Имя Зверя. Том 2. Исход Дракона 14 страница

Невидимый мужчина глубоко вздохнул.

— Не сомневался, жизнь моя. Ни на йоту.

— Я боялась, — признался женский голос, точно под летним дождём вздохнули колокольчики. — Звёзды, конечно, мудры и законы движения их неизменны, но тут столько разных сочетаний! Да и комета…

— Не бойся, — зашуршали одежды, словно двое обнялись. — Комета проходила совсем недавно. Так часто они не появляются.

— Наблюдающие из башни Затмений получили весть, — тихонько продолжил женский голос. Объятий говорившие, похоже, не разжимали. — С Луала, от башни Звёзд. За краем мира всё словно кипит…

— Там вечно всё кипит, любимая, — успокаивающе заверил мужчина. — Так было и будет. Иногда чуть сильнее, иногда слабее. Это не связано с целестиальными путями, коими к нам приходят правдивые вести судеб.

— Но я всё равно боялась… до последнего момента. Пока не вышли и не сказали.

— А не сказали, — чуть усмехнулся мужчина, — когда мы можем начинать?

— Сказали, — лукаво отозвалась его собеседница. — Прямо сейчас!..

Ветер залихватски присвистнул в каменных завитках купола, провожая счастливую пару, и целомудренно смежил очи.

* * *

Если двинуться из Элиэри на запад, по гладкой, вымощенной блестящими белыми плитами дороге, то за два дня, оставив позади густые плодовые рощи и влажный девственный Лес Шёпота, где узкие дорожки пролегли меж тихонько переговаривающихся древних стволов, путник достигнет Приюта Уставшего. К северу от него останутся поля и сады Дуайна, маленького городка, живущего возделыванием земных даров, а впереди поднимутся горы, под которыми — пещеры Оружейников, вырубающиеся, углубляющиеся и украшающиеся с самого первого года, проведённого изгнанниками на Смарагде. Здесь добываются Камни Магии, без которых немыслимо защитить остров от алчных морских разбойников с острова Луал.

Высоко в горах, посреди безжизненной скальной котловины, застыла узкая и тонкая башня, словно ввинтившаяся в бездонность неба. Иссиня-чёрная, так непохожая на всё, что украшало собой дивно разубранный остров, отделённая бездонным рвом от плоти Смарагда. Её сложили не сказочные исполины, не додревние гиганты, нет, трудом, слезами и кровавым потом башню поднимали изгнанники, едва найдя это зачарованное место. Иначе никак. Башня Затмений — иначе нельзя следить за многочисленными силами этого мира, потоками магических рек, делать предсказания, бороться с дурными пророчествами… Богат был подобными местами остров Луал, куда крупнее и изобильнее Смарагда, но туда уже пришли преследователи, обосновались, укрепились. Две башни изгнанникам тем не менее удавалось удерживать до сих пор, башню Звёзд в западной части острова и башню Пространств — в восточной. Но каждый раз пробираться туда становилось всё труднее и труднее, а одной башни Затмений не хватало, чтобы бороться со злыми пророчествами, точно предсказавшими в своё время и разгром, и бегство, и надёжное убежище, и даже пути, по каким изгнанники смогут противостоять даже неумолимым жерновам судьбы. Тем не менее трижды в год низкие корабли под зелёными парусами отваливали от пирсов Энсалли, отклоняясь далеко в Смарагдовое море, огибали опасные воды и высаживали смельчаков на пустынных берегах ничейных земель, пока ещё занимавших крайние оконечности Луала.

Смарагд должен жить.

…Башня Затмений поднималась в сияющую высоту, чёрные бока блестели, словно политые водой. Стены гладки, словно вытесаны из одной громадной скалы, нигде ни единого шва. Узкие окна-бойницы испещрили бока башни, они собирают звёздный свет, так необходимый Мудрым для их обрядов и прорицаний.

Только с высоты птичьего полёта, да и то — зная астрономию на ять, смотрящий сумел бы угадать, что расположение окошек-бойниц в точности повторяет рисунок небесных созвездий.

