Карибское стихотворение

Рифмы

Рифмы, рифы, на которые натыкаются утлые фрегаты стиха Рифмы, склеротические тромбы, забивающие артерии речи Рифмы, скрежещущие тормоза вездехода современности Рифмы, качели, на которых качаются чопорные чиновники

от поэзии Рифмы, фирмы по производству франтоватых

фальсификатов фраз Рифмы, скрюченные руки попрошаек, протянутые в конец

строчки Рифмы, агенты чуждого влияния, сбивающие с толку

всё ещё родной язык Рифмы, коромысла с дырявыми ведрами, полными

жидкого смысла, Разбойники, внезапно выскакивающие из-за угла стихотворения Угрожающие мирному обывателю ударными гласными Рифмы с грифом «Секретно», рифмы, нависшие погремушками Над великовозрастными младенцами

Мужские рифмы, чреватые насилием над женскими рифмами Рифмы, прикрывающие постылый стыд стиха Согласно негласному закону стихосложения: Ври, ври, но ври в рифму!

ГЛАВА № 95

465

Художники абсолютно бесполезны, просто их бесполезность красивее, чем польза от большинства людей.

* * *

Смешно говорить, но вернётся кот,

Будет царствовать над нами, как достойный муж,

Выгибать спину, кривить рот,

Запретит американское киноискусство и контрастный душ.

Мальчиков, носящих крысу на плече, он отправит в строй, Девочек, носящих крысу на плече, он вгонит в сплин, Один станет средь них – герой, Другая получит прозвище – Героин.

Оля Героин, Оля Героин, где лёгкие твои шаги, Подруга юношеских моих дней, подруга червей и пчёл? – В новой реинкарнации, в сетях городской пурги, Ангел ещё не проснулся, а демон – ему делать нечего –

встал и ушёл.

Ты погладишь кота по спине, нальёшь ему молока,

Он заурчит, станет тереться об ноги, расскажет, как ему нелегко,

Людьми управлять безблагодатно, цель далека,

Его повелительница – далеко.

Представляешь, твой кот серый, урчащий – истинный князь –

и пребывает в тоске, Но не он – создатель мелких каверз и смут, Ты напишешь об этом воспоминания на отходняке – Тебя примут, но не поймут.

* * *

Переход к бессмертию, переход от сомнений к вечности, от свобод политических к неизбывной, той, что находится за чертой, обозначит странности – я и ты, как вполне раздельные, сквозь чреду смутных дней прошедшие до черты, предоставят сведения суду. Дознаватель примет нас в оборот, и тебе с три короба про меня наврут, мол, что я не лучший был и не тот, о ком плачут в вечности и поют. Ну и мне расскажут, что ты – не та, что блудила много, теряя след,

466 глава девяносто пятая

выводящий к истине. Суета, и жалеть о жизни резона нет. Пристяжные ангелы – кто мы им? – только души голые, дунь – и нет, имена хорошие, остальное – дым, к голубому берегу горький серый след.

* * *

В диком саду вишнёвом, где спутник твой

вдруг растает, как тень случайного сна,

оглянешься – надёжный, ощутимый, живой,

и настигнет тебя тишина.

Неумолимо она стоит,

в дымы одетая, в скуку ночную и тьму,

вызывая смятенье и стыд,

недоступные изобретательному уму.

Королева всех лабиринтов, приёмных суда,

богиня привокзальных проулков, где нищие спят

у мусорных баков, как попала она сюда,

в твой сон, в твой сад,

в твой город, где ты ходил и хотел любить,

в смешанное общество, где ты время тратил навзрыд,

но иначе не может быть –

она тебя победит.

Она перескажет истории всех племён,

надежды преступников, которые не сбылись,

и после собственных похорон

ты будешь таким же, как все уходящие ввысь.

Уходящие в ночь, как прекрасны призрачность, тени,

забывающиеся черты, свободные от соблазнов и неудач, над отражением времени, как атрибут высоты, в небеса поднимается серый и едкий плач.

* * *

Разговоры бессмысленные. На другом берегу ночи,

где плещет день, наши тени об ином говорят, совсем об ином, в ряду бесконечных зеркал отражается тень и исчезает днём.

