Основы градостроения 6 страница

6.2 Новые саженцы: Веймарская республика

Проигранная война и версальские границы вновь отрезали провинцию от метрополии, обнажили её исконные проблемы: недостаток рук, одностороннесть производств, зависимость от государственного присутствия, гарнизонов — военное ведомство едва ли не прекратило своё существование в провинции. Военные годы также оставили после себя и широкий фронт восстановительных работ, опыт районных архитекторов, вообще непрерывность строительства. Редкий делец рисковал строить во время революционных волнений и царства печатных денег – здесь, в провинции по существу сельской, продовольствия, эрзац-валюты послевоенных лет, было достаточно для новых посёлков и новых усадеб. Центру не хватало современных строительных материалов – здесь уже в войну вспомнили о глинобитии и фахверке. Поселяне восстановления служили убедительным подтверждением правильности бегства из больших городов, к земле. Казармы распущенных полков служили квартиному строительству, целым микрорайонам на месте былых белых пятен городских карт. Образцово выступил Дейч-Эйлау, создав ансамбль посёлка имени Блюхера (1926–1926 гг.), в иных городах подобное же преображение пережили и поместья. Необходимость завершить восстановление, разместить беженцев из Западной Пруссии, делавших квартирное хозяйство Восточной Пруссии наименее благополучным и старой, и новой Германии – все это воспрепятствовало распространению в Восточной Пруссии «нового зодчества» новой республики. Берлин или Франкфурт внимали манифестам «нового начала», типизации, работы с объёмом и цветом, отказа от избыточного декора – в Восточной Пруссии они практиковались едва ли не с орденских лет, а потому также не воспринимались чем-то революционно новым. Свободно стоящим строчным домам, ориентированным по странам света, плоским крышам и панорамным окнам не удалось распространиться даже на здешних курортах, быстрее прочих перенимавших модные веяния. Кёнигсберг (1920 г.) обзавёлся общегородским генеральным планом, зарезервировав площади для новых жилых кварталов (вплоть до бастионов), парка и ярмарки (на бастионах) и промышленных площадей (вне бастионов, у железной дороги). Вокзальная площадь стала многомодальным центром: здесь сходились магистрали-дублёры центра и оси новых районов южного берега, по другую сторону путей, за товарной станцией, рос морской порт; предполагалось освоить Ломзинский остров, построить там промышленный район и порт речной, удобно связанный, улицами и узкоколейной дорогой, и с вокзалом, и с аэропортом (1919 г.). Жилмассивы новой застройки не играли в Кёнигсберге, за размером города и неимением военных разрушений, столь решающей роли, как в других городах Восточной Пруссии, полностью переменивших свой строительный облик – Кёнигсберг прибёг к благоустройству, и вскоре по новому распланированные и озеленённые окраинные посёлки, вкупе с «парковым кольцом», опоясавшем исторический центр, принесли ему славу «Кёнигсберга в зелени садов». Пока же этого не произошло, бастионы осаждали и дельцы, и Совет рабоче-солдатских депутатов: одни видели в неиспользованный резерв площади, другие – монумент милитаризма и роялизма. Лишь вмешательство бургомистра Ломейера и разгон Совета предотвратили снос ворот, начиная с Королевских: Совет, жаждавший нового общественного строя, в действии оказался совершенно сродни либеральному магистрату. Лишь под защитой штыка Эрнст Шнейдер смог создать зелёное кольцо (1919 г.); удобные выезды и въезды прорезали валы, оставив те новомодными парковыми павильонами. Попыток связать их с новой застройкой не производилось, и домовладельцы лишь в редких случаях превращали свои прежние задние дворы в новые, обращённые в парк фасады. Инстербург, реконструировавший парк «Стрелецкой долины» десятилетием позднее (Гуго Кауфманн), избежал подобной разобщённости устроением видовых площадок и обходов парка вне уличной сети. Инстербург также основал спортивные парки стадиона и ипподрома, и даже Замковый пруд в городском парке своей формой обязан танцам на льду (круглая площадка) и конькобежному спорту (прямоугольная). Фишгаузен воспользовался полосой намытого грунта для спортплощадок и купален, сохранив тем самым вид города с моря, но уничтожив водные стороны береговых домов, некогда рыбачьих. снизившись к 1905 г. к 317 жителям на гектар, плотность населения в Кёнигсберге к 1925 г. возросла до 420 человек. Единственным военно-градостроительным приобретением мог похвалиться Пиллау, ставший в 1920 году одной из военно-морских баз, дозволявшихся Германии. Отталкиваясь от довоенных товариществ, города самостоятельно вступали на жилищный рынок: в Кёнигсберге с 1919 по 1924 год жилое строительство велось исключительно городом и на городских же участках. Во все стороны распространялись новые посёлки