Н.Н. Алексеев 6 страница

И вот – уже частично отмеченное последствие.. Свободные цены и всеобщее акционирование, при отсутствии частной собственности в производстве, дали, говоря формулировками Канта, “величайшую свободу” и неизбежный в этой связи “полный антагонизм”. Но это, к несчастью, был “антагонизм” - не тот, который выступает в виде конкурентной состязательности, соревнования и раскрывает человеческие достоинства, активность, созидательную энергию людей, а просто-напросто антагонизм вольницы. И именно здесь, в бескрайней вольнице, не связанной и не обузданной частной собственностью в экономике, реальным экономическим делом, нужно видеть истоки той необузданной спекулятивно-потребительской стихии, вспышки страстей, анархического безумия, которые ввергли жизнь России в нарастающий хаос в ходе продиктованных властью рыночных реформ в наше время.

[291] Общая теория прав человека. Под ред. Е.А.Лукашевой. Изд.Норма. 1996. С.127

[292] Знаменательно, что в 1990-1991 годы сектор арендных и частнособственнических, “коллективных” предприятий оказался единственным подразделением в советском народном хозяйстве, где наблюдались рост и модернизация производства. Здесь шел интенсивный процесс создания слоя частных собственников в производстве - основы формирования современного конкурентного рыночного хозяйства, которому, при благоприятном развитии событий, суждено было путем постепенных реформ прийти на смену централизованной плановой экономике. Не случайно поэтому бюрократические ведомства, вся советская партгосноменклатура стали создавать для этого развивающегося сектора хозяйства всевозможные препятствия. Конец благоприятной перспективе в этой области положили, увы, “кардинальные” реформы, когда арендные и частнособственнические “коллективные” предприятия были одним росчерком пера в подзаконном нормативном акте преобразованы в открытые акционерные общества, - с той одинаковой для всех этих обществ судьбой, когда вся реформируемая экономика стала основой номенклатурного государственного капитализма и пребывает в непрекращающейся стадии глубокого упадка.

Что перед нами - упущенный шанс? Наверное. Но в основном - это урок. Помимо всего иного, он еще раз подтвердил, что революционные меры, рассчитанные на быстрый впечатляющий успех и по-большевистски проведенные сверху (а именно такой характер имела начатая в 1992 году официальная приватизация), оканчиваются неудачей, нарастанием трудностей, бедой. Во всяком случае при возможно-разных оценках плюсов и минусов “кардинальных” реформ (либеральных по своему замыслу и ряду результатов) очевидно, что формы официальной приватизации, как уже отмечалось, не дали того созидательного эффекта, который могла и должна была дать действительная частная собственность в производстве. Ваучерное распределение части государственных имуществ и всеобщее акционирование государственных предприятий фактически создали благоприятные условия для спекуляции ваучерами и акциями, для приобретения за бесценок много миллиардных национальных богатств, относящихся в основном к природным ресурсам страны.

[293] Вместе с тем, обращая внимание на пороки советского права как части коммунистической социальной системы, надо видеть и его противоречивость, разноплановость. В том числе – отражение в нем (пусть во многом с терминологической, технико-юридических сторон) известных российских правовых традиций, существование и в советской законодательной системе немалого числа общеправовых установлений в области уголовной ответственности, судебных процедур и т.д., реализацию в законах, в практике судов, других правоохранительных органов технико-юридических рекомендаций правовой науки.

Такого рода общеправовые, идеологически нейтральные элементы советского права служили фактической предпосылкой для «внеидеологической» (хотя и прикрываемой терминологическим и цитатным марксистским камуфляжем) исследовательской и преподавательской работы в области правоведения в условиях советского общества. Они же стали исходным пунктом в том сложном, тяжком, мучительном процессе преобразования советского права и советского правоведения, который начался в России в конце 1980 – начале 1990 гг. и с великим трудом идет в нынешнее время.

