I. Исторический очерк

СОЦИОЛОГИЯ И СОЦИАЛЬНЫЕ НАУКИ

Когда речь идет о такой новой науке, как социология, которая, родившись совсем недавно, находится еще в процессе своего формирования, то лучший способ объ­яснить ее сущность, предмет и метод — это дать крат­кий очерк ее происхождения.

Слово «социология» было создано Огюстом Контом ДЛЯ обозначения науки об обществах¹. Новое слово по­явилось Потому, что само явление было новым; нео­логизм здесь был необходим. Конечно, в весьма широ­ком смысле можно снизать, что теоретизирование по поводу политических и социальных явлений началось до XIX в.: «Республика» Платона, «Политика» Аристо­теля, бесчисленное множество трактатов, длЛ которых эти два произведения послужили своего рода образца­ми, трактаты Кампанеллы, Гоббса, Руссо и многие дру­гие уже рассматривали эти вопросы. Но эти разнообраз­ные исследования отличались от тех, которые обознача­ются словом «социология», одной существенной чертой. В действительности они имели целью не описывать и объяснять общества такими, как они суть или какими они были, но обнаруживать, чем они должны быть, как они должны организовываться, чтобы быть как можно более совершенными. Совершенно иная цель у социоло­га, который исследует общества просто чтобы знать и понимать их, так же как физик, химик, биолог отно­сятся к физическим, химическим и биологическим яв­лениям. Его задача состоит исключительно в том, чтобы четко определить исследуемые им факты, открыть зако­ны, согласно которым они существуют, предоставляя другим возможность, если таковая имеется, находить применение установленных им научных положений.

¹ Это слово, образованное из соединения латинского и греческого слов, носит гибридный характер, что часто подвергалось упрекам со стороны пуристов. Но, несмотря на этот неправильный способ образования, оно завоевато сегодня право гражданства во всех европейских языках.

Это значит, что социология могла появиться только тогда, когда стали понимать, что общества, как и остальная часть мира, подчинены законам, которые необходимо вытекают из их природы и ее выражают. Но эта концепция формировалась очень медленно. Ве­ками люди думали, что даже минералы не управляются определенными законами, а могут приобретать любые формы и свойства, если только достаточно сильная воля постарается это сделать. Думали, что некоторые формулы или жесты обладают свойством трансформи­ровать мертвую вещь в живое существо, человека — в животное или растение, и наоборот. Подобная иллю­зия, по отношению к которой у нас есть нечто вроде инстинктивной наклонности, должна была естественно сохраняться гораздо дольше в области социальных фак­тов.

Действительно, поскольку они гораздо более слож­ны, то присутствующий в них порядок заметить значи­тельно сложнее, а потому люди склонны думать, что все Здесь происходит случайно и более или менее беспо­рядочно. Насколько велик на первый взгляд контраст между простой, неукоснительной последовательностью, с которой развертываются явления физической вселен­ной, и хаотичным, переменчивым, приводящим в заме­шательство видом событий, которые фиксируются ис­торией! С другой стороны, само то, что мы участвуем в этих событиях, склоняло к мысли, что, существуя че­рез нас, социальные факты зависят исключительно от нас и могут быть такими, как мы захотим. В этих условиях для их наблюдения не было оснований, по­скольку сами по себе они не были ничем, черпая все свое реальное содержание только из нашей воли. С этой точки зрения, единственный вопрос, который мог воз­никнуть, состоял не в том, чтобы выяснить, что они собою представляют и согласно каким законам суще­ствуют, а какими они могут и должны быть по нашему мнению.

Только в конце XVIII в. начали замечать, что соци­альный мир, как и другие природные миры, имеет свои собственные законы. Монтескье, заявляя, что «зако­ны — это необходимые отношения, вытекающие из природы вещей», хорошо понимал, что это превосходное определение естественного закона применимо к со­циальным явлениям так же, как и к другим; его «Дух законов» как раз и имеет целью показать, как юриди­ческие институты базируются на природе людей и их среды. Немного времени спустя Кондорсе предпринял попытку обнаружить порядок, согласно которому осу­ществляется прогресс человечества², что было лучшим способом показать, что он не содержит в себе ничего случайного и переменчивого, но зависит от определен­ных причин. В это же время экономисты учили, что факты промышленной и торговой жизни управляются законами, которые, по их мнению, они уже даже от­крыли.