Вверх, к краю котловины, ведёт узкая тропка, обвиваясь вокруг серого тела скалы.

В шести шагах от обрыва тропка обрывается, прямо перед глухими зарослями колючих кустов. Если раздвинуть ветки, откроется отполированная каменная плита, правильный шестигранник, весь исписанный причудливыми извивами не известных нигде, кроме Смарагда, букв.

Сейчас на этой плите, сжавшись, словно под ветром, хотя воздух замер в холодной недвижности, стояла тонкая фигурка, закутанная с головы до ног в бело-салатовый плащ. Время от времени вырывались на свободу и отчаянно трепетали длинные, совершенно белые пряди волос.

Время от времени стоявшая молитвенно складывала руки, но не произносила ни звука.

Сколько она уже провела здесь — неведомо. Может, несколько мгновений, а может — дни и недели.

Видимое становится образом, дрожащим отблеском на поверхности магических рек, и вот уже следующее изображение: ту же фигуру в плаще словно накрывает опускающийся с башни вихрь. Порывы зло треплют плащ, рвут рассыпавшиеся до земли волосы — и фигурка исчезает.

Мрак. И каменные стены вокруг, камень кажется тёплым, дышащим, живым. Фигурка в бело-зелёном замерла, скорчилась, повиснув в пустоте — пол в башне отсутствовал.

По стенам медленно разгорелись звёзды, рисунок созвездий плыл, всходили и закатывались Гончие, а над краем мира неторопливо и торжественно холодным голубым клинком поднималась комета.

Женщина вздрогнула, всплеснула руками, вскинула к лицу, словно защищаясь, и как подкошенная рухнула на незримую преграду, удерживавшую её над бездной.

* * *

Элиэри нежился под солнцем. Через залив, от касающегося там берега Леса Восхода, течение неторопливо несло сорванные ветром цветы. Резные причудливые венчики, что заставили бы устыдиться любую кружевницу, медленно плыли по спокойной воде, и волны не трепали их, лишь плавно покачивали, словно сберегая сотворённую духами зелёных лесов драгоценность.

…Если пройти в северную часть города, то за пятью Деревьями Сосредоточений можно увидеть скромный, по здешним меркам, особняк. Два этажа, каменный купол, кажущийся невесомым от изрезавшего его сквозного кружева. Но легкая завеса зелёных стеблей превратилась в глухую преграду, ощетинившуюся многочисленными шипами. Такие же завесы заплели окна, дом словно превратился в осаждённую крепость, отрезая себя от мира, такого ласкового, ухоженного, красивого.

Под куполом больше не гулял бесшабашный ветер, занавеси мёртво обвисли, журчащий фонтанчик в мраморной чаше пересох, и венчики водяных лилий печально закрылись. Из дома ушли свет и жизнь.

— Они показали тебе комету. — Мужчина старался выговаривать слова твёрдо и спокойно, как и подобает воину, но получалось у него плохо. — И что сказали? Точно, дословно?

— Точно… — раздался в ответ полувсхлип-полурыдание. — Пришла комета. Вырвалась из-за края мира, как ни одна комета до неё. На ней — сонмы разъярённых духов. Магия кипит. Всё кипит… всё горит… — Голос говорившей сорвался, утонул в рыданиях.

— И они сказали… — Мужчина тоже едва мог говорить.

— Что у нас родится Дитя-Горе. Которое разрушит Смарагд и погрузит его в пучину вод. Вместе со всеми его обитателями… — Слова перемежались всхлипами.

— Понятно, — процедил мужчина. Трудно было сказать, что брало верх в его голосе — ненависть или отчаяние. — Дитя-Горе… страх и ужас Смарагда. Которое, не будучи воплощением ни единой из сил, поставит себе на службу все семь стихийных искусств и, начав с Огня, закончит Смертью… кто покорит саму Беззвучную Арфу… Конечно…

— Говорили мне — не заводи колыбель… пока никто не родился… — прорыдала женщина.

— Покоримся судьбе… — глухо выговорил мужчина. — Пророчества сбываются. Мудрые из башни Затмений не ошибаются.