Хочешь, отправимся в страну забытых богов, где повелитель-сказочник предпочитает уют, исправим прогнозы, усмирим дураков, споём колыбельную, все уснут.

Засыпает глаза песок, засыпает глаза,

глава девяносто пятая 467

душно, но полнолуние обещает итог подвести,

непременно будет гроза

перемены сжимать в горсти.

Разговоры бессмысленные. Если кто-то умрёт,

сочиним балладу, расскажем, как был хорош.

Живой человек врёт.

Половина слов его – ложь.

Половина жизни его – обман, но зато он живой,

шевелит губами, соединяет слова,

свежая могила зарастает травой,

сочная и густая трава –

отражение смерти, ибо в стране зеркал

что ни день – ночь, что ни ночь – день,

у меня волчий, у тебя змеиный оскал,

слово – выстрел, тело – мишень.

Ты такая острая, как дамасская сталь,

Исаак Сирин, Иоанн Дамаскин

пели небо и иную печаль,

но меж зеркалами и небом вбит клин.

Разговоры бессмысленные. На другом берегу дня,

в доме, который легко разрушает свет,

другая красотка провожает другого меня

и смотрит мне вслед.

* * *

То, что всё было: удачи и неудачи,

город, снег,

ещё не значит,

что прожит век,

что время, тасуя лица,

не наоборот течёт,

что каждый из нас родится

прежде, чем он умрёт.

Послушай, глиняный человечек, сердце выцветших лет,

где у тебя помещаются имена?

Сюжет

запутан, но участь предрешена.

Хвалим праведников – стелется дым,

празднуем наугад

Новый год, Пурим,

Воскресенье, Сошествие в ад.

А потом глиняный человечек спросит: что ты праздновал, брат? –

глиняный человечек, крещённый огнём,

кусок обожжённой глины, вряд ли я виноват,

нагородили город, дышать невозможно в нём.

468 глава девяносто пятая

Хохотнуть, вздохнуть и пойти плясать, кто-то пьёт коньяк, кто-то тянет мёд, в наших краях нельзя на своем стоять, через великую реку благоприятен брод.

* * *

здесь призраки таятся по углам

истории осмеянные мной

бабушкины склянки я выкинул

бумаги сохранил

ещё магнитофонные кассеты с осыпавшимися голосами

Совсем другой план у них. В тропиках, где жара

И патио, защищающие от жары,

Из всех мужчин лучше всех одеваются мусора,

Таковы правила игры.

Мусора ходят с достоинством, не пьют рома,

Не переругиваются, не окликают красоток,

Прогуливаются по окрестностям втроём, вчетвером,

Обливаются потом.

Но потом нахлынет ветер. Станет трепать пальмы, лозунги,

юбки, волосы, Карты окрестностей, судьбы, стены, И научит каждого кричать не своим голосом: «Кто мы? Где мы?»

Где мы, действительно, на этой или на той Стороне земли, только море, парус, Сам я мечтал быть рыцарем, стал плейбоем, Да и вообще, сколько всем нам осталось?

Идеальные герои фильмов для взрослых,

Мусора в тропиках вальяжны, надменны,

Такое впечатление, что они посланы

Встречать хозяина на самую дальнюю пристань Вселенной.

Как раз на этом пляже приземлится космический аппарат,

Хозяин выйдет под стрёкот камер, сбросит пиджак

И расскажет, почему всё не так,

Где он промахнулся, попал впросак.

И его пожалеют, полюбят, поселят у моря в большом дворце,

Поскольку этот пляж – единственное место на свете,

где ему почти всё удалось, И, когда сам он увидит, что происходит с нами в конце, Мулатка обнимет его, поцелует в шею и скажет: «Не плачь! Брось!»

глава девяносто пятая 469

* * *

Ну и что? – у тебя спрошу я в итоге.

Ну и что расскажу тебе об Итаке?

Паки и паки, – поём мы о Боге,

Делаем ноги, – орём после драки.

Я хочу делать ноги, руки и вообще человечков,

Но не имею власти, и поэтому надо смириться,

Не проповедовать истины, не ревновать о вечном,

Жить себе прохожим, насмешником, очевидцем.

Но вот проходит мимо – чуть ниже меня, с ногами,

Головой, грудью, задницей, повадкой, походкой, ухмылкой,

Как она сделана, мы и близко и не постигаем,

Хотя надеемся, что легко и пылко.

