Третьего условия я не буду касаться, так как относительно его мы не имеем 15 страница

который называется диском или кругом Массона, быстрое вращательное движение, то

черные линии дадут ряд серых концентрических колец. Пусть d есть ширина черной

линии, г -расстояние известной точки ее от центра диска; если интенсивность

белого цвета диска примем за единицу, то интенсивность /2 серой полосы,

возникающей при вращении диска и находящейся от центра в расстоянии г, будет

h=

2кг

Таким образом, интенсивность серых колец тем менее отличается от белизны диска,

чем г больше; внутренние кольца более темны, наружные более светлы, и мы

получаем между ними ряд тонких переходов. Опыт состоит в том, чтобы определить,

которое из колец мы еще можем отличить от белого диска. Эта граница непостоянна;

она зависит, конечно, от степени освещенности диска. Но кроме того, замечает

Гельмгольц, эта граница изменяется в отдельные моменты наблюдения, при большем

усилии внимания, в то время как объективные условия остаются неизменными3.

Спрашивается теперь, где причина этого явления, т. е. лежит ли она в усталости

воспринимающего органа, или она действительно центрального происхождения, т. е.

соответствует колебаниям внимания. Ниже будет описан ряд опытов, доказывающих,

что это явление центрального происхождения. Но уже и теперь мы можем представить

два довода, почему объяснение этого явления из-за утомления сетчатой оболочки

весьма мало вероятно. Во-первых, если это понижение чувствительности есть

следствие утомления ретины, то совершенно непонятно, как оно может исчезать,

когда внешнее раздражение продолжает действо-

Helmholtz. Physiol. Opt., стр. 314 и след.

вать на глаз. А между тем это несомненно имеет место: малозаметные кольца

массовского диска являются, исчезают, вновь являются, хотя мы непрерывно

продолжаем наблюдение. Таким образом, если эта периодическая смена есть

следствие утомления сетчатки, то мы должны бы принять, что сетчатка может

отдыхать в то самое время, когда она подвергается внешнему раздражению. Во-

вторых, если это явление периферического утомления, то непонятно, почему оно

особенно и почти исключительно заметно при наиболее слабых раздражениях4, хотя

ретина при этом подвергается наименьшему действию. С другой же стороны,

совершенно естественно, что внимание к малому впечатлению тем утомительнее, чем

это впечатление слабее, ибо роль внимания должна быть тем больше.

2) Любопытно, что такие же колебания наблюдаются и в слуховых ощущениях, когда

мы сосредоточиваем на них внимание. Явление это тоже было уже исследуемо, именно

Урбан-ничем, известным венским отиатром, главным образом на тиканье карманных

часов5. Если мы прислушиваемся со вниманием к этому звуку с некоторого

расстояния и среди полной тишины, то явление исчезания и нового появления

ощущения достигает замечательной ясности: звук то совершенно исчезает, то

кажется весьма громким. Здесь, как и в зрительных ощущениях, следует, однако,

доказать, что мы имеем дело именно с колебаниями внимания, т. е. явлениями

центрального происхождения, а не с периферическим утомлением nervi acustici. Но

прежде чем перейти к этому доказательству, мы должны еще показать, что причина

этих слуховых колебаний не лежит где-нибудь еще дальше, т. е., во-первых, в

объективных изменениях звука, а во-вторых, в проводящих частях среднего уха. В

этом случае мы просто можем сослаться на исследование Ур-банчича.

Что касается объективной силы звука, то Урбанчич нашел, что указанные колебания

сохраняются при наблюдении сла-

1 Само собою разумеется, что мы строго отделяем наше явление от явлений

периферического утомления при очень сильных раздражениях. Между этими явлениями

и изучаемыми нами лежит область средней силы раздражений, в которой почти не

наблюдается никаких колебаний.

