Йозеф Шумпетер. 26 страница

располагаем. Иначе говоря, для всех условий верны следующие утверждения: (1)

взлеты и падения отдельных индивидов происходят в пределах того клас­са, к

которому они принадлежат по рождению. Это подтверждает гипотезу, согласно

которой подобные перемещения обусловлены индивидуальными способностями

конкретного человека; (2) теми же причинами объясняются взлеты и падения,

приводящие к перемещению индивида в другой общественный класс. Переход в высшие

или низшие классы обычно происходит на протяжении жизни нескольких поколений,

поэтому в таких случаях речь должна идти, скорее, о семьях, нежели об отдельных

лицах. Именно этим объясняется то обстоятельство, что исследователям,

фиксирующим свое внимание на отдельных личностях, зачастую не удается обнаружить

какую-либо связь между способностями и социальным положением: иногда эти факторы

даже противопоставляются друг другу. По ведь люди начинают свой жизненный путь в

столь различных условиях, что указанная связь, если не считать примеров

действительно выдающихся личных достижений, не так уж заметна. К тому же она

проявля­ется лишь как общая закономерность, оставляющая место для бесчисленных

исключений. Необходимо, следовательно, учитывать, что каждый человек - это

только одно звено в цепи, состоящей из множества подобных звеньев. Эти

соображения вовсе не служат доказательством моей точки зрения, а лишь указывают

на возможные пути ее обоснования. Рамки данной книги не позволяют мне

остановиться на этом вопросе подробнее, поэтому отсылаю читателя к моей работе

"Theorie der sozialen Klassen im etnisch homogenen Millieu", (Archiv fur

Sozialwissenschart, 1927.)], представляет собой национальное достояние,

подлежащее разумному использованию при любом общественном строе. Уже одно это

соображение указывает на то, что недостаточно лишь воздержаться от истребления

этих людей. Более того, этот класс вы­полняет жизненно важные функции, без

которых не обойтись и в социалистическом обществе. Как мы убедились, именно

этому классу мы обязаны практически всеми культурными достижения­ми эпохи

капитализма и той частью экономических успехов, которая связана не с увеличением

численности работающего населения, а с тем, что обычно именуется повышением

производительности труда (количеством продукции, создаваемой в единицу рабочего

времени) [Как было показано в первой части, это признавал и сам Маркс в

"Коммунистическом манифесте".]. А эти достижения имеют в своей основе уникальную

по эффективности систему вознаграждений и наказаний, которую социализм

намеревается уничтожить. В этой связи возникают два вопроса. Во-первых, можно ли

поставить высшие буржуазные слои на службу социалистическому обществу. И

во-вторых, могут ли те функции, которые они выполняют и которые социализм должен

у них забрать, выполняться какими-то специальными органами или осуществляться

посредством других, небуржуазных методов либо то и другое вместе.

3. Проблема бюрократического управления

Рациональное использование класса буржуазии - это, бесспорно, одна из наиболее

сложных задач, которые предстоит решать социалистическому режиму. Нет никакой

уверенности, что это удастся. Дело не столько в трудностях объективного порядка,

сколько в том, что социалистам нелегко осознать важность самой проблемы и

выработать разумный подход к ней. Их учение о природе и фун­кциях

капиталистического класса, о котором шла речь выше, сви­детельствует о стойком

нежелании это делать. Оно может также играть роль своего рода психотехнической

подготовки к отказу от решения этой проблемы. В этом нет ничего удивительного.

Кем бы ни был отдельный социалист - свободным художником, партий­ным

функционером или государственным служащим, - он пусть наивно, но вполне

естественно воспринимает пришествие социа­лизма как свой собственный приход к

власти. Социализация означает для него, что "наша взяла". Замена существующего

аппарата управления - важная, может быть, даже важнейшая часть этого процесса.

Общаясь с воинствующими социалистами, я, признаться, нередко терзался

сомнениями: так ли уж стремились бы некоторые из них, если не большинство, к

установлению социалистического строя, будь он даже во всех прочих отношениях

хорош, коли бы знали, что у руля окажутся другие люди. Сразу же оговорюсь, что

позиция других социалистов была безупречной [По этому поводу см. комментарии к

материалам обсуждений Немецкого комитета по социализации (гл. XXIII).].

