Всегда говори «всегда» – 3 14 страница

– Димочка! Ты знаешь, что измена любимого человека в шкале стрессов на первом месте?! – спросила Надя сегодня утром, забыв сварить ему кофе и приготовить хотя бы яичницу.

– Вчера ты говорила, что на втором, – простонал Грозовский. – После смерти любимого человека.

– А практика говорит, что на первом! Да лучше б он сдох… то есть умер, этот Барышев, чем изменил!

– Ты соображаешь, что говоришь?! – возмутился Дима, пытаясь найти в холодильнике хоть что‑нибудь подходящее для завтрака. Он нашел пачку крекеров, йогурт, колбасу и соорудил из всего этого гамбургер.

Кофе ему сварила кофе‑машина – слава богу, для этого нужно было только нажать кнопку.

– Соображаю! – крикнула Надя. – Если б мне пришлось выбирать между твоей изменой и твоей смертью…

– Так, тихо! – Дима предостерегающе поднял руку. – Я знаю, ты выбрала второе. И поэтому перестала меня кормить.

– Ой, Димочка! – Надя бросилась к холодильнику.

– Я уже ем! – заорал Грозовский, трагически выставив перед собой экзотический бутерброд. – Черт‑те что, между прочим.

– Ой, прости… – Надя начала делать какие‑то реверансы, наливать кофе, добавлять сахар. – Только, Димочка, ты должен что‑нибудь предпринять, чтобы спасти Ольгу! У нее… у нее… – Она заглянула в книгу, которую не выпускала из рук. – У нее психогенный ступор! Вот.

Грозовский дожевал бутерброд, отхлебнул кофе, оказавшийся приторно сладким, вскочил и жестом показал Наде, что все это достало его по горло.

– Ты должен что‑нибудь сделать, – упрямо повторила Надя. – А то…

Дима, схватив куртку, выбежал из квартиры, чтобы не слышать, чем грозит ему бездействие в отношении барышевской измены.

С Ольгой говорить было бесполезно, поэтому он вернулся к своему первоначальному плану – побеседовать с Сергеем и, может быть, вместе, за бутылочкой текилы или абсента выработать некий стратегический план, перед которым не сможет устоять даже Ольга.

Но Барышев не отвечал ни по одному из телефонов, наверное, все же придется ехать в «Стройком». Или проще найти его возле Ольгиного дома? Надя говорила, что он там даже ночует.

Грозовский так мучительно обдумывал эту мысль, что не очень‑то понял, какие документы показывает ему Денис – новый сотрудник из молодых да ранних.

– Все нормально, Дмитрий Эдуардович?! – обеспокоенно спросил Денис, глядя, как шеф третий раз перебирает договоры.

– А? Да. По‑моему, толково составлено. Юристам показывал?

– Нет еще, но поверь, все здесь грамотно.

– Верю. Но юристам все же дай. Пусть глянут.

Грозовский потер виски. Все‑таки он лучше съездит в «Стройком», а то в Ольгином подъезде разговор может не получиться. Скорее всего, в подъезде Сергей находится тоже в этом… психогенном ступоре. А на работе из этого ступора – хочешь не хочешь – выведут. Это он по себе знает.

Денис не уходил, стоял с договорами напротив стола и словно чего‑то ждал.

– Ты, это… – Грозовский решил проявить внимание к недавно устроившемуся сотруднику, а то очень уж у него недоуменный был взгляд – шеф, мол, думает о чем угодно, только не о работе. – Как тебе у нас? Освоился?

– Прекрасно! – слегка напыщенно ответил Денис, расправив накачанные широкие плечи. – У меня вообще с этим проблем не бывает. Способность мгновенно адаптироваться к новым условиям – одно из моих главных качеств.

Да, этому кадру точно никакой ступор не грозит. Такие люди нам нужны, про себя усмехнулся Грозовский.

– Понятно. Ну а народ? Как у него с адаптацией?

– И с народом у меня проблем нет, – отрапортовал свежеиспеченный начальник креативного отдела. – Народ меня любит.