5 Urbuntschitsch V., Ueber eine Eigentumlichkeit der Schallempfindungen

geringer Intensitat (Centralblatt f. d. med. Wissensch. 1875). On же. Zur Lehre

von der Schallempfindungen (Pfluger's Arch., Bd. 24). On же. Ueber sabjective

Schwankungen der Intensitat akustischer Empfindungen (Pfluger's Arch., Bd. 270).

бого тона от электрического камертона6, где исключена возможность периодических

колебаний объективной силы звука. Замечательно также, что колебания имеют ту же

продолжительность при наблюдении тиканья различных карманных часов, что также

указывает на субъективность этого явления. Наконец, Урбанчич наблюдал те же

периодические колебания и в равномерном шуме падающей струи воды. Одинаковость

явлений при столь разнообразных видоизменениях внешних условий показывает, что

причина его не лежит в объективном изменении самого звука.

Наконец, в третьей своей работе (Ueber subjective Schwankungen der Intensitat

acustischer Empfindungen) Урбанчич сам приходит к убеждению, что колебания

слуховых ощущений не могут быть объяснены только утомлением уха, ибо при весьма

слабом звуке эти колебания обнаруживаются с самого начала восприятия, т. е.

когда еще нельзя говорить об утомлении. Бывает так-' же, что особенно ясное

усиление звука возникает вовсе не в начале опыта. Опыты показали, что иногда

восприятие звука начинается с субъективного maximum'a, а иногда с субъективного

minimum'a7. Ввиду этих и подобных им обстоятельств Урбанчич говорит в этой

последней своей работе уже не столько о явлении утомления, сколько о

суммировании раздражений, повышающем впечатлительность воспринимающего органа, и

притом, так как maximum для одного уха совпадает с minimum'oM чувствительности

другого уха, о суммировании центральном, в акустических мозговых центрах8. Этим

своим последним и, следовательно, наиболее обоснованным толкованием колебаний

Урбанчич прямо подошел к нашему толкованию колебаний как явлений центрального

происхождения. Разница состоит лишь в том, что Урбанчич говорит только о

суммировании ощущений, а мы видим здесь суммирование ощущений с образами

воспоминания, в чем и состоит природа волевого внимания. Основания такого

объяснения будут даны ниже.

Здесь же мы должны указать на один важный аргумент, служащий, так сказать,

experimentum crucis в вопросе о том, где лежит причина изучаемых колебаний -

зрительных и слуховых - в периферических органах или в центральных. Дело в том,

что зрительные колебания значительно короче слуховых; если первые, например,

равны 4, 0 сек, то вторые не более 3, 4 сек. Заста-

6 Наши опыты подтвердили это.

7 Pfluger's Arch., Bd. 27, стр. 437-438.

8 Там же.

ним теперь действовать на нас оба рода слабых раздражений в одно и то же время,

т. е. будем с вниманием как прислушиваться к слабому тиканью часов, так и

наблюдать вращающийся диск Массона9. Если указанные колебания имеют

периферическую причину и, следовательно, независимы друг от друга, то вследствие

различия периодов этих колебаний возвышения слуховых ощущений должны были бы то

совпадать с возвышениями зрительных, то постепенно расходиться, потом опять

совпадать и т. д. Однако на деле оказывается иначе. Указанные возвышения никогда

не совпадают друг с другом, но, изменив свои периоды, оказываются разделенными

один от другого постоянными промежутками, так что, например, от слухового

maximum'a до зрительного проходит всегда около 2, 3 сек, а от зрительного до

слухового около 1,6 сек. Графически можно представить эти отношения следующим

образом10:

о

АО

/

Здесь кривая А изображает колебания акустических ощущений, кривая О -такие же

колебания оптических, кривая АО - колебания акустических и оптических ощущений,

наблюдаемых вместе. Горизонтальные линии соответствуют порогу сознания. Мы

произвели довольно значительное число такого рода наблюдений, и результаты их

сведены в следующей таблице.

9 Мы называем диск, описанный выше по Гельмгольцу, массоновским, ибо Массон

первый применял его к определению разностной чувствительности глаза (Masson в

Ann. de Chim. et de Phys. 1845. T. XIV. Подробно цитирована эта работа у

Фехнера: Elcm. d. Psychophys., 1 Aufl., I).

