, заявляет, что благодаря ей я не попаду ни в какие Гессельхедские Поля, но стану нормальным человеком, который сможет жить в обычном городе любой страны. Чушь!!! – заорал Гаал, двинувшись ко мне с выражением мрачной решимости на лице. Меня начало припирать к стене чем-то невидимым, будто бы я попал под пресс. – Никогда еще бывший наркоман не становился нормальным человеком, это во-первых! А во-вторых, знаешь, что? Я ничего не имею против Мип, мне, честно говоря, все равно, чем она занимается здесь и для чего всех нас «воспитывает» и к чему-либо принуждает. Но. Я. Никогда. Не. Потерплю. Чтобы кто-то. Вроде Мип. Пытался. Стать. Моим. Идолом!!! – напирая на каждое слово с чрезмерной силой, выкрикнул рыжий.

Гаал подошел ко мне вплотную. Я вжался в стену, а низкорослый (по сравнению со мной) рыжий пытался придвинуть свое лицо к моему для установления зрительного контакта. Чем ближе приближался Хоуп ко мне, тем дальше я отодвигался, и это выглядело все настолько смешно, что я невольно усмехнулся. Гаал это заметил, и, вспыхнув от злости, точно факел, резко отошел от меня.

- Ну, парень, всегда есть альтернативы, - пожал плечами я, разводя руками, качая головой, всем своим видом (я не хотел, мною двигало подсознание!) показывая, что никаких альтернатив на самом деле-то и нет, отрицая свои слова. - Ты сам творишь свою жизнь…

- Так говорит только тот, кто не оказывался в Гессельхедских Полях. Э, а может, сделать тебе шрам под глазом? Почувствуешь себя в моей шкуре? – почти что завизжал Гаал, свирепо уставаясь на меня.

Дата добавления: 2015-05-26