– Значит, все о’кей?

– Даже олрайт! Теперь вот что… – Денис деловито прошелся от стены к стене, всем своим видом давая понять, как важно все, что он говорит и делает. – Я прокачал кое‑какие свои каналы насчет Монреаля… И результат меня порадовал. Перспективы проглядываются заманчивые! – Он торжествующе замер перед Грозовским. – Очень заманчивые!

– Ну‑ка, ну‑ка, поподробнее, – подался к нему Дима, мигом забыв о своих сомнениях, где лучше встретиться с Барышевым. – Я с этим Монреалем уже пять месяцев вожусь.

– Есть конкретные предложения от одной солидной компании, – заговорщицки тихо произнес новый начальник отдела.

– Насколько конкретные?

– На все сто!

– Так… – Дима встал, передвинул стул, стоявший напротив стола, к своему креслу, показывая Дунаеву – такая, кажется, фамилия у новенького, – что сейчас они равноправные партнеры, а не шеф с подчиненным. – Давай, рассказывай.

Дунаев с готовностью сел рядом и, закурив, поведал о своем дяде, который, эмигрировав в Канаду десять лет назад, открыл консалтинговое агентство и очень преуспел, а теперь горит желанием переключить ключевых клиентов на обслуживание в русском рекламном агентстве, поскольку знает, насколько находчивее и изобретательнее соотечественники в решении сложных задач.

– В общем, у нас есть реальная возможность соединить его знание канадских реалий с нашим креативным потенциалом. Обоюдовыгодно, разумеется.

Перспективы всерьез захватили Грозовского, он ощутил азарт, который всегда приходил к нему в предчувствии выгодной сделки.

– Да‑а… – протянул Дима. – Все это внушает некоторые надежды. А ты молодец!

«Такие кадры нам нужны», – чуть не добавил он, но сдержался.

– На том стоим! – ухмыльнулся то ли Дунаев, то ли Дунайский, Дима точно не помнил.

– Если хоть пятьдесят процентов из всего того, что ты сказал, выгорит…

Договорить Грозовский не успел – распахнулась дверь, и Ася, девушка с ресепшн, радостно выпалила:

– Дмитрий Эдуардович! Там Ольга Михайловна приехала!

– Ольга?! Где она? – Дима вскочил, поймав на себе удивленно‑ревнивый взгляд Дениса – что это за дамочка такая, при появлении которой так возбудился шеф?

– У художников она, Дмитрий Эдуардович, – Ася посторонилась, выпуская Грозовского из кабинета.

– Извини, потом договорим, – обернувшись, сказал Дима Дунаеву‑Дунайскому и умчался, словно от этой Ольги Михайловны зависел весь его бизнес.

– Клиентка? – уточнил Денис у Аси.

– На вашем месте раньше работала, – усмехнулась Ася и ушла, закрыв за собой дверь.

Денис пересел в кресло Грозовского и закинул ноги на стол.

«Неплохо, неплохо, – подумал Дунаев. – Настолько неплохо в этом «Солнечном ветре», что препятствия типа Ольги Михайловны нужно устранять, не задумываясь».

Ольгу действительно окружили художники, но, как только Грозовский вошел в кабинет, они понимающе переглянулись и вышли.

– Привет, – Дима взял Ольгу за руку и заглянул в глаза. Рука оказалась холодной, а глаза – прозрачными, как льдинки. – Ну? Как ты?

– Никак, – улыбнулась она, отнимая руку и отводя взгляд. – Никак, Димка…

– Я могу тебе чем‑нибудь помочь? Ты только скажи, чем – все сделаю, ты же знаешь!

– Знаю, Димка, знаю. Я потому и пришла. Мне ведь больше идти‑то не к кому. У меня только ты есть и Надя. Мне квартиру продать надо. Продать и другую купить.

– Пожалуйста. У меня связей полно с риелторами. И подыщут, и продадут. Это не проблема.

– Только мне срочно надо. Прямо сейчас, – твердо сказала Ольга.

