Город – 2 25 страница

И вместо того, чтобы быть логичной, приводить веские аргументы и доводы, спорить до хрипа и стоять на своем – я просто бросилась с места к двери и, задыхаясь, вылетела в коридор.

Не надо видеть ему меня в таком состояния. Какой ужас…. Какой бред…. Как все могло обернуться подобным разговором. Какой, к черту, Клэндон‑сити? Почему сейчас!? Хотелось разреветься так сильно, чтобы задрожали и осыпались стены.

Я уже было рванулась вперед по коридору, когда сильные руки сжали меня и вволокли назад в кабинет.

– Не хочу! Не хочу назад! – Орала я, пытаясь вырваться из стального захвата. – Ты меня не любишь, вот почему!…

Халк резко и даже грубо швырнул меня обратно на диван, и как только мой зад коснулся обивки, что‑то резко полыхнуло белым в его глазах. Свет этот проник глубоко в мозг, заставил меня обмякнуть, но ровно настолько, чтобы я осталась в сидячем положении, повалившись на спинку дивана.

И хотя я не потеряла зрение, теперь я сидела молча, потому что любая способность двигаться, полностью пропала из моего тела, а сознание стало каким‑то мягким и тягучим. Почти спокойным. Однако спокойствие это было ложным, какие‑то образом я знала, что это всего лишь внешнее воздействие, а на деле, в центре головы продолжает бушевать эмоциональный пожар.

Халк же теперь стоял напротив меня, напряженный, и тяжело дышал. Будто это не я, а он только что подвергся воздействию со стороны. Глаза его все еще чуть заметно светились белым, и зрелище это было воистину завораживающим. Широкая грудь вздымалась и опускалась, подбородок был низко опущен. Халк исподлобья смотрел прямо на меня, жестко и молча.

Еще раз осознав, что больше совершенно не могу ни двигаться, ни говорить, я сникла.

Как‑то сдалась. Поняла, что проиграла.

Что бы он там ни решил, теперь уже невозможно изменить. Не хочет он меня видеть, значит, я уеду. Если ему по душе такие способы убеждения, когда я даже слова в свою защиту вставить не могу, значит, пусть разговаривает с куском желе, которое не может ни кивнуть, ни пискнуть.

Впервые в жизни, я действительно глубоко на него обиделась. Сильно и плохо. Просто за то, что мне не дали право на равных участвовать в диалоге.

И теперь, мне, если честно, было все равно, что именно он собирался сказать.

Единственное, что в моем теле двигалось – это глаза, и, воспользовавшись этим преимуществом, я отвела взгляд в сторону, чтобы не видеть лица, которое было мне болезненно дорого.

– Посмотри на меня. – Сказал он тихо, но очень властно.

Я перевела взгляд назад, надеясь, что он выражает достаточно презрения, заодно пытаясь понять, способна ли я в таком состоянии разразиться слезами, как мне того очень хотелось.

– Сегодня ночью от склада отойдет грузовик с урожаем, который я экспортирую из Тали во внешний мир. Поедут бочки с ягодами. И ты. С тобой будет сумка, в которой будут все твои вещи, плюс кредитная карта, на которую я ежемесячно буду переводить определенную сумму, чтобы ты ни в чем не нуждалась, если вдруг решишь не работать.

Если бы я могла выплюнуть ему в ответ все, что думаю, то это звучало бы примерно следующим образом: «Ты, чертов засранец, засунь себе эту кредитку куда подальше! Не хочешь меня видеть, ну и не надо мне твоих подачек! Не дал ни слова сказать, ни попрощаться ни с кем!»

Но, естественно, я промолчала, а как же еше….

Халк тоже помолчал. Как бы зла на него я ни была, а все же я не могла не заметить, как тяжело ему давался этот монолог. Будто преодолевая внутреннюю боль, он продолжил:

– Документы у тебя поменяны не будут, имя останется тем же, потому что у Комиссии нет на тебя данных, ты попала в Тали по изначально ложным документам. Поэтому ты просто исчезнешь отсюда, как будто никогда здесь не появлялась.