По существу успешное решение проблемы использования буржуазии предполагает,

помимо всего прочего, что ей будет позволено выполнять ту работу, к которой она

в силу склонностей и тради­ций наиболее подготовлена. Следовательно, проводя

отбор людей на управленческие посты, нужно исходить лишь из принципа

соответствия работника данной должности, не дискриминируя при этом выходцев из

буржуазной среды. Такой подход вполне реален, и в ряде случаев он даже может

выгодно отличаться от капитали­стического метода отбора людей, который действует

в эпоху круп­ных корпораций. Вместе с тем возможность работать предполагает

нечто большее, чем просто назначение на соответствующую долж­ность. Вступив на

тот или иной пост, руководитель должен полу­чить право действовать по своему

усмотрению и под собственную ответственность. Тут-то и возникает вопрос о

"бюрократизации экономической жизни" - излюбленной теме антисоциалистических

проповедей.

В современных условиях трудно представить себе какую-либо форму организации

социалистического общества, не связанную с созданием громоздкого и

всеобъемлющего бюрократического аппа­рата. Любая иная мыслимая модель несет в

себе угрозу неэффек­тивности и распада. Впрочем, это соображение не должно

напугать тех, кто осознает, насколько далеко уже успела продвинуться

бюрократизация экономической жизни - и даже жизни в целом, и кто способен видеть

суть проблемы за теми словесными хитросплетениями, которые вокруг нее

нагромождаются. Как и в случае с "монополией", эти словеса приобрели в нашем

сознании непомерный вес в силу исторических причин. В период становления

капитализма буржуазия укрепляла свои позиции прежде всего в борьбе с местной

властью, которую представляла монархическая бюрократия. В большинстве своем

действия, которые торговец или фабрикант считали докучливым или неразумным

вмешательством в свои дела, в коллективном сознании капиталистического класса

ассоциировались с государственной бюрократической машиной. Такого рода связь

оказалась исключительно устойчивой. Не случайно, даже если сами социалисты

боятся этого пугала и без устали заверяют нас, что ничто им так не чуждо, как

идея бюрокра­тического строя [В России для подобных заявлений существуют

дополнительные причины. Советские лидеры, и прежде всего Троцкий, ловко сумели

превратить этот жупел в козла отпущения. Справедливо рассчитывая на доверчивость

публики, - как у себя в стране, так и за рубежом - они попросту списали на

"бюрократию" все, что, по их мнению, было в России далеким от совершенства.].

Как мы увидим в следующем разделе, бюрократия - это вовсе не препятствие для

демократии, а ее необходимое дополнение. Она неизбежно сопровождает современное

экономическое развитие и станет еще более существенным его компонентом в

социалистическом государстве. Однако понимание неизбежности всесторонней

бюрократизации еще не означает решения связанных с этим процессом проблем.

Воспользуемся представившейся возможностью очертить их.

Чаще всего основное значение придается устранению таких поведенческих стимулов,

как стремление к прибыли и страх перед потерями. Но это отнюдь не самое

существенное. Более того, и ответственность, понимаемая как необходимость

расплачиваться за свои ошибки собственными деньгами, так или иначе уходит в

прошлое (хотя и не столь быстро, как кому-то хотелось бы), а тот тип

ответственности, который существует в крупных корпорациях, как будет показано

позже, вполне возможно воспроизвести в социалистическом обществе. Кроме того,

способ отбора на руководящие должности, характерный вообще для бюрократии или

государственного аппарата, не обязательно столь неэффективен, как это за­частую

пытаются изобразить. Правила назначения и продвижения по службе государственных

чиновников не лишены определенной рациональности. А на практике они нередко

оказываются даже более эффективными, чем на бумаге. К примеру, если в

достаточной мере учитывать коллективное мнение сотрудников данного учреждения о

том или ином работнике, это может существенно помочь продвижению способных

людей, - по крайней мере людей с определенным типом способностей [См. гл.

XXIV.].

Гораздо важнее другое. Бюрократический способ ведения бизне­са и создаваемая им

нравственная атмосфера нередко оказывают угнетающее действие на наиболее

активных людей. Это в основном связано с неизбежной проблемой всякого

бюрократического механизма: как совместить индивидуальную инициативу с его

отлаженным функционированием. Сплошь и рядом бюрократия оставляет крайне мало

места для инициативы и дает широкий простор злонамеренным попыткам задушить ее.