и микрорайоны, на Трагхеймер Пальве, в Лавскене, Липе и Марауненгофе; в Понарте, Шпандинене, Иерусалиме и Шпейхерсдорфе; в Баллите, Кведнау, Метгетене, Ротенштейне и Шарлоттербурге; город Нейгаузен стоял на пороге превращения в город-спутник, и Танненвальде служил образцовым пригородным посёлком. На бывшем поле для манёвров, Герман Мутезиус проектировал 686 домов на участках в 1 морген для садоводчества поселённых тут работников, продолжавших трудиться в Кёнигсберге. С 1919 по 1938 год посёлок вырос с 432 жителей до 2669, но отказывался от звания «города-сада», столь запятнано было это имя коттеджными посёлками либеральных лет. Не отставали и другие города провинции: Арис: 8 десятиквартирных домов с огородами, 1926–1927 гг. Гердауэн: «Посёлок у городской черты» («Stadtrandsiedlung») Гольдап:«малое поселение открытого типа», до 140 участков, 1924 – 1926 гг. городок инвалидов «Мельничные ворота», 1925 г. Гумбиннен: колония «Воля» («Freiheit»), с 1919 г., до 200 квартир, закончена после 1933 г. Гутштадт: посёлок «Гутштадт», арх. Курт Фрик Инстербург: посёлки «Шпринт», 1918 г. и «Пёстрый ряд» («Bunte Reihe», 1921–1924 гг., арх. Ганс Шарун Казернен- и Мемелер штрассе, 1924–1925 гг., 162 квартиры Кранц: посёлок «Адольфова круча» («Adolfshöhe»), 1920–1921 гг. Морунген: посёлок «Морунген», 1921–1925 гг., 150 квартир, арх. Курт Фрик Тильзит: посёлок «Зентейнен» («Senteinen»), у сельской колонии того же имени. С1921 по 1927 год были построены 7381 квартира и 543 коттеджа, цельные поселения по всем правилам социальной гигиены и общежития. Строящиеся городом и на городской земле, они не вымеряли каждый квадратный сантиметр площади; геометрические цветники либеральной эпохи и улицы-коридоры сменялись формами гораздо более старыми, но заново интерпретированными. Линия домов, не прерываясь на курдонеры или строчки свободно стоящих призм, шла меандром, широким и неглубоким двором, позволявшим даже и в городской среде создание небольших «соседств». Строительство группами полуотдельных домов распространилось и в городе, и в сельской местности. Недостатком новых выселок стало их исключительно жилое наполнение – шаг назад как по сравнению с довоенным «Ратсгофом» или фридриховым «Нассер гартеном». Обладатели новых квартир требовали общественного транспорта, и под его напором неширокие улицы немедленно стали задыхаться. Проектирование внеуличной транспортной сети не завершил ни один город. Тогда же появились статуты, затребованные ещё в 1915 году: в Ангербург (1922 г.) в Гольдапе (1922 г.) в Гумбиннене (1925 г.) в Инстербурге (1921 г.) в Маргграбове (1924 г.) в Пилькаллене (1922 г.) в Рагните (1922 г.) в Ширвинте (1923 г.) в Шталлупёнене (1921 г.) в Эйдкунене (1923 г.). Характерный перечень охраняемых объектов даёт Инстербург: семь центральных улиц, рыночная площадь, ратуша, замок, два частных дома и амбар. Некоторые пригороды отводились под коттеджи «сельского вида», другие предоставлялись самим себе. Вводился художественный совет при строительном управлении города, из двух (высокопоставленных) служащих, двух магистратов и четырёх горожан. Постоянной бедой восточного предела Германии оставалось безлюдье, в войну планировали поселить здесь ветеранов, после – вторым законом, принятым веймарским Национальным собранием в 1919 году, стал «Закон о (сельских) поселениях». При его предшественниках (1886 г., 1890 г., 1891 г.) по 1918 год было создано около 4000 новых крестьянских хозяйств на выкупленных у магнатов полях; с 1919 по 1925 год – дальнейшие 2500, наконец, ещё 5000 до 1930 года. Успехом как среди беженцев и демобилизованных военных, так и разочаровавшихся столицах горожан или безземельных крестьян пользовались строившися с 1921 года посёлков сельскохозяйственных рабочих (Зимонен, Трёмпау и др.) и рыбаков «Reichssiedlungsgesetz»; «Verordnung zur Behebung des Landarbeitermangels» (Нейкурен-Вангенкруг). Распространились «разбросанные поселения», не образовывавшие слитного деревенского плана предшествовавших веков: дома поселенцев регулярно расставлялись посреди выделенных им 20-моргеновых участков, и лишь последним рудиментом деревенского сообщества на проезжей дороге проектировались лавка, почта, церковь и кабак. Такие поселения можно было создавать почти повсеместно, не требуя компактно прилегающих друг к другу полей – но перестало хватать поместий для выкупа и раздела, так что дальнейшие крестьянские дворы предполагалось создавать на осушаемом Фриш-гафе (1928 г., 13056 дворов). Эти меры смогли снизить зависимость от польских сезонных рабочих с довоенных 27000–27000 человек до 5500 в 1927 году, но рабочих рук продолжало нехватать, навстречу притекающим поселенцам в столицу, на Рейн и на Рур спешили приехавшие поколением-другим ранее Доля городского населения Восточной Пруссии с 33% в 1910 году к 1925

