Н.Н. Алексеев 1 страница

ПРАВО.

1.Современная эпоха и государство. Бурное, тревожное время ХХ, особенно - кануна ХХ1 вв., заслонив общемировую тенденцию признания права высшей социальной ценностью, породило представление о необходимости неких решительных и кардинальных мер, которые привычно оказались связанными с представлениями о целесообразности и даже неотвратимости расширением и усиление государства в жизни общества[432].

В этих условиях получила распространение и, сверх того, стала некой модой с претензией на передовой статус идея социального государства, которая в виде общей терминологической формулы нашла закрепление в ряде Конституций последнего времени (Германии, Испании, Турции и др., а ныне - и России).

Объективные предпосылки идеи социального государства - те же, что и основания “второго поколения” прав человека - гигантский научно-технический прогресс, переход общества от традиционных к либеральным цивилизациям, потребовавшие углубления гуманистического содержания либерализма, обеспечения достойного уровня жизни людей, выработки форм социальной, в том числе - государственной деятельности, направленной на “общественное служение”.

Более того. Само возникновение и смысл идеи социального государства связывается в литературе (и это вполне логично) именно с концепцией прав человека “второго поколения”, с “обязанностью государства принимать меры, содействующие обеспечению “нового поколения” прав человека”[433] (право на труд, права на отдых, право на образование и т.д.).

С этой точки зрения вызывает настороженность уже то обстоятельство, что по сути дела термин “социальное государство” является стыдливым аналогом термину “социалистическое государство”. Небезынтересно, что Б.А.Кистяковский, обосновывая социальные функции государства, в открытую, без обиняков говорил именно о социалистическом государстве, о поглощении с его помощью частного права правом публичным[434].

Пожалуй, только ужасы сталинского “социализма” и гитлеровского “национал социализма” потребовали терминологических корректив, замены дискредитированного выражения “социалистическое государство” на более обтекаемое и неопределенное - “социальное государство”. Впрочем, и ныне при освещении деятельности “социального государства” подчас употребляются характеристики, присущие именно социалистической государственности, прежде всего подчеркивается его “всеохватывающая деятельность”, когда государство является “планирующим, управляющим, производящим, распределяющим”[435].

Но если даже не связывать идею социального государства с категорией прав человека “второго поколения”, а видеть те фактические социальные потребности и запросы, которые предъявляет к обществу и государству современная эпоха, то и в этом случае идея социального государства вызывает серьезную тревогу.

Эта тревога обусловлена тем, что кредо рассматриваемой идеи, по мнению ее сторонников, состоит в усилении государства в решении социальных вопросов, его деятельности в экономике, в сфере распределения.

Усиление же государства, его деятельности в экономико-распределительных отношениях, неизбежно сопряжено с ужесточением и расширением властно-императивных начал, доминированием публично-властного, «чиновничьего» управления по исконно-экономическим делам. А значит - с ростом государственного аппарата, дальнейшим укоренением бюрократических сторон его функционирования, чиновничьим всемогуществом, с тенденцией вмешательства во все стороны экономической и социальной жизни, и, как показывает жизненная практика, - с неизбежными в этом случае злоупотреблениями властью, коррупцией и мздоимством. Отсюда – с неизбежным при таком положении вещей умалением самостоятельности отдельной личности, ее качеств «самостоятельной державы», превращением ее в безропотный «винтик» гигантской системы, в центре которой – государство.

Идея социального государства, таким образом, входит в противоречие с требованиями свободной конкурентной рыночной экономики, демократической государственности и - что в данном месте надлежит особо оттенить - с основополагающими принципами правового государства, верховенства (правления) права в демократическом обществе, идеей права человека и тем более его характеристики как цели общества.

Вот и получилось, что линия в либерализме на “консенсус”, выраженная в идеологии социального государства, породила на практике новые трудности и проблемы.

Если даже ограничится областью экономики, то нужно видеть, что в тех странах, где такая линия получила реализацию в законодательной и управленческо-административной государственной деятельности, начались негативные процессы, выраженные в ослаблении стимулов к свободному предпринимательству, а отсюда – в замедлении модернизации производства, падении его эффективности и - что особенно тревожно - в разбухании чиновничьего аппарата, в его неконтролируемом всемогуществе, в неоправданном росте государственных расходов, бюрократических, антидемократических тенденциях. В добавлении к этому - произошло усиление в политической сфере групп давления, лоббистских механизмов, особенно там, где начал все более признаваться приоритет политических методов над рыночными, идеология “социального государства”.