² В «Эскизе исторической картины прогресса человеческого разума».

Тем не менее, хотя эти различные мыслители подго­товили путь к концепции, на которой базируется со­циология, у них еще было довольно туманное и рас­плывчатое представление о том, что такое законы соци­альной жизни. В самом деле, они не стремились пока­зать, что социальные факты порождают друг друга согласно отношениям причины и следствия, определен­ным и неизменным, что ученый стремится наблюдать их посредством приемов, подобных тем, которые ис­пользуются в науках о природе. Они считали лишь, что если принимать во внимание природу человека, то тем самым уже оказывается намеченным единственный путь, который является естественным и которым чело­вечество должно следовать, если оно хочет быть в согласии с самим собой и осуществить свое предназна­чение; при этом оставалась все же возможность того, что оно уклонится от этого пути.

И действительно считалось, что ему постоянно при­ходится от него уклоняться в результате прискорбных заблуждений, которые, впрочем, не очень старались объяснить. Для экономистов, например, подлинная эко­номическая организация, единственная, которую дол­жна изучать наука, в известном смысле никогда не существовала; она является скорее идеальной, чем ре­альной, так как люди под влиянием своих правителей и вследствие настоящего ослепления всегда от нее отка­зывались. Это значит, что ее в гораздо большей мере конструировали дедуктивно, чем наблюдали; таким об­разом, происходил, хотя и не прямой, но все же возврат к концепциям, лежащим в основе политических теорий Платона и Аристотеля.

Только в начале XIX в., у Сен-Симона³ и особенно у его ученика Огюста Конта, новая концепция оконча­тельно появилась на свет.

³ К основным трудам Сен-Симона, касающимся социальной науки, отно­сятся следующие: Memoire sur la Science de I'homme, 1813; L'lndustrie, 1816-1817; L'Organisateur, 1819; Du systeme industriel, 1821-1822; Catechisme des industriels, 1822—1824; De la physiologic appliquee aux ameliorations sociales.

Осуществляя в своем «Курсе позитивной филосо­фии» общий обзор всех сформировавшихся наук своего времени, Конт установил, что все они базируются на аксиоме, согласно которой изучаемые ими факты свя­заны необходимыми отношениями, т. е. на принципе детерминизма; отсюда он заключил, что этот принцип, который подтвердился во всех других природных ми­рах, от мира математических величин до сферы жизни, должен также быть истинным по отношению к соци­альному миру. Само сопротивление, оказываемое те­перь этому распространению идеи детерминизма, не должно останавливать философа, так как оно оказыва­лось постоянно, каждый раз, когда возникал вопрос о распространении на новую сферу этого основополагаю­щего постулата, и сопротивление это всегда бывало сломленным. Было время, когда отказывались призна­вать этот принцип даже при изучении мира мертвых предметов, а он там утвердился. Потом его отрицали по отношению к миру живых и думающих существ, а теперь он неоспорим и в этой области.

Можно поэтому не сомневаться, что те же самые предрассудки, с которыми этот принцип сталкивается, когда речь заходит о его применении к социальному миру, сохранятся лишь какое-то время. К тому же, поскольку Конт утверждал в качестве очевидной исти­ны (впрочем, теперь неопровержимой), что психиче­ская жизнь индивида подчинена необходимым зако­нам, то как действия и противодействия, которыми обмениваются между собой индивидуальные сознания, когда они ассоциированы, могут не подчиняться той же необходимости?