Отсюда может возникнуть чувство разочарования и тщетности усилий. А это в свою

очередь порождает людей особого умственного склада, упивающихся разносной

критикой всякой инициативы, проявляемой другими. Од­нако все это не неизбежно.

Многие бюрократические организации, как выясняется при более тесном знакомстве с

ними, сумели достичь в решении этой проблемы определенных успехов. Но простых

рецептов тут не существует.

Вместе с тем не так уж трудно найти внутри бюрократического механизма подходящее

место для выходцев из буржуазной среды и изменить их трудовые навыки. Как мы

далее убедимся, к тому времени, когда социализация будет осуществлена (при

условии, что это будет делаться без поспешности), скорее всего, появятся

ус­ловия для морального приятия социалистического строя и лояльности к нему. Не

потребуется никаких комиссаров для переубеждения и нажима. При разумном

отношении к экс-буржуазным элементам, предусматривающем создание условий для

максимально эффективного их использования, не потребуется ничего сверх того, что

обычно делается применительно к управленческому персоналу, каким бы ни было ею

социальное происхождение. Что именно понимается под "разумным отношением"

убедительно и без всякой демагогии объяснили некоторые теоретики-социалисты, и

нам остается лишь вкратце повторить их основные тезисы.

Следует с самого начала уяснить, что всецело полагаться на чисто

альтруистическое чувство долга столь же нереалистично, как и полностью отрицать

его значение и возможности. Высоко ставя чувство долга и родственные ему чувства

удовлетворения от работы и руководящей деятельности, не стоит умалять роль

определенной системы вознаграждений, хотя бы в форме общественного признания и

престижа. С одной стороны, как учит нас жизненный опыт, трудно найти мужчину или

женщину, даже самого возвышенного склада, которые обладали бы чистым альтруизмом

и чувством долга, совершенно не связанными с той или иной разновидностью эгоизма

или, если угодно, тщеславия, стремления к самоутверждению С другой стороны,

ясно, что корни этого всем знакомого явления лежат не в капиталистической

системе, а гораздо глубже, в самой логике существования внутри любой социальной

группы. От него нельзя отмахнуться с помощью фраз о капиталистической чуме,

заражающей души и коверкающей "природные" склонности человека Однако совсем

нетрудно совладать с этим типом эгоцентризма, если использовать его в интересах

общества, а социализм создает для этого особенно благоприятные возможности.

В капиталистическом обществе признание достижений и социальный престиж имеют

ярко выраженную экономическую подоплеку Во-первых, потому, что именно по

денежному доходу принято судить о жизненном успехе, а кроме того, большинство

атрибутов социального престижа, и в частности самое неосязаемое экономическое

благо - общественное положение (social distance), - также приобретаются с

помощью денег. Экономисты, разумеется, всегда осознавали связь престижа или

общественного положения о личным богатством. Об этом писал еще Джон Стюарт

Милль, которому в данном случае не потребовались особая проницательность или

необыкновенный дар предвидения. Не приходится сомневаться, что среди движущих

сил, заставляющих добиваться неординарных результатов, фактор престижа - один из

основных.

Во второй части книги мы говорили о том, что по мере разви­тия капитализма все

более заметной становится тенденция к ослаблению мотива обогащения, как и

других, связанных с капита­лизмом поведенческих мотивов. Следовательно, в наши

дни соци­ализм не потребует от высшего слоя общества столь серьезной переоценки

жизненных ценностей, которая была бы необходима лет сто назад. Более того, сам

мотив престижа легче, чем другие, может подвергнуться трансформации: так,

хорошие работники, получающие сегодня удовлетворение от высоких заработков,

завтра могут почти так же радоваться предоставленному им нраву украсить свою

одежду копеечным ярлычком (конечно, если такие знаки от­личия будут выдаваться с

должной экономностью), как если бы они приобрели миллион за год. И это можно

понять. Ибо если предположить, что подобная привилегия производит достаточно

сильное впечатление на окружающих и те начинают иначе себя ве­сти по отношению к

ее обладателю, это обеспечит ему те же пре­имущества, ради которых он сейчас

стремится заработать милли­он. Впрочем, такая система вознаграждения вовсе не

нова, она ши­роко применялась в прошлом и давала прекрасные результаты. Почему

бы и нет? Ведь и Троцкий в свое время не отказался от ордена Красного Знамени.