году поднялась до 39%, но промышленность рейха к переселению на восточнопрусские поля побудить не удалось и даже полноценного сельского заселения собственных своих форм Веймарская республика не породила.

7.1 Партийное строительство: гауфорум

Кёнигсберг, столица одной из сорока новых провинций-гау, не стал «городом фюрера» (Берлин, Мюнхен, Нюрнберг и Гамбург), хоть магистрат и требовал (1938 г.) себе места в этом почётном списоке. «Шпеером» местного значения стал свой, городской проектировщик, и оси Север – Юг и Запад – Восток, с главной площадью в перекрестьи, вышли из под его пера даже совершеннее прообраза. В проекте (1940 г.) санировался весь центр, старая застройка низводилась до «сполий», свидетелей великого прошлого, оттеняющих единую волю размахнувшегося на весь город настоящего: даже орденский замок низводился до рядового, хотя и значимого объекта. От северного вокзала по территории «Восточной ярмарки» и до берега Верхнего пруда должен был размахнуться общественно-административно-парадный форум 80-метровой ширины. Здесь вставали гигантская ратуша, дворец имперского уполномоченного и партийное управление, «Фронт труда» и «Зал 20000», оперный театр и главный стадион. Ось Север – Юг, 60-метровой ширины, пробивалась через Трагхейм к южному вокзалу зданиями железнодорожного управления, суда, командования военного округа, промышленно-торговой палаты, образцовыми магазинами и развлечениями – первым в городе чисто административным «сити». Портал вокзала ось не только завершал, но и переламывал, под прямым углом отправляя к ярмарочному комплексу Южного парка: шоссе из Берлина входило в город непосредственно через него, подчёркивая, а не оспаривая главенство вокзала на Рейхсплаце. На север новая магистраль устремлялась через училищный городок Эрнстгофа, в Замиттене встречала 8000 –10000 жителей, изгнанных ею из центра города, и завершалась в шеститысячном районе на южной оконечности Фриценского леса, в переселённом университетском городке. Обе завершающих площади, не претендуя на повторение орденских мотивов и значительно превосходя те размахом, получали магистральные вводы не по продольной оси, а через один из углов. Развитием проектов веймарского времени стало кольцо дорог по всей линии вального укрепления – торжественная крест-магистраль так освобождалась от непрезентабельных потоков транспорта и людей. По внешнему контуру город описывала объездная дорога, переходила в берлинский и самбийский автобаны. В Кранце магистраль Ахен – Берлин – Кёнигсберг триумфально завершалась бы многотысячным новым районом у моря; оформление выхлеста на Велау и Гумбиннен не было завершено. Из грандиозных замыслов осуществлено было немногое. Единственной расчисткой в районах, отведённых под реконструкцию, стала конфискация и снос после 1937 года домов масонских лож на Замковом пруду: так замкнулся бульварный пояс Кёнигсберга. В Девау, Баллите и Понарте строились масштабные военные городки с офицерскими домами, увеличенные копии кварталов «реформ», высокие корпуса-карэ по красной линии улиц. В аванпорту Пиллау был построен железнодорожно-морской вокзал (1937 г.), но при всей транспортной изящности градостроительных проблем не разрешил: среди пакгаузов он стал даже хуже связан с городом, чем станция-предшественница. Значительным авиаузлом стало поле в Девау, в бухте Шпикинг проектировался гидроаэропорт, но ни один, ни другой аэровокзал не получили и на бумаге должного выхода в город. Albert Speer, архитектор, «Генеральный инспектор по переустройству» Берлина