10 Это графическое изображение дано Вундтом в третьем изд. Physiologische

Psychoi., II, стр. 255, при изложении результатов моей работы.

Таблица 1

Средняя периодичность maximum'ов внимания

при двух одновременных и диспаратных ощущениях,

выраженная в десятых секунды

Наблюдатель Н. Л. о. о. Наблюдатель Я. К.

s ^ -в- g

Средний промежуток между оптическим maxsimum'oM 15 26 6 17 22 10 20 23 5

13 21 5 10 23 3 16 23 31 14 20 12 И 14 18 11 14 17 14

18 11 12 16 58

Средний промежуток между акустическим maxsimum'oM и оптическим........

Число переходов

Это явление показывает, что причина рассматриваемых колебаний не лежит в

независимых один от другого периферических органах или нервах, но имеет

совместный центральный характер.

3) Наконец, такие же колебания нашел я и в слабых осязательных ощущениях,

возбуждаемых прерывистым гальваническим током. Явление это, однако, несравненно

слабее, чем в оптических и акустических ощущениях. Для этих наблюдений я

употреблял спираль Дюбуа-Реймона, позволяющую легко регулировать силу

индуцированного тока. Один из электродов брался в смоченную предварительно руку,

а другой, имевший форму пластины, был погружен в сосуд со слегка нагретой водой.

Опуская до известной линии палец другой руки в эту воду, мы получали ощущение

любой интенсивности.

Итак, результат этого первого ряда опытов может быть выражен следующим образом.

Слабые ощущения, наблюдаемые с сильным напряжением внимания, получают заметные

колебания: они то становятся интенсивнее, то совершенно исчезают из сознания.

Явление это одинаково свойственно как зрительным, так и слуховым и осязательным

ощущениям и обусловлено центральным образом и зависит от внимания11.

Кроме Гельмгольца и Урбанчича мы находим краткие указания на нами изучаемые

колебания ощущений и у других исследователей, например Фехнера, Лотце, Г. Э.

Мюллера, Экснера.

Прежде чем идти дальше, должно дать некоторые указания относительно нашего

метода наблюдений и регистрации. Измерение продолжительности колебаний

зрительных, слуховых и кожных ощущений производилось с помощью электромагнитного

хроноскопа Гиппа (старой конструкции), который, как известно, определяет время

между размыканием и замыканием тока (или, во вторичной цепи, между замыканием и

размыканием) точно до 0,001 сек. Но в процессе проведения опытов оказалось, что

измеряемые времена значительно более 1" и что таким образом не только тысячные,

но и сотые секунды могут быть отброшены не только без вреда для выводов, но и с

явною пользою в смысле лучшей обозреваемости результатов. Поэтому в

нижеследующих таблицах времена показаны в десятых секунды. Размещение и связь

между инструментами не представляли никаких отличий сравнительно с общепринятым

в психометрии методом, описание которого можно найти в "Физиологической

психологии" Вундта12. Все регистрирующие аппараты были вынесены в особое

помещение, так что экспериментируемый субъект (мы будем называть его пациентом)

был вполне огражден от всякого нарушающего опыт шума или света. Опыты

производились вечером, когда уличный шум прекращался. Помещение, где находился

пациент, было весьма слабо освещаемо, дабы удалить по возможности все прочие,

кроме наблюдаемого, раздражения. Когда пациент замечал усиление раздражения, он

размыкал электрический ключ и таким образом приводил в движение стрелки

хроноскопа, находившегося, как уже упомянуто, в другом помещении; когда же он

замечал второе повышение, он вновь замыкал ключ13 и тем останавливал стрелки

хроноскопа, который таким образом показывал время от одного maximum'a внимания

до другого. Записывание показаний хроноскопа было поручено помощнику. Число

последовательных регистрации в каждом опыте колебалось между 5-10. Так как

первому maximum'y соответствовало размыкание цепи, второму -замыкание, третьему

опять размыкание, четвертому опять замыкание и так как хроноскоп показывает

только времена между размыканием и замыканием, то ясно, что регистрации

подвергались лишь промежутки между первым и вторым maximum'aMH, между третьим и

четвертым и так далее,

Ср. также: Cattel. Psychom. Unters. (Philos. Stud. Ill) и Lange L.