Что касается более высоких реальных доходов для определенных категорий

работников, то в определенных пределах это вопрос рационального использования

имеющегося фонда социальных ре­сурсов, никак не связанный с принципом

стимулирования. Подобно тому как победившие на скачках лошади и быки-рекордсмены

пользуются вниманием, которым неразумно и невозможно обеспе­чить всех лошадей и

всех быков, так и человек, лучше других работающий, заслуживает особого

отношения к себе, если во главу угла поставить требования экономической

рациональности. Конечно, это не обязательно. В обществе могут возобладать

идеалы, которые несовместимы с принципами рациональности и обращением с людьми,

как с машинами. В таком случае экономисту остается лишь напомнить обществу, что

оно должно в полной мере созна­вать издержки, сопряженные с такого рода

идеалами. Этот пункт имеет особое значение. Зачастую доходы, оказывающиеся

настолько высокими, что вызывают враждебное отношение со стороны Других,

обеспечивают их обладателям лишь самые элементарные жизненные удобства,

возможность более или менее спокойно жить и продолжать работать так же, как

раньше.

С учетом этого обстоятельства можно, хотя бы отчасти, решить проблему чисто

экономических стимулов. И все же я полагаю, что социалистическое общество,

сообразуясь опять-таки с требованиями рациональности, сможет получить

значительный выигрыш за счет того, что не будет относиться к людям так, как если

бы это были скаковые лошади или машины. Еще один довод в пользу такого взгляда

вытекает, во-первых, из наблюдения за поведением людей, а во-вторых, из анализа

капиталистической экономики и культуры, из которого следует, что существующие у

людей побудительные мотивы, которые общество может, прибегая к дополнительной

оп­лате, использовать в своих интересах, не являются продуктом капиталистических

условий. Эти побуждения служат движущей силой любой социально значимой

деятельности. При отсутствии этих мотивов результаты были бы не столь велики,

как могли бы быть, хотя нельзя точно установить, насколько именно они снизятся.

Однако надо учесть, что с приходом социализма значение этого фактора будет

убывать по мере вхождения экономического процесса в стационарный режим.

Правомерность такого рода стимулирования вовсе не означает, что номинальные

доходы должны быть так же высоки, как ны­не, в условиях капитализма, когда они

включают в себя налоги, сбережения и т.п. Однако исключение этих статей сразу

резко снизит цифры доходов, кажущиеся сегодня столь оскорбительными для нашего

мелкобуржуазного менталитета. Более того, как мы отмечали ранее, люди с высокими

доходами постепенно проникаются идеями умеренности и на деле утрачивают многие

побудительные стимулы - кроме соображений престижа - для достижения таких

доходов, которые в прошлом считалось необходимым иметь феодалу. В дальнейшем к

тому времени, когда можно ожидать прихода социализма, идеи умеренности получат

еще большее развитие.

Разумеется, фарисеи от экономики возденут свои руки в священном ужасе. Ради них

позволю себе заметить, что существуют способы, которые помогут развеять их

сомнения. Это меры, изобретенные в капиталистическом обществе, но значительно

усовершенствованные в России. В основном они сгодятся к сочетанию платежей

натурой с щедрым денежным покрытием тех расходов, которые, как предполагается,

обеспечивают должное исполнение соответствующих обязанностей. В большинстве

стран высшие государственные чиновники, бесспорно, получают весьма скромное

жалованье, нередко даже чересчур скромное, и денежные оклады политических

деятелей высокого ранга в государственных органах также совсем невелики. Но во

многих случаях это компенсируется - иногда частично, иногда даже с лихвой - не

только определенными почестями, но также официальными резиденциями, чей персонал

оплачивается за государственный счет, возможностями для проявления "служебного"

гостеприимства, использованием адмиральских и прочих яхт, специальной оплатой

услуг, связанных с участием в деятельности международных комиссий, генерального

штаба армии и т.н.

4. Сбережение и дисциплина

Так, какие же именно функции, ныне исполняемые буржуа­зией, социалистический

строй должен будет отнять у нее? Поговорим о двух - сбережении и дисциплине.