Если бы я могла, я бы отвернулась.

Не появлялась, как же! И не встречала Халка, не проводила с ним ночи, не знала и ни радовалась, что нашла свою настоящую вторую половину….

И не выдержав, я послала Халку взгляд, который вопрошал «Ну, зачем так? Ты же знаешь, что ты – мой мужчина. Зачем делать все именно так?»

И, к моему удивлению, Халк понял абсолютно все, что я пыталась ему сказать (сенсор, как же! А я ведь почти забыла), сделал шаг ко мне, опустился на колени и долго, очень долго смотрел мне в глаза, прежде чем сказать.

– Прости меня за такой метод. Хотел бы я провести с тобой еще одну ночь, дать нам возможность попрощаться, еще один раз позволить себе насладиться каждым сантиметром твоей кожи, держать тебя на коленях до утра, но я не смог бы, Шерин…. Не смог бы дать тебе потом уйти.

Я не смотрела в его глаза.

Я смотрела туда, где ветер шевелил занавески, долетая в ночи от теплых красных гор, а моим щекам катились слезы. Значит, эта способность все‑таки не отключилась. Видит Бог, не хотела плакать. Ведь злость или гнев пережить куда легче, чем проявление теплых чувств, и я почти ненавидела Халка за то, что он не позволил мне уйти в неведении, не позволил уйти с мыслью, что меня просто выкинули. Это со временем можно было бы пережить. А забыть того, кто любил меня больше жизни, было невозможно.

А я видела, что Халк любил. Любил меня больше, чем что‑либо другое. И именно поэтому хотел, чтобы я уехала. Может быть, я и не хотела понимать мотивы его действий, но, к сожалению, я понимала.

– Я приеду туда, где ты будешь. – Тихо прозвучал его голос. – Я дам тебе ту жизнь, которую всегда хотел дать. Я – твой мужчина и я всегда буду рядом.

Не удержавшись, я посмотрела на него и утонула. Утонула в свете единственных глаз, которые когда‑либо хотела видеть рядом. И я любила так сильно, что было больно, я хотела обнять, держать, потеряться в нем….

Но Халк был прав. Я бы никогда и ни за что не смогла сама оторваться от него. А, значит, могла ли я судить его за то, что он обездвижил и обезмолвил меня?

Нет. В который раз он был прав.

Такой сильный, красивый, родной и такой близкий…. Пока…. Я любила и ненавидела. Себя и свою любовь, за то, что она ранила. За то, что она разделяла, за то, что она не могла мне сейчас помочь. А глаза напротив все гипнотизировали светом.

– Никогда, никогда больше не говори, что я не люблю тебя, Шерин. Видит Бог, я не знал, что способен чувствовать то, что чувствую. И если понадобится, я заставлю тебя забыть обо всем на свете, кроме того, что я тебя люблю.

И он поцеловал меня.

И этой был самый долгий и самый нежный поцелуй, который я когда‑либо впоследствии хранила моя память.

После чего легкий взмах руки погрузил меня в темноту.

Клэндон‑сити. Возвращение.

На лицо падали капли дождя, вокруг висела серая морось.

Деревья стояли еще зелеными, ведь август лишь недавно сменил жаркий знойный июль, и уже совсем скоро листья сменят одеяние на нечто оранжево‑золотистое. Да, уже скоро. Но еще не сейчас.

А пока дождь.

Такой желанный и такой же непривычный. Как и мир вокруг.

Капли стекали по лицу и по легкому плащу, стучали по асфальту и тонули в разлившихся лужах. Где‑то на углу играла музыка, выбрасывали мириады брызг колеса проезжавших по дороге машин, а я едва замечала все это, неотрывно глядя на яркий мерцающий экран, показывающий вот уже в который раз рекламу «Dreams Ltd.»