7.2 Партийное строительство: низовая ячейка

Став рейхсканцлером, Гитлер уже летом 1933 года заявил в кабинете, что население Восточной Пруссии надлежит увеличить на 1½ миллиона, «чтобы навсегда сохранить её немецкой». Средством к тому должны были стать производства на местном сырье, новая внутренняя колонизация, «возвращение к земле» – и новые гарнизоны. Военное строительство оказалось самым быстрым в осуществлении — недолговечный рейх остался в памяти временем строительства казарм и залов собраний, население же с 2333301 жителей (1933 г.) увеличилось всего лишь до 2488122 (1939 г.). Проекты идеальных городов исполняли проектные штабы Генриха Эггерштедта в «Германском фронте труда» и Альберта Шпеера: укрупнённо-«пост-реформерской» застройке по парадным магистралям, решённым в «неувядающей классике», в малых городах городах и выселках-спутниках противопоставлялись «истинно немецкие» плотно сбитые ремёсленные формы среди полей и перелесков, по образцу орденских образований. Согласно новому восприятию ордена, районы группировались вокруг общественных центров национал-социалистического единства: залов собраний, партийных комитетов, домов гитлер-югенда; согласно новой мироорганизации, не радиус пешего перехода ограничивал протяжённость городской округи, а 4000–5000 населения низовой партийной ячейки. Выше этого предела расти они не могли; избыток населения надлежало направлять на новую колонизацию – вовне. Планировалась иерархическая сеть из 2800 новых сёл для немцев-остзейцев, колонистов-волынцев и галичанан, последовавших в 1939 году призыву вернуться в рейх. Их вновь, как и веками ранее, ждала наследуемая аренда с испытательным сроком. Новинкой стала трёхчастная схема расселения: промежуточным звеном между деревнями (300–400 жителей, 2 крупных хозяйства более 50 га., 26 средних хозяйств в один гуф, 12 дворов сельскохозяйственных рабочих) и городками предполагались, в пешей доступности, «главные деревни» (то же, что и первые, но с аминистрацией, фельдшерским пунктом, школой, детским садом и стадионом); другой новинкой была неотменяемо государственная земля и размер полей, прежде отмерявшихся по количеству членов семьи колониста, а ныне значительно увеличенных в расчёте на рабский труд. Деревни, дома и вся схема расселения отвечали не только всем требованиям механизации и гигиены, но и вождизму и сегрегации новой эпохи. Поселения нового рейха, впервые, предписывалось решать в стиле родных деревень переселенцев; сажать «деревенскую липу» или «деревенский дуб», ставить колокольню – пусть и без церкви, башней с часами обычно оснащался «дом собраний», он же партком. Роль ратуш, ранее гордо стоявших в центре даже и самого маленького восточнопрусского городка, сводилась к администрированию, отчего они зачастую и вовсе не предполагались к постройке отдельными зданиями. Старым поселениям, буде они включались в новую схему, предписывалась санация, очищение от «наносной не-немецкости» – зримым отражением её стали переименования, волной прокатившиеся по Восточной Пруссии. Многие постройки Третьего рейха не были новыми проектами, а лишь продолжали или завершали начатое до прихода к власти нацистов. «Ппосёлок безработных» по социал-демократической программе 1929 года, начатый сберкассой в 1931 году, мог уже в 1933 году быть открыт как «посёлок нацистских фронтовиков».Таковы в Гумбиннене— посёлок по Гольдапскому шоссе, «Аннагоф» и др.в Домнау— кварталы ул. Геринга, Весселя, Флекса в Кёнигсберге— «Вестэнд», «Зудиттен», «Куммерау», «Кведнау», «Ратсгоф», «Розенау», «Танненвальде», «Фридрихсвальде», «Шарлоттенбург», «Шпейхерсдорф» в Нейгаузене—Танненвальде и Тиргартен в Пиллькаллене— у шоссе на Ширвинтв Тапиау— посёлок ветеранов и инвалидов в Тильзите— «Финкенау» и Шиллгаллен-«Тейхорт».