[294] Ильин И.А. Путь к очевидному. Собр. соч. М., 1994. Т.3 С. 510.

[295] Характеризуя явление “мнимого конституционализма”, этого политического мутанта, Ю.Г.Ершов пишет, что здесь перед нами - “реакция на радикальный переход от авторитарного режима к демократии, средство стабилизации общества в интересах традиционно правящего класса (социальной группы), чем переходная форма к правовому государству” (Ершов Ю.Г. Философия права (материалы лекций). Екатеринбург, 1995. С.33).

[296] Характер ст. 2 действующей Конституции никак не соответствует существующему мнению о том, что будто бы она является достаточным эквивалентом первоначальным проектам, где положения об основных правах человека занимали первое, заглавное место. Как справедливо отмечено в литературе, “.. эта статья несет лишь идеологическую нагрузку и не является правовой нормой” (Колдаева Н.П. К вопросу о роли идеологических факторов в правообразовании. Теория права. Новые идеи. М., 1995.Вып. 4.С.40).

[297] Здесь прежде всего дает о себе знать наше укоренившееся, труднопреодолимое ощущение чуждости, оторванности от живой жизни самого понятия «чистое» в отношении явлений социальной жизни, до сих пор воспринимаемое как нечто такое, что оторвано от нашего реального бытия, нужд людей, близкое, скажем, к идеологии «чистого искусства», так долго и с такой яростью проклинаемого в советском обществе.

И плюс к этому - широко распространенное, ранее уже упомянутое и тоже, пожалуй, прочно утвердившееся мнение о праве как сфере сугубо практического, прикладного порядка, да к тому же – во многом приземленной, связанной с политическими интересами и политической идеологией, не самой престижной, обыденной прозой жизни. И с этой точки зрения представляется - что-что, но вот правовая материя уж никак не может быть неким «чистым» фантомом. Во всяком случае – в реальных, практических делах. Тем более, что право, действительно, пребывает в самой гуще общественной жизни и во многом обусловлено фактическими отношениями.

[298] Сс.: Туманов В.А. Буржуазная правовая идеология. М.Ю1971. С.209 и след.

[299] Германский исследователь творчества Канта Х. Оберер высказал соображения о том, что сама проблема свободы возникла у Канта при разработке вопросов права. Но как раз проблема свободы под углом зрения об антиномиях дала толчок к разработке идей чистого разума, его критики. Таким образом, полагает Х. Оберер, именно кантовское учение о праве было исходным пунктом и конечной целью всей его критической философии (Oberer H. Zur Fruhgeschichte der kantischen Rechtslere// Kant-Studien. B. 1973. Jg. 64.)[299].

[300] По мнению В. Хёсле «Чтобы не возникло никаких ложных толкований, надо сразу же сказать: Кант не исключает, а как раз утверждает, что генетически всякое познание привязано к опыту. Но из этого не следует, чтобы в теоретическом плане всякое познание можно было свести к опыту, - в этом строгом различении генетического и теоретически значимостного измерения заключается одно из важнейших нововведений Канта по сравнению с представителями метафизики раннего этапа нового времени» (Хёсле В. Гении философии нового времени. М., 1992. С. 75).

[301] Ойзерман Т.И. К характеристике трансцендентального идеализма И. Канта: метафизика свободы. Вопросы философии. 1996. № 6.С. 69.

[302] Х. Оберер – Oberer H. Zur Fruhgeschichte der kantischen Rechtslere// Kant-Studien. B. 1973. Jg. 64. H. 1.S.48.

[303] Здесь, допустимо предположить, перед нами такая сторона критической философии Канта, которая порой в какой-то мере ускользает из поля зрения.