Что касается первой из этих функций - сбережения, почти целиком сосредоточенной

в руках буржуазии, прежде всего ее вы­сших слоев, я не собираюсь утверждать,

будто она является необязательной или антиобщественной, и тем паче призывать

читателя уповать на склонность отдельных членов социалистического общества к

экономии. Их вклад не стоит недооценивать, однако этого будет явно недостаточно

до тех пор, пока социалистическая экономика не вступит в квазистационарное

состояние. То, что в условиях капитализма достигается посредством частных

сбережений, в социалистическом обществе центральная власть способна осуществить

гораздо более эффективно, непосредственно направляя часть национальных ресурсов

на создание новых заводов и оборудования. По крайней мере, в этом отношении опыт

России вполне убе­дителен. Никакое капиталистическое общество не в состоянии

бы­ло бы навязать подобные тяготы населению и добиться от него та­кого

"воздержания" от потребления. Обществу, находящемуся на более высокой ступени

развития и стремящемуся сохранить такие же, как при капитализме, темпы

экономического роста, не потребовалось бы прибегать к подобным мерам. Если

квазистационарное состояние достигнуто еще предшествующим, капиталистическим,

обществом, то и добровольного сбережения при социализме может оказаться

достаточно. Короче говоря, хотя эта проблема всегда под­дастся решению,

очевидно, что разные решения предполагают и различные модели социализма.

Социалистическую идиллию мож­но реализовать, но для этого пришлось бы признать,

что об экономическом росте не следует беспокоится, а с экономическими критериями

не обязательно считаться: или, другими словами, что экономический рост раньше

был важен, но развитие уже достигло та­кого уровня, когда дальнейший рост не

играет столь существенной роли.

А теперь по поводу дисциплины. Имеется очевидная связь между эффективностью

экономического механизма и той властью над наемными работниками, которой

коммерческое общество с помощью институтов частной собственности и "свободного"

договора наделяет буржуазного работодателя. Это не просто привилегия,

позволяющая имущим эксплуатировать неимущих. За непосредственным личным

интересом каждого стоит социальная заинтересованность в нормальном

функционировании производства. Можно спорить относительно того, насколько в той

или иной конкретной ситуации частные интересы обслуживают интересы общества и

ка­кова степень тех неоправданных лишений, которые испытывают неимущие

вследствие того, что социальные интересы вверяются эгоизму работодателей. Но в

историческом плане не может быть двух мнений ни но поводу самого осуществления

общественных интересов, ни касательно эффективности метода их осуществления,

который, кстати, в эпоху "свободного" капитализма был единственно возможным.

Итак, нам предстоит ответить па два вопроса. Будет ли общество в условиях

социализма заинтересовано в том, чтобы производственный механизм функционировал

четко? Если да, то способно ли социалистическое планирование обеспечить

осуществление всех необходимых властных функций, какими бы они ни были?

Пожалуй, вместо термина "власть" лучше использовать допол­няющий его термин

"авторитарная дисциплина", под которым мы понимаем воспитанную у людей привычку

выполнять приказания других, работать под надзором, нормально воспринимать

критику. Такого рода дисциплину надо отличать от самодисциплины, хотя она, по

крайней мере отчасти, связана с предшествующим и даже унаследованным опытом

подчинения дисциплинирующему воздействию власти. Авторитарную дисциплину нельзя

отождествлять и с групповой дисциплиной, являющейся результатом давле­ния

коллективного мнения на каждого индивида и тоже в определенной мере

обусловленной выработанными в прошлом навыка­ми подчинения.

В распоряжении социалистического общества имеются два фак­тора, использование

которых может позволить укрепить самодисциплину и групповую дисциплину. Правда,

здесь, как и во многих других случаях, не обходится без глупейшей идеализации -

рису­ются нелепые картины, когда рабочие в перерывах между прият­ными

развлечениями ведут интеллектуальные дискуссии, позволяющие выработать верные

решения, реализуемые затем в процессе жизнерадостного соревнования. Однако

существование такого рода фантазий не означает, что с социализмом не могут быть

связаны и ожидания вполне реалистического свойства.