Ncue Experimente (Phil. Stud. IV).

Эти ключи были устроены так, что не производили звука при замыкании, кроме разве

слабого треска электрической искры.

промежутки же между вторым и третьим, четвертым и пятым оставлялись по

необходимости без определения14.

Более сложной была регистрация времени при двух одновременных ощущениях. Для

этих опытов я употреблял особый хронограф, устроенный Вундтом и показывающий

времена с удивительною точностью. Хронограф этот представляет из себя цилиндр,

покрываемый закопченной бумагою и приводимый в равномерное вращение часовым

механизмом. На этом цилиндре чертят свои линии, во-первых, камертон точно

определенного числа колебаний, во-вторых, три отдельных рычажка, представляющие

якори трех электромагнитов. При замыкании соответствующей каждому из этих

электромагнитов цепи соответственный рычажок мгновенно притягивается и чертимая

им на цилиндре линия делает изгиб. Таким образом, времена как между замыканиями

одной и той же цепи, так и между замыканиями разных цепей могут быть точно

высчитаны по записанным между ними колебаниям камертона15. Я пользовался двумя

из этих рычагов, причем один из них служил для регистрации слуховых maximum'ов,

а другой для одновременного регистрирования зрительных. Опыты эти представляют

для пациента значительные трудности и удаются только после известного

упражнения.

Результаты первой серии опытов, показывающих интервалы между maximum'aMH

колебаний внимания при одного рода ощущениях, могут быть представлены в

следующих таблицах.

Таблица 2 Слуховые ощущения (тиканье часов)

Наблюдатель Н. Л. Наблюдатель Я.

К.

Арифм. среди.... 38 35 43 42 39 41 40 38 32 43

36 43 30 29 29 37 35

Средн. вариация.. 8 8 10 13 8 6 9 7 5 7

8 5 3 -> 2 8 7

Число опытов.... 24 12 19 14 16 27 ПО 100 28 29

21 22 10 15 17 1 10 100

Это, вообще говоря, недостаток в постановке наших опытов; но в смысле тех

результатов, которые мы извлекаем из наших опытов, он, можно сказать,

безразличен. Мюнстерберг дал более простой и практический метод для наблюдения

наших колебаний, которым и мы пользовались в последующих опытах. Этот хронограф

описан L. Lange в статье: Em Chronograph nebst Controlapparat fiir sehr genaue

Zeitmessung (Phil. Stud. IV).

Таблица 3

Оптические ощущения (диск Массона)

Наблюдатель Н. Л. Наблюдатель Я.

К.

Арифм. средн... 33 35 38 33 30 30 34 34 33 25 35

32 32 27 28 31 30

Средн. вариация.. 8 6 7 7 4 4 5 4 6 4

6 7 5 3 3 6 5

Число опытов.... 22 7 10 22 27 22 110 100 27 19

24 38 32 17 10 по 100

Таблица 4 Кожные ощущения (спираль Дюбуа-Реймона)

Наблюдатель Н. Л.

Арифм. средн... Средн. вариация 28 5 24 3 31 5 23 4 26 5 25 4

Число опытов... 13 22 11 13 55 50

Первый горизонтальный ряд в каждой таблице представляет арифметические средние

продолжительностей колебаний для каждой однодневной серии опытов; второй ряд

дает среднюю вариацию в этой серии; третий показывает число опытов серии. Два

последних вертикальных ряда представляют: 1) общие средние за последние 110

опытов и 2) то же по исключении 10 наиболее уклоняющихся величин. Эти последние

числа, следовательно, наилучше выражают общий результат опытов. Рассматривая три

последние таблицы, мы видим: 1) что колебания внимания есть общее явление для

разнообразных ощущений;

2) что для разных родов ощущений они различны и именно наиболее продолжительны в

слуховых ощущениях, короче - в зрительных и наиболее кратки в кожных.