С этой точки зрения общества переставали высту­пать как нечто вроде бесконечно податливой и пластич­ной материи, которую люди могут, так сказать, лепить по своей воле; с этих пор в них нужно было видеть реальности, природа которых нам навязывается и кото­рые могут изменяться, как и все естественные явления, только сообразно управляющим ими законам. Учреж­дения различных народов нужно было рассматривать уже не как продукт более или менее просвещенной воли государей, государственных деятелей, законодателей, а как необходимые следствия определенных причин, ко­торые физическим образом заключают их в себе. Если даны способ, которым объединяется народ в какой-то момент его истории, состояние его цивилизации в эту же эпоху, то отсюда вытекает социальная организация с теми или иными признаками, точно так же как свойства физического тела вытекают из его молекуляр­ного строения. Мы оказываемся, таким образом, перед лицом устойчивого, незыблемого порядка вещей, и на­стоящая наука становится возможной и вместе с тем необходимой для того, чтобы его описывать и объяс­нять, чтобы выявлять его характерные признаки и причины, от которых они зависят. Эта чисто умозри­тельная наука есть социология. Чтобы лучше показать ее связь с другими позитивными науками, Конт часто называет ее социальной физикой.

Иногда утверждалось, что эта точка зрения заключа­ет в себе нечто вроде фатализма. Если сеть социальных фактов столь крепка и прочна, то не следует ли отсюда, что люди неспособны ее изменять и, стало быть, не могут воздействовать на свою историю? Но пример того, что произошло в изучении других сфер природы, показывает, насколько этот упрек необоснован. Было время, когда, как мы только что отмечали, человече­ский ум не ведал, что физическая вселенная имеет свои законы. Разве в эту эпоху человек обладал наибольшей властью над вещами? Разумеется, колдун и маг думали, что они могут по своей воле преобразовать одни предме­ты в другие; но могущество, которое они себе приписы­вали, было, как мы теперь знаем, чисто воображаемым. Наоборот, как много изменений мы произвели во все­ленной, с тех пор как сформировались позитивные науки (а они сформировались на основе постулата де­терминизма). Точно так же будет и с социальным ми­ром. Еще совсем недавно продолжали думать, что все в нем произвольно, случайно, что законодатели или госу­дари могут, подобно алхимикам былых времен, по сво­ему желанию изменять облик обществ, переводить их из одного типа в другой. В действительности эти мни­мые чудеса были иллюзией, и сколько серьезных оши­бок было вызвано этой еще слишком широко распро­страненной иллюзией! Наоборот, именно социология, открывая законы социальной реальности, позволит нам более обдуманно, чем ранее, управлять исторической эволюцией, так как мы можем изменять природу, как физическую, так и моральную, только сообразуясь с ее законами. Успехи в политическом искусстве последуют за успехами социальной науки, так же как открытия в физиологии и анатомии способствовали совершенство­ванию медицинского искусства, как могущество про­мышленности стократно увеличилось после быстрого развития механики и физико-химических наук. Науки, объявляя необходимость характерным свойством ве­щей, одновременно дают нам в руки средства управлять ею⁴. Конт подчеркивает даже, что из всех естественных явлений социальные явления наиболее гибки, наиболее подвержены изменениям, поскольку они самые слож­ные. Социология поэтому никоим образом не навязыва­ет человеку пассивную и консервативную позицию; наоборот, она расширяет поле нашего действия уже только тем, что расширяет поле нашей науки. Она отвращает нас только от необдуманных и бесплодных начинаний, вдохновляемых верой в то, что мы можем по своему желанию изменять социальный порядок, не учитывая привычки, традиции, психическую конститу­цию человека и различных обществ.

⁴ Некоторые утверждают, что социологический детерминизм несовместим со свободой воли. Но если бы существование свободы действительно пред­полагало отрицание всякого закона, то оно составляло бы непреодолимое препятствие не только для социальных, но для всех наук, так как, поскольку человеческая воля всегда связана с какими-то внешними движениями, то свобода воли делает детерминизм так же непостижимым вне нас, как и внутри. Тем не менее никто даже среди сторонников идеи свободы воли больше не подвергает сомнению возможность физических и естественных наук. Почему же с социологией должно быть иначе?

