Poznaс 2006 6 страница

«Церковь — это то, что когда люди лгут и чувствуют, что им не верят, они всегда, ссылаясь на Бога, говорят: ей богу правда то, что я говорю. Это, собственно, и есть церковь, но только с тою особенностью, что люди, признавшие себя церковью, уверяются, что они уже не могут заблуждаться. Они считают себя едиными законными приемниками учеников учеников учеников и, наконец учеников самого учителя Бога» [43].

Толстой учитывает тот факт, что правда могла затеряться. А учение Христа за всю его историю существования исказилось настолько, что здоровый человеческий разум не в состоянии принять его в таком виде. Сквозь толстые ненужные наслоения, в виде интерпретаций и множества церковных реформ, видны лишь малые проблески истины. Лев Николаевич оказался более зорким человеком и по своему мировоззрению был очень близок к истине, к корню Христианства. Традиционные религии потеряли свою энергию, и яркой чертой современной истории стал исход народных масс из религии. Наше общество проникнуто духом Просвещения — мы стали людьми светскими и безразличными к религии, как верно подметил Ницше[44].

Задача Льва Николавича состояла в том, чтобы дать солнечному лучу проникнуть в свет тьмы, невежества и бездуховности. Любой разумный и добрый человек согласен с великим писателем в его идеях установления мира на планете и осуждении фундаментального духовенства, не только православного, но и католического, и протестанского, и мусульманского, который тоже в свою очередь делится на свои секты и течения. Церкви уже тогда не представляли истинного Христианства, даже не были отражением Божественного мира на земле. В глазах мыслящих людей церковь не имела ничего общего с истинной религией. А все обряды и ритуалы были смешны и непонятны. Религия в руках невежественных священников стала превращаться в нечто бессмысленное и комическое, а вместе с тем, тревожное, трагическое и волнующее, вызывающее так много почему. Комически изображены церковные служители в произведении Толстого Воскресение:

«Богослужение состояло в том, что священник, одевшись в особенную, странную и очень неудобную парчовую одежду, вырезывал и раскладывал кусочки хлеба на блюдце и потом клал их в чашу с вином, произнося при этом различные имена и молитвы. Дьячок же между тем не переставая сначала читал, а потом пел попеременкам с хором из арестантов разные славянские, сами по себе мало понятные, а еще менее от быстрого чтения и пения понятные молитвы. Содержание молитв заключалось преимущественно в желании благоденствия государя императора и его семейства. Сущность богослужения состояла в том, что предполагалось, что вырезанные священником кусочки и положенные в вино, при известных манипуляциях и молитвах, превращаются в тело и кровь бога. Манипуляции эти состояли в том, что священник равномерно, несмотря на то, что этому мешал надетый на него парчовый мешок, поднимал обе руки кверху и держал их так, потом опускался на колени и целовал стол и то, что было на нем. Самое же главное действие было то, когда священник, взяв обеими руками салфетку, равномерно и плавно махал ею над блюдцем и золотой чашей. Предполагалось, что в это самое время из хлеба и вина делается тело и кровь, и потому это место богослужения было обставлено особенной торжественностью» [45].

Видя во всем процессе обман, притворство и фальш, Толстой рассуждает дальше:

«...никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову, что тот самый Иисус, имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими странными словами восхваляя его, запретил именно все то, что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание, и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их и что молиться надо не в храмах, а в духе и истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на свободу...» [46].

Воскресение — последний роман Толстого и последний большой русский роман XIX столетия. Он явился и для самого автора, и для русской литературы — по-разному, конечно, — неким завершением, подведением итогов. Содержание романа значительно шире и охватывает, насколько это возможно, все стороны русской жизни конца XIX века. Суд присяжных, сенат, тюрьмы, сибирские арестантские этапы, государственные установления и государственная служба, официальная церковь и ее служители, великосветские салоны, город со всеми его противоречиями, нищая деревня и собственность на землю, сектанты, революционеры, политика, искусство, спиритизм и пр., и пр.[47] Для Толстого он был итогом его раздумий над современной действительностью, своеобразным художественным выражением того нового миросозерцания, к которому он пришел в результате окончательного разрыва со своим классом и перехода на позиции защитника крестьянских интересов.

Дата добавления: 2015-07-13