Но это последствия – сугубо экономического порядка. Но не менее (а быть может - более) пагубными являются общие социальные, политические результаты «усиления власти», выраженные в соскальзывание власти к авторитарным режимам, порядкам, неизбежно ведущим к подавлению личности, к попранию неотъемлемых прав человека. Знаменательно, что о такой опасности, притом чуть ли ни единственный из числа видных русских мыслителей-либералов, предупреждал именно И.А. Покровский. Он писал: «.установление публично-правовой организации всего народного хозяйства увеличит власть государства над индивидом по сравнению с нынешним (а И.А. Покровский имел ввиду режим царского самодержавия – С.А.) во много раз. В руках государства, т.е. практически в руках «правящего большинства», окажется почти безграничная возможность господствовать над всеми сторонами индивидуального существования»[436].Продолжая эту мысль он утверждал, что «вопрос об усилении или ослаблении государственной регламентации в области экономических отношений является н е с т о л ь к о в о п р о с о м л о г и ки и и л и п р а в а, с к о л ь к о в о п р о с о м о б щ е с т в е н н о й п с и х о л о г и и»[437] Тут же в сноске приводится мнение B. Jacob-а, который полагает, что «социализм (будь он установлен, а он – увы- был установлен в ряде стран).. мгновенно превратится в самую тираническую, самую одиозную из всех известных форм общественного устройства и погибнет в огне всеобщего бунта, если общество не будет состоять из граждан всецело приверженных идее права, готовых уважать свободу ближнего не менее, чем защищать свою собственную...»[438].

2. Опыт Запада. Поучителен в рассматриваемом отношении опыт Запада. Опыт, который – увы – во многих случаях получает одностороннее, политизированное истолкование.

В западных странах (и на это обычно ссылаются сторонники идеи социального государства, в том числе и наши, отечественные) - действительно, произошло усиление государственных начал в жизни общества. Но такое усиление вызвано не столько потребностью решения социальных задач, сколько необходимостью осуществления радикальных мер в 1930-1940 годах для выхода из жестокого экономико-социального кризиса, трудностями военного и послевоенного времени.

И кстати сказать, подобное усиление государственного регулирования было бы на какой-то короткий срок оправданно и в российских условиях нынешнего переходного времени и, быть может, таких острых кризисных ситуациях, которые произошли в результате безоглядной «шоковой терапии», особенно, в конце лета - осенью 1998 г.. С тем хотя бы, чтобы обеспечить разумную приватизацию государственной собственности, формирования на ее основе свободных собственников-производителей, конкурентной среды, а еще более - с тем, чтобы в этой связи предотвратить захват государственных имуществ партийно-комсомольской номенклатурой и криминализированным теневым капиталом, формирование на этой основе олигархического слоя, новорусской, по своей сути - компрадорской буржуазии. А значит - предотвратить и нашу сегодняшнюю страшную беду и проклятие - чудовищное имущественное и социальное расслоение людей на узкий слой сверхбогатых магнатов («олигархов», почти сплошь состоящих из былых комсомольских вожаков), паразитирующих на народных богатствах, и малообеспеченное большинство населения России.

Хотя факты усиления роли государства на Западе в кризисных и военных условиях и послужили питательной почвой для некоторых вариантов неолиберализма, усиление вмешательства в область экономико-распределительных отношений изначально воспринималось как “неизбежное зло” и оно - как показывают фактические данные - при отпадении острой необходимости постепенно свертывалось, заменялось при решении социальных задач институционными и регулятивными формами, адекватными принципам правового гражданского общества

Конечно же, приведенные критические соображения об идее социального государства ни в коей мере не снимают, ни в чем не умаляют необходимость решения многообразных социальных задач, вытекающих из объективных потребностей современного общества, - тех задач, которые не могут и не должны решаться рыночными методами - воспитания, обучения, гражданственности[439], а также решения некоторых других задач, например, утверждения в качестве неотъемлемого права человека права на существование, в оптимальном варианте в виде обеспечения всех граждан прожиточным минимумом, создания условий для социального равенства, прежде всего - в области образования. Вполне понятно, что они касаются всего общества, всех его подразделений, но в том числе, разумеется, и государства. Тем более, если оказывается возможным, перевести на язык позитивного права и включить в систему действующих юридических отношений такие жизненно важные социальные потребности и интересы людей, которые в идеолого-политических категориях и общих публичных правах политического значения до сих пор получают выражение в укоренившихся, хотя во многом и иллюзорных формулах “право на труд”, “ право на образование” и т.д.

