Такие вот гости

Никто не удосужился привести Антона в сознание, поэтому он не знает, как долго был предоставлен самому себе.

Проснувшись, молодой человек увидел, что весь кабачок оказался забит людьми. Впрочем, «люди» - это весьма уловное название тех гостей, которые заняли все столики и проходы. Странные маленькие существа, светясь, парили в воздухе, за одним из столов сидел большой кот, в одной лапе держа рюмку. Вальц стал ещё больше и, совершенно окаменев, с трудом двигался. Какой-то чопорный мужчина, похожий на английского пэра с достоинством разглядывал рюмку, и напротив него меланхолично улыбался господин в котелке. А Роберт теперь беседовал о чем-то у стойки рядом с черной тенью. Других разглядеть Антон не успел.

Все гости сидели с восторженными улыбками и наблюдали перепалку Дядюшки Дювей и призрака, который, удобно устроился на средневековой люстре под потолком.

Его утонченный костюм начала двадцатого века, бородка клинышком и пенсне никак не гармонировали с видом туфли, которая покачивалась на самом кончике ступни, рискуя сорваться вниз и попасть прямо в лоб оппоненту, исступленно костерившему Доктора на французском.

- Меня немало беспокоит ваше пунцово красное лицо, – ровным голосом говорил призрак, протирая пенсне. - Вы рискуете загубить свое здоровье, так сильно стараясь устроить расправу. Как врач рекомендую вам сделать кровопускание.

- Я тебе сейчас сам кровь пущу!

- Уверен, это доставило бы вам немало удовольствия. Но вы ведь знаете, что кровь давно покинула меня вместе с телом. Так, к чему же угрозы?

- Послушай меня, - рокотал Дядюшка, – я выбивал зубы молодчикам и покрепче тебя. То, что ты жалкий призрак, не дает тебе право оскорблять честных людей!

- Кто же, если не я? Друзья, ну разве не прелестен этот карапуз?

- Был бы ты жив, я бы так отделал тебя, что родная мать бы не узнала, если она тебя вообще хотела знать!

- Вы мне надоели.

- Лучше ты прекрати болтать и спускайся сюда!

- Что же мне ещё остается, если не это?

Постепенно их перепалка, не имея возможности перерасти в нечто большее, стала затухать, теряя внимание не только зрителей, но и самих оппонентов. Кафе снова наполнилось неразборчивым гудением, которое казалось почти материальным, и из него время от времени выплывал то один, то другой гость и по очереди подходил к Роберту. Его похлопывали по спине, или крепко обнимали. Кто-то растроганно целовал в щеки, тряс руку, говорили тосты, приглашая поднять бокал вместе с ними, и снова, довольно улыбаясь, уплывали вглубь зала, который казался теперь просто бесконечным.

Помимо старинных люстр Антон заметил ещё и книжные шкафы, заставленные под завязку, патефон, керосиновые лампы, кучу статуэток и других мелочей, небрежно расставленных на тяжелых столах.

Все гости болтали и подшучивали друг над другом, пили и смеялись, и Антону казалось, что этот вечер – совершенно обычен для них всех. Будто каждый день, с заходом солнца, кофейня Вальца раскрывала двери черного хода, расширяясь ровно на столько, на сколько требовало количество гостей.

Они приходили сюда перекинуться парой слов после рабочих будней или перед рабочими ночами, выпить чего-нибудь согревающего, и, возможно, спустить пар в перебранках, вроде той, что увидел Антон. Зал наполнялся голосами гостей, даже если кто-то из них и не занимал физического пространства. Он гудел, оживая, и пульсировал, как настоящее сердце. Может быть, таковым это кофейня и была – сердцем ночного Флера.

Под общие одобрительные возгласы Дядюшка Дювей вскарабкался на стойку, встав на только что подкинутое Вальцем под ноги полотенце, и, обратился ко всем гостям:

- Ну что, кто хочет спеть? – зал взорвался радостными неразборчивыми криками, подобно трибунам возбужденных болельщиков. – Тихо-тихо! Сначала давайте-ка проверим, чего стоит наш Роббо теперь? - Дювей театрально обвел взглядом зал, а потом задорно посмотрел на Роберта, приглашая его к барьеру.

