Гл. 3. Усталость и отчаяние. 5 страница

- Теплоход "Армавир" должен уходить. Ну вот, пока Вы ходили по конторам, мы решили выгрузить яхту. Подали на кран. Он сходу поднял ее на метр-полтора, не больше, но там что-то случилось. То ли автоматика выключилась, то ли предохранители сгорели. Но, в общем, яхта упала. Плохой кран. – Нашел оправдание Титов.

- Как упала? - не понял я.

- Да так, вместе с кильблоками вниз грохнулась. Вы не волнуйтесь, мы смотрели, никаких повреждений нет. Она крепкая, - объяснял Титов.

- Так зачем вы это делали? Вы что, с ума сошли. Это же пятитонные краны. А сейчас, что с яхтой? Откуда ты знаешь, что не нарушена герметизация обшивки или не разрушились сварные швы? Могут быть микротрещины, которые и не увидишь глазами. - Не знаю, что еще я им говорил, не помню. Дело было сделано и теперь только море могло проверить, что стало с яхтой. Да. Тяжело. Как трудно с такими людьми. Все это ненужная инициатива Титова. У него все получалось тяп-ляп и с него, как с гуся вода.

Что мне с ним делать, ума не приложу. Наверное, просто придется терпеть, пока смогу, а потом, когда не хватит сил, выгнать, потому что таких людей перевоспитать нельзя.

- А кто знал? Приходил какой-то портовый начальник, и он сказал, то, хотя кран и пятитонный, но он может поднять и больше, - пытался оправдаться Титов. Он всегда находит объективные причины для объяснения своих поступков.

- Просто не знаю, что мне с вами делать? Хоть бы вы не брались не за свое дело. Сейчас я пойду договариваться насчет выгрузки, потом буду оформлять документы и съезжу в город. А вы пока тщательно проверьте троса. Не перебило ли их во время падения яхты.

Я шел и думал о превратностях судьбы. Только что у меня была большая радость, большая удача, прекрасная встреча с хорошими людьми, которые прониклись серьезностью моего плавания и с большой готовностью взялись мне помочь. А в это же самое время чуть-чуть не был угроблен вопрос вообще о плавании, так как яхта могла разбиться, и тогда все прощай... Вот они, добро и зло совсем рядом. Черное и белое. Как трудно. Нужно быть внимательнее и, главное, не сорваться самому. Дотерпеть. Нужно действовать осмотрительно и контролировать своих помощников, особенно действия Титова. Ему-то на все наплевать. Он все «знает», все «умеет», ему все можно... Удивительно, какая наглая самоуверенность и самонадеянность и бездарность.

Дежурного по грузовому порту я нашел у угольного крана. Он форсировал погрузку и следил, чтобы весь уголь был подобран и погружен на теплоход.

Я представился ему как капитан яхты "Русь" и рассказал о своих бедах, думая только о том, что я должен погрузиться сегодня, во что бы то ни стало.

Это было в два часа дня, а расстались мы с ним в двенадцать часов ночи, узнав, друг о друге почти всю биографию. Он живет с молодой женой. У них ребенок. Оба закончили один и тот же институт и работают здесь в порту. Что жить они только начали, что ждут квартиру и так далее. Наговорившись вдоволь и заручившись его обещанием погрузить яхту, во что бы то ни стало, я поехал в город, чтобы купить необходимые продукты, которых нет в порту, и позвонить в Москву. Нужно доложить, что я живой и дела продвигаются к заветной цели.

Все переживания испарились, оставив где-то в нервных клетках отпечаток, который когда-нибудь напомнит какой-нибудь болезнью. Врачи же будут гадать, и спрашивать: "где это вы так попортили свои нервы?" Прошел день и ночь и вот мы идем к Волгограду, и я отдыхаю в чистой каюте на теплоходе. О чем еще можно мечтать?