«Мы исполним любое ваше самое сокровенное желание» – Беспрестанно крутились и повторялись сладкие призывы для тех, кто хотел (в лучшую или худшую сторону – теперь это был весьма спорный вопрос) поменять свою жизнь. «Всего лишь возьмите трубку и наберите номер, остальное мы сделаем за вас….»

Да уж. Сделают. Не сомневаюсь.

Казалось, за последний час, я просмотрела эту рекламу в тысячный раз. Она будто гипнотизировала меня, погружая в отстраненное спокойствие, которое напоминало о чем‑то знакомом, почти родном, но в то же время теперь очень далеком.

Начинало вечереть, и низко висящие облака погружали серый город в еще более глубокую тьму – каких‑то тридцать‑сорок минут, и зажгутся фонари. Мокрые витрины переливались разноцветными огоньками и пестрели зазывными неоновыми знаками, извещающими о громадных скидках, вокруг ходили люди – улыбающиеся, свободные, в магазин, из магазина, домой…. Такие нормальные люди, совершенно нормальный мир….

И нет больше на руке привычной тяжести браслета, нет жары и красных гор на горизонте.

Я медленно перевела взгляд на дорогу и пролетающие серебристые, черные, синие, желтые, белые… какого угодно цвета (здесь люди могли себе позволить быть чрезмерно притязательными к оттенкам) салоны машин. В каждом из них такие же нормальные свободные люди ехали по своим делам, занимались бизнесом, отдыхали, расслаблялись, думали о проблемах, жили, искали выходы из сложившихся ситуаций, думали о встрече с друзьями этим вечером или, может быть, следующим. Думали о том, что приготовить на ужин и что надеть на работу завтра утром, что скажет их любимая или любимый, если вдруг кто‑то забудет о годовщине, думали о том, какие звонки еще нужно сделать или что посмотреть по телевизору, примостив уставший торс на мягком диване в гостиной….

И, казалось бы, что может быть нормальнее, чем дождь ранней осенью, проезжающие машины, загорающиеся огни большого города? Вот только нормальность эта стала для меня какой‑то чужой.

Вот так вот вдруг и неожиданно.

Я не замечала тех, кто проходил мимо, и едва ли слушала их речь.

Стоя совсем даже недалеко от дома, и все никак не могла заставить себя сдвинуться с места.

Куда идти? Зачем? Почему я вообще зову эту квартиру домом? И как вообще случилось так, что я когда‑то привыкла к этому городу, к этому месту? Почему я никак не могу втиснуться в пространство, которое не пахнет жарой и не пропитано пыльцой с цветущих полей?

Весь этот мир, который теперь окружал меня, был большим и свободным – почти необъятным по величине, но я странным образом вот уже третий день не могла найти в нем себе места. Можно было ходить пешком, ездить на такси, на поездах, говорить с кем хочешь, делать любые покупки, заниматься всем, чем душе угодно, а вместо этого я ощущала себя чужаком. Непонятно откуда взявшимся и непонятно куда направляющимся.

Абсолютно упавшим духом и потерянным.

И что‑то во всем этом было неправильно.

Может быть, еще три месяца назад, я была бы рада стоять на этом углу и думать о том, какие булочки купить на завтрак, думать о растущих продажах и расширении магазина, думать о том, что еще можно было сделать, чтобы помочь Алексу вернуться….

А теперь мне было плевать на Алекса.

И почему‑то на магазин. И на этот город. И на всех тех, кто ходил мимо. Мое сердце взвывало и проваливалось куда‑то вниз каждый раз, когда я думала о том и тех, кто остался там, откуда мне когда‑то так хотелось вернуться.

Жизнь странная штука. Ироничная.

Так или иначе, но она всегда предоставит тебе все, о чем ты когда‑либо мечтал, вот только время для этого выберет весьма специфическое. И чаще всего тогда, когда тебе меньше всего будет хотеться получить желаемое.