В городе осень, зима, весна, лето и снова осень,

Под Крещенье – мороз, на Троицу – вёдро и зной,

Куда мы отправимся этим летом? – кто-нибудь когда-нибудь

меня спросит, И я вынужден буду ответить: это уже не со мной.

* * *

В очереди за хлебом, За молоком, за пивом, Хотел бы я быть нарядным, Хотел бы я быть счастливым.

И, предложив подруге: Пойдем, покурим в постели, – Ещё от одной услышать: Я с вами, я тоже в теме.

* * *

Хотелось казаться опасным, Теперь это просто туфта, Я был по-своему счастлив, Не молодость – лепота. Но в свете нового права И взрывов в аэропортах Моя легкокрылая слава Пропадает за так. В ходу иные герои, У них иные личины… Стремление ходить строем Оказалось неизлечимым.

470

ГЛАВА № 96

Задача художника не в том, чтобы его любили, а в том, что­бы ему доверяли. Потому что любящие тебя – прекрасны, а верящие в тебя – божественны.

* * *

ходящая

не пишет то что не

слышит за неё

он

не окружает птицами

словом переплетённых веток

ходит

* * *

ломкая коричневая жалость вставшие песочные часы что не вышло это и осталось чай не бьётся в беспорядке сыр ниже горла холод облаками с неба чёрный колосок растёт обними бумажными руками бесконечный и бессильный лёд ошибаясь в скорости прихода на пространства внутренней слюде боль минута длинная свобода камень с центром неизвестно где

* * *

сорок один утра из тени не выходя потому что раскачивается не круг гибким углем выплескивается над расщепляясь на этаже сентября

та сторона вещи что в дыме скользит по печали складок до весенних ногтей опасаясь зелёной скорости подземной воды от подвешенности прячась в проглоченное

но стена идущей издалека дорога

* * *

мост через мост книга для чтения в темноте ожидания щебень в быстрых ладонях рыб у корней отражений глагол время предпочитает

471

час ухода солнца горящего чая

безразличное пламя крыш в сторону следующего броска

дом тумана просторен солью щеки

яблоко не узнать в пустоте куста

одногранник иглы кто за вопросом кто

в двери снежинки улыбкой улиткой

льётся ладонь за шиворот медленная стена

кислотой пыли не уравнение никогда

* * *

медленной дрожью хранящихся чисел выходят по скалам задержанные приливом руки смешав с травой чей брошенный дом радиотелескоп ожидает молнию тишины места внутри отдыха окон шага тяжестью лимонов своих углов поперёк кости кружной дорогой на растущем выходе неизвестно в

* * *

проявляется пролагается комариный звон в голове до моря волосами ныряя в другое дальше сохраняя будущую потерю поворотам для встречи её оставив камни зёрнами крыльями каплями скорость пыли круглость дорог цапля сентябрь перекрёстками завтра теплотой ветки рукой захлебнуться головой на пустоту за спиной опираясь тенью погладить землю пока окно не закрыто

* * *

между соломенной цепью куда стекаются грани

перед скрещенной зеленью ступ(е)ней воды

крепче всего обнимать спиной

доверяя падением не закрывая взгляд

(к) падающему дну более чем свои

плачу вина осеннего настоянного на городах

время от арок до вёсел собравших одновременность волос

головой к голове поперёк пробираясь

позвоночником дыма те(п)лом тепла

472 глава девяносто шестая

* * *

за рубашкой горечи повернет

ноябрем сирени насквозь

точку не разберёт этим и различит

так и тащит свою пропажу с чемоданом в зубах

поперёк себе выставив двух

производить сомнение через зерно растёт

будто руда наверное против определившегося в углах

в локоть входит сеть говорит нет

пестроколенно брошенными словами

выше и позже к памяти подоконника

крестики-нолики камыша треугольный аид

догоняя ночью склоняясь о

* * *

где нет открывает другое не выводя дернёт черт лица скобок не закрывая превращаясь не прерывая это имеет время если растёт поднятое делает видимым ветер в отклонении в охоте в порядке беспорядка точная неуверенность совместная скорость искрой прикосновения птицей в цвет попадает ртутью ртуть встречая всегда недостаточно углом круга на границе и чуть