И вот еще - сторона проблемы, к которой хотелось бы привлечь внимание. Наряду со своей властно-императивной, исконно юридической деятельностью (в которой в данной сфере в основном замыкается институтами права, правосудия), современное государство стремится обеспечить решения социальных задач путем выработки и придания должного авторитета социальным программам, поощрения соответствующих самодеятельных организаций, формирования координирующих центров. Иначе говоря, государство в социальной сфере во все больших масштабах выступает не как институт власти, а как общенациональная авторитетная (но н авторитарная!) корпорация, однопорядковая в данном отношении по своему статусу с соответствующими инициативно-частными организациями. Да и сама государственная деятельность в этой связи приобретает “мягкие”, не традиционно-императивные, «чиновничьи» формы; она выражается в системах поощрения, льгот, аккуратной, строго дозированной корректировке частноправовых отношений (например, в области арендных отношений, публичных договоров, юридического обеспечения общедоступности важных социальных благ и др.). И совсем уже примечательное явление - государство, как это показал Х.Ф. Цахер на примере Германии, передает государственные учреждения (в сфере обслуживания, образования, здравоохранения) частным лицам[440].

3. И в тоже время - усиление исконно-государственной деятельности. Большое зло, крупная беда для общества - это императивно-властное вмешательство государственной власти в экономику, в сферу распределения, усиление ее хозяйственно-распределительной деятельности - все то, что нарушает естественно-экономические процессы, основанные на экономической свободе, предприимчивости, инициативе, риске и что приводит к чиновничье-бюрократическому засилью в хозяйственной жизни.

В то же время функционирование свободной конкурентной рыночной экономики и не менее – реальное развитие демократических процессов требуют достаточно эффективной, дееспособной власти, ее усиления в ц е л я х осуществления исконно-государственных задач - задач по созданию крепких, надежных, безотказно-действующих правовых основ конкурентно-рыночного хозяйствования и демократии (того, что великие философы понимали под “самым точным определением и обеспечением свободы”, “игрой свободы”, “правовым устроением” свободной деятельности). Сильная власть в демократическом обществе нужна, следовательно, для обеспечения верховенства права, реального проведения в жизнь принципов правозаконности. В этих целях государство призвано в экономической сфере:

создать отработанные законодательно-нормативные “правила игры” конкурентно-рыночного хозяйствования (гражданские законы, а также сопряженные с ними нормативные документы - по земельному, трудовому, административному, уголовному праву, налоговому праву);

поддерживать режим благоприятствования для участников предпринимательской деятельности в сфере конкурентного рынка (путем обеспечения необременительного налогового обложения, доступного банковского кредита);

практически повседневно поддерживать неприкосновенность собственности, свободу договоров, состояние свободной конкуренции, обеспечивать надежную защиту прав и законных интересов граждан, их объединений;

пресекать злоупотребления экономической свободой, устранять неблагоприятные последствия таких нарушений;

Но это все - не некая особая деятельность “социального государства”, а нормальная, обычная деятельность правового государства (т.е. государства, в котором утверждается верховенство право в его последовательно гуманистическом, персоноцентристском понимании), что строго сообразуется с ценностями современного либерализма и является органическим элементом либеральной цивилизации, условием и средством действительной реализации ее принципов и целей - свободы и благополучия каждого человека.

Так что, часто провозглашаемые тезисы - “меньше государства”, “государство - ночной сторож”, будто бы неотделимые от либеральной теории, нуждаются в существенных уточнениях.

Тем более они требуют значительной корректировки для общества, осуществляющего переход от монопольно-огосударствленного социалистического хозяйства к свободной конкурентной рыночной экономике. Ранее уже отмечалось, что здесь целенаправленная и действенная государственная деятельность, отчасти носящая в переходный период императивно-властный, административный характер (деятельность по “выращиванию” свободных собственников-товаропроизводителей, устранение монополизма, создания режима благоприятствования для свободного предпринимательства, пресечение злоупотреблений при приватизации и др.) - необходимое и, пожалуй, решающее условие перехода к современному товарно-рыночному хозяйствованию. То обстоятельство, что в России после введения свободных цен и официальных приватизационных акций государство как бы “отошло в сторону” и перешло на позиции, характерные для сложившегося рыночно конкурентного хозяйства, в действительности привело к обратному, чем предполагалось, результату, - к дикому полурынку, стихии в борьбе за собственность и власть, и в итоге - к торжеству “сильного” - номенклатурного полукриминального и одновременно разбойничьего государственного капитализма.