И почему, почему все работает именно так?

Как же неожиданно все повернулось. И до нелепого быстро.

Один взмах руки, одно решение, одно слово, и закрытый фургон грузовика уже мчит тебя сквозь ночь в неизвестном направлении, на нежеланную и непрошенную так скоро свободу. И свободу от кого? От того, кого любил больше всего на свете? Свободу от собственного счастья? От того места, где по иронии судьбы хотел остаться?

Неужели, Халк, ты думал, что я буду танцевать от радости, стоя одна на этих мокрых улицах? Танцевать от того, что ветер свободы обдувает распухшее от слез лицо? Неужели думал, что ставшие вдруг доступными и деньги и развлечения скрасят возникшую в груди пустоту?

Кажется, что самая глубокая расселина, находящаяся к востоку от Клэндон‑сити, была куда меньше по величине, чем та пропасть – одинокая и тоскливая, что насильно изменила и покалечила мой внутренний ландшафт. И вместо того, чтобы зарастать бурьяном новых надежд и покрываться цветами несмелой радости, пропасть эта, казалось, лишь ширилась день ото дня.

«Неужели, Халк, ты действительно верил, что это хороший вариант? Неужели не мог подождать? Придумать чего‑нибудь другого? Посоветоваться, в конце концов….»

Но Халк не слышал. Ни моих слов, ни мыслей. Он был где‑то там… далеко. В белом каменном особняке, среди полей, в комнате, где ветер колышет прозрачную занавеску. Где стоит теперь пустой диван, напротив кресла, в котором так любит по вечерам отдыхать его хозяин.

Тяжело покачав головой, я вытерла холодное от капель лицо и поняла, что полностью продрогла. Почти не глядя по сторонам, добрела до дома, вошла в вестибюль, поднялась на лифте до пятого этажа, щелкнула ключом в дверном замке, как делала много раз, и вошла в тихую прихожую.

Ни звука, ни движения, ничего.

Только стук капель по стеклу.

Стянув с себя мокрый плащ, я повесила его в коридоре и прошла в гостиную. Диван, стол, камин, над которым все так же стоит на полке фарфоровый заяц и покрытая виноградными ягодами, хрустальная ваза.

Ничего не ощущая, я подошла к камину, взяла с полки черно‑белую фотографию Алекса в рамке и выкинула ее в мусорное ведро. Хватит ей там стоять. Не мое это лицо, не в моей жизни этой фотографии больше находиться.

В полном опустошении, села на диван и поняла, что ни одной фотографии Халка у меня нет. Только память и все, что в ней осталось. Его лицо, его смех, запах, руки, прикосновения, слова….

Хоть в Городах и не существовало времени в привычном смысле этого слова, я все же вдруг начала ощущать себя старше. Точнее старой. Какой‑то пустой, одинокой и странно постаревшей от всего того, что произошло со мной за последние три месяца.

Всего три месяца назад я горевала о так жестоко обманувшем меня Алексе, который, как оказалось, яйца выеденного не стоил, а как только оказалась в тюрьме, то нашла того, кого действительно всем сердцем полюбила. Ну не ирония ли?

Почему‑то невзначай вспомнился циферблат браслета. Сколько баллов на нем было, когда его сняли с меня перед тем, как посадить в кузов? Ведь я даже не посмотрела. Я вообще отвыкла на него смотреть, с тех пор, как Халк превратился из владельца ранчо во владельца моим сердцем. Да теперь и не важно, сколько там было баллов. Не мне их было набирать за все то, чего я никогда не совершала.

У порога так и стояла не разобранная сумка с моими нехитрыми и немногочисленными пожитками, привезенными из Тали. Парой футболок, джинсами, мешочком с камнями, да несколькими парами нижнего белья. Сжечь что ли все это тряпье, чтобы не напоминало?