* * *

формой чуть отличаясь не отличаясь

но не рассказывая не пейзаж

никакого желания не хватит встретить конструкт

нет да становясь в событии лицом к что есть

не колодец ладони раскрыты держать не удерживать

многоосколочно и открыто радостью вдоль болезни

по-другому похоже уже ни к себе ни к другому не выйдет

улыбаясь ночью присутствуя видя проще не будет

терять я не терять себя

солнце прикосновения начинает

не путаясь восторгами

и не вписывая другому свои тяжести на квартиру

впрочем да конечно спасибо

* * *

в рост своего дня не о себе собой вербный шиповник держась расцветая в страх честной каплей спеет вращаясь внутри рану закрыть сказать лестницей ос

глава девяносто шестая 473

внутренний магний перебивая соль

в воздух частей весны путь в попытках пути

и поверх спасибо башня колодцем вверх

искрами усталости лечь впереди себя

соединяя встречи праздником многоцветных качелей

легче листа рука тяжелее дня

ветра взгляда коснувшись бояться его и за

* * *

куда сном встречает когда

она ищет кто вдоль

встретит ли пространством

* * *

за прозрачным стеклом потери

рядом со ждущим в вечернюю воду входить

рядом со ждущим плавать радоваться учиться

рядом со ждущим слова не сдавленные отпускать

рядом со ждущим отражаясь в тепле ладони

рядом со ждущим ночь разворачивать в день

рядом со ждущим

* * *

ответ растёт кругом за год маслом не до кольца пальмами не ладонями (в)ход миром не берегу орех не до всегда солью по коже в кровь мачтой смолы песка лёгкими план(к)ами окон поперёк горькой воды

* * *

горечью песка пещерной птицей продолжая соль прямого горла воздухом бесформенным напиться потерявшись раскрываясь в гору по воде зелёной от ступеней пар сплошного дома перерезав дыма неуступчивого тенью

474 глава девяносто шестая

в плечи плачем и в земле железом перерывом не теряя искры трещиной не обойдённой ростом

* * *

думал что не расколется потому что проще хуже и не пойти и с новой точки полуокружность напряженье стирая простынь не на верёвке ветер три года шага не стали словом не сомневаться мешать но виски в ладонях окна стекают морем на звёзд и ежей и не страшно пока с тобой

* * *

медленный шаг домов скрип наклоненных зим солнце всходит над шкафом в день чердаков в день бродячих дверей годовые кольца дорог если долго смотреть в твои окна воздух нарисовать кровь пчелиная ночь краснопёрых минут корни дождя в зеркале ветра в объективах мостов прорастая сквозь улицы сахар земли сердце песка не время не тень на лице взглядом пить из ладони память не потеряв

* * *

ожидая рядом рядами корней корешков не сложенное сложное сломанному зарастать к правде встрече перо перемены кленовым клевком горящая нитка да умственные киты на границе почт только начиная обойтись со смыслом летом не выше вишни не убедить медленностью непотери храня углы за оконным ядом предполагая взмах

* * *

планом планарий неуверенно несмотря находить вспоминая друг друга и для за парижской кукушкой затопленный лес по листочкам упругой улиткой земля уклоняясь лисой в шоколадный отвес осторожнее ночи точнее дождя дальше дальней неопределённой руки рассыпая солёной печалью слона черепахой червём и молчанием вверх

ГЛАВА № 97

475

Встреча с Богом – это начало суда. Единение с Богом – нача­ло рая. Но почему мы всегда ищем именно встречу?

* * *

Самуил Вячеславович пляшет как новый как Шмуль невесомый невидимый для супостата животик втянул и танцует

утопили Володьку мерзавца в Фонтанке-реке золотая пора

наступила утешительный звук гильотин от Мукомольной до Шинника

больше нигде не найдёте такого горения ровного такой необычной отдачи и силы такой необузданной только сюда приходите и празднуйте только у нас

* * *

вокруг бомбят а мы с друзьями в горнице ледяной за золотыми полями целыми днями за ближними гаражами где тополя огромные где огромные тополя