– Можно и срочно. Но спешка в таком деле вещь лишняя. Зачем тебе это?

– Мне от него скрыться надо, понимаешь? – сквозь зубы процедила Ольга и, сжав кулаки, отвернулась к окну. – Я его видеть не могу, – глядя глазами‑ледышками на серое небо, сказала она. – И не хочу. Мне нужно, чтобы он даже не знал, где я живу, понимаешь?

– Конечно, конечно, – пробормотал Дима.

Кажтся, мужской разговор с Барышевым за бутылочкой абсента или текилы накрылся… Он теперь по другую сторону баррикад, он с Ольгой, а значит – не может советовать Барышеву, как ее снова завоевать. Ведь это будет предательством… Или нет?! Господи, как сложно‑то все! А главное, пока все не разрешится, Надька его голодом заморит и выучит все психиатрические диагнозы.

– Я бы сама это сделала, – виновато улыбнулась Ольга, – но… Не в лучшей я сейчас форме, Димка. Соображаю плохо.

– Зачем же сама! – Грозовский сел на подоконник, чтобы видеть Ольгины глаза и попытаться хоть как‑то пробиться к ее разуму. – Я же сказал, Оль, все сделаю. Только… Может, не стоит принимать решения сейчас, а? – Дима снова взял и сжал ее холодные пальцы. – Сама же говоришь – плохо соображаешь, а?

Ольга смотрела на него, словно не видела…

– Поговори с Сергеем…

Глаза ее потемнели, она вырвала руку.

– Не сейчас, не сейчас! – Грозовский понял, что не стоило так прямолинейно.

Господи, сложно‑то как!

– Ты подожди, дай себе немного времени, – вкрадчиво продолжил он. – Ну, подумай! Ведь это жизнь. Твоя и его. Здесь сгоряча рубить нельзя. А?

– Ты только что обещал мне помочь, – металлическим голосом произнесла Ольга.

– Так я и не отказываюсь! – Грозовский спрыгнул с подоконника, полный решимости помочь Сергею – хотя бы зародить сомнение в этих холодных глазах. – Оль, только мне кажется…

– Так ты поможешь? – перебила она его.

Дима замер и понял – эту схватку он проиграл. Он по другую сторону баррикад и помочь Сергею ничем не может…

– Завтра я пришлю к тебе риелтора, – пообещал он Ольге.

Сергея отпустили из больницы на следующий день, поставив пару капельниц и посоветовав поменьше волноваться.

Поменьше волноваться… Легче было умереть там, на лавочке, чем выполнить это предписание.

Из больницы Барышев поехал в «Стройком», потому что, раз он не умер, нужно было как‑то жить, а на него завязаны сотни людей, связей, проектов и планов. Поэтому он отдаст сегодня все необходимые распоряжения, поставит все свои подписи, созвонится‑договорится и… снова на ступеньку – ждать Ольгу, валяться у нее в ногах и пить заговоренную бабкину воду «от всякой дури».

На крыльце «Стройкома» стояла Оксана – в куцей курточке, лезвиями‑глазами высматривая добычу. Ядовитый скорпион.

Как она могла казаться ему красивой?..

Он прошел мимо, но Оксана схватила его за рукав.

– Сережа!

Он вырвал руку и пошел дальше, но она забежала вперед и преградила ему дорогу.

– Сергей!

Барышев в упор посмотрел на нее. Почему он раньше не замечал, какой у нее узкий лоб и как уродливо близко посажены глаза? Почему не видел нечистого цвета кожи и некрасивого изгиба губ – будто она готова сказать что‑то грязное…

– Чего ты хочешь?! Чего ты от меня хочешь?! – в отчаянии спросил он, понимая, как глупо и пошло звучит этот вопрос.

Оксана молчала. На глазах у нее показались слезы, губы дрогнули.

– Ты не понимаешь, что мы с тобой наделали… Я сам не понимал.

– А теперь понял? – хрипло спросила Оксана.

– Понял. Слишком поздно, но понял.

– Сережа, я люблю тебя.