Дело тут вот в чем. Нередко чуть ли ни вершиной философского мышления при постижении явлений окружающего нас мира выставляется (в недавнем прошлом, в обстановке тотального господства марксистско-ленинско-сталинских догм, выставлялся императивно) тезис о взаимосвязи и взаимообусловленности этих явлений. Верный и очевидный сам по себе такого рода тезис, однако, имеет ограниченное значение в отношении глубины познания. Взаимосвязь и взаимообусловленность явлений приводит к тому, что каждое из них получает как бы отпечаток от всех других, начинает нести на себе следы других явлений, находящихся с ним во взаимосвязи, и это при всей значимости такой взаимообусловленности становится одновременной преградой к пониманию своеобразия данного явления, его самобытной природы (что в конечном счете не дает возможности в полной мере выявить специфику и существующих здесь взаимных отношений и взаимообусловленностей). Поэтому есть основания полагать, что критический метод Канта – это способ мышления, в соответствии с которым то или иное явление не только берется независимо от опыта, чувственных факторов, но и вообще предстает в своей собственной плоти, в «чистом виде», вне тех отпечатков, следов, которые оставляют на нем другие явления, предметы, процессы. И такое рассмотрение явления в «чистом виде», в его собственной плоти, когда познавательная мысль отвлекается от опутывающих и затеняющих его связей и влияний, позволяет постигнуть его глубины, его определяющие сущностные характеристики и определения, а затем уже понять все его связи и опосредования, решать другие мировоззренческие и прикладные проблемы (как это мы увидим в отношении права). Этот метод, надо полагать, имеет широкие, далеко еще не использованные наукой возможности. В том числе – и при рассмотрении коренных проблем философии. Автор этих строк в свое время имел возможность убедиться в этом, когда при освещении ценности права попытался с предельной осторожностью (неизбежной при отсутствии философских претензий и в условиях всеохватного доминирования марксистского материализма) выйти за пределы жесткой диалектико-материалистической догмы «материя-сознания» и, продолжая придерживаться известных социалистических догм, всё же вычленить в качестве «чистых» сфер мироздания – «Космос» - «Жизнь»- «Разум» - «Общество» - сфер или уровней, каждая из которых не сводима к другой и требует при обилии взаимосвязей особого научного подхода (Алексеев С.С. Перед выбором. М., 1990. С.39-50).

[304] Кант И. Сочинения на немецком и русском языках.Т.1. М., 1994. С. 449.

[305] Кант И. Сочинения на немецком и русском языках.Т.1. М., 1994. С.453.

[306] Там же. С.289.

[307] Там же. С. 329.

[308] В. С. Нерсесянц, возражая Гегелю, утверждающему, что у Канта нет «материи закона»,пишет: «...в кантовском практическом разуме как раз присутствует «материя», а именно – правовая «материя» (принцип правового равенства), адекватным выражением чего и является категорический императив» (Нерсесянц В.С. Философия права. Учебник для вузов.М.,1997. С. 489).

^[309] См.: - Проблемы теории права. Изд. 2-е. М., 1995. С. 24 -27.

[310] Кант И. Сочинения на немецком и русском языках.Т.1. М., 1994. С.449.

[311] Там же. С. 329.

[312] Кант И. Сочинения на немецком и русском языках.Т.1. М., 1994. С. С. 283.

[313] Там же. С.459.

[314] См.: Соловьев Э.Ю. И. Кант: взаимодополнительность морали и права. «Наука». 1992. Отметив, что в правосознании содержится мощный активный потенциал, автора пишет: «Правосознательный ригоризм настоятельно необходим для ныне переживаемого нами этапа общественного обновления. На мой взгляд, он важнее даже таких безусловно ценных и желательных установок, как чуткость и милосердие. И никто не учил ему лучше создателя трансцендентальной этики» (С.191)..

^[315] См.: Кант И. Сочинения на немецком и русском языках.Т.3. М., 1997. С.143).

^[316] Соловьев Э.Ю. И. Кант: взаимодополнительность морали и права. «Наука». 1992.С.108

[317] Кант И. Соч.. Т. 4. ч.2 С. 140.