— Хорошо тебе… — В словах женщины проскользнуло нечто вроде презрения. — Ты веришь, что они беспристрастны… а может, это происки тех, кто нас ненавидит?!

— Горе помутило твой разум, — осторожно ответил мужчина после паузы.

— Я хочу ребёнка! — выкрикнула женщина с несдерживаемой страстью. — Хочу, его… его, мою плоть, мою кровь! На руках подержать — а там и уходить можно!.. А они… они… Комета… пророчества… живьём их сжечь!

— Ну что ты, что ты… не отчаивайся… ведь комета уйдёт… мы ещё сможем… не в этот цикл, так в следующий…

— Я не дождусь следующего цикла. Усохну… — И опять рыдания, бурные, самозабвенные.

— Не говори так. Я уверен, нам помогут.

Женщина ничего не ответила.

* * *

В спокойных водах Изумрудной бухты пестрели паруса. Смарагд ревниво охранял свои секреты, однако его корабли ходили далеко и смело, появляясь даже у ледяных берегов крайнего юга. Требовались умелые моряки и смелые воины, потому что всегда и везде находились отчаянные сорвиголовы, только и мечтающие выпотрошить чужие трюмы. На сказочном острове жили не только те, кто века назад глотал злые слёзы, покидая родные очаги. Хватало и народа попроще. Смарагду требовались крепкие руки, острые мечи и зоркие глаза.

Остров нуждался и в торговле. Возведённые магические барьеры остановили бы нашествие, но проверенным купцам доступ был открыт, по крайней мере, на пирсы Элиэри, Виэсе или Энсалли. В глубь острова чужестранцы не допускались, да они и сами не шибко рвались — здесь напрочь отсутствовали привычные им по другим портам нехитрые развлечения, вроде продажной любви, азартной игры или буйной выпивки.

Женщина в бело-салатовом плаще медленно брела по чистеньким нешироким улочкам. Широкие лопасти пальмовых листьев касались её лица, однако она их даже не отводила.

Женщина ступала плавно, бесшумно, словно перетекая. Посторонний глаз сразу бы уловил сходство с манерами Нэисс, но движения сидхи показались бы рваными, резкими и грубыми по сравнению с этим плавным, неразрывным шагом.

На бледном, бескровном лице жили только чудесные изумрудные глаза, большие, чуть миндалевидные, с приподнятыми внешними уголками. Про куда меньшие очи обычно говорят — «на пол-лица», и в данном случае это оказалось бы очень близко к истине.

И, в отличие от сидхи Нэисс, — зрачки в этих глазах были обычными, круглыми.

Время от времени бредущей попадались прохожие — неспешно прогуливающиеся, негромко беседующие в портиках под плеск фонтанов и неумолчный птичий пересвист, кто-то вежливо кланялся женщине — она ничего не замечала.

Так она добрела до порта. Небольшого, чистого и аккуратного, где не воняло тухлятиной, не чадили жаровни в сомнительных притонах, а у тщательно выметенных пирсов покачивалось несколько кораблей под тёмно-изумрудными парусами — флот Смарагда; чуть в отдалении, у «купеческой» пристани, застыла большая пятиярусная галера. По сходням торопливо сновали грузчики, сгибаясь под тяжестью туго перевязанных тюков. У сходен со свирепым выражением застыла пара охранников-дхуссов. Без оружия, чужие мечи не допускались даже на пристани Смарагда.

Женщина со странным выражением в глазах брела и брела вперёд, словно в полусне.

Порыв ветра сдёрнул капюшон с её головы, рассыпал роскошную гриву снежно-белых волос, распустившихся вокруг лица, словно дивный ореол. Оба шипастых дхусса вытаращили глаза.

Из-за груды тюков одним стремительным движением появился воин в короткой травяного цвета тунике и гибкой кольчуге поверх. Коротко обрезанные густые волосы не скрывали острых ушей, обычных для расы сидхов и аэлвов.

— Отвернуться! — коротко пролаял он, проделав выразительную мельницу двумя короткими саблями. — Dorma з’Элма, высокородной ноори не подобает…

Женщина, названная стражником з’Элмой, в упор взглянула на воина. Казалось, причал средь бела дня, под ярким солнцем, озарила слепящая изумрудно-зелёная вспышка. Страж ошарашенно попятился, прикрываясь рукой и бормоча извинения.