Все хорошо, что хорошо кончается. Мы живем по санаторному распорядку, отдыхаем вволю, едим вовремя. Иван Иванович нашел что-то общее с Титовым и они часами разговаривают. Больше говорит Титов, а когда он устает, что бывает крайне редко, он просит Ивана Ивановича рассказать какую-нибудь историю о парусных соревнованиях. Иногда они приходят на мостик посмотреть на Волгу. Она здесь прекрасна. Величава, спокойна, широка... просто хорошая.

Капитан теплохода неплохо играл в шахматы и, может быть, поэтому мы быстро нашли с ним общий язык. Дело не только в том, что я очень люблю эту красивую и умную игру, но для меня важно еще и то, что, играя в шахматы, можно, даже нужно, молчать. А как это важно, меня немногие поймут. Но подумайте, как это хорошо, когда не нужно искать тему разговора или делать вид, что то, что тебе говорят, тебе интересно или слышишь в первый раз, и не нужно ублажать своего гостя разными историями.

Учитесь играть в шахматы. Как это здорово вам поможет. К вам пришел гость, вы расставляете шахматы, только не забудьте ему предложить белые фигуры. Гостя и старших нужно уважать. Пока расставляются фигуры, сбегайте на кухню и поставьте чайник, заварите его покрепче и играйте. Молча, не напрягая свою мысль, не мучаясь над тем: "Ну что ему еще сказать?" Время за шахматной игрой летит очень быстро, и вы не успеете надоесть друг другу.

За время плавания по Волге, Волго-Донскому каналу и Дону мы сыграли не один десяток партий с переменным успехом. В конце концов, когда наш шахматный голод был несколько утолен, он начал меня расспрашивать о моих делах и планах.

Все вопросы были мне знакомы, так как мне подобные задавали сотни раз и друзья, и недруги, и журналисты, и официальные лица.

- Вы извините меня, но мне хотелось бы узнать у вас, как возникла эта мечта. Я не журналист и, поймите меня правильно, мне это очень интересно. Расскажите, если вы считаете, что этот вопрос не обижает вас или не затрагивает личное, сокровенное, - обращаясь ко мне, он хотел показать, что это ему очень интересно и в то же время он не хочет быть навязчивым.

- Что именно вас интересует? Разве то, что я задумал, является чем-то особенным?

- Нет, не то. Обождите минутку. Я постараюсь вам сказать, что меня удивляет. Дело в том, что многие события в природе и жизни проходят мимо нас. Ведь в течение своей жизни каждый, почти каждый человек, может сделать что-то особенное, пусть даже лично для себя. Но почему-то этого абсолютное большинство людей не делает. Ну, вот хотя бы и в области изобретений, открытий. Человек живет рядом с каким-то явлением и не обращает на него никакого внимания. Мимо него могут пройти десятки, сотни тысяч людей и только один вдруг увидел его, открыл, объяснил и рассказал всем на человеческом языке... Потом к этому привыкают люди, и оно становится обычным.

Вот у нас на водном транспорте изобрели суда на подводных крыльях, получили колоссальный эффект в скорости. Теперь всем это ясно, для многих инженеров это просто. Но раньше?! Вот так же и в вашей мечте. Видите ли, у нас в стране сотни тысяч моряков, и многие, если им предложить, пошли бы в такое путешествие. Вы поймите меня - "если им предложить!!!" Возможно, многие из них о подобном мечтали, но, ни у кого не проявилась эта мечта так конкретно и поэтому никто не сказал об этом вслух. А после сообщения в печати, наверное, многие уже писали вам, что они хотят пойти. Вот меня и интересует: "как?"

- Коль скоро вы заговорили об изобретении, то я тоже начну с этого примера. Примерно двадцать лет назад я занимался одним эффектом, вызванным явлением магнитострикции. От этого страдали корабли. Так я об этом думал все время. Читал книги, научные работы, брошюры, искал новые материалы, проводил исследования, десятки, раз чертил кривые намагниченности, определял их изменения, думал над способами уменьшения магнитострикционного эффекта... Думал утром, вечером, днем и ночью.