^[318] Категорический императив, полагает Э.Ю. Соловьев, «должен был появиться на свет прежде всего в значении принципа автономии (Соловьев Э.Ю. И. Кант: взаимодополнительность морали и права. М., 1992.С.99). Жаль только, что это верное замечание автор связывает с идеей «самозаконности», тогда как - и судя по другим публикациям, такой же позиции придерживается и Э.Ю. Соловьев – начала автономии, раскрываемые через личность, характерная особенность именно права как объективного феномена социальной действительности.

[319] Кант И. Т. 4..ч.2. С. 140

^[320] Эта выдержка из кантовской работы «О поговорке...» дана в переводе Э.Ю.Соловьева (см.: Соловьев Э.Ю. И. Кант: взаимодополнительность морали и права. «Наука». 1992. С. 171.). По справедливому мнению автора, содержащийся в ряде изданий русский перевод этого текста не вполне точен (например, – 1У.ч.2.с. 78).

При этом автор замечает: «Это один из великих девизов классической философии права, и если бы меня попросили привести одно и только одно высказывание, выражающее общий смысл цивилизованного новоевропейского правопонимания, я привел бы именно эти слова». (там же. С. 171-172).

^[321] Обзор литературы и разработку проблем публичного и частного права – см.: Черепахин Б.Б. К вопросу о частом и публичном праве. Иркутск. 1926

[322] И другой пример, уже близкий нашему времени. Ущербность юридической системы, существовавшей в советском обществе, состояла не только в ее заидеологизированном и репрессивном характере, но еще и в том, что в ней сообразно коммунно-большевистской догме существовала нацеленность на изничтожение, полное искоренение частного права в основных областях общественной жизни (напомню ленинские слова – «мы ничего частного в хозяйстве не признаем»). Благодаря этому советское право приобрело однобоко публичные содержание и направленность, и это стало характерным даже для такой, казалось бы, исконной обители частного права, как гражданское право, цивилистика. Частные же начала (частное право в своем чистом виде) сохранились в советских условиях, и то ограниченно, только в области бытовых отношений, а в основном они были загнаны в теневую, во многом криминальную экономику, где утратило цивилизованно юридический характер, превратившись в обыкновения дикого, криминального рынка-базара (такого рода обыкновения во многом продолжают господствовать в России и после 1992 г. в условиях будто бы созданной, а в чем-то и действительно созданной, «современной рыночной экономики»).

[323] Представляется важным еще раз сослаться на слова И.А. Покровский о том, что юриспруденция «инстинктивно чувствует» в различение публичного и частного права «... глубоко принципиальное; она смутно улавливает глубокую в самом д у х е права публичного и частного..» (Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. «Статут».1998. С.38). Знаменательно,, что при этом замечательный русский правовед отмечает, характерзуя особенности частного права в отличие от публичного»: Ведь «государственная власть принципиально не может допустить в этих областях рядом с собой никакой другой воли, ничьей другой инициативы»[323].

[324] Хотелось бы обратить внимание на такой момент, который в отношении частного права подробнее будет рассмотрен в последующем. При всей близости понятий «частное право» и «гражданское право» (также как и близости понятий «публичное право» и «административное право»), между ними – как мы увидим - нельзя ставить знак равенства. Если частное и публичное право выражают начала права, связанные с разумом, его смысл, то гражданское право (также, как право административное, трудовое, социального обеспечения и т.д.) – это уже отрасли национальной юридической системы. Отрасли же позитивного права могут по различному выражать те или иные исходные правовые начала. Например, гражданское право – как это было в советском обществе - имело в основном опубличенный характер. Но и при последовательном выражении частно-правовых начала в гражданском праве всегда наличествуют известные публично-правовые элементы, а порой и целые институты (например, институты опеки, регистрации юридических лиц и т.л.).