Мысли бродили в моей голове медленно, пугая своей тяжестью и мрачностью. Как только уходило одно воспоминание, на его месте тут же появлялось другое, напоминая о том, что и это теперь уже лишь часть истории, и больше не зовется моим «настоящим».

Почему‑то я подумала о том, что вот уже как три месяца находился на свободе тот самый Кристофер Ларош, которому мне когда‑то было велено передать злосчастную посылку. Где он? Как живет теперь? Доволен ли, что когда‑то купил себе свободу?

Наверное, да. А вот я….

Кое‑как утыркав себя в холодную постель, я принялась думать о том, что что‑то нужно делать. Что я просто не могу больше жить прежней жизнью. И какая разница «почему так случилось» и кто за это отвественнен. Но не выйдет у меня просто взять претвориться, что я – выигравший в лотерею узник, получивший один шанс на миллион досрочно выйти на свободу, и оттого сияющий непомерным счастьем. Не выйдет. Нет. Как ни крути, а не выйдет. Даже если я выиграла этот пресловутый шанс….

А, значит, придется что‑то придумать.

Перед тем, как окончательно провалиться в сон, я думала о том, что так и не нашла времени сходить в собственный магазин, куда по логике должна была заглянуть сразу после «приезда» и о том, что где‑то здесь на свободе ходят друзья Халка – Дэлл, которому дали нож и еще тот страшный, который всех преследует. А еще где‑то здесь находится и дом самого Халка, и я думала о том, что я почему‑то так ни разу не удосужилась спросить адреса. Да, кто же знал, что свобода находилась на расстоянии всего одного дня? Многое другое, я, наверное, тогда спросила бы, если бы знала. Как‑то подготовилась бы. Если не физически, то хотя бы морально. Да что сейчас об этом. Толку‑то….

Так, блуждая в лабиринтах измученного сознания, под тихую барабанную дробь дождя, я провалилась в сон.

Халк чувствовал, что устал.

И дело было не в том, что дел было невпроворот, и не в том, что пришлось инструктировать нового начальника стражи, как обходиться с бунтарями (партия новых неспокойных заключенных поступила на ранчо всего день назад), и даже не в том, что до поздней ночи он провел в клубе, бесчисленное множество раз обдирая в покер местных толстосумов. Какой смысл в деньгах, которых итак накопилось столько, что хватило бы на три жизни? Деньги в этом городе ничего не стоили. А место, где их можно было бы потратить, все еще находилось за чертой, которую он не мог пересечь, как ни старался.

Халк устал от Тали. Как‑то внезапно и насовсем.

Все здесь стало не так. Воздух слишком жарким, ветер душным, кабинет опостылым, спальня холодной, а особняк пустым.

Почему тогда, еще несколько дней назад, казалось таким правильным отправить ее назад? Почему отчаянно хотелось подарить Шерин свободу, дать ей шанс дождаться его возвращения за чертой, имея возможность жить по‑человечески? А теперь он, словно зеленый мальчишка, волновался, по поводу и без. Ведь там, без него, с ней могло случиться что‑то плохое, а его не будет рядом. И ведь не передать заботу о ней кому‑то другому, не попросить друзей присмотреть за Шерин. Сплошные запреты и ловушки. Черт бы подрал этого Дрейка!

Если раньше Халк еще как‑то мирился с положением, прятал злость внутри, старался дождаться, пока Комиссия сама решит отменить наказание, то теперь не мог сидеть без движения ни минуты. Теперь все стало не так.

Тренированный боец из спецотряда уперся кулаком в косяк рядом с балконной дверью, опустил голову и застыл, чувствуя, как сухой жаркий ветер проникает под воротник рубашки.

Устал. Надоело. Нестерпимо надоело быть чертовым узником в чертовой дыре.

Теперь все не так, потому что он нашел свою вторую половину, с которой теперь на неопределенное время разделен.