4. Равенство и государство. В связи с идеей «социального государства» следует еще раз сказать о проблеме равенства в условиях гражданского общества.

Что ж, своего рода непреложной аксиомой является положение о том, что политическое и юридическое равенство людей (и прежде всего - равенство перед законом и судом) - это непременный, обязательный атрибут политического режима демократии, гуманистического права, правозаконности. В условиях современного гражданского общества оно было конкретизировано принципом равных свобод для всех и пониманием их как субъективных прав[441], словом, равенство в гуманистическом праве. Верно и то, что “современный либерализм, как еще в начале ХХ века утверждал П. Новгородцев, стремится продолжить принцип равенства в сферу уравнения социальных условий жизни”[442].

Корень вопроса равенства людей в современном обществе - в ф а к т и ч е с к о м равенстве людей, в необходимости его обеспечения, в том числе путем соответствующей деятельности государства (“социального государства”!).

И если в отношении помощи, льгот и преимущества таких социально обездоленных людей, как старики, дети, многосемейные, инвалиды, другие нетрудоспособные - социально-обеспечительная деятельность государства по своей оправданности не вызывает ни тени сомнения, то нужно с предельной строгостью сразу же пояснить, что вопрос о фактическом равенстве, опирающийся на постулаты коммунистической идеологии [3.3.2.], касается в основном уровня материальных благ людей в связи функционированием свободной конкурентной рыночной экономики.

Впрочем, тут нужны еще два пояснения.

П е р в о е. Поставленный вопрос в очень малой степени затрагивает функционирование рыночной экономки в связи с нынешним положением людей в России. Сложившееся в последние годы кричащее фактическое неравенство людей в российском обществе (с поражающих весь мир безумной роскошью новорусских богатеев и с социальной обездоленностью большинства населения) - не результат функционирования рыночного хозяйства (его в России в сложившемся виде еще нет), а последствие - за немногими исключениями - присвоения гигантских национальных богатств активистами партийно-комсомольской номенклатуры и криминализированного теневого капитала, воспользовавшихся для быстрого, поистине сказочного обогащения широкой свободой, неотработанными формами приватизации и отсутствием надлежащего государственно-правового регулирования.

И в т о р о е. За пределами рассматриваемого вопроса остается та сфера действительности, которая - как говорилось ранее - не может и не должна быть подвластна рыночным методам, законам купли-продажи - воспитания, обучения, гражданственности. То есть - сфера, где в соответствующей социальной деятельности государства господствуют принципы справедливости, тенденции к фактическому равенству.

Возвращаясь к вопросу о фактическом равенстве людей (и роли в этой области государства) в связи с функционированием свободной рыночной экономики, представляется важным, в первую очередь, определить исходный принцип, определяющий соотношение “экономической свободы” и “вмешательства государства в свободную экономическую деятельность”, и связанное с этим соотношением - социальное неравенство людей.

На мой взгляд, указанное соотношение с необходимой четкостью раскрыл крупный русский мыслитель-правовед Б.Н. Чичерин. Он со всей определенностью сформулировал положение о безусловном приоритете в экономике свободы и о недопустимости вмешательства государства в экономическую жизнь. И при господстве экономической свободы возникающее при этом неравенство становится закономерным результатом движения промышленных сил (обратим внимание на эти слова!). Обосновывая такой подход к вопросу о свободе и равенстве, Б.Н. Чичерин пишет: “Таков общий закон человеческой жизни, закон, действие которого может прекратиться только при совершенно немыслимом всеобщем уничтожении свободы”[443].

В другой работе Б.Н. Чичерин обращает внимание на другую сторону проблемы - на то, что именно человеческая свобода является основой действительного равенства. Как бы пророчески предвосхищая ситуацию, наступившую в результате “социалистической революции”, когда упомянутое им немыслимое всеобщее уничтожение свободы реально произошло, Б.Н. Чичерин пишет, что у социалистов “... во имя равенства уничтожается то, что составляет саму его основу - человеческая свобода. Большего внутреннего противоречия с истинной природой человека невозможно представить”[444].