[325] Здесь уместно и такое еще замечание. В отношении научных разработок, совершенных правоведами в условиях советского общества (в них, как уже отмечалось, – немало позитивного, вполне соответствующего мировому уровню науки), нужно постоянно иметь в виду, что они – даже в позитивных своих гранях – сориентированы всё же на публично-правовую культуру. Эти разработки, особенно обобщающего характера, зачастую не принимают во внимание данные и ценности частноправовой культуры, которые по многим фундаментальным проблемам правовой теории (например, договорной формы юридического регулирования) призваны служить отправным пунктом научного анализа.

[326] Выскажу здесь в постановочном порядке общетеоретическое соображение на возможную и, не исключено, конструктивную перспективу разработки проблемы.

Краткая характеристика частного и публичного права позволяет, думается, наметить контуры сложного многозвенного пути движение природно-социальных процессов от природных предпосылок к праву. Это движениеот природных предпосылок, которые выражены, с одной стороны, обособлении отдельных особей из «социально-биологического целого», а с другой - в поддержании иерархической системы подчинения;

через формирование соответствующих объективных требований формирования «своего» закрепления и гарантирования за каждой особью;

к образованию частного и публичного права, которые становятся результатом уже разумного восприятия и осмысления указанных требований людьми (и потому выступают в под данным углом зрения в качестве продукта разума).

^[327] Более подробно указанные юридические феномены рассмотрены в других работах автора

типизированные модели правового регулирования (названные «системами правового регулирования») в книге – Теория права. Изд. БЕК. М.,1995 С.247-251;

общедозволительный и разрешительный типы регулирования в книге – Общие дозволения и общие запреты в советском праве. Изд. «Юридическая литература». М., 1989.

[328] Логика изложения увела рассмотрение темы главы в сторону непростых специальных юридических проблем. Но если вернуться к автору идеи «чистого права» – к Канту, и присмотреться к другим положениям философа, имеющим отношение – пусть и не прямое – к этой идее, то могут быть найдены подходы к определению некоторых других общих принципов.

Прежде всего должны быть приняты во внимание те кантовские положения, в которых обосновывается мысль о праве как выражении общей воли людей, которую к тому же «требует сам разум», притом «.. чистый, a priori законодательный разум, не принимающий в соображение ни одной из эмпирических целей» (Кант И. Сочинения на немецком и русском языках.Т.1. М., 1994. С. 283). И Кант отводит в этой связи много места в обоснование тех механизмов, которые реально, в жизни приводили бы к такому положению вещей, когда бы (и здесь – с учетом «эмпирических целей») складывалась эта самая «общая» или даже «всеобщая» воля. Пространные рассуждения Канта на этот счет, рассчитанные по замыслу на обоснование такого идеального порядка, когда бы каждый закон выражал волю каждого гражданина, завершаются иным выводом – выводом о том, что допустимо всё же «довольствоваться /решением/ большинства, как если бы оно было принято по общему согласию...» (Там же. С. 303) Такой вывод можно было бы отнести к часто встречающимся курьезам логических обоснований, когда предположения разума опрокидываются грубой прозой жизни, и приведенный вообще-то тривиальный вывод Канта оказался бы в стороне от основного потока его идей, если бы не то дополнение, которое в процитированном высказывании мною было опущено. Кант, говоря о допустимости довольствоваться решением большинства «как если бы оно было принято по общему согласию», тут же завершает мысль «....следовательно, посредством договора» (Там же). Вот эта ссылка на договор меняет ситуацию, так как обоснованность принимаемых решений связывается с конструкцией договора, формирование и действие которого уже не требует в каждом случае использования механизмов «общего согласия». Тем более, что вслед за приведенными положениями Кант и вовсе проясняет свою мысль. Он пишет, что «общее согласие», выраженное в принципе большинства «и есть тот первоначальный договор, на котором только и можно основать гражданское, стало быть, чисто правовое устройство» (Там же). В последующем нам придется более обстоятельно рассмотреть идею первоначального договора (или – общественного договора, тут есть грань, в данном случае – не очень существенная). Сейчас же важно отметить то, что идея первоначального договора может быть охарактеризована в качестве еще одного общего принципа, имеющего значение для признания тех или иных законодательных решений в качестве «чисто правовых». Об этом собственно говоря – и не только в уже приведенных положениях – прямо пишет Кант, когда утверждает, что первоначальный договор – это вообще не реальный факт («как таковой он вообще невозможен»), а «...есть всего лишь идея разума, которая, однако, имеет несомненную (практическую) реальность в том именно смысле, что он налагает на каждого законодателя обязанность издавать свои законы так, чтобы они могли исходить от объединенной воли целого народа» (Там же. 303)..