Во-первых, предполагается, что социалистический строй будет располагать

моральной поддержкой большинства населения, тогда как капитализм ее постепенно

утрачивает. Само собой разумеется, что в этих условиях рабочий будет лучше

выполнять свои обязанности, нежели при общественной системе, не вызывающей у

него одобрения. Надо добавить, что само это неодобрение, как правило, следствие

подверженности внешнему влиянию. Рабочий осуждает систему, поскольку ему внушают

эту идею. Его лояльность и чувст­во гордости от хорошо выполненного дела

систематически разру­шаются посредством словесной обработки его сознания. Все

его мировоззрение искажается комплексом классовой борьбы. Но то, что я прежде

назвал устойчивой заинтересованностью в социальной напряженности - такой интерес

в основном исчезнет или, как мы вскоре увидим, он будет устранен, как и

некоторые другие устойчивые интересы. Конечна, наряду с ними будем странен и тот

позитивный эффект, который связан с дисциплинирующим чувст­вом ответственность

за свое собственное экономическое положение.

Во-вторых, одно из основных достижений социалистического строя состоит в том,

что он позволяет экономическим явлениям продемонстрировать свою социальную

природу с абсолютной на­глядностью, тогда как при капитализме она скрыта под

маской заинтересованности в получении прибыли. Можно как угодно относится к

преступным действиям и безрассудствам, которые, как считают социалисты,

совершаются под этим прикрытием, но нельзя недооценивать значения самого

прикрытия. Например, в социалистическом обществе вряд ли кто-нибудь усомнится,

что польза, извлекаемая страной из международной торговли, заключается в

импорте, а экспорт - не более чем жертва, на которую приходится идти ради

обеспечения возможности импорта. В коммерческом обществе подобная здравая точка

зрения зачастую пол­ностью скрыта от рядового гражданина, и в результате он

бездумно поддерживает политику, идущую ему во вред. Сколь бы неумелой ни была

социалистическая администрация, она заведомо не станет открыто поощрять

кого-либо премией за то, что он не будем производить ту или иную продукцию.

Никого не обманут и сказки о сбережениях. Таким образом, экономическая политика

станет более дальновидной и рациональной. Некоторые из самых существенных

источников потерь можно будет устранить просто потому, что экономический смысл

предпринимаемых мер и происходящих процессов окажется общепонятным. Кроме всего

прочего, каждый член общества осознает истинные последствия отлынивания от

ра­боты и особенно забастовок. Придя к выводу, что "теперь" забастовки являются

антиобщественными попытками подорвать общественное благосостояние, он,

разумеется, не обязательно задним числом станет осуждать забастовки эпохи

капитализма. Решившийся на забастовку при социализме сделает это с нелегким

серд­цем и столкнется с общественным осуждением. В частности, в новых условиях

не будет места действующим из лучших побуждений буржуа обоих полов, упоенно

восхваляющим бастующих рабочих и их лидеров.

5. Авторитарная дисциплина при социализме: урок, преподанный Россией

По мере того, как роль двух рассмотренных выше факторов бу­дет возрастать, более

надежной станет самодисциплина и групповая дисциплина в социалистическом

обществе, а следовательно, потребность в авторитарной дисциплине по сравнению с

эпохой позднего капитализма уменьшится. Однако анализ этих факторов позволяет

сделать и более широкие выводы, в том числе и такой: если возникнет

необходимость ужесточить авторитарную дисцип­лину, достичь этого будет легче в

социалистическом обществе [Если это утверждение окажется справедливым хотя бы

для некоторых моделей социализма, то его значимость трудно переоценить.

Дисциплина дает возможность повысить производительность труда, а при

необходимости и увеличить продолжительность рабочего времени. Независимо от

этого, дисциплина является важнейшим фактором экономии затрат. Она выполняет

роль смазки в экономическом механизме, позволяя значительно снизить потери и

общие расходы на единицу полезного эффекта. В частности, дисциплина способна

резко повысить эффективность планирования и текущего управления и вывести их на

уровень, недосягаемый при нынешних условиях.]. Прежде чем приступить к

обоснованию данного утверждения, я должен объяснить, почему социалистическое

общество не сможет обойтись без авторитарной дисциплины вообще.

Первое. Самодисциплина и групповая дисциплина - это в зна­чительной мере

результат предшествующего, а возможно, и полу­ченного по наследству опыта,

выработанного под воздействием авторитарной дисциплины. Если такое воздействие

прекратится на достаточно длительный период времени, то и эти формы дисцип­лины

будут постепенно утрачены независимо от того, существуют ли в социалистическом

обществе также и другие мотивы поддержания дисциплины, связанные с соображениями

рациональности либо с моральной поддержкой системы со стороны отдельных лиц и

групп. Такие мотивы, если они получают широкое распространение, становятся

Дата добавления: 2015-05-22