Письмописательное искусство

(Рассказыает Колямба)

Папа и мама сказали: баста, мы соскучились! Хотим видеть тебя не только по субботам, но каждый день. Хотя бы недельку-вторую на новогодние праздники. И они купили путёвку в санаторий под Ригой - столицей Латвии.

- А бабушка? А Виталька?

- Они тебя будут ждать, - сказал папа. – Ждать и радоваться за тебя и за нас всех.

Но у меня не было особых причин для радости за них. И мне это не нравилось.

Папа вздохнул:

- Оставим бабушке твой ноут. Пиши ей письма хоть каждый день. А Витальке заведём адрес электронной почты. Захочет – придёт к бабушке и прочитает, что ты ему написал. И тоже напишет в ответ письмо.

Я улыбнулся, но лишь одной половиной лица. Папа это принял за целую улыбку и сказал:

- Приятно общаться с разумным человеком, особенно, если это твой собственный сын.

И мы полетели в санаторий.

Только вошли в свой номер, я достал папин айпад и настучал письмо бабушке и Витальке: «Привет! Мы приземлились. Как дела? У нас всё хорошо. Привет от мамы и папы. Колямба». А что другое писать?

Мы растаскали из чемоданов вещи по шкафам и пошли обедать. А потом отправились гулять на побережье Балтийского моря. Оно серое, волн почти нет. Чёрное море я видел всегда блестящим и весёлым. А Балтийское море хмурое. Море булькнуло: «И чего приехал? В Масловке бабушка и Виталька скучают.» – «Может быть, ещё не очень скучают?» – подумал я. «Скучают-скучают. Очень-очень», – сказало море. И я быстрее к айпаду побежал, чтобы проверить, нет ли писем из Масловки.

Письма были! Первым я прочитал письмо от бабушки: «Салатик, Колямба! В Масловке холод рыга. Выйдешь на улицу, а там снежная свинство пляска. Но за меня не волнуйтесь. Целую. Бабушка Одежда». Ничего себе не волнуйтесь, если у неё там холод какого-то «рыга»! А где сам этот «рыг» и кто он такой, если в Масловку только его «холод» припёрся? И почему «салатик» вместо нормального «здравствуй»? У бабушки склероз скоропостижно развился, слова самые простые уже забывает? А под «свинством» что скрывается? Поросята с Моховской фермы? Кто их заставляет плясать на улице? Или они взбесились, в снегу извалялись и теперь по Масловке вальс отчебучивают? А может, они вообще – кусаются?

Я головой покрутил, чтобы из неё плящущие кусачие свиньи выскочили. И стал читать письмо от Витальки: «Здорово, Колямба! У меня все ого голого. Каникулы по кайме. Жму руку. Друг Виталий». Совсем с ума сошёл! У него видите ли все «ого»! Не одно, не два, а ВСЕ «ого»! И какие эти «оги» какого-то «голого»? Он совсем-совсем голый? Или немного в шёрстке, или, например, хотя бы в шляпе? А каникулы, которые “по кайме”, это вообще в голове не укладывается…

Я расстроился. В бассейне плаваю, и про письма думаю. Ем ложкой кислородный коктейль – это такие пузырьки из яблочного сока в большом стакане, и снова все мысли вокруг них вертятся. Что ни делаю, с кем ни говорю - всё думаю о бабушке Одежде и Витальке. Как им там с «рыгом», «свинскими плясками» и «огами»?

- Тебе здесь совсем не нравится? – заволновались папа и мама.

- Нравится, - вздохнул я и к стенке отвернулся, чтобы не заплакать. А потом всё-таки немножко заплакал и сказал: – А чего они письма дурацкие пишут? Эти бабушка и Виталька!

- Так вот в чём дело! – рассмеялись мама и папа. И у меня сразу все слёзы высохли. Потому что я и на папу и маму рассердился за хиханьки и хаханьки. И спрятался с головой под одеяло.