Где‑то внутри усиливалась неконтролируемая злость. А это было опасным. Нужно постараться сохранять спокойствие, иначе слишком легко наломать дров.

Халк сдержанно, но яростно ударил кулаком по косяку.

Он был всем. Имел все, что хотел. Чувствовал себя сильным и уверенным. Знал, как найти выход из любой ситуации, а теперь стоял здесь, запертый, если не в четырех стенах, так в нескольких сотнях километрах, в месте, не обозначенном ни на одной карте, не способный вернуться в нормальный мир, чтобы заниматься тем, чем любил и жить с той, без которой теперь едва дышал.

Он медленно оттолкнулся от стены, подошел к бару, плеснул в стакан виски и сел в до боли надоевшее кресло.

Халк все еще утешал себя мыслью, что ей лучше там, на свободе, где она может заниматься любимыми делами, смеяться с подружками, сидеть в кафе, ходить за покупками. Он мог и обеспечил ей безбедное будущее, снабдив кредитной картой, на которую теперь собирался ежемесячно перечислять достаточно, чтобы Шерин ни в чем себе не отказывала. Но ведь он знал эту кудрявую бестию…. Знал достаточно хорошо, чтобы понять, что та, несмотря ни какие богатства мира будет страдать, и будет ждать его. А еще и попытается что‑нибудь предпринять. Вот уж где непоседливый упертый характер. Но ведь за то и полюбил.

Его серые, полуприкрытые глаза неподвижно застыли, глядя куда‑то за горизонт, в то время как мозг лихорадочно перебирал варианты изменения сложившейся ситуации.

Как позвонить? Как связаться с нужными людьми? Все линии из Тали надежно перекрыты. Интернет тоже. Не связаться ни с ребятами, ни с Комиссией. Да даже если и свяжешься….. Дрейк не сшит из плюша и ватой не набит. Разговор, скорее всего, будет коротким и неприятным.

Бежать? Перебить к черту всю охрану и пробиться в мир? А там снова драться?

Халк жестко усмехнулся, осознав, что давно уже не прочь бы был размять руки. Но долго ли он проходит на свободе, пока опять же не появится Дрейк? А Комиссию не побороть. Даже если уложить одного – смертельный исход гарантирован. Такое не прощают никому, об этом Халк знал наверняка.

Выехать тайно на своем грузовике, чтобы хотя бы удостовериться, что с Шерин все в порядке? Риск этот тоже может привести к еще более жестокому заточению, если о вылазке станет известно.

Халк сделал большой глоток, поставил стакан на стол и устало потер лоб.

Пока выходов не видно, но какой‑то все же придется найти.

Он просто физически не способен будет сидеть сложа руки, вдали от Шерин, волнуясь о ее безопасности. Да, Клэндон‑сити спокойный город, подходящий для отдыха и для бизнеса, почти «нормальный». Вот только Халк знал, что нормальных городов на Уровнях нет. Они все чем‑то опасны. Ведь не зря Комиссии был нужен отряд специального назначения, члены которого, как никто другой были знакомы со скрытыми опасностями, которых на самом деле было ох, как много!

Больше всего Халка напрягало то, что потраченное на размышления время не окупалось достойными рассмотрения идеями. Он отметал один вариант за другим, потому что все они подвергали опасности то единственное, чем Халку ну никак не хотелось рисковать – его возможностью быть с Шерин. Он нужен ей живой и здоровый, а, значит, придется на какое‑то время обуздать нрав и поработать головой. Что ж…. Тоже не в первой. Но как изматывающее тратить время впустую….

Чертова Комиссия! Чертов Тали!

Дойдя до бара, чтобы плеснуть в стакан новую порцию виски, Халк смачно выругался в адрес Дрейка, надеясь, что тот, каким‑нибудь непостижимым образом, все же найдет способ его услышать.

– Как здорово! Поверить не могу, что ты, наконец, здесь!