Омми з’Элма размеренным и точным движением собрала волосы, убирая их под капюшон — словно кто-то залил водой пылающий белым костёр. И пошла дальше, мимо отсалютовавших ей дхуссов.

На корабле громко и требовательно заплакал ребёнок. Лицо знатной ноори стало ещё белее, из него ушла вся жизнь — ледяная маска, не тающая даже под ласковым южным солнцем.

Оба охранника дхусса непроизвольно скривились. Словно в детском крике было нечто позорящее их честь.

— Я не знала, что купцы теперь возят к нам на Смарагд рожениц, — медленно выговорила з’Элма со странным выражением.

— Никак нет, dorma, — по-уставному отозвался один из стражников, верно, старший по званию. — Не возят. Это…

— А ну-ка замолки, Герр! — рявкнули с палубы. Таким голосом, наверное, хорошо было отдавать приказы в самой гуще сражения. Над фальшбортом появилась голова ещё одного дхусса или, вернее сказать, дхуссы.

— Капитан, — оба стражника вытянулись в струнку, вскинув мечи «на караул».

— Разболтались тут, — прошипела дхусса. Уже не первой молодости, видавшая виды — часть шипов затупилась, несколько — срублены в стычках. Даже на стоянке в тёплом краю воительница не рассталась с кожаной бронёй. Перевязь с двумя мечами, вдоль бедра висела небольшая метательная секира.

А на руках дхусса держала отчаянно вопящий свёрток.

— Тьфу на тебя! — гаркнула разъярённая воительница. — Да заткнись же ты! Ох, позор мой, поношение…

Лицо ноори мгновенно ожило. Глаза словно бы вцепились в дхуссу.

— Храбрейшая, это… твоё дитя?

Видно было, что дхуссе, судя по всему, капитану нанятого корабельщиками отряда наёмников для защиты от шалящих в водах Луала пиратов, донельзя не хотелось отвечать. Однако ноори пристально взглянула ей в глаза, губы з’Элмы чуть заметно шевельнулись — и воительница ответила. Неохотно, отворачиваясь, но всё-таки не в силах ни повернуться и уйти, ни даже отмолчаться.

— Моё, высокородная ноори.

— Но разве у дхуссов нет запрета на деторождение, пока они на войне? — з’Элма демонстрировала завидные познания в нравах и обычаях дхуссов. Вот только почему её губы произносили не только те слова, что становились слышны, а глаза как-то по-особенному сверкали, словно в глубине их мерцали фонарики?..

— Высокородная ноори права, — опять же нехотя, словно через силу, ответила дхусса.

— Разве это не позор для обагряющей клинок вражьей кровью — носить и кормить? Разве нет в этом урона воинской чести, выше которой нет ничего у истинного дхусса? — Голос з’Элмы всё больше походил на завораживающую мелодию. Оба стражника, похоже, просто перестали что-либо замечать вокруг себя.

— Это позор… — эхом откликнулась дхусса. Взгляд у неё сделался остановившимся, она словно смотрела внутрь себя.

— И разве не позор сильномогучей дхуссе, с одного взмаха сносящей головы врагам, родить от человека слабого, неискусного в бою, славного только… только… — глаза ноори сощурились. — Славного одними лишь песнопениями? Вспомни, как это было, доблестная дхусса, капитан клана Морры, вспомни битву… на Опаловом берегу, вспомни лихое вольное войско, потрошившее богатые и трусливые купеческие города… толстобрюхих негоциантов, в страхе целовавших твои пыльные ступни, униженно вымаливавших жизнь… вспомни того певца, что вышел в вашим кострам… он пел, а вы бросали ему кости из походных котлов и смеялись… он унижался ради еды… он недостоин покрыть собой мать воинов… вспомни свою слабость, когда он спел «Одиннадцать дхуссов у башни…», потому что никто никогда не пел так о храбрецах, до конца оставшихся верными долгу и растерзанных големами Навсиная…

Омми читала в памяти воительницы, как в открытой книге, пустив в ход лишь малую часть своего искусства.