- А почитать эти «дурацкие» письма можно? – уже серьёзно спросил папа.

Я в ответ только одеяло пнул, что означало: «Да читайте эту ерунду, мне нисколечки не жалко. Всё равно ничего понять невозможно. А ещё бабушка и лучший друг называются. Человеческого слова от них не дождёшься! Одни сплошные переживания!»

Папа включил айпад и открыл мою почту. Минуту спустя раздался грохот. Папа свалился с дивана. Ему стало очень плохо. Вначале он раскачивался, держась за живот, а потом запищал, как резиновая курочка Ряба с железной дыркой на боку – была у меня такая в раннем детстве. Мама прочитала письма и тоже запищала резиновой курочкой Рябой. Они сидели и пищали. А мне опять захотелось плакать.

Когда папа просмеялся, он всхлипнул и сказал:

- Это я виноват. Это я перед нашим отъездом редакторскую программу установил, чтобы она неправильно написанные слова на правильные меняла. Но иногда она сама слова меняет, которых у неё в памяти нет. А бабушка и Виталька письма перед отправлением не перечитывали.

- Всё пропало? Теперь уже не понять, что они хотели сказать? – пробухтел я из-под одеяла.

- Почему же, - улыбнулся папа и прочитал вначале письмо от бабушки: «Салютик, Колямба! В Масловке холодрыга. Выйдешь на улицу, а там снежная свистопляска. Но вы за меня не волнуйтесь. Целую. Бабушка Одежда». А вот что Виталька настрочил: «Здорово, Колямба! У меня всё огогого. Каникулы по кайфу. Жму руку. Друг Виталий».

Я фыркнул. Ну, ладно бабушка. Про погоду написала. Если честно, это не так интересно. Но теперь хоть за неё можно не волноваться – никакие сумасшедшие поросята её не искусают. А Виталька-то мог что-нибудь и поподробнее написать! Что там такого здоровского под «огогого» скрывается? Почему каникулы «по кайфу»? Тоже слова какие-то дурацкие. А мне же интересно! Я опять расстроился.

- Эх, - вздохнула мама, - а ведь в старые добрые времена люди умели писать красивые письма. Даже такое искусство было – эпистолярное. Письма хранили всю жизнь, чтобы на старости лет можно было удариться в воспоминания… Великие писатели делились в них сокровенными думами. У них в полном собрании сочинений даже тома писем выходят, наравне с романами. А у нас сейчас сплошное «огогого» и «по кайфу». Такое на старости лет перечитаешь – и вспомнить нечего будет.

- Колямба, а напиши бабушке и Витальке письмо по всем правилам эпистолярного искусства! – крикнул папа. – Поделись сокровенными мыслями и переживаниями! Тогда они поймут, как горячо ты их любишь! Может быть, это письмо будет первым в томе писем твоего полного собрания сочинений!

А что? Может быть, я стану великим писателем! И уже сейчас надо готовиться к всемирной славе, копить мысли и переживания.

- А о чём писать? – спросил я.

- Например, о том, что тебе сегодня больше всего понравилось.

А мне больше всего сегодня понравилась селёдка с творогом, луком и чёрным перцем - блюдо латышской кухни. На обед в качестве закуски подавали. Я до этого никогда такое не пробовал. Но если я о селёдке напишу, то это не письмо получится, а книга о здоровой и вкусной еде. Такие письма пусть девчонки пишут. Тогда о чём писать? Как написать о сокровенных переживаниях?

- Надо написать, чтобы вышло не сухо! – сказал папа.

А мокро написать – лучше?

- Когда мы в школе проходили деепричастные обороты, то читали, как Достоевский учил мастерству другого писателя: «Надо писать: “Пятак падал к ногам, звеня и подпрыгивая”», - вспомнил папа. – Вот так и пиши! Звеня и подпрыгивая!