РОЛЬ ДВИЖЕНИЙ В ПРОЦЕССЕ ВОЛЕВОГО ВНИМАНИЯ

Показав, что волевое чувственное внимание состоит в ассимиляции реального

ощущения с соответственным образом воспоминания, мы разрешили нашу задачу только

наполовину. Нам еще остается показать, с помощью какого процесса является этот

необходимый для внимания образ воспоминания. Но сначала необходимо выяснить

смысл и границы самого вопроса.

Прежде всего заметим, что мы не имеем здесь нужды исследовать, каким образом

возникает желание фиксировать или с вниманием наблюдать известный объект. Это

желание есть предшествующий процессу внимания (как мы его определили ранее) факт

и в том смысле лежит за пределами нашего исследования. Достаточно здесь будет

заметить, что объяснение этого факта, данное в английской ассоциационной

психологии, представляется нам вполне удовлетворительным. Равным образом мы

можем согласиться с Джемсом Миллем, что желание иметь известное воспоминание уже

заключает в себе это воспоминание. Желая чего-либо, мы, очевидно, должны уже

знать, чего мы желаем. Тем более желание наблюдать с вниманием некоторый объект

А, очевидно, уже заключает в себе знание этого объекта.

Но в таком случае, возразят нам, чего же еще вы ищете? Какое возникновение

воспоминания хотите еще исследовать, когда существование такого воспоминания

признаете за предшествующее условие волевого внимания? Дело, однако, в том, что

воспоминание, которое в акте волевого внимания ассимилируется с внешним

впечатлением, должно иметь особую, исключительную ясность и интенсивность. Без

этого оно не может произвести того усиления, которое, как мы видели выше, есть

первичный эффект внимания. Волевое внимание, как мы уже не раз указывали, есть

процесс, вполне подобный иллюзии. В иллюзии нам всегда бывают даны в тесной

связи два элемента: некоторое впечатление и особая интерпретация этого

впечатления, которую мы сами привносим на основании предыдущих опытов. Эта

интерпретация, которая, в сущности, есть тоже не что иное, как ряд образов

воспоминания, отличается при иллюзии особой яркостью и непосредственностью, что

и дает им иллюзорный характер, т. е. яркость этих воспоминаний так велика, что

мы не отличаем их от

реального впечатления, а почитаем тоже за непосредственное данное сознание. Этим

иллюзии отличаются от каких-нибудь произвольных и абстрактных толкований, какие

мы даем внешним впечатлениям в наших рассуждениях или размышлениях и которые мы

ясно отличаем от данного впечатления, не смешиваем с ним, одним словом, не

придаем им иллюзорного характера.

Волевое внимание как таковое есть именно процесс иллюзорного восприятия, т. е. в

нем мы благодаря присущим нам ярким образам воспоминания усматриваем то, чего

без этих образов не усмотрели бы. Во внимании мы не отличаем объективного

впечатления от субъективно привносимой интерпретации, но эта субъективная

интерпретация кажется нам также объективной. В предыдущей главе было достаточно

выяснено, что волевое внимание имеет место лишь там и до тех пределов, где и до

каких пределов индивидуум имеет соответственные образы воспоминания. Поэтому

здесь мы, не повторяя уже сказанного, желаем выяснить лишь то, что эти образы

воспоминания должны иметь исключительную яркость, без чего процесса реального

(иллюзорного) внимания не произойдет, а будет иметь место лишь абстрактная

интерпретация восприятия. Внимания, одним словом, нет там, где привносимый нами

субъективный элемент не имеет для нас реального характера, где мы его отличаем

от восприятия, где нет иллюзии.