Но как бы ни был важен принцип детерминизма, его не было достаточно для создания социологии. Для того, чтобы у этой новой науки, названной этим именем, существовал предмет изучения, нужно было также, чтобы изучаемый ею объект не смешивался ни с одним из тех, которыми занимаются другие науки. Но на первый взгляд может показаться, что социология неот­личима от психологии; и этот тезис действительно обос­новывался, в частности Тардом⁵. Говорят, что общест­во — ничто вне составляющих его индивидов; они составляют все реальное, что в нем есть. Как же наука об обществах может отличаться от науки об индивидах, т. е. от психологии?

⁵ См., например, его книгу «Законы подражания».

Если рассуждать подобным образом, то можно с та­ким же успехом доказывать, что биология — это лишь раздел физики и химии, так как живая клетка состоит исключительно из атомов углерода, азота и т. д., кото­рые изучают физико-химические науки. Но это значит забывать, что целое очень часто обладает свойствами, весьма отличными от тех, которыми обладают состав­ляющие его части. Хотя в клетке имеются только мине­ральные вещества, последние, комбинируясь опреде­ленным образом, порождают свойства, которых у них нет, когда они так не скомбинированы, и которые характерны для жизни (способности питаться и раз­множаться); они образуют, стало быть, благодаря фак­ту их синтеза, реальность совершенно нового рода, реальность жизни, которая составляет объект биоло­гии. Точно так же и индивидуальные сознания, ассоци­ируясь устойчивым образом, порождают, благодаря сло­жившимся между ними отношениями, новую жизнь, весьма отличную от той, которая была бы, если бы они оставались изолированными друг от друга; это социаль­ная жизнь. Религиозные институты и верования, поли­тические, юридические, моральные, экономические институты — словом, все, что образует цивилизацию, не существовало бы, если бы не было общества.

В самом деле, цивилизация предполагает сотрудни­чество не только всех членов одного и того же общест­ва, но и всех обществ, которые находятся в контакте между собой. Кроме того, она возможна только в том случае, если результаты, достигнутые одним поколени­ем, передаются следующему поколению, так чтобы они могли приобщаться к тем результатам, которых достиг­ло последнее. Но для этого нужно, чтобы следующие друг за другом поколения, по мере того как они дости­гают зрелого возраста, не отделялись друг от друга, а оставались в тесном контакте, т. е. ассоциировались постоянным образом. Отсюда обширная совокупность явлений, существующих только потому, что существу­ют человеческие ассоциации; и эти явления изменяют­ся сообразно тому, каковы эти ассоциации, каким обра­зом они организованы. Находя свое непосредственное объяснение⁶ в природе не индивидов, а обществ, эти явления образуют, стало быть, предмет новой науки, отличной от индивидуальной психологии, хотя и свя­занной с последней; это социология.

Конт не довольствовался тем, что теоретически уста­новил эти два принципа; он стремился реализовать их практически и впервые сделал попытку создать социо­логию. Именно этому посвящены последние три тома «Курса позитивной философии». Из частных сторон его творчества сегодня мало что сохранило свое значе­ние. В его время исторические и особенно этнографи­ческие познания были еще слишком рудиментарны, чтобы составить достаточно прочное основание для социологических индукций. Кроме того, как мы уви­дим далее, Конт не отдавал себе отчета в многообразии проблем, стоящих перед новой наукой; он думал со­здать ее сразу, как создают метафизическую систему, тогда как социология, подобно любой науке, может формироваться лишь постепенно, изучая один вопрос за другим. Но главная идея основателя позитивизма оказалась чрезвычайно плодотворной и пережила свое­го автора.

Сначала она была подхвачена Гербертом Спенсером⁷.

⁶ Разумеется, природа обществ отчасти зависит от природы человека вообще; но прямое, непосредственное объяснение социальных фактов следу­ет искать в природе общества; иначе социальная жизнь изменялась бы не больше, чем основные признаки человечества.

⁷ См. его «Основания социологии».