Дхусса с ребёнком на руках слушала ноори как зачарованная. Собственно говоря, её уже зачаровали.

— Да… И он пел… так пел… и был весёлый… мы не такие, мы любим сражаться… — выдавила воительница. — И я пошла с ним… какой позор… вечный… несмываемый… Весь отряд смеялся надо мной втихомолку, когда у меня стало расти пузо… Я, воительница Эррида, даю жизнь жалкому ублюдку! Какое бесчестье!.. Они смеялись, но потом перестали, после того как я убила двоих весельчаков…

— Всё можно исправить, доблестная Эррида, — вкрадчиво проговорила ноори, делая сложные пассы. — Никто ничего не вспомнит. Никогда и ни за что. Этого словно бы не было.

— Как?.. Как?.. — Дхусса стонала, словно в агонии.

— Отдай мне дитя, — завораживающе низко проговорила, нет, просто пророкотала з’Элма. — Отдай мне его, и никто никогда не упрекнёт тебя, даже ты сама. Отдай его мне!

Дхусса покачивалась, словно пьяная.

— Отдать. Отдать… Как отдать? — вдруг вскинулась она. — Это моя кровь!

— Гнилая, порченая кровь. — У нежной и тонкой ноори вырвался рык, достойный дикой пантеры. — Кровь, смешанная с человеческой. Зачем она тебе? Упивайся сражениями! Руби головы! Штурмуй, жги, круши, убивай! Не для этого разве сотворили тебя Семь Зверей?

Дхусса пошатнулась под напором чужого чародейства. Глаза её совершенно обессмыслились, словно умалишенная, она шагнула вперёд, на неловких и негнущихся руках протягивая з’Элме умолкнувшего ребёнка.

Ноори вцепилась в свёрток мёртвой хваткой.

— Ты не пожалеешь, — прошептала з’Элма. — Семь Зверей, Спящих, но Видящих! Примите мою клятву и мою просьбу! Пусть ничего не помнит это бедное создание, дхусса Эррида! Пусть ей всегда сопутствует удача! Пусть, пока не оборвётся её нить и не настанет её закат, она не знает печали! Пусть она никогда, никогда-никогда больше не вспомнит, что отдала своё дитя! Силой изначального мира и великим словом ноори заклинаю вас!

В ясном небе над пристанью прогремел гром. Вода в бухте потемнела, надвинувшаяся с океана волна подхватила и унесла прочь плававшие у пирсов беззаботные цветы. С недальних гор, от башни Затмений, налетел ветер, трепля полы широкого бело-зелёного плаща.

— Мы слышали твою клятву, — пролетела над головой Омми птица с ярко-оранжевым опереньем.

— Мы слышали твою клятву! — Что-то алое мелькнуло высоко-высоко в воздухе, куда поднимаются лишь самые могучие орлы.

— Мы слышали твою клятву, — высунулись из воды рыбья и змеиная головы, фиолетовая и голубая.

— Мы слышали… мы слышали… мы слышали… — эхом донеслось от лесов и лугов, от морских побережий и горных круч. — Духи стали свидетелями. Ты получишь просимое! Но и цена окажется высока.

— Я заплачу. — Ноори гордо вскинула голову.

— Не сомневаемся, — ответил незримый хор. — Будь по-твоему, з’Элма!

… Дхуссы-стражники, воин-ноори, сама Эррида ещё стояли, тупо таращась в пространство, а Омми уже покидала порт. Под широким плащом мирно спал ребёнок, на личико которого ноори пока ещё даже и не взглянула.

З’Элма бурей ворвалась в дом.

— Тэнно! Тэнно, сюда, скорее!

— Что случилось, любимая?

— Конец нашим печалям! — выпалила женщина. — Я… я нашла, смотри!

Тэнно з’Элма удивлённо откинул полог. Высокий, очень тонкий, с длинным лицом, на котором, как и у его жены, жили одни только глаза, только не изумрудного, а небесно-голубого цвета.

— Я… я нашла, — тихо повторила его жена.