Сдержанная обычно Линда вот уже почти полчаса висела на моей шее. Она светилась радостью и облегчением. В комнате для персонала, что располагалась по коридору от торгового зала, на покрытом яркой клетчатой скатертью столе, стоял свежезаваренный чай и печенье трех видов. Обрадовавшиеся моему неожиданному возвращению девочки уже успели сбегать в ближайший супермаркет, чтобы разнообразными сладостями отпраздновать мое возвращение.

– Как ты загорела! Надо же! – Тарахтела мой заместитель. – А у нас здесь все в порядке. Хоть мы и не знали, насколько ты решила взять незапланированный отпуск, но я сразу после твоего отъезда настроила всех работниц на нужный лад, и мы делали, что могли, чтобы магазин процветал. А тебе давно нужен был отдых, я сколько раз говорила, так что молодец, что, наконец, послушалась меня! А то ведь только вспомни, сколько ты переживала, бедняжка… – Линда вовремя встрепенулась и отступила, стараясь не задеть тему про Алекса, думая, что она по‑прежнему болезненна для меня. – И, Шерин, мы как никогда превзошли сами себя, теперь у нас заказывает одежду сам Жак Лоран, а Дивье сделал скидку еще на десять процентов….

Она все говорила и говорила и говорила. Я могла ее понять. Три месяца моего отсутствия заставили Линду стать ответственнее и предприимчивее, заставили начать изобретать свои идеи и делать смелые шаги на поле организации и управлении, и я должна была признать, что она отлично справилась. И теперь, конечно же, спешила как можно скорее поделиться со мной каждой значительной и незначительной деталью своего (по ее мнению «нашего») успеха.

– Все бумаги, вся бухгалтерия, все налоги – все чисто и как по часам. Я наняла новую сотрудницу полтора месяца назад, ты, конечно, сама решишь, оставлять ее или нет, но, мне кажется, что она отлично управляется с нашими бумагами….

Я едва успевала вставить слово. И не слишком волновалась, если не успевала. Пока Линда вываливала на меня детали продаж и заказов за последние месяцы, я молча жевала печенье с земляничным вкусом и мысленно задавалась вопросом – понравилось ли бы оно Халку? Наверное, понравилось бы. А, может, он любил шоколадное? Жаль, что я так мало успела о нем узнать….

Поток слов неожиданно прервался, и я осознала, что мне задали вопрос, смысл которого полностью от меня ускользнул.

– Что?

Линда мягко улыбнулась.

– Ты еще не пришла в себя после поездки, да? Это нормально. Скоро уже оклемаешься и вольешься обратно, я тебя знаю. Я спросила, что за украшение ты носила, что на запястье осталась такая белая незагорелая полоска?

Я перестала жевать печенье и медленно перевела взгляд на руку, где все это время, под палящим солнцем Тали, на руке был плотно закреплен браслет.

– Да была одна безделушка. Браслет. Наверное, дома сейчас лежит. Широкий такой, с бусинами…. – Не моргнув глазом, соврала я.

– А что это было за место, где ты так долго нежилась под солнцем?

Обычный, казалось бы, вопрос, но видит Бог, как сильно мне не хотелось на него отвечать. Вздохнув, я приступить к изобретению горного хребта из лжи.

Покинуть магазин удалось лишь спустя почти два часа, когда поток вопросов от моих сотрудниц, наконец, начал иссякать, а на меня были вылиты литры деталей о хитросплетениях и интригах между девочками, их просьбы и пожелания к дальнейшей работе. Когда все было улажено, мы еще какое‑то время посидели с Линдой над бумагами. Приходилось прикладывать титанические усилия, чтобы не отвлекаться от темы разговора и оставаться сконцентрированной на магазине, но мне это как‑то удалось. Договорившись, что Линда еще побудет у руля неделю‑другую, пока я «прихожу в порядок» и вливаюсь в прежнюю жизнь, я, наконец, смогла покинуть здание и выйти на улицу.

Час дня. День только начался.