Иллюзия, однако, отличается же чем-либо от волевого внимания? В чем же,

спрашивается, состоит это отличие? В иллюзии исключительно яркий характер

воспоминания дается нам помимо нашей воли, он есть результат особых условий в

ассоциации идей. В волевом же внимании мы ясно сознаем, что исключительная

яркость воспоминания есть наше дело, зависит от нашей воли, что и делает

внимание волевым и сопровождающимся чувством усилия.

Таким образом, поставленный нами вопрос о возникновении воспоминания в процессе

волевого внимания сводится к вопросу о том, каким волевым путем мы можем придать

уже данному в нашем желании воспоминанию исключительно яркий или интенсивный

характер. Воспоминание предмета А, как справедливо замечает Джемс Милль, должно

уже существовать, раз мы желаем с вниманием его наблюдать, ибо желать иметь

представление-значит уже его иметь. Но Джемс Милль ошибается, когда думает, что

этого достаточно. Это бледное, схематическое воспоминание должно получить

иллюзорную силу, без чего не может быть внимания; и эту иллюзорную интенсивность

оно должно получить от нашей воли. Итак, каким образом, с помощью како-

го процесса наша воля может придать уже существующему бледному воспоминанию

исключительную интенсивность -вот вопрос, разрешению которого должна быть

посвящена настоящая глава, без чего явления волевого внимания лишь наполовину

объяснены. На этот вопрос отвечает моторная теория внимания.

Мы начинаем с прямого указания сущности этой теории. Активное усиление силы

данного воспоминания есть, но нашему мнению, по существу, такой же двигательный

процесс, как всякий волевой. Пусть мы имеем некоторое воспоминание А. Пусть,

далее, оно состоит из двух частей, из которых одна есть воспоминание о каком-

либо нашем движении. Если бы мы воспроизвели вновь это движение, то усиление

этой части данного воспоминания А повлечет за собой по ассоциации и усиление

прочих его частей, т. е. все воспоминание возникает в сознании с обновленной

интенсивностью. Так как возможность волевых движений допускается всеми и есть во

всяком случае вопрос теории воли, а не внимания, то таким предположением мы

окончательно разъясняем вопрос в пределах теории внимания. Все это делается,

конечно, в предположении, что в данном воспоминании есть элемент, воспринимаемый

нами через движение. Если этого нет, то воспоминание не может быть нами прямо

усилено, а разве только косвенно, через какое-нибудь ассоциативное с ним

воспоминание В, в котором этот двигательный элемент присутствует. Иначе говоря,

наша власть над силой наших воспоминаний объясняется только косвенным действием

воли: в воспоминаниях есть тот кончик (двигательный элемент), за который мы

всегда можем потащить и вытянуть весь клубок.

Прежде чем перейти к изложению фактов присутствия двигательного элемента в

разнообразных воспоминаниях и способов, какими мы этим элементом пользуемся в

процессе волевого внимания, должно сказать еще о тех двух предположениях,

которые сделаны в этой моторной теории внимания, именно о бледном и

схематическом характере наших обыкновенных воспоминаний и о том, что усиление

двигательной части комплекса воспоминания должно иметь следствием усиление и

всего комплекса.

Что касается первого, заметим прежде всего, что во многих психологических трудах

проявилась тенденция отождествлять воспоминания со слабыми ощущениями и

последовательными следами их. Хотя эта тенденция понятна ввиду предшествовавшего

ей игнорирования сенсорных элементов воспоминания, но можно с основанием

полагать, что она, как всякая реакция, вдалась в крайности. Обсуждая этот

вопрос, помимо полемических увлечений долж-

но, кажется, признать, что существует коренное различие между ощущением и

воспоминанием и что они могут быть даже локализованы в разных частях мозга:

вторые -в коре большого мозга, а первые -в том, что можно вообще назвать

сенсорными субкортикальными центрами. Полушария, как превосходно выражается

Мейнерт, сами по себе, без посредничества субкортикальных органов слепы, глухи,

бесчувственны и лишены двигательных импульсов. Субъективные процессы в

полушариях без одновременного возбуждения субкортикальных центров никогда не

носят чувственного характера. Выражение "образные воспоминания", собственно

говоря, не точно, ибо воспоминания не суть образы. Воспоминание о самом

ослепительном солнечном свете не содержит в себе -если сравнить его содержание с

силой света -и бил-лионной части той силы света, которую испускает светлячок.