И еще один существенный момент, относящийся уже к общефилософским взглядам Канта на развитие общества. Это – его идеи о постоянном антагонизме как необходимом звене поступательного развития сообщества людей. И те предположения, которые дальше будут высказаны, тем более уместны, что Кант свои мысли об антагонизме максимально приближает к праву, когда пишет, что обязательная сила известных положений разума распространяется именно на людей, «свобода каждого из которых находится в антагонизме со свободой другого».

Думается, есть основания рассматривать в качестве общего принципа, сориентированного на «чистые юридические формы», то уже ранее охарактеризованное обстоятельство, что право в связи с механизмами общественного развития представляет такой социальный институт, принципы и нормы которого должны быть изначально рассчитаны на неизбежность и одновременно – оправданность постоянного антагонизма между людьми, на возможность и неизбежность конфликтных ситуаций, которые должны разрешаться исключительно на основе права и исключительно правовыми методами, в правовых процедурах. Насколько эти положения напрямую «выходят» на острые проблемы нынешнего времени (в экономике – проблемы конкурентного рынка, в политике – политического плюрализма) очевидно, как и очевидна надобность специальной разработки возникающих здесь юридически значимых вопросов.

^[329] См.: Яковлев В.Ф. Гражданско-правовой метод регулирования общественных отношений. Свердловск. 1972.

[330] Кант И. Сочинения на немецком и русском языках.Т.1. М., 1994. С. 285

[331] Как заметил И. А. Покровский, «... реакция против естественного права вызвала в начале Х1Х века отрицательное отношение ко всякому философскому элементу в юриспруденции. Только исторические и догматические исследования положительного права признавались достойными имени научного; все, что выходило за пределы этих позитивных исследований, отметалось как незаконное детище старого естественно-правового направления.» (Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. Статут».1998. С.73).

[332] Новгородцев П. И. Идея права в философии Вл.С. Соловьева.М.,1901. С.18-19.

[333] С этой точки зрения следует признать справедливым мнение, в соответствии с которым “.. именно права человека выступают чистым воплощением права, то есть безусловного общественного дозволения самодеятельности свободного человека”. (Ершов Ю.Г. Философия права (материалы лекций). 1995. С. 21.).

[334] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. «Статут».1998. С.80. Хотя автор тут же замечает, что когда естественное право «системе правительственной опеке противопоставило декларацию свобод, декларацию прав человека и гражданина», это не означало, что государственная власть «...п р и н ц и пи а ль н о в чем-то ограничена» (там же. С. 81).

[335] См. Дюги Л. Социальное право, индивидуальное право, преобразование государства. М., 1909. Автор пишет, в частности, что правители “обязаны не только воздерживаться; они должны действовать, а это обязанность переводится в юридическую обязанность обучения и гарантировать труд” (С. 72).

[336] Весьма радикальные идеи солидаристского плана, в чем-то отступающие от канонов либерализма Л. Дюги, высказывал П. Новгородцев, которые считал, что здесь вообще происходят коренные изменения в государственно-правовой жизни, - такие, когда государство становится органом “общественного служения” (См. Новгородцев П. Кризис современного правосознания. М., 1909. Автор утверждает, что современный либерализм означает “целый переворот понятий, который знаменует новую стадию в развитии правового государства “ (С.340). Еще более основательно с развернутых философских позиций раскрыл суть принципа солидарности в современном его понимании И. А. Покровский – этому в последующем будет посвящены особые страницы данной работы.