Затем в последние тридцать лет появился целый легион тружеников, который занялся социологическими ис­следованиями в различных странах, но особенно во Франции. Теперь социология уже вышла из героиче­ской стадии. Принципы, на которых она базируется и которые первоначально были провозглашены чисто фи­лософски, диалектическим образом, получили теперь подтверждение фактами. Она исходит из предположе­ния, что в социальных явлениях нет ничего случайного и произвольного. Социологи показали, что в действи­тельности определенные моральные, юридические ин­ституты, религиозные верования тождественны повсю­ду, где условия социальной жизни обнаруживают ту же тождественность. Они установили даже, что некоторые обычаи сходны между собой вплоть до деталей, причем в странах, весьма удаленных друг от друга и никогда не имевших между собой никаких сношений. Это приме­чательное единообразие служит лучшим доказательст­вом того, что социальный мир подвержен действию закона всеобщего детерминизма⁸.

⁸ Несколько примеров этого можно найти в нашей работе «Метод социо­логии».

II. РАЗДЕЛЫ СОЦИОЛОГИИ: ЧАСТНЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ НАУКИ

Хотя социология, в известном смысле,— единая наука, она, тем не менее, включает в себя множество вопросов и, следовательно, частных наук. Посмотрим же, како­вы эти науки, corpus которых она составляет.

Уже Конт почувствовал необходимость разделить ее на части и выделял две из них: социальные статику и динамику. Статика изучает общества, рассматривая их как остановленные в какой-то момент их развития, и выявляет законы их равновесия. В каждый момент времени составляющие общества индивиды и группы объединены между собой определенного рода связями, которые обеспечивают социальную сплоченность, а раз­личные состояния одной и той же цивилизации нахо­дятся между собой в определенной связи, например, такому-то состоянию науки соответствует такое-то состояние религии, морали, искусства, промышленности и т. д. Статика стремится определить, в чем состоят эта солидарность и эта связь. Динамика, наоборот, рас­сматривает общества в их эволюции и стремится вы­явить закон их развития. Но объект статики, в том виде, как его понимал Конт, и как это вытекает из только что приведенного определения, обозначен не очень ясно; поэтому в «Курсе позитивной философии» она и занимает всего несколько страниц. Все внимание уделено динамике. Но динамика изучает только одну проблему; согласно Конту, один и тот же закон управ­ляет ходом эволюции: это знаменитый закон трех со­стояний⁹.

⁹ Согласно этому закону человечество последовательно проходило и не­избежно должно проходить через три эпохи: теологическую эпоху, затем метафизическую и, наконец, эпоху позитивной науки.

Обнаружить этот закон — такова единствен­ная цель социальной динамики. В таком понимании социология сводится к одной-единственной проблеме, и в тот момент, когда эта единственная проблема будет решена (а Конт был уверен, что нашел ее окончательное решение), наука уже создана. Но по самой своей приро­де позитивные науки никогда не могут быть заверше­ны. Реальности, которые они изучают, слишком слож­ны, чтобы когда-нибудь оказаться изученными исчер­пывающим образом. Если социология — позитивная наука, то можно быть уверенным, что она не заключа­ется в единственной проблеме, а наоборот, содержит в себе различные части, разные науки, которые соответ­ствуют различным сторонам социальной жизни.

В действительности существует столько отраслей со­циологии, столько частных социальных наук, сколько существует разновидностей социальных фактов. Мето­дическая классификация социальных фактов была бы пока преждевременной, и, во всяком случае, попытка такого рода здесь предпринята не будет. Но можно указать их главные категории.