* * *

десять соток идеальной формы

и полы на первом этаже с автоматичным подогревом

коммуникации заведены

фундамент ленточный

есть навес на два автомобиля вот

не знал Алёша что такая радость и такая ненависть бывают

а приехал в Метелёво и узнал

* * *

теперь когда на космодроме затихло всё сирены кроме горит табло видны приборы Путин <- ->йло поют моторы мид возмущён пресс-служба в коме ещё вчера был в каждом доме и вот один в своём аду

476 глава девяносто седьмая

* * *

я всегда сидел вот здесь у окна

а она нигде не сидела

нигде никогда не останавливалась

когда это всё началось

Веня и Шурик сразу исчезли

Свентицкого расстреляли

а я написал обо всём

все подробности день за днём шаг за шагом

множество иллюстраций

назвал «Золотые годы

личного Королевского хора Его Величества

Василия Кантакузена»

* * *

Саша-маленький готовится стать президентом так что немедленно нужно покаяться если кто осуждает его или например недолюбливает

толстые обнимаются и ко всему прикасаются

и даже худые обнимаются и ко всему прикасаются

у Риммы Иосифовны в отделении косенькие и хроменькие

только этим и занимаются прямо целуются никого не стесняются просыпаются и смеются

* * *

Марокко это жемчужина

цимес Африки

пляжный отдых на очень высоком уровне

но есть ещё Беларусь такая близкая и такая родная

взгляните хотя бы на это выгодное предложение

от Гомеля до Могилёва специально для вас волшебный звоночек звенит

* * *

двое на самой вершине

у нас здесь двое на самой-самой вершине

какие-то ненормальные

как если они не здесь

как если вокруг Вашингтон округ Колумбия

обыкновенные вашингтонские белки догоняют

друг друга

глава девяносто седьмая 477

* * *

мы все там будем

потому что мы все тебя очень любим

особенно я и бабушка

только найди себе нормальную девушку

неужели во всём Нью-Йорке нельзя найти нормальную девушку

здесь только тебе попадаются

ненормальные

* * *

челябинский тракторный навсегда

где я родился и вырос

одесский завод жбк где сделали из меня человека

и вот наконец-то харьковский имени Малышева

здесь уже сам стал я морское чудовище сам

поднимаюсь ночами наверх и созвездья ночные

смотрю и целую как маленький

* * *

час-полтора они пели но пение было прикрытием пели о том как клонилась под страшной грозою то наша

то их сторона о зимородке о заморозках о том как прямо на грудь мне положат тяжёлые ордена

потому что на самом деле вот это и есть смерть полковника

понимает полковник

перед тем как пройти немного вперёд и выстрелить

* * *

мы агнцы а вокруг нацисты

в Риге нацисты во Вроцлаве

и даже в Пловдиве в Пловдиве даже

не говоря о Киеве

приидет царь славы

обнимет меня и Володеньку царь нашей славы

сфотографируемся

* * *

ко всем приехали родители только мы с Катериной сами себе предоставлены девочки девочки поскорей уходите

478 глава девяносто седьмая

под нашими клёнами теперь только взрослые собираются танцуют и обнимаются дети сюда не ходят

* * *

видите вот дядя плывёт перечёркнутый

значит здесь пляжа нет вот костёр перечёркнутый

вот унитаз перечёркнутый это же сразу понятно

чисто интуитивно туалета здесь нет

даже не размышляйте просто садитесь и уезжайте

в последнее время одна за одной появлялись

очень большие машины такие как ваша

а потом вот за теми деревьями исчезали

* * *

скоро скоро стану я старушкой

воровать пойду с могилок деревянные цветочки

положу ромашку я с собою рядом и сама однажды утром

не проснусь наконец-то жизнь начнётся вечерами только крепкое

Александр Егоровне по самые по гланды

на прощание засуну облегчающий дыханье ингалятор

хит продаж

* * *

у меня в комнате всегда стояла зелёная табуретка на табуретке лежали книги но книги читал я редко все написанные слова казались необязательными

эти стихи специально для тех кто только сексом интересуется

сами собой появляются сообразуются

для того чтобы было о чём говорить

о чём длинными тёплыми вечерами разговаривать

ГЛАВА № 98

479

Не всё в этой жизни имеет практический смысл, хотя смысл имеет в этой жизни практически всех.

Дата добавления: 2017-01-13