И однажды вечером, уже в постели, вдруг пришла новая, чудесная мысль. Я лежал и обдумывал ее, анализировал, но уже внутренне чувствовал, что это она. Я встал и, чтобы не забыть, записал ее. Вот так, раздетый, стоя у стола, записал то, что пришло в голову. Я сказал "вдруг", но на самом деле это все готовилось очень долго.

Какой вывод? Вывод такой. Мой мозг работал над этой проблемой все время. Ему был задан вопрос как команда, и он искал ответ.

Теперь по вопросу о моей мечте кругосветного плавания. Ответить на это и просто и сложно.

С одной стороны, сложилось несколько факторов и они дали однозначное решение.

С детства я читал различные книги об открытиях и приключениях, изучал географию и честно, я завидовал всем путешественникам. Я думал, как бы было здорово побывать с ними. В мыслях, читая книги, я шел, плыл, летел всегда с ними... Ну, скажите, вы, например, читая книгу о каком-нибудь географическом путешествии, разве не хотели в это время быть с теми людьми? Шагать по Тянь-Шаню, идти через дебри джунглей, плыть на корабле по необозримым просторам океана... Ну да, сейчас, когда вам около сорока, вы смотрите на это по-другому. А когда было 14-18 лет? Да? Мы просто мечтали, часто даже не думая о том, что это может с нами случиться или, вернее, свершиться!

В семидесятых годах я как-то сразу перечитал серию книг о мореплавателях - яхтсменах. Особенно мне понравилась книга Д. Колдуэлла "Отчаянное путешествие". Романтическая феерия оказалась сущей правдой, и это сделал обыкновенный человек из такой же плоти и крови, как и я. Потом сенсационный шум прессы всего мира принес нам имя Френсиса Чичестера, а вслед за ним Б.Муатисье, Р.Джонстона, Теленги и других. Я читал о них все, что мог только достать, и вместе с ними шел вокруг света, переживая радости и невзгоды, лишения и борьбу.

Будем считать это вторым фактором, который имелся у многих и многих.

Теперь остается чисто практический вопрос. Если вы вдруг задумали идти в плавание, то сразу же вам зададут вопрос: "А на чем?". Не так ли? Хотя, признаться, я тогда просто не смел думать об этом. Вы сами понимаете, что где-то должен быть толчок.

Лет десять назад, когда я служил на севере, у меня были замечательные друзья. Как-то в зимнюю, полярную ночь, когда отпуск был далеко позади, а мороз и двухмесячная ночь нам сильно надоели, мы со Станиславом Базыкиным и его супругой Ольгой Ивановной разговорились о том, как мы проводили отпуск. Ведь через несколько месяцев от него не остается никаких впечатлений. Как мы обкрадываем себя тем, что едем на юг и валяемся там у моря. Стоим в длинных очередях за супом в столовых.

Тогда мы решили пойти во время отпуска вниз по Днепру на... яхтах. Нашли литературу и начали конструировать небольшие яхточки. Уже за этой работой, я подумал, а почему не сделать большую яхту и выйти в океан?

Вопрос был задан!

Этот период жизни стал критическим для меня. Мне было 46 лет, в Советских вооруженных силах я прослужил уже более 28 лет. Пора было собираться в запас, давать дорогу молодежи... Тогда я часто задумывался над тем, чем я буду заниматься после демобилизации и как найти работу по душе.

Вечерами, придя домой, я много работал над чертежами яхты. И как то подумал, а почему не построить большую яхту? А раз будет большая океанская яхта, то почему на ней не пойти вокруг света?

Вы знаете такое состояние? Внешне ничего не изменилось, вы все так же ходите на службу, работу, дежурства, учитесь сами, учите других, ходите в кино, рассказываете басни..., а вечерами сидите над чертежами и проектами. А в голове у вас совершенно другое. Да, так было со мной.