– Нет, ты меня не любишь. И я тебя не люблю. Это что‑то другое. Похоже на любовь, но что‑то совсем другое…

Похоть, хотел добавить он, но промолчал. Похоть с моей стороны, а с твоей – что‑то вроде сафари на олигарха.

– Почему ты решаешь за меня? – со слезами в голосе спросила она.

– Это было чудовищной глупостью, – стараясь не сорваться на крик, подчеркнуто‑сдержанно произнес Барышев. – Мы оба сделали ужасную глупость…

– Не говори так!

– Это все я… Надо иметь мужество признать это. Прости меня. Если можешь.

Он отодвинул ее и вошел в здание. Дверь не успела закрыться, когда он услышал отчаянное:

– Я улетаю! Сегодня!

– Счастливого пути, – одними губами беззвучно сказал Сергей.

Посадку уже объявили, но Оксана не торопилась – ей казалось, что, как в кино, в последний момент в зал вылета ворвется запыхавшийся Барышев, схватит ее в объятия и скажет так, чтобы все услышали:

– Я люблю тебя! Я жить без тебя не могу!

Но минуты убегали, а Барышева все не было… Только Ленка рядом противно чавкала, щелкая семечки, и шмыгала то и дело простывшим носом. Оксана последний раз бросила взгляд на вход, взяла чемодан и направилась к рамке металлоискателя. Ленка засеменила за ней.

– Значит, все? – спросила она. – Прошла любовь, завяли помидоры…

– Да нет, нет, – пробормотала Оксана, оглядываясь и жадно всматриваясь во входящих в стеклянную дверь людей. – У него в глазах что‑то было! Пусть он что хочет говорит, меня не обманешь! Я мужиков насквозь вижу. Еще поборемся! Мы ведь из тех лягушек, что из молока масло сбивают, а не тонут в нем! Еще поборемся!

Ленка как‑то странно на нее посмотрела, смахнула с губ шелуху от семечек и вдруг выдала:

– Слушай, а может, ну его к богу, а? Правда, Оксанка! Шут с ним! И так вон какую кашу заварила!

– С чего это ты благотворительностью увлеклась, моралистка ты моя? – зло перебила ее Оксана.

– Да я… – Ленка потупилась и отвела взгляд. – Просто…

– Ну, вот и заткнись тогда! Со мной, знаешь, так не поступают! Мы еще посмотрим, кто из нас проиграл, а кто выиграл!

Оксана ускорила шаг, оставив позади Серегину. Пусть рукой машет ее гордой спине, она не обернется. А может, Ленка даже махать не будет… Продолжит щелкать свои семечки и вернется в свою убогую жизнь.

Злые слезы подступили к глазам.

Последний ее оплот – Ленка – и тот рухнул.

Ну, ничего, она еще поборется.

Она не масло, а золотой пьедестал себе лапами взобьет!

Сердце давало о себе знать.

Поэтому Сергей три дня просидел дома, принимая выписанные врачом таблетки и стараясь «не волноваться».

Последнее выходило с трудом, ведь все в доме – решительно все! – вплоть до каждой складочки на портьерах, вмятин на диванных подушках, увядших цветов на подоконниках и разбросанных игрушек – напоминало об Ольге и детях.

Если бы Сергей умел плакать, он бы рыдал все три дня, но слез не было, и он слонялся по комнатам – без сна, без еды, прижав к себе Петькиного плюшевого мишку и тихонько скуля, как старый больной пес.

А на четвертый день он поехал по заветному адресу. По дороге он снова и снова прокручивал, проживал тот момент, когда в гостиничный номер ворвалась Ольга…

Он не удивился тогда, даже не ужаснулся. Просто понял – время заслуженной казни пришло, и лучшее, что он может сделать, – подставить шею под падающее лезвие гильотины.

Он так хотел пощечины, проклятий… А Ольга начала смеяться.

Этот смех унизил его, втоптал в грязь и казнил почище какой‑то там гильотины. Под этот смех он остро осознал степень своего ничтожества… Под этот смех увидел, как в сравнении с Ольгой глупа и ничтожна Оксана… Этот смех разрубил его жизнь надвое – до и после измены.