Приведенные суждения, как мне представляется, ничуть не противоречат ни идеи И.А. Покровского о праве каждого человека на существование, ни мысли П. Новгородцева о необходимости уравнения социальных условий жизни. Ибо такое “уравнение”, в том числе в области обучения, а также в нашей постсоветской обстановке - условий обретения собственности, - это именно равенство в условиях, которые обеспечивают приоритет свободы в самом глубоком ее понимании, т. е. как поприще для конкуренции, экономического состязания, без чего нет свободного конкурентного рынка. В таком же направлении строились мысли ряда других русских философов-правоведов либеральной ориентации. Как справедливо подмечено в современной литературе, “... они принимали идею “права на достойное существование”, понимая под этим законно гарантируемое право на прожиточный минимум и образование. Либералы считали это не уступкой “государству”, а устранением фактических препятствий на пути развития личной свободы граждан; не ограничением свободы конкуренции, но соблюдением правил “честной игры”[445].

Это же поистине замечательно, что фундаментальные положения об экономической свободе (да притом в соотношении с равенством) заложили именно русские философы-правоведы, по ряду принципиальных позиций предвосхищая идеи Ф.Хайека и Фридмена.

И в этой связи, пожалуй, можно утверждать, что идеалы свободы в экономике - это уже в какой-то мере российская интеллектуальная, духовная традиция.

С этой точки зрения высказанные в последнее время соображения о том, что на нынешнем этапе экономического развития нашего общества оправдано не только прямое усиление государственного вмешательства в экономико-социальную жизнь, а в этой связи - известное (сбалансированное) “ограничение свободы экономической деятельности”[446] и “выравнивание положения людей “ с точки зрения фактического равенства[447], пожалуй, в большей мере вызваны теми, отмеченными ранее пороками утверждающегося у нас номенклатурного полукриминального государственного капитализма, нежели функционированием рынка и различием положения людей, обусловленного “движением промышленных сил” на основе экономической свободы.

Но в этих суждениях есть пункт, который требует более обстоятельного рассмотрения. Это мысль о том, что в обществе, особенно - российском, существует “необоримое стремление людей к равенству, которое возникло в давние времена и неуничтожимо никакими законами рыночной экономики”[448], что оно - “естественное стремление”[449], что общество не может не считаться с “безудержной тягой людей к равенству и справедливости”[450], что, наконец, советский тоталитарный режим удерживался не только репрессиями, но и верой в осуществление при коммунизме равенства и справедливости; и поэтому недопустимо “стремление вытеснить эту веру сегодня, заменить ее идеалами свободы, конкуренции, соревнования, неизбежно порождающих социальное неравенство”[451].

Приведенная мысль о равенстве (подчеркну – о равенстве, а не о солидарности) как явлении естественно-неодолимого порядка требует того, чтобы она была сопоставлена с рядом других положений и отсюда - критической проверке.

Прежде всего, в отличие от стремлений к свободе, собственности, и следует добавить – к праву, к солидарности, которые действительно имеют серьезные естественно-природные предпосылки, у тяги к равенству таких предпосылок нет. По свидетельству этологов в первобытных сообществах “предков человека не могло быть и тени равноправия”; такого рода тяга к равенству наблюдалось лишь у “зашедших в тупик и вторично деградировавших племен”[452]. Автор цитированной выдержки обращает внимание на то, что “первобытный коммунизм”, с его якобы естественным равноправием, это - выдумка кабинетных ученых прошлого века; и потому не случайно везде, где проводился коммунистический эксперимент “вместо общества равенства возникали жесткие иерархические пирамиды, увенчанные окруженным “шестерками” тираном - "паханом”[453].

Но основное соображение - не факты из исторического прошлого (впрочем - и из настоящего тоже). Главное заключается в том, что действительное равенство возможно только в условиях свободы, и истинное равноправие, порождающее необоримое стремление, - это равноправие свободных людей, находящее выражение в политическом равенстве, равенстве всех перед законом и судом, в гуманистическом праве. Об этом говорит Б.Н.Чичерин в приведенном ранее его суждении о роли свободы в экономической жизни. Таково же мнение А. Токвиля, на которого порой ссылаются при обосновании необоримости стремления людей к фактическому равенству. Вот что говорил А. Токвиль: “Демократические народы испытывают естественное стремление к свободе” и “болезненно переживают ее утрату. Однако равенство вызывает у них страсть, пылкую, неутолимую, непреходящую и необоримую; они жаждут равенства в свободе, и, если она им не доступна, они хотят равенства хотя бы в рабстве”[454].