Появились новые названия. Теперь я разбирал конструкции "Джипси мод IV" Чичестера, французскую яхту "Тина". Красивые гоночные обводы нашей яхты ленинградской судоверфи - Л-6 разочаровывали меня малой мореходностью...

Я подробно рассказал о длинном и мучительном пути, который я прошел от рождения мечты до сегодняшнего дня.

- Александр Моисеевич, все это, пожалуй, правильно. Все хорошо, красиво, интересно, занимательно..., но вы извините, я вам задам еще один вопрос. Нет, не как журналист, а как моряк. Вам не страшно идти одному? Вы же можете погибнуть, как это случалось не один раз и со многими одиночками.

- Ладно, я привык, мне многие задавали этот вопрос. Вопрос правильный и требует ответа.

Во-первых, я не бесстрашный и многого боюсь. В жизни я часто видел смерть и даже буквально "держал ее в руках", в военные годы, когда очищал местность от мин, снарядов, бомб, гранат... Однажды в руках у меня заработал дистанционный взрыватель и мое счастье, что я успел его отбросить.

Но я человек военный. 28 лет меня воспитывали, и я воспитывал и, как говорят, кое-что, вошло в мою кровь. Нас воспитывали в совершенно ином плане, чем вас, гражданских. Поэтому многие меня не понимают.

Когда кораблю или подводной лодке, самолету или танку, разведчику или саперу, летчику или рядовому бойцу давали боевое задание, то эти люди не думали о смерти. Они думали о том, как лучше выполнить боевую задачу. Это и сейчас полностью относится к летчику-испытателю, космонавту, водолазу и подрывнику, да и вообще к любому человеку, испытывающему новую технику. Поэтому, извините, не хочу вас оскорблять, я считаю, что глупо задавать вопрос: "а если ты погибнешь?".

Я много читал о кругосветных плаваниях. Особенно яркую страницу вписали плавания яхтсменов во время кругосветного марафона 1968 года. Там погибло пять человек, двое сошли с рейса, у одного во время шторма утонула яхта... и только один англичанин Робин Джонсон, в конце концов, пришел в Плимут, совершив беспримерный вояж вокруг света в одиночку, без единой остановки.

Да, доля риска есть и большая, но крепко построенное судно, умение управлять им, современная связь и информация о погоде сводят этот риск к минимуму. Никаких иллюзий в этом плане я не питаю и все время готовлюсь буквально по всем вопросам.

- А само одиночество? Как вы его рассматриваете?

- Отрицательно. Да, я считаю, что из всего того, с чем мне придется столкнуться, фактор одиночества - самый серьезный. Это будет самое трудное.

Мы много говорили о плавании, о моем маршруте, о питании, об организации работы и досуга, о действиях в критических положениях и т.д. На все эти вопросы я уже не один раз отвечал самому себе и, хотя он был удивлен обилию того, что нужно знать, я понимал, что это еще не все. Нужно учиться и тренироваться. Но, все равно, все предусмотреть невозможно никогда.

На один его вопрос я так и не мог ответить, потому что не знаю сам.

- Почему вы готовитесь один? Я понимаю, что одиночное плавание имеет смысл и его практически можно осуществить, а вот подготовиться к плаванию одному, по-моему, невозможно. Вы же не подпольный миллионер. Почему же вам не помогают? Какой-то парадокс - печать пишет, что это хорошее дело, а все официальные органы молчат.

- Не знаю. По-моему, в этом есть какая-то скрытая причина. Я знаю только, что несколько человек из парусной федерации СССР против этого плавания

- Я надеюсь, что все моряки будут за вас. Сейчас главное - подготовка. Плавайте и ни о чем не думайте. Придет время и все сделают для вас. Вы только готовьтесь.