Здесь – после – жить невозможно, потому что нечем дышать, потому что часть тебя – большую часть – отрезали, отсекли, ампутировали без наркоза.

Нет, он себя не жалел, и депрессивные мысли о самоубийстве его не посещали, это было бы курам на смех – глава «Стройкома» застрелился из‑за собственной измены, – нет, он просто не знал, как выбираться из этого тупика.

Может, нахрапом?! Как в бизнесе? Если не берет изнурительная осада, надо пойти ва‑банк.

Сегодня он не сядет, как обычно, на ступеньку, а позвонит в дверь и, когда Ольга откроет, схватит ее, на руках отнесет в машину и отвезет домой. А потом за детьми приедет. Глупо, конечно, но другого выхода он не видит.

Воодушевленный этим безумным решением, Барышев бегом поднялся по лестнице и позвонил в дверь разухабистой трелью.

Дверь распахнулась, но на пороге стояла не Ольга, а здоровый бородатый мужик в растянутом свитере, спортивных штанах и домашних тапках. Эти домашние тапки заставили сердце бешено биться и опять напомнить о себе давящей болью. Сергей, приготовившийся сграбастать Ольгу в объятия, отпрянул от мужика.

В глазах потемнело. Он едва удержался, чтобы не схватить незнакомца за грудки.

– Где Ольга? – выпалил Барышев.

– Вы имеете в виду Ольгу Михайловну? – с усмешкой поинтересовался тот. – Думаю, что вам будет лучше…

Барышев все же схватил его за растянутый свитер и притянул к себе.

– Я сам знаю, что мне лучше! Ольга – моя жена! Где она?

Бородач даже не пытался сопротивляться. Он смотрел на Барышева, удивленно хлопая неприлично длинными для такого здоровяка ресницами.

– Саша! – раздался из глубины комнаты женский голос, и в коридор вышла полная блондинка в домашнем халате. – Боже мой, Саша! Кто это?! – Она в панике округлила глаза и прижалась к стене, готовая закричать.

– Не знаю! – прохрипел бородач в руках Барышева.

– Отпустите его! – Женщина бросилась к Сергею и вцепилась в его руку, стараясь освободить бородатого. – Вы с ума сошли?! Я сейчас полицию вызову!

Пришла разумная мысль – если за этого мужика в тапках так самоотверженно сражается блондинка в халате, то… может быть, Ольга здесь ни при чем?

Может быть, это – родственники? Или соседи заглянули чайку попить…

Сергей отпустил мужика.

– Это квартира моей жены, – объяснил он свои неадекватные действия.

– Это наша квартира! – голосом рыночной торговки завопила женщина. – Мы купили ее! У нас все документы на руках!

Ярость немного угасла.

«Мы купили», – значит, к Ольге этот бородатый мужик не имеет никакого отношения. Только к крикливой блондинке.

– Купили? Как купили? Когда? – пробормотал Сергей, делая два шага назад.

– А, собственно, почему мы должны отвечать на ваши вопросы?! – с новой силой взвилась блондинка, осознав, что Барышев неопасен.

– Погоди. Я, кажется, понимаю, в чем дело. Иди, Иришка, иди, не волнуйся. – Бородач вышел к Барышеву в подъезд, захлопнув дверь перед носом возмущенной блондинки. – Ваша жена продала нам эту квартиру, – сказал он с ноткой сочувствия.

– Почему же вы мне сразу не сказали?

– Я пытался…

– А где теперь Ольга… моя жена?

– Не знаю, к сожалению. Это же не обмен.

– Извините.

Барышев поплелся вниз по лестнице, с трудом переставляя словно налитые свинцом ноги. Он вдруг почувствовал, как дико, безнадежно и беспросветно устал…

Силы вернулись, едва он сел за руль. Силы и яростная решимость.

Он найдет Ольгу, даже если она купила квартиру в другой галактике.

Машина сорвалась с места с таким ревом, что из окон ближайших домов повысовывались жильцы.