— Семь Зверей, Омми, это же… — Тэнно порывисто шагнул ко вновь запищавшему свёртку. — Великий Левиафан, где ты нашла у нас дхусса?

— В порту… его мать в охране у купцов, что приплыли вчера… — потупилась Омми.

— И… она отдала его тебе? — недоверчиво поинтересовался Тэнно. Неосознанно он слегка коснулся щеки ребёнка, и младенец тотчас же улыбнулся, крепко вцепившись в палец ноори.

— Смотри — он уже радуется тебе! — тотчас воскликнула Омми.

— Левиафан и Змей, супруга, но как он оказался у тебя?! Дхуссы едва ли так просто расстались бы со своим дитём. Посмотри, у него уже проступает клановая метка! Морра, если не ошибаюсь…

— Я… я внушила матери, что это страшный позор, — призналась Омми. — Тем более что по закону дхуссов это и впрямь бесчестит воительницу — она затяжелела от человека.

— Час от часу не легче! Женщина, ты хоть понимаешь, что наделала?!

— Я заставила всех забыть об этом ребёнке, — оправдывалась Омми. — Дала клятву Семи Зверям. И они приняли её.

У Тэнно з’Элмы подкосились ноги. Рухнув на каменную скамью, он только и мог, что молча смотреть на жену.

— Тогда нет смысла ничего говорить, — глухо промолвил он. — Будем надеяться, что Мудрые в башне Затмений ничего не заметили. И не связали этого малыша с каким-нибудь страшным пророчеством. Что ж… мы хотели дитя. Вот оно. — Тэнно взял себя в руки, даже улыбнулся. — Хоть и с шипами, а он славный карапуз; соседей и любопытствующих я беру на себя.

— Ты — самый лучший! — Омми порывисто бросилась на шею мужу.

— Другого б ты рядом и не потерпела…

* * *

— Прекрасно, просто прекрасно. — Алхимик Ксарбирус нарочито медленно, словно совсем обессилев, утёр пот со лба.

Схватка в подземелье башни Затмений кончилась.

Сверху, сквозь открытый в потолке люк, лился слабый свет. Хозяева бросили свой дом, однако он ещё жил, хотя как долго останется живым, никто не смог бы сказать.

Дхусс застыл на каменном полу, Алиедора замерла в трансе, держа на коленях его голову. Мэтр Кройон, Ксарбирус, Стайни, Нэисс и Брабер — все повалились рядом, тяжело дыша.

— Ну и дела, распечать меня во все кости. Сколько живу — а о таком даже помыслить не мог.

— Никто из нас «и помыслить не мог», любезный мой гном. Может, пославшие тебя оставили какие-нибудь подсказки, как нам теперь выбраться отсюда с нашей, без преувеличения, бесценной добычей?

— Не поверю, мэтр Ксарбирус, чтобы у вас-то, орденского командора, не было всё продумано с самого начала!

— Нет, милая Стайни, никакой орден и никакие командоры никогда бы и представить не могли, чтобы горы начали вот так рушиться. Если бы не мэтр Кройон, мы и до башни ни за что бы не добрались.

Кройон присел было на корточки возле неподвижной Алиедоры, осторожно коснулся жуткой костистой лапой её лба, другую руку положил на грудь Тёрну.

— Они едины сейчас, мои достославные друзья, — полушёпотом объявил демон, прикрывая глаза и словно вслушиваясь в какие-то далёкие отзвуки. — Не надо их трогать. Дхуссу предстоит дальний путь домой, и она, — он кивнул на Алиедору, — его поводырь. Не будем же им мешать.

Остальные из кервана смотрели тем не менее друг на друга с изрядной подозрительностью. Гном яростно чесал затылок и что-то бормотал, Стайни о чем-то напряжённо думала, запустив пальцы обеих рук под обруч ошейника с рунами; Нэисс сидела, обхватив себя руками, словно решила обернуться причудливым растением, под стать растущим в смарагдских лесах. Алхимик Ксарбирус поднялся и теперь стоял, жёстко усмехаясь и уперев руки в боки.