Мы часто беседовали и, кроме общих вопросов, Юрия Генриховича интересовали некоторые практические мероприятия. Кое-что он сам рекомендовал мне в очень вежливой форме и никогда не настаивал, если я доказывал ему, что его предложение практический опыт не приемлет. Я при этом удивлялся его воспитанности, такту, умению просто, вести себя по отношению ко мне, да и, пожалуй, ко всем.

- А с кем же вы будете в плавании играть в шахматы?

- О! Вот это мысль, а ведь действительно можно играть по радио. Спасибо, это большая подсказка. Как-то я был в гостях у своих друзей. Сестра моего большого друга - доцент института Гнесиных. Она прекрасно поет, и мы как-то долго сидели, и я слушал ее игру и пение. Она исполняла по моей просьбе мои любимые произведения. Тогда-то они и предложили мне записать на пленку ее исполнение, чтобы я мог в плавании прослушать музыку в ее исполнении. Это ближе как-то. Потом я придумал почту. В океане я должен получать письма. Ну, а в шахматы я буду играть с радиолюбителями - коротковолновиками.

Иногда я приходил к нему на мостик, когда он был на вахте. Мы вместе наблюдали красивую панораму большой Волги и бесчисленные, грандиозные стройки на водной артерии нашей страны.

В Ростове он пошел домой и там решил удивить свою семью, рассказывал он мне на второй день.

- Вчера прихожу домой и первым делом рассказываю им о вас. Ну, думаю, сейчас удивлю их, с каким, мол, человеком плыву. И вдруг теща заявляет: " А мы об этом уже читали. В ростовской вечерке печатали"...

- Не знаю, куда от газетчиков можно спрятаться? Зачем этот шум? Ну что нового в этих заметках? Ничего. Повторение того, что уже было напечатано в "Известиях", "Социалистической индустрии", "Огоньке"... Некоторые их выражения только портят дело, а иногда просто отрицательно характеризуют меня. Какой-нибудь завистник обязательно скажет: "Ишь, Чебанюк, опять расхвастался"...

Какой он, Тихий Дон? Такой, как у Шолохова? Или нет? Нет, конечно, не такой. Лучше Шолохова его никто не передал. Но хочется посмотреть и убедиться лично.

После выхода из шлюзов, мы попали в Цимлянское водохранилище, ширина его достигает 20-30 километров, а глубина 20 метров.

От Волгодонска мы идем по Дону до самого Ростова.

Вот и конец речным мытарствам, пыли от угля в трюмах теплохода (яхта стояла прямо на куче угля). Конец и нашему бездействию. Завтра выходим в море. Спасибо вам, дорогие речники, за помощь и заботу. До свидания, "Бологое", будем вас вспоминать с благодарностью.

Сейчас идем в город закупать продукты на плавание в море!

Глава V. П Е Р В Ы Е Ш А Г И.

Спокойно и величаво несет свои воды Тихий Дон.

Зеркало воды, слегка подкрашенное бурой глиной, почти не колышется. Заметить течение можно только около бортов кораблей или вбитых в грунт свай. Тихо и спокойно начинается утро, чуть слышно работают машины стоящих рядом кораблей, да около порта иногда раздается лязг проходящего мимо трамвая. Краны, свесив свои хоботы, стоят, не ходят буксиры. Все еще находится в сонливом состоянии, и, как будто никто не решается разорвать утреннюю тишину.

Нам нужно плыть дальше и, хотя время от нас не зависит, но желание опередить события заложены в самом человеке. Ему кажется, что если он поторопится, то все произойдет раньше.

Рядом с нами стоят суда "река-море". Высота их надстроек не позволяет пройти под стоящим ниже мостом.

Только два раза в сутки, утром и вечером, громадный пролет железнодорожного моста медленно поднимается вверх и позволяет судам и яхтам с большими мачтами выйти в Азовское море.

Чем ближе к морю, тем шире река и тем медленнее течение. Постепенно исчезли дома. Пологие берега покрыты зарослями деревьев и кустарника. Везде пустынно. На прекрасных песчаных отмелях ни одного человека, а на самой реке только лодки с любителями порыбачить. Зима и холод прогнали шумную толпу, от которой летом нет покоя ни природе, ни деловому человеку.