– Ты что, не понимаешь?! Я тебя спрашиваю! Где Ольга?! Где дети? Я ездил в школу, там их нет! Где они?! Ты должна мне сказать!

Барышев тряс Надю за плечи, изо всех сил тряс – так, что у нее даже заколка с волос слетела, – но она по‑прежнему упрямо поджимала губы.

– Ты должна мне сказать! Должна!

– Еще чего! – Надя, отцепив его руки от своих плеч, отшвырнула их с отвращением. – И не подумаю!

– Она уехала? Да? Куда? Ты же знаешь, ты не можешь не знать!

– Конечно, знаю. Только тебе не скажу. Ишь ты, про детей вспомнил! И не кричи на меня! Разорался тут!

Давая понять, что разговор закончен, Надя распахнула входную дверь и выразительно посмотрела на Барышева.

– Надя! – Сергей вдруг ощутил, что по щекам градом бегут слезы. – Надя, прошу тебя, скажи мне, где она, скажи!

У Надежды дрогнули губы – плачущий Барышев был явно не тем испытанием, которое она могла выдержать долго. Лучше бы он продолжал трясти ее или пытать самыми изощренными способами – да хоть утюгом горячим!

Только не эти слезы – огромные и прозрачные, капающие на пол, ей под ноги.

– Сказала – не скажу, значит, не скажу, – собрав волю в кулак, процедила она.

– Я ведь все равно ее найду!

– Вот и ищи!

Барышев вышел, захлопнув за собой дверь.

Надя тупо уставилась в то место на полу, куда, как ей показалось, капали его слезы.

– Господи! – простонала она, схватив телефонную трубку. – Да за что же мне такое…

Он привычно сидел на ступенях и тер кулаками мокрые глаза, когда услышал за дверью Надин тихий страдальческий голос.

– Только что ушел… Про тебя спрашивал.

Сергей на цыпочках подошел к двери и прислушался.

– Да кошмар какой‑то! Ладно, Оль, не волнуйся. Я сейчас к тебе приеду. Да, уже выезжаю, к машине иду…

Сергей в два прыжка оказался этажом выше. Он слышал, как Надя вышла из квартиры, как открылись двери лифта.

План оставался в силе – схватить, прижать и привезти домой.

Украсть, одним словом.

А потом – за детьми.

А там – разберемся.

Всю жизнь на коленях будет с ней жить.

Глупый, наверное, план.

Но другого не было.

Надин «жук» петлял, словно уходил от погони.

Сергей заподозрил даже, что она заметила слежку, и немного отстал – машины на две, – потому что спугнуть такую удачу было нельзя. Надя на перекрестке прошмыгнула на мигающий зеленый. Он попробовал проделать тот же маневр, но, забыв про «буфер», который выстроил между своим «Мерседесом» и «жуком», тут же влетел серой «девятке» в бампер.

Все. Удача ушла, мелькнув на повороте зеленым полированным крылом.

Из «девятки» выскочил агрессивно настроенный мо́лодец.

– Да что ж ты, козел?! – попер он на Барышева, проигнорировав разницу в статусе пострадавших в аварии. – У тебя глаза повыело, что ли?! Куда ж ты попер‑то на красный?!

– Сколько тебе? – Сергей выхватил из кармана бумажник. – Ну?! Говори и отстань, мне некогда!

Можно еще попробовать догнать «жука», учитывая, что на Ленинградке пробка, а «жуки» не умеют летать – только нарушать правила.

– Некогда ему! – брызгая слюной, заорал мо́лодец. – Да тут одной железки баксов на пятьсот, а еще краска! И бампер погнул!

– Сколько, я тебя спрашиваю?!

– А еще, может, чего и под капотом, я не знаю!

Вся эта колымага и двухсот баксов не стоила, но парень явно решил срубить с богатого «мерина» по полной программе, ввиду того что тому «некогда».

– Две штуки баксов гони, – вынес он свой приговор.

Барышев хотел швырнуть ему свой бумажник, но тут, словно из‑под земли, вырос гаишник.