— Не стоит, не стоит, дорогие мои, — вполголоса проговорил он. — Цель достигнута; мы победили; Тёрн спасён и его приход в сознание — лишь вопрос времени. Но не надо сейчас устраивать схватку за добычу. Предлагаю сделать это позднее. Не забывайте, любезные спутники, нам ещё выбираться со Смарагда. Корабль ждёт, однако его команда подчинится только моим приказам.

— Ты в этом так уверен, мэтр? — громыхнул Брабер. — Дело мы свершили небывалое, что верно, то верно, свершили все вместе, так давайте и что дальше делать станем, тоже вместе решим!

— Вместе, мой добрый гном? Как ты себе мыслишь сие? Все мы, все четверо, посланы сюда разными силами. Все встали на этот путь не по собственной воле.

— Я тут вообще ни при чём! — вскинулась сидха. — Меня похитили…

— Завела старую песню, — поморщился Ксарбирус. — Слышали ещё на корабле. А наш славный Брабер тогда поинтересовался, мол, как добычу делить станем? Прозорлив оказался достославный гном, весьма и весьма. Вот как раз и пришло время её делить.

— Никакой делёжки! — высказалась Стайни. — Сперва решить надо, как отсюда выбираться.

— Что ж, со спросившего и спрос, — пожал плечами Ксарбирус. — Почему бы славной Гончей не выглянуть наружу?

Стайни лишь презрительно задрала нос.

— Я-то высунусь, не испугаюсь, — бросила она, направляясь к ступеням.

Гном и сидха быстро оглядели застывших Тёрна, Алиедору и демона, но первые двое по-прежнему не шевелились, а мэтр Кройон словно присоединился к ним в этом странном трансе.

— Желаю удачи, — сладким голосом произнёс вслед Стайни Ксарбирус.

Гончая — или бывшая Гончая? — презрительно усмехнулась и единым махом взлетела по ступеням.

— Я настоятельно советую, дорогие мои спутники, — понизив голос, сказал алхимик, — оценить данные вам приказы и распоряжения с критической точки зрения. А именно на предмет выполнимости. Не смотрите на меня чистыми и невинными глазами, особенно ты, Нэисс.

— Меня похитили… — пробурчала сидха.

— Похитили, похитили, — фыркнул Ксарбирус. — Но не просто так. Сидхи не зря ведь сродни здешним обитателям, достаточно одного взгляда. Есть разные мнения, как зовётся ваш… тайный совет и где он находится. Однако там явно решили, что пора действовать.

— Чушь, бред, ерунда! — выпалила Нэисс. — Меня похитили. Везли в Некрополис. Я смогла освободиться. Бежала. Дхусс наткнулся на меня. Как это можно было заранее всё придумать?!

— Очень просто, — усмехнулся алхимик. — Наша дорогая Гончая что-то задерживается, наверное, наслаждается свежим воздухом и открывшимися видами, так что я поясню. Сидхи давно в союзе с Державой Навсинай. И когда ищейки Некрополиса стали крутиться вокруг одной очень одарённой молодой сидхи, Коллегиум решил убить сразу трёх ушанов. Во-первых, заслать «свою» чародейку в самое сердце Гильдии Мастеров. Во-вторых, если первое не выгорит, привязать к ней о-очень, очень подозрительного дхусса; и, в-третьих, обеспечить доставку этого самого дхусса прямо к столу господ коллегиантов.

— Ерунда! — вновь выкрикнула Нэисс. — Как Навсинай мог заранее узнать о дхуссе?!

— А как о нём узнал я? — хладнокровно парировал Ксарбирус. — Мэтр Шелдари, немолодой, ушедший в отставку со всех постов чародей, мой давний коллега ещё по навсинайской юности. Неужто ты полагаешь, дорогая моя Нэисс, что у него имелся только один хозяин? Разумеется, нет! Как всякий разумный человек, мэтр Шелдари не складывал все яйца в одну корзину. Разве ты забыла, как ожесточённо сражались коллегианты на переправе Рорха? Зачем, спрашивается? Чем их так заинтересовал этот смарагдский кораблик, тем более что атаковали они его на пути обратно, а отнюдь не туда? Итак, дорогая Нэисс, с тобой всё тоже было подстроено. За Тёрном, несомненно, следили…

— Вы бредите, мэтр, — негромко перебила его сидха. — Не сходится ваша сказка, не сходится в самом главном: как я могла бежать именно там, где был дхусс? — последние слова она почти выкрикнула. — Я была одурманена! А эликсиры смешивали в Некрополисе! Или это они хотели, чтобы я бежала?! Врите, мэтр, да не завирайтесь!