Тихо на Тихом Доне.

В устье реки буй. Это граница между морем и сушей.

От него капитаны судов начинают отсчет времени плавания. Здесь для них начинаются льготы, а мы же отмечаем его как наш выход в первое море.

Кто-то заботится о нас или набирает силы? Тишина какая-то безмятежная и располагающая к отдыху, безделью.

Ничто не тревожит, тихо и спокойно на душе после стольких треволнений и невзгод.

В эти тихие часы с чувством глубокой признательности вспоминаю тех людей, которые так много сделали для меня, чтобы осуществилось вот это моя мечта, которая вместе с выходом в море вступает в свою новую фазу.

Сколько было всего. И взлетов и падений, шишек и синяков. Всего не счесть. Как много раз я думал о плавании, сколько раз планировал, сколько раз срывалось все, рушились надежды, отворачивались люди, чтобы пришли новые, и опять начинать все сначала. Сколько труда, забот, средств вложено в эту скорлупку, которой предстоит пронести меня вокруг света.

Стоп. А может быть, это еще только начало? Может быть, впереди будет еще не один бой и еще тысячи невзгод? Пожалуй, да.

Кто-то говорил мне, что «еще не раз перекроют тебе "кислород", еще могут перед самым выходом "отнять ветер".

После поворотного буя показались огни Таганрога. Их много. С моря, где все пустынно и серо, огни сияют как украшение на праздниках, как рекламы больших городов.

Входить в морской порт, тем более незнакомый, да еще под парусами очень трудно.

Современные корабли, оснащенные современной техникой, и то просят лоцмана, а у нас, кроме двух компасов, ничего. Но зато с нами знаменитый черноморский асс, чемпион Украины. Он проплавал по Черному и Азовскому морям не одну навигацию, поэтому он благополучно провел яхту, и на рассвете мы стояли у причала.

Сходу проводим совещание.

- Стоять в Таганроге нам незачем. Ни знакомых, ни друзей, ни мастерских. Рано утром идем в Жданов, - объявляю экипажу.

- Правильно, - говорит Иван Иванович. - В Жданове у меня родственники, и мы сможем кое-что сделать на морзаводе.

- Тогда поступим так. Днем больше всех достанется Ивану Ивановичу, поэтому ты ложись отдыхать, - поворачиваюсь я к Жигоману.

- Не буду я спать, дел невпроворот.

- Ну, не будем дискутировать. Завтра ты поведешь яхту и тебе нужно отдохнуть.

- Володь, мы с тобой займемся осмотром яхты и устранением неполадок. Работы много. Кроме того, мне нужно будет сбегать в город и в портнадзор.

В Таганроге почты для нас не было, знакомых тоже, погода стояла неприветливая как всегда зимой... Я купил продукты, позвонил в Москву и пошел в портнадзор просить разрешения на выход в море.

Осмотр яхты дал плачевные результаты. Под паелами была обнаружена вода. Сказалось падение яхты, при попытке поднять ее маломощным краном в Балакове. Через микротрещины, образовавшиеся в стеклоткани фальшкиля, проникала вода. Я пошел в порт искать цемент и вся ночь мы цементировали внутренние стенки фальшкиля, заделывая микротрещины, через которые приникала вода. По всем правилам необходимо было поднять яхту на берег, просушить корпус и покрыть парой новых слоев стеклоткани на эпоксидке. Но это делать было нельзя. Никто бы нас не понял и это был бы конец нашей, как говорили некоторые «господа», затеи. В таком напряженном кошмаре прошла вся ночь.

После бессонной ночи тяжело идти. Ноги налиты свинцом и голова какая-то большая и тяжелая. Небо своим серыми тучами как бы придавливает к земле, и порывистый ветер дует со всех сторон.