Так называемое образное воспоминание о самом страшном громовом ударе не может по

интенсивности своей сравниться даже с бил-лионной частью интенсивности звука,

производимого волосом, падающим на воду. Ввиду этого было бы правильнее называть

содержание переднемозговых отправлений не образными воспоминаниями

(Errinerungsbilder), а знаками воспоминаний (Errinerungszeichen). Знак

воспоминания так же далек от чувственного образа, как алгебраический знак от

обозначаемого им предмета.

Следует ли признать вместе с Мейнертом, что ощущения и знаки воспоминания

локализованы в разных частях большого мозга или нет оснований для такого

анатомического разделения их -это, как известно, вопрос, еще не окончательно

решенный. Однако многочисленные, хотя и не всегда вполне доказательные факты

делают более вероятным первое предположение. Так, уже Флуран на основании своих

опытов удаления у животных коры большого мозга пришел к заключению, что

животное, которое потеряло свои мозговые полушария, не потеряло своей

чувствительности, оно ее полностью сохранило, оно потеряло только восприятие

этих ощущений, оно потеряло только ум (I'intelligence). Флуран на основании

опытов с птицами и млекопитающими, особенно морскими свинками, указывает, что

после удаления большого мозга животные еще видят и слышат; подобные же опыты

были сделаны Нотнагелем, Феррьером и Гольцем. Джексон сообщает случаи, когда у

человека разрушение thalaus opticus вело при сохранении мозговых ножек и белой и

серой субстанции полушарий к гемианопсии; относительно corpora quadrigemina

опыты Вюльпиана показывают, по-видимому, что кролики, у которых большой мозг,

corpora striata и thalamus opticus удалены, обладают еще болевой

чувствительностью.

Из этих субкортикальных центров ощущения Мейнерт придает особенно важное

значение thalamus opticus. "Ни один из узлов не может сравниться,- говорит он, -

с thalamus opticus по всесторонности и степени развития анатомических связей с

мозговой корой.

Уже при поверхностном взгляде можно сказать, что узел этот соединяется со всеми

отделами лучистого венца. Так как обширные территории мозговой коры,

соединяющиеся таким образом со зрительным бугром, вмещают в себя, по всей

вероятности, весь функциональный корковый материал, то нужно думать, что

функциональная роль зрительного бугра разносторонняя. Животное, обладающее еще

зрительным бугром, не потеряло, собственно, ни одной функциональной способности,

за исключением центробежных (волевых) импульсов, исходящих из образных

воспоминаний. В высшей степени вероятно, что в зрительном бугре и четверохолмии

сосредоточиваются все формы чувствительности".

Среди этих разнообразных родов ощущений, локализованных в thalamus, нам здесь

особенно важно отметить один -иннервацион-ные ощущения движения. Мейнерт

утверждает, что thalamus есть станция иннервационных ощущений, основываясь как

на опытах Нотна-геля, Лонже и Шиффа, так и на собственной клинической практике.

Так, между прочим, он приводит случай пятилетнего ребенка, страдавшего сильным

правосторонним параличом oculomotorii и легким левосторонним параличом facial is

и конечностей, причем вскрытие показало опухоль значительных размеров в правом

thalamus opticus. "Из того, что было сказано мной...- говорит он,-о

насильственном положении передних конечностей при повреждениях зрительного

бугра, следует, что кортикальные проекции, идущие к зрительному бугру,

представляют собой центростремительные пути. Пути эти имеют целью проведение к

коре иннервационных ощущений, источником которых служат двигательные процессы,

зарождающиеся в зрительном бугре. Во всяком случае мы должны допустить, что

центробежные кортикальные пути, идущие через переднемозговой узел и внутреннюю

Дата добавления: 2014-11-06