Свернув в ближайшее кафе, я купила упакованный в треугольную картонную коробку сэндвич с ветчиной и сыром, а затем направилась в раскинувшийся неподалеку от центра города парк, чтобы посидеть на лавке и обдумать, что делать дальше.

Уединившись на одной из аллей, я развернула упаковку и принялась монотонно жевать хлеб, глядя на прогуливающихся. В отличие от парка в Тали, здесь люди загорали на расстеленных прямо на траве одеялах, смеялись, что‑то жевали, читали газеты, громко перекидывались комментариями и вообще – вели себя исключительно расслабленно.

Скользя по ним рассеянным взглядом, я продолжала утопать в собственных мыслях.

Перед тем, как отправиться в магазин, я успела разобрать сумку, стоящую у порога – разложила вещи в шкафу, убрала камни, наткнулась на кредитку, подложенную между моих футболок Халком, проверила баланс и узнала, что являюсь обладателем пятидесяти тысяч на счете, который мой любимый клятвенно заверил пополнять каждый месяц. Об этом гласила приложенная к кредитке записка.

Я откусила очередной кусок, пожевала его, проглотила и вздохнула.

Обо всем он подумал. И пятьдесят тысяч в месяц – это много. Очень много. Я могла бы менять машины каждую неделю, могла бы бросить магазин и путешествовать, или же скупать золото в таких объемах, что обвешавшись им, стала бы напоминать мумию. Или, скопив сумму за пару‑тройку месяцев, могла бы приобрести дом на море, где‑нибудь на островах. Только нужно ли мне было это все?

Как много вообще нужно одинокому человеку? Не много. Мир, ведь, он не снаружи. Мир – это то, что есть в голове, внутри. А внутри меня было лишь осознание, что Халк там, а я здесь.

Я снова вздохнула, пытаясь заставить атрофировавшиеся от отчаяния мозги работать.

Что же делать? Что же мне вообще теперь делать? Сидеть и ждать, пока однажды на пороге объявится Халк, и мы будем жить «долго и счастливо»? А что, если это произойдет через месяц или через год? Или десять лет? Я, конечно, не сомневалась, что буду любить его так же сильно, но вот только я сомневалась, что смогу не сойти с ума от одиночества и ожидания, находясь в пустой квартире и постоянно глядя на дверь.

Поэтому бездействие отпадало.

Тогда что?

И «что» мне нужно делать, я поняла уже тем же вечером, совершенно неожиданно, глядя на ту же самую неоновую вывеску «Dreams Ltd.»

И как же я сразу не додумалась? Конечно! Ведь это может быть выходом, если все получится, если все делать аккуратно и правильно. Почему же я не подумала о той же Корпорации «Исполнение желаний», как только увидела ее вывеску сразу после прибытия в Клэндон‑сити?

В квартиру я вернулась около часа назад, на улице снова моросил дождь. Темнело.

Стараясь унять дрожащие от волнения руки, я принялась лихорадочно размышлять.

Неужели где‑то на выходе из темного тоннеля, наконец‑то, забрезжил свет? Неужели эта та самая надежда, на возникновение которой я так надеялась?

Я кругами ходила взад‑вперед по гостиной, все еще неспособная поверить, что уже скоро начну действовать, но в воздухе с силой неотвратимого шторма запахло переменами.

Так‑так‑так. Нужно только сосредоточиться. Нужно обо всем подумать. И куда только меня опять несет? Не наделать бы делов….

«Успокойся, Шерин! Бога ради, просто для начала успокойся!»

Я силой усадила себя на диван, сцепила пальцы и застыла, задумавшись.

Все верно. К друзьям Халка за помощью я обратиться не могу. Так говорил и сам Халк. Ведь это поставит их всех под удар, если только они решат предпринять какие‑то действия для его высвобождения. Значит, эту идею с самого начала пришлось откинуть.

Дата добавления: 2015-05-26