Социология и поп-социология

В 30—40-е гг. в США был отмечен наивысший подъем академической со­циологии. В те годы ее интеллектуальным центром являлся Чикагский уни­верситет. В 40—50-е гг. центр социологии переместился в Гарвардский и Колумбийский университеты. В период 40—60-х гг. социология в США ста­ла частью поп-культуры. К этому времени социология достигла своей интел­лектуальной и институциональной зрелости. Сотни тысяч американских сту­дентов ежегодно посещали курсы социологии, ежегодно выходили в свет многие тысячи книг по социологии, не считая статей и отчетов. А. Гоулднер отмечает: интерес к социологии был настолько велик, что обществоведчес­кая литература продавалась везде — на железнодорожных станциях и в аэро­вокзалах, в гостиницах, магазинах, на уличных лотках. Поскольку к этому времени возросло материальное благосостояние среднего класса, тысячи ро­дителей покупали своим детям социологическую литературу, даже когда это не было продиктовано нуждами образования.

Социологическая литература стала массовым, общедоступным жанром. О социологии говорилось в прессе и по радио, в студенческих аудиториях, на общественных диспутах. К сожалению, часть молодежи, особенно ради­кально настроенная, негативно относившаяся к истэблишменту, неправиль­но поняла ситуацию и начала рассматривать социологию как рупор офици­альной культуры, против которой она в 60-е гг. активно протестовала.

Став элементом повседневной культуры, социология приземлила уровень понимания социальных проблем. Начитавшись популярных книжек, обы­ватель решил, что и без лишних углублений в теорию он способен компетен­тно судить о бедности, преступности, расовых предрассудках, безработице и т.д. Там, где следовало рассуждать теоретически, обыватель судил с мораль­ной точки зрения. Научное теоретизирование молодые радикалы рассматри­вали как форму эскапизма либо как проявление малодушия. Иными слова­ми, они полагали, что теорией занимаются те, кто не хочет решать пробле­мы практически.

Отвергая теоретизирование и самоуглубление, радикальная молодежь, сама того не подозревая и вопреки своим революционным лозунгам, заняла такую же позицию, какую занимали мещане, которым тоже были присущи антиинтеллектуализм и отрицание научных знаний.

По мнению Гоулднера, молодые радикалы не понимали, что изменить общество одними политическими средствами нельзя. Старое общество под­держивало себя благодаря идеологическому и теоретическому господству над умами людей. В основе подобной идеологии лежал понятный среднему классу лозунг «Прогресс и порядок». Изменение социального общества требовало изменения менталитета больших масс людей. Однако революционно настро­енная молодежь не была готова к подобному повороту событий.

Социальные теории, по мнению молодых радикалов, оправдывавшие существующий строй, считались глубоко личным творчеством. И по это­му личностному началу в социологии они пытались нанести основной удар. Подрастающее поколение остро воспринимало разрыв между тем, что провозглашали в своих книгах американские социологи, и их образом жизни: анализируя культуру бедности, сочувствуя социальным низам, призывая к гуманизму и справедливости, социологи жили в роскоши и благополучии. Среди социологов молодые радикалы не обнаружили ни одного мученика, но зато увидели в социологии утонченный инструмент репрессивного общества.

В большинстве случаев лидерами студенческих беспорядков в конце 60-х гг. были студенты-социологи (в частности, знаменитый французский со­циолог-бунтарь Кон Бендит) — представители науки, которая больше дру­гих ратовала за прогресс и порядок.

Получалось, что социология действовала наподобие психологического или интеллектуального фильтра, отбирая и притягивая на социологические фа­культеты людей с ярко (если не сказать патологически) выраженными рефор­мистскими наклонностями. Их ряды пополняли те, кто когда-либо испытал жизненную неудачу и разочарование. Социология и прежде притягивала всякого рода радикалов. В 30-е гг. это были социалисты, которые в молодо­сти призывали к низвержению основ существующего строя, а в пору зрело­сти превратились в отъявленных консерваторов.

Парадокс выражался и в том, что радикальная молодежь, обличавшая официальную социологию во всех смертных грехах, в том числе в махровом консерватизме, почему-то шла за революционным вдохновением не куда-нибудь, а именно в социологию. Оказывалось, что социология равным об­разом порождает и непримиримых консерваторов, и отъявленных револю­ционеров. А по мнению Гоулднера, социология не только привлекает, но и производит главным образом радикалов.

В 60-е гг., когда резко возросли государственные дотации, академическая социология успешно развивалась во всех регионах страны. Период ее при­знания и полной институциализации закончился. С географической точки зрения американская социология стала полицентричной.

Начиная с этого момента социология росла быстрее любого другого сек­тора американской культуры. «Мировое превосходство американской соци­ологии в этой профессиональной сфере, возможно, проявлялось даже ярче, чем влияние других областей американской культуры, в том числе матема­тики, физики и других естественных наук»'. На английском языке говорят ныне социологи всех стран мира, а общая численность американских соци­ологов превышает число европейских в 2—3 раза. Современная эпоха, это, по выражению Р. Миллса, — эпоха социологии.

В 60-е гг. социальная ситуация в СССР и в США была во многом схо­жей. Она характеризовалась двумя чертами: наличие развитого среднего класса и материальное благосостояние. По мнению А. Гоулднера и Р. Мил­лса, тогда в СССР и в США люди стали жить богаче, социология получила государственную поддержку, ее влияние на общество возросло. В 90-е гг. наши пути разошлись: Америка пошла по пути усиления того и другого

jouldner A. The Coming Crisis of Western Sociology. N.Y., 1970. P. 22.

фактора, СССР — по пути их ухудшения. В нынешней России нет ни сред­него класса, ни общества материального благосостояния. Когда Россия изберет правильный путь, оба фактора, помогающие развитию социологии, вновь заявят о себе.

Дата добавления: 2015-06-04