[337] О категории публичных прав - см. Кистяковский. Социальные науки и право. Очерки по методологии социальных наук и общей теории права. М. 1916. С.579-581. Характерно, что автор придавал категории публичных прав социалистический характер.

Не случайно позиция Кистяковского на этот счет была подвергнута основательному сомнению со стороны И.А. Покровским, который со ссылкой на литературные источники отметил, что оправдана их оценки в качестве «просто рефлекс объективной нормы» (Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. «Статут».1998. С. 320).

[338] Как убедительно показала Л.А.Лукашева, “... “накопление народного богатства” - непременное условие реальности осуществления социальной функции государства”, и такого рода функция “...в западном мире осуществляется в развитом гражданском обществе...” (Общая теория прав человека. Под ред. Е.А.Лукашевой. Изд. Норма. М.,1996. С.121, 122.

Примечательно, что еще в начале нынешнего века П. Новгородцев писал, что объявив себя органом общественного служения, государство “встречается с необходимостью реформ, которые лишь частично осуществимы немедленно, а в остальном либо вовсе не осуществимы, или осуществимы лишь в отдаленном будущем, вообще говоря, необозримы в своем дальнейшем развитии и осложнении” (Новгородцев П. Кризис современного правосознания. М, 1909. С.340.

[339] К правам “третьего” поколения обычно относят коллективные и солидарные права - права народов (право на мир, на здоровую окружающую среду, право на коммуникацию и др.), а также, по мнению отдельных авторов, такие экстравагантные “права человека”, как право не быть убитым во время войны, право на сон, право на самообразование и т.д.

А. П.Семитко высказал предположение о возможности “четвертой волны” в понимании прав человека, когда этой категорией могут быть охвачены права, связанные с запретом абортов, и право на эвтаназию (Семитко А.П. Развитие правовой культуры как правовой прогресс. М.,1996. С.193).

[340] Е.А. Лукашева, придавая существенное значение группе социально-экономических прав, пишет вместе с тем: “далеко не все государства могут уже сегодня реально защитить все важнейшие права этой группы. Основная причина - состояние экономики страны. Ведь социальная функция может осуществляться в полном объеме лишь при высоком уровне экономического развития, позволяющего разумно перераспределять средства и ресурсы, сохраняя свободу рыночных отношений и предпринимательства” (Общая теория прав человека. Под ред. Е.А.Лукашевой. Изд. Норма.1996. С.108.).

[341] Общая теория прав человека. Под ред. Е.А.Лукашевой. Изд. Норма. 1996. С.129.

[342] Известное продвижение вперед по разработке сделано в коллективном труде видных российских правоведов – см. - Общая теория прав человека. Под ред. Е.А.Лукашевой. Изд. Норма.1996.

[343] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. «Статут».1998. С.81.

[344] Там же. С. 309-310.

[345] Там же. С.151.

[346] Там же. С.80-81.

[347] Там же. С.83-84. При этом автор отмечает, что «...в огромном споре между личностью и обществом, думается, надо резко различать две совершенно несродные части спорной территории: с одной стороны, внутреннюю, д у х о в н у ю жизнь человека, имеющую своим кульминационным пунктом его религиозное исповедание, а с другой стороны – отношения внешнего, главным образом экономического порядка. Первые, духовные интересы составляют самое содержание, самую сущность человеческой личности...» (Там же С.84).

[348] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. «Статут».1998. С. 320

[349] Там же. С. 78

[350] Там же. С. 121.

[351] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. «Статут».1998. С. 309-310

[352] Там же. С. 120-121.

[353] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. «Статут».1998. С.89.

[354] Там же. С.106.

Дата добавления: 2015-06-28