Методические аспекты оценки уровня счастья

Философские дебаты и научные диспуты разворачивались не только на поле поиска определения счастья. Жаркие споры велись и относительно того, измеримо ли счастье в принципе – и если да, то каким образом. В частности, исследователей интересовало, возможно ли действительно измерить счастье объективно при помощи опросников или мы можем получить только субъективные показатели. Является ли анкета единственным методом измерения? Наконец, не ясным оставался вопрос о том, на самом ли деле имеют представление о некотором уровне удовлетворенности/позитивного восприятия собственной жизни и являются ли их ответы на вопрос адекватным отражением данного представления. Руут Веенховен утверждает, что обширная масса эмпирических исследований, посвященных данным вопросам, позволяет данный момент во многом дать на них ответ[83].

Во-первых, он указывает на то, объективное измерение в социальных науках отличается от такового в точных, а измерение уровня счастья никак не может быть эквивалентно, скажем, измерению температуры. Причина этого кроется в том, что реальное восприятие жизни лишь отчасти находит отражение в социальном поведении человека. Более того, такие атрибуты счастья, как, скажем, радостный внешний вид, безусловно, встречаются чаще среди счастливых людей, но может быть зафиксирован и у несчастных. Даже язык тела признается не самым надежным индикатором[84]. Поэтому наблюдение, как метод измерения счастья, не столь надежно.

Другим методом является самооценка уровня личного счастья респондентом, выражающаяся в разного рода ответах на вопросы – как прямые, так и косвенные, в ходе анонимного анкетирования или личного интервью. Несмотря на то, что валидность данного метода вызывала сомнения у многих ученых, эмпирические исследования показали, что он достаточно надежен[85]. Один из описанных выше спорных моментов – а именно, наличие у респондентов собственного мнения относительно восприятия их жизни в целом, нивелируется за счет достаточно устойчивого распределения ответов людей относительно их удовлетворенности жизнью, в том случае если они хотя бы отчасти привязаны к определенному временному промежутку, (например, неделе, как в исследовании П. Шэвера и Дж. Фридмана[86]), а типовые, одобряемые ответы, напротив, встречаются достаточно редко. Также достаточно распространенным является стереотип о том, что люди представляют себя более счастливыми, чем они являются на самом деле, однако, подтверждения на практике он не получает[87].

Еще одним серьезным аспектом при оценке счастья является его подверженность ситуативным влияниям – формулировке вопроса, настроению, погоде, утренним новостям и так далее. Это один из немногих серьезных недостатков при оценке счастья, выявленный и подтвержденный в ходе множества эмпирических исследований. Тем не менее, как показывает практика, данные смещения измерений выступают случайной ошибкой и, фактически, съедаются при больших объемах выборки[88]. Хотя существует и более систематическая ошибка измерения. Она обусловлена непосредственно формулировкой вопроса, форматами ответа, особой последовательностью тем в интервью – иными словами, неграмотно разработанными исследовательскими инструментами. Согласно оценкам Эндрюса и Уитни (с. 216)[89] за счет данной ошибки объясняется до 50% разброса ответов в исследованиях о счастье. Можно назвать несколько причин столь высокой чувствительности изучаемого показателя к исследовательскому инструменту. С одной стороны, даже человек, имеющий определенное представление о собственном уровне счастья не всегда способен соотнести его с десятибалльной шкалой, а значит, и его ответы могут варьироваться даже при постоянном уровне счастья. С другой, процесс анализа уже полученных результатов также зависит от субъективного восприятия исследователем. Таким образом, мы получаем риск двойного искажения данных.

Важным допущением, выступающим необходимым условием для масштабных исследований счастья, является предположение о сравнимости показателей уровня счастья разных людей. Иными словами, насколько одинаковыми с точки зрения восприятия и оценки счастья мы считаем людей? Данный вопрос является насколько неудобным, настолько и важным для любого исследования. Более того, он является ключевым. Действительно ли швед или датчанин, при прочих равных стабильно показывающий более низкий уровень счастья, чем грек или испанец, более несчастен? Или в силу культурных или индивидуальных особенностей он более склонен отвечать сдержано? Намного более вероятным кажется, что ответ одного относится к другому с некоторой пропорцией, точный показатель которой вычислить кажется крайне затруднительным.

Данную проблему еще в 1955 году Джон Хэрсенуай[90] поставил в рамках экономических исследований индивидуальной полезности разнообразных благ. Несмотря на то, что контекст его работы несколько отличается от данного проекта, вопрос, поднятый им, имеет к нему непосредственное отношение. Дж. Хэрсенуай охарактеризовал данное затруднение, как метафизичесское и предостерегал от использования саморепрезентативных оценок для сравнительного анализа.

Усугубляет проблему сравнения еще и сам факт использования шкалы, ограниченной по минимальным и максимальным значениям, за пределы которых респонденты не могут выйти. Особенно ярко данный аспект проявляется при выборе несколькими респондентами полярных, например, максимальных значений, поскольку, в реальности, о действительном соотношении их уровня счастья сказать невозможно ничего, кроме того, что все они очень счастливы.

Тем не менее, при переходе от индивидуального уровня сравнения к групповому большая часть описанных выше проблем уходит на второй план и становится, фактически, не значимой.

Дата добавления: 2015-05-26