- О, я молод, как и раньше. Как известно, молод тот, о ком помнят добрые друзья.

- Боже мой, ну что за глупость… - пробормотал Доктор на эти высокопарные реплики.

- Молод? – переспросил Дювэй. – Пей и пой, - торжественно приговорил он Роберта и не менее торжественно протянул ему стеклянную банку с прозрачной жидкостью.

«Пей и пой, Роббо»! «Пей и пой», - скандировала толпа гостей, под чьи возгласы Роберт церемонно провел под носом банку, будто это был коньячный бокал.

«Батюшки, ведь он же лопнет!» - проговорила фея, сидевшая на столе возле локтя Антона, и без стеснений подняла его рюмку, будто это была последняя надежда спасти несчастного героя сегодняшнего вечера.

Между тем, Роберт победоносно поднял над головой перевернутую пустую банку, вызывающе оглядел гостей, которые одобрительно бормотали что-то друг другу.

- Ну что, - обратился Доктор к Дядюшке, - не подхватишь песню, заберусь тебе под свитер.

- Пусть сначала начнет, - негромко отозвался Дювей в наступившей тишине.

И Роберт запел. Сначала, как будто немного спотыкаясь, но потом, раскрепостившись, он уже покачивался из стороны в сторону, будто находясь на палубе корабля, и каждая строка звучала все сильнее и увереннее:

«Мой желудок привык только к пиву,

От водички воротит кишки!

Каждый вечер я неисправимо

Спасаюсь от липкой тоски»

Зал сидел тихо, и никто из гостей никак не реагировал.

«На облаке сизого дыма,

На потоках янтарной реки

Уплывает унылая мина

С моей черной густой бороды!»

Никто по-прежнему не сказал ни слова, но теперь на лицах гостей стали расплываться улыбки, стирая настороженные выражения повышенного внимания к словам Роберта.

«Мы здесь все одинаково бравы!

Мы здесь все неприступно круты!

Не найдется на свете оравы,

Безнадежней, отвязней, чем мы!»

И весь зал подхватил:

«На облаке сизого дыма,

На потоках янтарной реки

Уплывает унылая мина

С моей черной густой бороды!

Мы пьяницы разного рода,

Наши судьбы ярки и пестры

Мы хватали за бороду Бога,

Когда все убегали в кусты!»

И тут зарокотал Дядюшка Дювей:

«Когда-то я был пиратом!

Суровым пиратом холодных морей.

Возил в Новый Свет контрабанду

И грабил несчастных невинных людей!

На облаке сизого дыма,

На потоках янтарной реки

Уплывает унылая мина

С моей черной густой бороды!»

Все гости стучали посудой по деревянным столам, и браво пели:

«На наших сердцах отчеканили черти

Свои именные гербы.

Всю жизнь – от рожденья до смерти –

Мы даже себе не нужны!

На облаке сизого дыма,

На потоках янтарной реки

Уплывает унылая мина

С моей черной густой бороды!»

И вдруг, вскочив на стойку, рядом с Дядюшкой, песню подхватил белый скелет в котелке, единственный глаз которого то и дело перекатывался из одной глазницы в другую:

«Адский жар или северный холод –

Бывали и там мы, и там!

Лишь тот, кто душою немолод

Не станет завидовать нам!»

В дальнем конце зала вспыхнул зеленый свет, и в нем заиграл маленький оркестр скелетов, к которому вернулся со стойки самый первый и принялся рассказывать под музыку историю о какой-то несчастной невесте.

Антон заворожено смотрел на гостей, время от времени участвуя в их разговорах, но больше наблюдая, и стараясь запомнить этот странный вечер как можно лучше.

«Все это нужно записать», - думал он.

Дата добавления: 2014-11-06