Унификация Я

Бог не превращается в самого себя: он является абсолютно са­мим собой. Онтологическое различие проявляется в этом изна­чальном и абсурдном для аристотелевского бога моменте. Однако это имеет прямое отношение к человеку: превращение в себя про­ходит через всю греческую этику. Согласно Ч. Тэйлору (эту пози­цию разделял и П. Рикер), человек является самоинтерпретирую­щим животным. Интерпретировать означает также объединять: слово «жизнь», утверждает П. Рикер, в контексте того, что она осуществляется этически, «обозначает всего человека в противо­вес фрагментированным практикам»¹¹⁷.

Вопреки распространенному утверждению о том, что нужно «разделять для того, чтобы лучше править», аристотелевская фи­лософия, да и вообще греческая философия учит нас объединять для того, чтобы лучше править. Отсюда вытекает парадокс этико-политической власти: если власть понимается как способность влияния одного элемента на другой, на способ противостояния, который сам по себе предполагает изначальное и безусловно по­стоянное разделение элементов системы, в рамках которой осу-

ществляется власть, то античная этика как бы нам представляет феномен отсутствия власти. В соответствии с ним не будет иметь место ни противостояние, ни разделение, ни ниспровержение в толковании диалектики Гегеля. Будет иметь место только едине­ние. В итоге наилучшая власть (по крайней мере над собой) устра­няет эту власть.

2.4. ОТКАЗ ОТ СУВЕРЕНИТЕТА: ПОВЕРХ ВЛАСТИ?

2.4.1. Город или внутренняя цитадель?

Нужно особо подчеркнуть тот факт, что греческая философия является вариативной. Она, с одной стороны, как мы только что показали, исповедует аристотелевскую автаркию, а с другой — су­веренитет рациональной воли, присущий философии стоиков.

Греческие философы в своих представлениях о власти про­шли длинный путь — от объединенного полиса до модели акропо­ля"⁸ как «цитадели» души. Стоики активно использовали полити­ко-юридическое толкование суверенитета, понимавшегося как господство разума над душой. Свободная от иллюзий душа займет «неприступную позицию» у Сенеки. Роге$1а$ зш будет восприни­маться с позиций юридического восприятия: принадлежать себе, владеть собой в соответствии с двойственной политической логи­кой защиты, которая защищает и окружает, а в итоге возвышается над человеком. «Замок» души у стоиков не является автономным и свободным городом, как у Аристотеля: первый командует, вто­рой (город) принимает решения после обсуждения.

М. Фуко учитывает эту эволюцию, которая накладывает отпе­чаток на то, как индивид конституирует себя и совершенствует себя как моральный субъект. А потому он предлагает видеть в этом только перемещение, «различие в акцентах» одной и той же проблематики, а не некий разрыв¹¹⁹. При этом он подчеркивает, что в некой точке суверенитет по отношению к себе превращается

¹¹⁶ Аристотель. Указ. соч. С. 378.

¹¹⁷ ШсааигР. Зсн-тёте сотте ип аи*ге. Р., 1990. Р. 209.

¹¹⁸ Акрополь (гр. акгороИз — верхний + роН$ — город) — укрепленная

часть древнегреческого города, расположенного обычно на холме.

¹¹⁹ РоисаиИМ. Никите ее 1а зехиаШё. \Ы. 3. Ье зоиа с!е

01. Р., 1984. Р. 84.

в простое господство и сохраняет эвдемонизм¹²⁰ наслаждения без каких либо тревог. Но кто наводит эти тревоги? Политически это связано с двумя навязчивыми идеями греков — тиранией деспота и хаосом толпы. Между демократической анархией и авторита­ризмом (между этими двумя явлениями, крайне опасными для свободы и определенным образом характеризующими власть, со­гласно Аристотелю) необходимо найти некую середину. Но, по Аристотелю, это не просто «середина» действующей власти. Это — высшая точка этического совершенствования и политики.

Несовершенная власть пафоса

Пафос (духовный, метеорологический, политический) нахо­дит свое выражение в силе, т.е. во власти, которая осуществляется в отношении некой вещи. Безумная страсть выражается в жесткой власти' над нами самими, подобно тому как ураган проявляет свою силу в отношении других элементов живой и неживой при­роды, пафос тирана или толпы выражается в слепом давлении на политическое сообщество. А потому пафос является властью. Но властью несовершенной: не человеческой, а властью природной. Такой пафос, подчиненный мысли, размышлению, в конечном счете становится политической и этической властью.

Пафос связан с тревогой. Необходимость абстрагирования от этой тревоги является этической константой, которая может вы­ражаться в целом ряде моделей: автаркии аристотелевского бога (об этом речь шла выше) и эпикурейском атоме (в греческом его толковании).

В атом ничто не входит и ничто из него не выходит. Он (атом) оказывается, в греческой трактовке, в полной изоляции. Он не яв­ляется ни причиной, ни следствием чего бы то ни было. Он суще­ствует сам по себе и в самом себе. Имеется, если можно так ска­зать, чистое удовольствие, по Эпикуру, который дает очень чис­тый образ того, каким должно быть этическое ощущение счастья: высокое и чистое наслаждение собой, и только собой. В эпику-

¹²⁰ Эвдемонизм (гр. счастье, блаженство) — направление в этике (воз­никло в античной философии), признающее критерием нравственности и основой поведения человека стремление к счастью.

рейской аскезе речь также идет об обсуждении с самим собой это­го чистого удовольствия «спокойной совести», удовольствия в ав­таркии, которое называется ка{аз(етаЯдие. Для того чтобы его ис­пытать, мудрец должен достичь «апатии», которая не означает безразличия ко всему чувственному, но означает независимость от последнего. Не зависеть, не подчиняться власти чего бы то ни было; быть только собой, как этот атом, который воспринимается сознанием как чистое счастье.

Свободный от забот, страданий, от страха (богов, смерти), т.е. освобожденный от власти над собой извне, мудрец испытывает ощущение всей полноты существования. Получается так, что эпи­курейский физический атом находится в пустоте. И эта пустота не обладает тем же самым онтологическим статусом, как атом в этой физике. Она предполагает необходимость свободы использования указанных атомов.

Таким же образом страдание и литературно определяемые па-фосные власти, осуществляемые извне над нами, являются свое­образными ничто: их исчезновение освобождает нас от зла жизни, находящегося в пустоте. Гедонизм, удовольствие, свобода откры­ваются в факте того, что осуществляется отказ от соперничества, от участия в пафосной власти и делается упор на своем теле, на его гармонии с душой, которая, по Эпикуру, носит телесный ха­рактер. И если власть является пафосом, то само устройство души в меньшей степени является «властью над собой», чем преодоле­нием власти: невластью.

Дата добавления: 2015-07-13