Итак, внимание! По Токвилю - у демократических народов (именно - демократических) страсть - пылкую, неутолимую, непреходящую, необоримую - вызывает не просто равенство, а равенство в свободе, и только тогда, когда равенство в свободе недоступно, они хотят “равенства хотя бы в рабстве”. Что ж, грустное наше прошлое и впрямь подтверждает, что если нет равенства в свободе, то вместо него - да и при отсутствии всего того, что сделало бы людей “демократическим народом” - возникает мелкие и коварные страстишки любой ценой добиться “равенства в нищете”, “в дележе остатков с барского стола”, “в равной приближенности к пахану”, “к телу и уху правителя”, ”в равной пайки и одинаково-теплом месте на нарах”[455].

А сейчас еще раз - слово Б.Н.Чичерину, который подчеркивая роль государства в обществе, вместе с тем соглашается с Гумбольдтом в том, что “излишней регламентацией” и “вмешательством государства во все дела” “подрывается самодеятельность и тем самым умаляются материальные и нравственные силы народа, который привыкает во всем обращаться к правительству, вместо того, чтобы полагаться на самого себя”[456]. Ну, а если углубиться в еще более основательные слои духовных ценностей, то и без необходимой конкретизации возьмем на заметку слова замечательного русского философа Н.А. Бердяева о том, что «равенство есть метафизически пустая идея и... социальная правда должна быть основана на достоинстве каждой личности, а не на равенстве»[457].

Впрочем, высказанные суждения по идее социального государства и равенства не имеют, хотелось бы предупредить, безусловно категорического и в перспективе безапелляционного характера. Жесткость этих суждений во многом относится к нынешней ситуации в России, когда - обратим внимание на это! - положения о социальном государстве служат своего рода оправданием для всемогущества бюрократического чиновничества в нашей стране, неостановимых тенденций его разбухания и усиления. Порой складывается впечатление, что именно оттуда, из гигантского бюрократического аппарата, дан социальный заказ на обоснование правомерности идеи социального государства в отношении российского общества в его нынешнем состоянии.

5. Идея солидаризма в государстве. Но если формулы «социальное государство», «второго поколения» прав человека и требования достижения (опять-таки с помощью государственной власти) общего равенства индивидов в экономике и сфере распределения не согласуются с самой сутью современного гражданского общества, то спрашивается: в каких же все таки принципах государственно-правовых началах должно найти выражение императивы нынешней эпохи, современной цивилизации, гигантского научно-технического прогресса, начала современного гуманизма, истинно либерального общества, в центре которой должен быть человек?

Смею со всей определенность сказать, что на эти вопросы достойный, увы, до сей поры по настоящему не понятый и не оцененный ответ дала в начале ХХ в. российская наука (которая впрочем по ряду вопросов и по воззрениям ряда исследователей также не избежала социалистических увлечений), и прежде всего, не могу не заметить с гордостью, русские правоведы.

На мой взгляд, вполне оправданной альтернативой формуле «социальное государство» могла бы стать предложенная П.Новгородцевым категория общественного служения, что сообразно этому дает основание рассматривать государство в условиях развитого правового гражданского общества как государство общественного служения. Ведь здесь - перед нами не исконно-государственная, властно-императивная деятельность, а совсем другое - включение государства во всю систему институтов гражданского общества.

Но еще большую теоретическую и практическую значимость имеет идея И.А.Покровского (о ней говорил и другие российские мыслители) – идей солидаризма, точнее – солидаризма в государстве.

Знаменательно, что начиная свое главное теоретическое исследование И.А.Покровский ссылается на известного мыслителя Ренана. Комментируя слова Ренана о том, что «политика подобно пустыне; в ней идут наугад – то на север, то на юг, но никто не знает, где добро, где зло», он говорит: «Мы же думаем, что, как для пустыни, так и для политики есть свой компас. Стрелка этого компаса всегда поворачивается к одному пункту – именно к тому, где сходятся свобода и социальная солидарность»[458]

Нужно сразу же со всей строгостью сказать, что идея солидаризма в трактовке И.А. Покровского не имеет ничего общего с теми взглядами, с которыми по традиции сопрягается термин «солидаризм», - с солидаристским учением французского ученого Л. Дюги. Ведь учение Л. Дюги направлено не на утверждение прав людей, последовательных правовых начал в их жизни, а напротив, на некое коллективистское «преобразование» права, отрицание значимости субъективных прав, необходимости их «замены» социальными функциями на коллективистических основах[459].

Дата добавления: 2015-06-28