– Старший лейтенант Леньков! – вскинул он к козырьку руку. – Предъявите ваши документы!

Время было безвозвратно утеряно, даже с учетом пробок.

Барышев, закрыв глаза, обреченно откинулся на спинку водительского кресла.

– Я в своем ряду ехал, командир, на светофоре притормозил, а он в меня со всего хода влупился! – затараторил парень. – Он небось права только вчера купил!

«Найду», – подумал Барышев.

Все равно – найду, украду и заставлю простить.

– Если б ты только его видела! Черный весь! Господи! Плакал! Слезы – во!

Ольга холодно посмотрела на Надю, которая, схватив со стола апельсин, обозначила размер барышевских слез.

– Может, поговоришь с ним, а, Оль?..

Ольга осмотрела нераспакованные коробки с вещами. Кажется, посуда в той, а одежда – в этой. Или наоборот? Димкин риелтор так быстро провернул сделку, что она не успела подписать коробки. Теперь гадай…

– Ну жалко ж смотреть на него, ей‑богу! – Надя села на одну из коробок. Кажется, на ту, что с посудой. – Оль, ну что ты делать будешь? Одна, с четырьмя‑то?! А? Оль, ну что ты молчишь‑то? – Голос у Нади задрожал. – Оль, любит ведь он тебя.

Ольга села на другую коробку – нет, здесь посуда, потому что хрустнуло что‑то и звякнуло.

– Мне надо нырнуть и отплыть в сторону, – безучастно сказала она.

– Ты чего говоришь‑то? – испугалась Надежда. – Куда это тебе нырнуть надо, а? Ты чего заговариваешься? – Надя вскочила и тряхнула Ольгу за плечи – сильно, как всего час назад тряс ее саму Барышев.

– Мне надо нырнуть и отплыть в сторону, – упрямо повторила Ольга. – Чтобы не умереть.

Надя, сев на пол, привалилась к стене и заплакала.

– Господи, что ж это делается‑то! Я так боялась, что Димка мой мне изменит, а теперь понимаю – если б он так убивался, как твой Сережа, я б ему все простила!

– Надь, – Ольга встала и огляделась. – Без тебя эти коробки ни за что не разберу.

Надежда утерла слезы и открыла коробку, на которой сидела Ольга.

Там оказались игрушки.

– Я бы простила, – тихо сказала Надя, доставая куклу в розовом платье. – Ради детей…

К утру идея принудительного возвращения Ольги стала казаться ему настолько бредовой, что Барышев впал в отчаяние.

Если не это, то – что? Что делать? Как дальше жить в этом пустом огромном доме, где все время мерещится детский смех и легкие шаги Ольги?

Измученный отчаянием и бессонной ночью, выкурив почти пачку сигарет и запив их пригоршней сердечных таблеток, Сергей приехал в «Стройком» с одной только мыслью – что делать, что?!

С этой мыслью он просидел до обеда, глядя в одну точку – еле заметное пятно на стене, – пока в кабинет без стука не заглянул Стрельников.

– К тебе можно?

– Заходи, – кивнул Барышев.

– Я только что получил эти документы, – Петр Петрович положил на стол пачку бумаг. – Сергей, мы что, продаем лесоперерабатывающие заводы?

– Да, – кивнул Барышев, не глядя на зама.

– Зачем?! – В голосе Стрельникова послышалась плохо скрываемая ярость.

– Они мне мешают.

Сергей потер виски и поморщился – какие, к черту, заводы? Что ему делать, чтобы Ольгу вернуть – вот в чем вопрос…

– Не понимаю, – забарабанил пальцами по столу Петр Петрович.

Барышев встал и подошел к окну. Как лень, как не хочется объяснять заму всю эту ерунду…

– Есть возможность в Таиланде вложить эти деньги в завод по производству монтажного оборудования, – вздохнув, начал он.

– Все яйца в одну корзину? – нетерпеливо перебил его Стрельников.

– Ничего. Корзина большая. Если мало яиц будет – побьются.