- Пока писать буду, мне придётся монетками в кармане звенеть и на месте подпрыгивать? – поинтересовался я. – Или сплошные деепричастные обороты писать? Но я не знаю, какие они из себя!

- Деепричастные обороты совсем не обязательны! – сказала мама. И прочитала наизусть:

Мне мало надо!

Краюшку хлеба

И каплю молока.

Да это небо,

Да эти облака!

- Это гениальные стихи поэта Велимира Хлебникова. И никаких деепричастных оборотов здесь нет, - сказала мама. – Главное – искренне напиши.

- Будто с глазу на глаз говоришь с тем, кому письмо предназначено, - добавил папа.

- Будто под одним одеялом лежим и по душам шепчемся?

Мама и папа кивнули.

Было поздно и пора было спать. Но я с бока на бок вертелся. В моей голове рождалось письмо. И вот что получалось:

«Здравствуйте, бабушка и Виталька! Как вы поживаете? У нас всё хорошо. Я хочу рассказать вам о Балтийском море и баркасе.

Море лежит огромным полукругом. Оно как земной близнец месяца. Только не жёлтый, а серебристый. И светится днём. Море светится всегда по-разному.

В мороз море впадает в спячку, как медведь. Прокатит одну волну, будто веко приподнимет, чтобы посмотреть – кто там на берег пришёл. И опять спит. А если его разбудит ветер, море обидится, загудит, почернеет и погонит больших злых баранов – волны, чтобы всех напугать. А те волны, что вдалеке, кажутся кораблями, целой флотилией кораблей, которым никакой шторм нипочём. Самое красивое море в солнечный день. Оно - как листочек голубой фольги, если на неё подуть. Недалеко от берега плавают пять белых лебедей. Они как фарфоровые. Снег на берегу тает и проступает светлый песок. На него выползают, как червяки после дождика, кудрявые чёрные водоросли. Возьмёшь их в руку – йодом пахнет.

В такой день лучше всего виден баркас. Мне его показал один старик из санатория. Он всегда ходит в тельняшке, а сверху надевает пиджак или куртку. Он сказал: «Тельняшка – это в море одежда. А когда человек на берегу, это мечта».

Баркас затонул давно, несколько лет назад. Из волн чуть-чуть виднеется его правый борт. С берега кажется, что это просто плывёт бревно. А это баркас. Его имя «Янтарный». Он ходил под двумя белыми парусами. А однажды с ним приключилась беда, и баркас затонул. Теперь он грустит без своего капитана. Его деревянные борта просолились насквозь. На берегу они высохнут и станут седыми и никому ненужными. Но баркас всегда в море и всегда ждёт своего капитана.

Я скоро приеду. Колямба».

Вот такое письмо получилось в моей голове. А утром мы с мамой его написали на простом листке бумаги, а потом с папой отнесли на почту, запечатали в конверт и отправили в Масловку. Я хотел, чтобы получилось всё, как в старые добрые времена, по всем законам эпистолярного искусства. Чтобы бабушка Одежда и Виталька прочитали бы его на старости лет и ударились в сокровенные воспоминания.

А потом мы снова пошли к морю. Мне очень хотелось посмотреть на баркас. Оказывается, я его полюбил. Но понял это только после того, как письмо написал.

По морю бежали волны с белыми гребнями. Среди них баркаса совсем не было видно. И по берегу не гулял старик в тельняшке.

Вдалеке, почти у самого горизонта, шла флотилия белых кораблей, которым никакой шторм нипочём. Вот если бы среди них был «Янтарный» со своим капитаном на борту… Но так быть не могло.

Но я знал, что мой баркас, запечатанный в конверте, держит курс на Масловку. И бабушка с Виталькой уж точно скоро меня дождутся. И мы будем есть селёдку с творогом, луком и перцем, что так любят капитаны и простые люди, живущие на берегах Балтийского моря. А теперь и я.

Дата добавления: 2017-01-14