- Здравствуйте, я капитан яхты "Русь" - обращаюсь к дежурному диспетчеру портнадзора. - Я пришел получить разрешение на выход в порт Жданов и узнать прогноз погоды.

- А откуда вы здесь взялись?

- Пришли из Ростова.

- Кто вам разрешал заходить в порт?

- Собственно, мы не можем запросить разрешение на вход по элементарной причине - у нас нет рации. Чтобы спросить разрешения, я должен зайти в порт. Но Вы сразу, же скажете, а кто вам разрешал зайти. Как же быть?

- Кто вы такие?

- Яхта "Русь" идет из Москвы на Черное море, где она будет проходить ходовые испытания. В последующем она должна пойти в кругосветное плавание.

- Наслышан, наслышан. Эти газетчики уже все растрепали...- с иронией начал он. - Документы у Вас есть?

- Да, пожалуйста.

Он критически просмотрел все наши бумажки и вернул их мне.

- Мы не даем разрешения на выход яхтам в море. Да и проверять вас некому. Нет, я вам не дам разрешения.

- Дадите или не дадите - мы все равно пойдем. Это не частная лавочка.

- Ну ладно. Вы не приходили и не уходили. Я вас не видел.

- До свидания, - бросаю я уже на ходу к дверям этого неуютного домика, но уже в коридоре слышу окрик.

- Подождите. Скажите, что это за яхта и кто на ней идет.

На листе какой-то бумаги он на всякий случай записывает ТТД яхты и наши фамилии.

Отдаем носовой швартов и подаем конец на стоящее рядом судно. Подняли якорь с кормы и под всеми парусами начинаем протягиваться вдоль борта теплохода, чтобы выбраться на открытое место из этого закутка.

Выходим из-за высокого борта, и ветер сразу наполняет паруса, яхта кренится и рывком бросается вперед к выходу из этой небольшой и довольно грязной гавани.

В вахтенном журнале записываю:

"12 часов 35 минут. Вышли из Таганрога. Ветер остовый, силой 6 баллов.

Подняты рейковый стаксель, грот и бизань. Взяли курс на якорную стоянку теплоходов, ожидающих очередности разгрузки".

После напряженной и еще непривычной работы по смене галсов, когда шли по гавани, в море сразу стало проще. Иван Иванович сел на руль и повел яхту, а мы с Титовым начали наводить порядок с такелажем, убирая ненужные концы.

Наконец сели. Ветер почти в галфинд. Волны бьют в борт, и от того, что они короткие, удары резкие, неприятные, хотя яхта мало реагирует на них, просто не успевает. Ход хороший, и за кормой остается полоска крутящейся воды, как бы связывающая нас с берегом.

Подошли к теплоходу "Бологое", который за несколько дней совместного плавания стал нам близким. Очевидно, вахтенный передал о нашем подходе, потому что команда выбежала наверх и долго провожала нас в первый испытательный рейс.

На горизонте исчез порт, в мутной синеве растворились корабли. Кругом только пляшущие, неприятные из-за малости волны, которые где-то там вдалеке постепенно смыкаются с горизонтом, невидимым из-за тумана, низкой облачности и ранних в эту пору сумерек.

Ветер холодный и сырой. Температура где-то около 3 градусов тепла, но срываемые с волн брызги создают облако из водяного тумана. И, несмотря на толстую одежду из грубой шерстяной ткани, кажется, что эта водяная пыль проходит насквозь. Бессонная и трудовая ночь, спешка и нервное напряжение дают о себе знать. Чувствую себя как-то неуютно и холодно. Есть не хочется. Спустился вниз, выпил крепкого горячего кофе и прилег на койку.

Да, нелегко началось наше плавание. Где-то второпях мы забыли романтику, как бы вышли в море через другие двери.