– Ты хорошо подумал? – жестко спросил Петр Петрович.

– Слушай, что ты от меня хочешь? – взорвался Сергей.

– Хочу, чтобы ты отдавал себе отчет в своих действиях, – отрезал заместитель, собрал со стола бумаги и встал.

– Я отдаю себе отчет в своих действиях.

– Тогда объясни мне…

– Я здесь пока еще хозяин! Понял?! – заорал Барышев. – Я! И ничего объяснять тебе не должен! И прекрати меня доставать! Я знаю, что делаю.

– Я в этом не сомневаюсь, – усмехнулся Петр Петрович, направляясь к двери. – Не буду тебе мешать…

«Что я творю, – подумал Сергей. – Ольга вернется, а я по‑прежнему – сволочь сволочью…»

– Петя! – Он бросился к заму и схватил его за руку. – Петя, прости меня!

Стрельников посмотрел на него как‑то странно – словно размышляя, вызвать шефу «Скорую помощь» или не надо.

– Прости ради бога! – взмолился Сергей. – Нервы на пределе. Прости.

Зам сухо кивнул и хотел выйти, но Сергей, вцепившись в его рукав, не отпустил.

– Петь, я, кажется, с ума схожу… Честное слово. У меня крыша едет… Давай поедем куда‑нибудь, я выпить хочу. Поедем!

Петр Петрович снова кивнул. Роль «жилетки» его не очень‑то привлекала, но у шефа был такой вид, что не подставить ему эту «жилетку» означало как минимум снова отправить его на больничную койку.

– Поедем! – решительно сказал Стрельников.

– Она от меня прячется! Она не хочет меня видеть, – Сергей выпил водку, словно это была вода, и налил еще. – Понимаешь, она в самом деле не хочет. Раньше я мог надеяться, что она только делает вид, что она выдерживает меня… ну… в наказание… А теперь все иллюзии рассыпались. Разбились! Она не хочет меня видеть и, наверное, никогда не захочет.

Барышев выпил, налил, выпил и снова налил.

– Ты ешь, Сергей, почему ты не ешь? – Петр Петрович придвинул к шефу тарелку со стейком, хотя понимал, что тот ничего сейчас не видит, не слышит, не чувствует.

– Но я найду ее, я ее найду… – Сергей выпил, налил, снова выпил и уставился бессмысленным взглядом на пустой графин. – Я теперь знаю, по крайней мере, что она в Москве. Сколько в Москве районов?

– Не знаю, но могу узнать.

– Не надо. Я знаю. – Сергей остановил проходящего мимо официанта и забрал у него с подноса графин с водкой. Официант не стал возражать – клиент всегда прав, особенно пьяный.

– В Москве тридцать три района, – продолжил Барышев, – десять административных округов. Это не так уж и много. Так что я ее найду.

Барышев отхлебнул прямо из графина, с отвращением посмотрел на стейк, поморщился и пьяно рассмеялся.

– Она прячется, а я ее ищу… Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать… – Он попытался снова взять графин, но Стрельников накрыл его рукой.

– Ты не перебираешь с этим?

– Все под контролем. – Сергей выдернул графин из‑под его руки, сделал длинный глоток и закашлялся. – А знаешь, я ведь все неправильно говорю! Она не прячется. Ее прячут! И я знаю кто! Я сейчас пойду и поговорю с тем, кто смеет прятать от меня мою жену!

Барышев швырнул на стол деньги и встал – довольно уверенно для своего состояния.

– Сережа! Сядь, – устало попросил Стрельников. – Ну, куда ты собрался?

– Я же сказал, хочу поговорить с тем, кто прячет от меня Ольгу. По‑моему, я ясно выразился, – старательно выговаривая слова, сказал шеф и направился к выходу.

Пришлось его догонять. И поддерживать, обхватив рукой мощный торс.

– Ты уверен, что это надо делать сейчас? – на всякий случай уточнил Петр Петрович, заранее зная ответ.

– Абсолютно.

Дата добавления: 2015-06-25