Прежде всего уместно исследовать общество в его внешнем аспекте. Под этим углом зрения оно выступа­ет как состоящее из массы людей, обладающей извест­ной плотностью, расположенной на территории опреде­ленным образом, рассеянной по деревням или сконцентрированной в городах и т. д.; она занимает более или менее обширную территорию, расположенную тем или иным образом по отношению к морям и территориям соседних народов, в большей или меньшей степени пересекаемую реками, всякого рода путями сообщения, которые более или менее тесно связывают между собой ее обитателей. Эта территория, ее размеры, конфигура­ция, состав передвигающегося по ее поверхности насе­ления — все это, естественно, важные факторы соци­альной жизни; это ее субстрат и, подобно тому, как у индивида психическая жизнь варьирует сообразно ана­томическому строению мозга, так же и коллективные явления варьируют сообразно строению социального субстрата. Следовательно, должна существовать соци­альная наука, исследующая его анатомию; и, посколь­ку эта наука имеет своим объектом внешнюю и матери­альную форму общества, мы предлагаем назвать ее социальной морфологией. Социальной морфологии не следует, впрочем, ограничиваться описательным ана­лизом; она должна также заниматься объяснением. Она должна выяснить, почему население скапливается боль­ше в одних местах, чем в других, в результате чего оно является преимущественно городским или сельским, каковы причины, способствующие или препятствую­щие развитию больших городов, и т. п. Мы видим, что даже этой специфической науке предстоит исследовать бесчисленное множество проблем¹⁰.

¹⁰ То, что немцы называют «антропогеографией», имеет известное отноше­ние к тому, что мы называем социальной морфологией (см. труды Ратцеля в Германии и Видаля де ля Блаша во Франции).

Но наряду с субстратом коллективной жизни суще­ствует сама эта жизнь. Здесь обнаруживается различие, подобное тому, которое мы наблюдаем в других науках о природе. Наряду с химией, изучающей строение ми­нералов, существует физика, имеющая предметом вся­кого рода явления, имеющие место в телах с таким-то строением. В биологии анатомия (называемая также морфологией) анализирует структуру живых существ, состав их тканей, органов, тогда как физиология изуча­ет функции этих тканей и органов. Точно так же наря­ду с социальной морфологией уместна социальная физиология, которая изучает проявления жизненных сил обществ.

Но социальная физиология сама по себе весьма слож­на и включает в себя множество частных наук, так как социальные явления физиологического порядка очень разнообразны и изменчивы.

Существуют прежде всего религиозные верования, обряды и институты. Религия в действительности пред­ставляет собой социальное явление, поскольку она всег­да создавалась группой, а именно церковью, и очень часто церковь и политическое сообщество даже слива­ются воедино. Вплоть до самого недавнего времени люди были приверженцами таких-то богов уже только благодаря тому, что были гражданами такого-то госу­дарства. Во всяком случае, догмы, мифы всегда заклю­чались в таких системах верований, которые были об­щими и обязательными для всех членов данного сооб­щества. То же самое характерно и для обрядов. Иссле­дование религии, стало быть, относится к социологии: оно составляет объект социологии религии.

Моральные идеи и нравы образуют другую катего­рию, отличную от предыдущей. Мы увидим в следую­щем разделе, почему правила морали — это социальные явления; они представляют собой объект социологии морали.

Нет нужды доказывать социальный характер юриди­ческих институтов. Они изучаются юридической социо­логией. Последняя, впрочем, тесно связана с социоло­гией морали, так как нравственные идеи — душа права. Авторитет какого-нибудь юридического кодекса созда­ется нравственным идеалом, который он воплощает и выражает в определенных правовых формулах.

Существуют, наконец, экономические институты; институты, относящиеся к производству богатств (кре­постничество, аренда, корпоративный строй, предпри­нимательство, кооперативный строй, фабричное, ману­фактурное, кустарное производство и т. д.); институты, относящиеся к обмену (организация торговли, рынки, биржи и т. д.); институты, относящиеся к распределе­нию (рента, проценты, заработная плата и т. д.). Они образуют предмет экономической социологии.

Таковы главные отрасли социологии. Это не значит, однако, что они единственные. Язык, который в неко­торых отношениях зависит от органических условий, тем не менее представляет собой социальное явление, так как он также творится группой и содержит в себе ее признаки. Язык вообще составляет даже один из харак­терных элементов облика общества, и родство языков часто не без основания рассматривалось как средство доказательства родства народов. Следовательно, суще­ствует предмет социологического изучения языка, ко­торое, впрочем, уже началось¹¹.

¹¹ См. труды Мейе и, в частности, работу, опубликованную в журнале «L'Annee sociologique» (т. IX) под заголовком «Как изменяется смысл слов».