А может быть просто не в то время? Титов сидит напротив с ломтем белого калача и с аппетитом уплетает его. Все вроде бы на месте, и кто знает, может быть, не лучше нашего начинались и другие плавания. Это ведь спустя многие, многие дни, недели и месяцы, когда за плечами исполнение мечты, все плохое и трудное утрачивает свое влияние на психику и уже не гнетет. А пока и у меня не так уж плохо. Яхта идет под всеми парусами, а ветер не меньше 6 баллов. Пожалуй, не нужно роптать, нельзя требовать сразу все! Усталость берет свое. Начинаю дремать.

Вдруг раздался удар, и яхта вся содрогнулась. Не успел я вскочить, как яхта вторично ударилась килем о грунт. Уже поднимаясь по трапу на палубу, почувствовал третий удар.

Мель. В голове быстро мелькают все ужасы, сопряженные с посадкой корабля на мель. Обычно в такую погоду - это гибель. Волны разбивают его в щепки и ничто не спасет, особенно здесь на Азовье, где на многие километры от берега простираются мели и к севшему на мель кораблю невозможно подойти. Кругом на десятки километров от берега глубина 3-4 метра и теплоходы ходят здесь по протраленным фарватерам.

Справа от нашего курса была свалка грунта, очевидно Иван Иванович взял немного вестовее и мы вышли на 3-х метровые глубины. А на волнении, когда высота волн около 2-х метров, от ее впадины до грунта всего два метра, а у нас осадка два метра десять сантиметров.

Пронесло. Все также пляшущие волны издеваются над нами. Такая же мутная вода, как и в грязной Таганрогской гавани. Похоже на то, что кто-то очень большой решил побаловаться и размешал в этом море воду с глиной и наносными отложениями. Вода стала какой-то бурой, мутной, короче говоря, просто грязной.

Быстро темнело. Впереди по нашему маршруту должна быть кривая коса. Она тянется в море примерно километров 20. Идти в такую погоду при ничтожно малой видимости нельзя, не стоит рисковать.

Все кругом обложило облаками. Ничего не видно, ни звездочки, ни огней на берегу, Только расположенный от нас к югу какой-то буксир сияет палубными огнями.

Мы, не проверяя глубину, убираем паруса и бросаем якорь. Здесь везде мелко и по карте глубина примерно 4 метра. Ветер гонит яхту и якорный трос надраивается и по тому, как натянулся капроновый трос, мы решаем, что якорь забрал и, убрав тщательно все на палубе, идем отдыхать.

"18 ч 35 м стали на якорь около Беглицкого буя.

Координаты 38°36' ВД и 47°02' СШ. На клюзе 25 метров. Зажгли якорные огни. Ветер юго-восточный 6 баллов. Море 4 балла. Температура воздуха 2° С."

Эта лаконичная запись не говорит о мокром лице и замерзших руках, о страшной усталости после бессонной ночи и нервного напряжения, вызванного не весьма красивым началом нашей одиссеи.

В каюте, закрытой люком и с зажженной газовой плиткой, уютнее, чем на палубе. Наскоро закусив бутербродами с таганрогской колбасой и выпив горячего чаю, ложимся отдыхать. Нельзя вторую ночь без сна. Но раздеваться не хочется. Спальный мешок холодный и такое впечатление, что он сырой. Ложусь в верхней одежде поверх постели, все равно ночью нужно вставать и проверять, как держит якорь.

В каюте полумрак. Горит один плафон, в котором лампочка всего на пять ватт. Яхту покачивает. Я лежу и стараюсь разобраться в звуках, которыми полна яхта, от хорошо прослушиваемых ударов волн о корпус, качания гиков и рейка, до едва различимых, слабых стонов обшивки корпуса, вызванных деформацией обшивки под действием внешних сил...

Азовское море. Странно, почему море? Мне кажется, что древние греки были правы, назвав это море озером - Меотийское озеро. Имея площадь около 38000 квадратных километров, оно содержит едва 300 кубических километров воды. Наибольшая глубина его всего-то 14,5 метров.

Дата добавления: 2015-06-04