Большинство из них застраивались типовыми односемейными коттеджами с малыми вариациями: попытки выработать новое, современное жильё из наследия каждой местности, характерные ещё двумя десятилетиями ранее сменились единым общегосударственным типом, отличавшихся от гау к гау лишь незначительным рисунком декора. Характерно отсутствие полуотдельных, групповых решений: новые дворы стоят по линеечке – но раздробленно; пространство, заявленное как отражение нового единства обновлённой нации, более не зовёт к слитности или солидарности. Система жилищных товариществ была радикально упрощена, «чуждые» социальные службы (кооперативные магазины, кухни, детские сады) переведены в отраслевое подчинение и оставлены на будущее, так что новые кварталы подчас не имели даже минимальных сопутствующих функций – бывшие целостные ячейки общества становились не более чем жилыми клетками. Оттого удручающе скучен посёлок им. гауляйтера Эрнста Коха в Лабиау. Архитектор Фрик, строивший его с 1935 года, вновь обратился к орденскому мотиву и свёл улицы Густлова, Гитлера и Весселя в углы центральной площади – но орденский образец остался лишь формальностью, так как о его роли как центра поселения речи уже не шло. Вскоре идея и вовсе была пожертвована застройке. Пиллау, традиционно расширявшемуся казармами, напротив, удалось создать комплекс нового городского района Камстигалль. Первенцем здесь стал садово-огородный «посёлок моряков» (1930 г.): блокированные группы одноэтажных домов, ступенчыми змейками следующие за линиями проездов. Возобновление базы флота увеличило город (7577 жителей в 1933 г., 10980 жителей в 1939 г.), заставило уплотниться – посёлок Нейтиф был пожертвован баз, зато в Камстигалле немногим севернее моряков появился «городской посёлок», с коттеджами по новым, обособленным правилам. Соединять обеих должны были морские семейные казармы в три этажа (1937 г.). Построенный первым, «посёлок моряков» единственным декоративным приёмом оставил себе чердачные слуховые окна, город свои «государственные дома» оттенял верандами то с одной, то с другой стороны, казармы с характерными сегментными арочками подъездов возводились по всему рейху безо всяких вариаций – но случайное схождение здесь трёх линий скупого нео-традиционализма, исключительные виды на залив и дальше, на Балгу, намеренно напоминавшие о некогда существовавшем здесь пешем пути, сделали Камстигалль даже и без лавок или зала собраний чем-то совершенно исключительным.

Цельной городской ткани расширившийся Пиллау не получил и на сей раз. Единственным новым муниципалитетом гау Восточная Пруссия стала деревня Гейдекруг, город с 1941 года. Перепланировки при этом не проводилось. Завершением германской градостроительной истории Восточной Пруссии стали лагеря беженцев, которыми немцам пришлось довольствоваться после 1945 года. Зачастую ими становились распущенные лагеря военнопленных и «остарбайтеров».

Дата добавления: 2017-01-13