То же самое можно сказать об эстетике; хотя каждый художник (поэт, оратор, скульптор, живописец и т. д.) налагает печать своей собственной личности на создаваемые им произ­ведения, те из них, которые творятся в одной и той же социальной среде и в одну и ту же эпоху, в различных формах выражают один и тот же идеал, тесно связан­ный с характером тех социальных групп, которым эти произведения адресованы.

Правда, некоторые из этих фактов уже изучены давно сформированными дисциплинами; например, эко­номические факты являются предметом изучения в той совокупности различных исследований, анализов, тео­рий, которую обычно называют политической эконо­мией. Но, как мы отметили выше, политическая эконо­мия до сих пор осталась гибридным знанием, занимаю­щим промежуточное положение между искусством и наукой; она гораздо меньше занята наблюдением про­мышленной и торговой жизни в том виде, в каком она существует и существовала, с тем, чтобы познать ее и определить ее законы, чем ее перестройкой, исходя из того, чем она должна быть. Экономисты еще плохо осознают, что экономическая реальность так же прину­дительно навязывается наблюдателю, как и физиче­ская реальность, что она подчинена такой же необходи­мости и, следовательно, прежде чем реформировать эту реальность, нужно чисто теоретическим образом со­здать о ней науку. Кроме того, они изучают соответ­ствующие факты так, как если бы они составляли независимое и самодостаточное целое, которое может объясняться самим собой. Но в действительности эко­номические факты — это социальные функции, связан­ные с другими коллективными функциями; и они ста­новятся необъяснимыми, когда их искусственно отры­вают от последних. Заработная плата рабочих зависит не только от соотношения спроса и предложения, но и от определенных нравственных концепций; она повы­шается или понижается в зависимости от нашего пред­ставления о минимальном благосостоянии, которого может требовать человеческое существо, т. е., в конеч­ном счете, в зависимости от того, какое представление мы создаем о человеческой личности. Можно было бы привести и множество других примеров. Оказавшись отраслью социологии, экономическая наука, естествен­но, вырвется из этой изоляции и одновременно в боль­шей мере проникнется идеей научного детерминизма. Следовательно, заняв таким образом место в системе социальных наук, она не ограничится сменой вывески; изменятся и дух ее, и применяемые ею методы.

Из этого анализа мы видим, что социология — дале­ко не простая наука, которая заключается, как думал Конт, в одной проблеме. Сегодня социолог уже не мо­жет быть энциклопедистом в своей науке; необходимо, чтобы каждый ученый сосредоточился на особой кате­гории проблем, если он не хочет довольствоваться весь­ма общими и туманными взглядами, которые в извест­ной мере могли быть полезными, пока социология еще только пыталась нащупать свою область и осознать самое себя, но на которых ныне она не должна больше задерживаться. Это не значит, тем не менее, что не нужна синтетическая наука, которая бы стремилась объединить общие взгляды, вытекающие из всех этих частных наук. Как бы ни отличались друг от друга различные категории социальных фактов, это все же разновидности одного и того же рода; следовательно, есть основания исследовать то, что создает единство рода, что характерно для социального факта in abstrac-to, и выяснить, не существуют ли весьма общие зако­ны, лишь частными формами которых являются разно­образные законы, установленные специальными наука­ми. Это объект общей социологии, так же как объект общей биологии состоит в обнаружении наиболее общих свойств и законов жизни. Это философская часть науки. Но поскольку ценность синтеза зависит от цен­ности анализов, из которых он производится, то про­двигать эту аналитическую работу — самая насущная задача социологии.

В нижеследующей таблице схематически представ­лены основные подразделения социологии.

Социальная морфология

Исследование географической основы жизни народов в ее связях с социальной организацией.

Исследование народона­селения, его объема, плотности, размещения на территории

Социальная физиология

Социология религии

Социология морали

Юридическая социология

Экономическая социология

Лингвистическая социология

Эстетическая социология

Общая социологи

Дата добавления: 2017-01-13