— О, я что-то пропустила? — раздался резкий голос Гончей. Стайни стремительно сбежала со ступеней, прижимая к бедру подобранный с пола меч. — Ссоритесь?

— Мэтр Ксарбирус рехнулся, — тотчас наябедничала Нэисс. — Скажи ты ему, Гончая, скажи, как меня крала!

— О! Опять, — закатила глаза Стайни.

— А чего ж тут «опять»? — охотно откликнулся алхимик. — Просто дхусса должен получить мой орден, а отнюдь не гномы, не Мастера Смерти и не сидхи, неважно, в союзе с магами Навсиная или же вне оного. Мы начинали этот разговор, да не закончили. Не хочу причинять ущерба никому из вас, а потому предлагаю договориться по-хорошему. Если вы никому не служите, если все вы здесь исключительно по зову сердца, то главное для вас — безопасность нашего общего друга Тёрна, а не выгоды кого-либо ещё. И я открыто говорю, что мой орден дарует тому же дхуссу безопасность, покой и всё, что он только пожелает… в пределах разумного, конечно же. Что скажете, господа керван?

— Складно поёшь, господин командор, — тяжело усмехнулся гном, выразительно перекидывая с плеча на плечо своё чудовищное оружие. — Да только мы здесь не затем, чтобы твои песни слушать. Вы, людишки, Гнили попустительствовали, магию магичили, всяких таэнгов да прочую шваль разводили-пестовали, через то и мир наш загибается теперь — а дхусса себе забрать решили?! Ну-ка, ну-ка, хотел бы я то видеть. Не тянись ко склянкам своим, мэтр, не спужаюсь. Давно тебя знаю, на что ты способен — мне тоже ведомо. Чем бы ты в меня ни запустил, я первее окажусь. Плечам-то твоим как, голова не надоела? Не устали они этакую тяжесть таскать?

— Славная речь, славная, — прошипела Стайни. — Людишки, значит, во всём виноваты, так? А кто Камни Магии без устали в самых глубоких шахтах добывает да продаёт любому, кто больше заплатит, хоть Навсинаю, хоть Мастерам Смерти? Не твои ль соплеменники, Брабер? Не тебе нас стыдить, гноме, прикуси язык, пока не укоротили!

— О, вот и Гончая заговорила! — фыркнул Брабер, приседая в боевой стойке. Красно-золотистый клинок с шипением рассёк воздух, нарисовав несколько замысловатых петель. — Молчала б лучше, распечать тебя так и разэтак! Некромансеры всю магию вокруг себя ломали да гнули, всё Смерть победить тщились, что всему живому предназначена, ибо из камня мы вышли, в камень и уйдём; алхимией всё травили, живое и неживое, новое уродство создавали, светом не виданное, Гниль задавить пытались, а она оттого только больше в иных местах лютовала. Так что умолкни, нежить, пока живые говорят!

— Прекрасная, выдающаяся речь. — Ксарбирус издевательски похлопал в ладоши. — Но, быть может, сперва пусть скажет наша дорогая Стайни? Что там снаружи, досточтимая Гончая? Всё развалилось?

— Всё, — кивнула Стайни, кидая косой взгляд на гнома. — Надо вниз спускаться. Хоть и глубоко, а выхода нет. Зато и горы вокруг порушились. Пробираться сквозь завалы нелегко будет, но это дело привычное. Верёвки у нас есть…

— Вот и славно, вот и замечательно, — кивнул Ксарбирус. — Итак, господа керван, полагаю, нам стоит отложить выяснение судьбы дхусса на время после…

Дата добавления: 2015-06-04